Алексей Миронов (А.Я. Живой) Битва на Калке.




    Монголы взяли в плен многих засадных и привели в передвижную ставку для допроса. Допрашивал Буратай, с разрешения Кара-Чулмуса задействовав переводчика Плоскиню, знавшего еще и венгерский язык. «Эх, много языков знает, сволочь, — почему-то с гордостью подумал Григорий, словно Плоскиня был его протеже. — Оказался бы в нашем времени этот полиглот, мог бы легко заделаться синхронным транслейтером в какой-нибудь фирме. На переговорах у бизнесменов участвовать и большие деньги зашибать».
    — Как тебя зовут? — поинтересовался командир монгольского отряда у одного из пленных, которых воины уколами копий подогнали прямо пред его светлые узкие очи и поставили на колени. Руки пленного были связаны сзади тонкой и прочной веревкой.
    Пленник — здоровенный лохматый детина, с черными как смоль волосами, одетый в холщовую рубаху и штаны, поверх которых был натянут кожаный доспех, — тряхнул волосами и ответил, гордо глядя в глаза монгольскому хану снизу вверх.
    — Я Ласло Кишвард, кузнец в своей деревне.
    — Много в вашей деревне людей? — спросил Буратай.
    — Много, — ответил кузнец и, усмехнувшись, добавил: — На вас всех хватит.
    — Отвечай точно, — вежливо предупредил Буратай.
    Ласло только сплюнул под копыта любимой лошади Буратая, но тут же получил такой ощутимый удар копьем в спину, что повалился на землю. Удар был предупредительный, не смертельный.
    — Сколько еще деревень в вашей округе? — уточнил Буратай. — Сколько людей вы можете выставить на войну?
    — Не сосчитаешь, — отхаркиваясь кровью, пробормотал кузнец. — Только за вас никто не будет саблей махать. Подожди чуток, нашши подойдут, вот узнаешь, сколько их, когда вас всех порешат.
    Наглость пленника быстро надоела командиру монголов. Он взглянул на Кара-Чулмуса, словно спрашивая: «Нужен ли нам кузнец?» Видимо, командир монголов размышлял в эти секунды о том, что для ремонта осадных башен могут понадобиться настоящие профессионалы, которых не хватает у бродников. Но, не дождавшись ответа от Забубённого, сам решил, что этот профессионал ему точно не понадобится. Короткий взмах рукой — и копье пригвоздило Ласло Кишварда к земле.
    Остальные пленники, увидев участь задиристого кузнеца, стали более разговорчивыми. Поэтому, получив сведения о врагах, монголы казнили всех пленных более благородным способом, дававшим, по их понятиям, возможность умерщвленному без пролития крови человеку шанс возродиться к новой жизни. То есть, — пеиеломали всем пленным позвоночники и побросали в канаву.
    Затем Буратай попросил у Кара-Чулмуса разрешения наказать неразумных мадьяров, осмелившихся напасть на отряд во главе с самим Кара-Чулмусом.
    — А как он собирается это сделать? — уточнил через переводчика Забубённый, наблюдавший всю битву и допрос пленных, не вылезая из телеги.
    Буратай предлагал выделить из отряда и послать на вразумление неожиданно возникших на дороге мадьяров пятьсот человек. А остальным двигаться дальше. Ведь нельзя же оставлять у себя в тылу недовольные и свободные народы. Либо их нужно уничтожить, либ опокорить. Триста человек хватило, чтобы разбить их боевой отряд и обратить его в бегство. Пятисот человек, по размышлению начальника походного штаба, должно хватить для того, чтобы отбить охоту у венгров появляться на этой дороге хотя бы в ближайшее время. Численность этих разбойников известна только в общих чертах, поскольку словам пленных полностью доверять нельзя. Но если и не удастся такиими силами привести их к покорности, чтш тоже возможно, то после возвращения из похода на Днепр, сам Буратай, с разрешения Кара-Чулмуса, будет рад совершить новый набег для окончательного покорениы местных мадьяров.
    Забубённый некоторон время подумал над словами Буратая. Странная получалась ситуация. Будучи в прошлой жизни простым механиком, пусть и гениальным, в этом времени волею судьбы он вдруг стал исторической личностью. И хоть был марионеткой, сейчас от него зависела судьба целой народности. Механик, конечно, может попытаться запретить монголам этот усмирительный набег, который, не будь Кара-Чулмуса, они обязательно совершили бы, сообразуясь со своей моралью и философией Чингисхана, — война заканчивается только с разгромом врага. А до тех пор, пока жив хоть один мадьяр и его потомки, эти ребята не успокоятся. Даже несмотря на наличие половцев и еще сотни более сильных противников. Не сейчас, так чуть позлее, но вернутся сюда обязательно. Тем более что не монголы напали первыми. С другой стороны, движимый желанием спасти Русь, Забубённый уже начал менять историю монголов, независимо от того, хочет он этого или нет.
    А если не усмирять, то мадьяры могут опрометчиво решить, что монголы слабаки, и устроить засаду на обратной дороге, когда обоз Кара-Чулмуса повезет обратно смолу. Где-то в глубине души Забубённый надеялся, что ехать обратно этой дорогой ему не придется. Оказавшись на Днепре, он рассчитывал сбежать на Русь. Но монголы как-то уж слишком его опекали в походе, носились ним как с писаной торьой, ни на минуту не оставляя одного. Поэтому план побега Кара-Чушмуса наи сторическую родину находился пока под сомнением. А у монголов уже начала действовать психологическая установка, впитанная с молоком матери: «хороший венгр — мертвый венгр». Впрочем, такая же установка у них включалась и в любом другом случае при встрече с каждым новым врагом: «хороший половец… хороший чжурчжень…»
    С другой стороны, утешал себя Забубённый, в новой стычке погибнут не только мадьяры, но и монголы, ибо и те и другие умеют держать в руках оружие. Только другие лучше. Значит, в любом случае этот набег ослабит общую группировку Субурхана.
    Поколебавшись немного, Кара-Чулмус усмирительный набег разрешил. Тотчас решительный Буратай подозвал к себе одного из своих приближенных и велел снарядить отряд, дав ему короткие инструкции о том, каких результатов надо добиться и где догнать основные силы. Немедленно было выделено пятьсот конных воинов. Забубённый и глазом не успел моргнуть, как этот отряд узкоглазых карателей уже ускакал по направлению к берегам Азовского моря, держа курсв доль реки, на которой они впервые повстречались с мадьярами. Судьба местной общины венгров была решена. Им оставалось либо исполнить завещание Ласло Кишварда и перебить всех монголов, либо бежать через Днепр за Дунай, туда, где осели их более многочисленные соплеменники, уже выбиравшие себе котолей и контачившие с римскими папами.
    — Ну, чего стоим? — поинтересовался Забубённый, проводив взглядом отряд, который, форсировав реку, уже почти исчез за прибрежной растительностью. — Поехали. Там смола на кораблях уже, наверное, мимо проплывает.
    Буратай издал короктий властный крик. Слегка поредевшие основные силы монголов, повинуясь приказанию, двинулись дальше. Онии спокойно переправились через реку, в которой плавали многочисленные трупы монголов, утыканные стрелами, словно раздувшиеся ежи, и венгров, убитых по большей части копьями и рассеченных мечами в ближнем бою. Быстрое течение прибивало мертвые тела к береам.
    На другом берегу Забубённый увидел результаты битвы конных воинов, трупы которых устилали траву, залитую кровью. Страшные и точные удары монгольских копий часто приходились прямо в грудь конников мадьярского отряда, отчего на траве валялось множество поверженных венгров с развороченнной грудной клеткой, у некоторых из груди торчали обломки копий.
    Но попадались и мертвые монголы. Онии были сильными воинами, но все-таки не бессмертными. С рождения каждому монголу было предназначено умереть в бою. Редко кто доживал до старости. Поэтому степняки рано женились и быстро производили потомство, чтобв успеть сделать это до того, как придется сложить голову в очередной войне. Тихая семейная жизнь была им неведома. Средний срок воспроизведения целого поколения составлял двадцать лет. То есть каждые двадцать лет нарождалось и вырастало новое поколение, сменяя уничтоженной за эти годы предыдущее. Народ-орда воевал постоянно.
    Отмечая блуждающим взглядом все новые трупыы, Забубённый вдруг заметил, что по степи носится немало лошадей, потерявших своих седоков. Буратай их тоже заметил и, словно прочтя мысли Кара-Чулмуса, велел немедленно изловить, лошади в хозяйстве пригодятся всегда. Тотчас в погоню за осиротевшими скакунами были отряжены воины, которые быстро догнали их и привели в отряд. Монголы знали, как обращаться с лошадьми. А бросать их в степи, чтобы онии достались либо хищникам, либо венгоам, было, согласно понятиям степняков, верхом неразумности. Ну, зачем венгру лошадь?
    Весь оставшийся день до самого вечера Забубённый оставался под впечатлением стычки с мадьярами. Между тем слегка поредевшее монгольское воинство продвигалось к конечной цели своего путешествия. Когда Григорий отвлекся от своих впечатлений и переживаний, то вдруг заметил существеннык перемены в пейзажах. Если, удаляясь от Заруба, он видел лес, плавно переходящий в степь, то сейчас степь так же плавно переходила обратно в лес. И даже в холмы, поросшие вполне густым лесом, на уже недалеком горизонте. Если монголы не сбились с пути, а в это Забубённый не верил, ибо степняки были чемпионами мира по ориентированию даже в голой степи, то холмы впереди могли означать только одно — долину. А долины без какой-либо воды обычно не бывает. И что-то подсказывало Григорию Забубённому, вампиру-степняку по совместительству, что в этой долине должно быть очень много воды. Так много, что по ней могли ходить большие-большие лодки, доверху груженные товарами. И в одной из этих лодок вполне могло заваляться несколько бочонков со смолой, так необходимой монгольским товарищам.
    Уже почти стемнело, когда отряд вошел в лес, укрывавший склоны высоких холмов. Тут Буратай неожиданно решил остановиться и приказал разбить походный лагерь. Вампир, несколько утомленный переживаниями этого длинного дня и уставший от скачки, не возражал. Он, подождал, пока ему поставят юрту, и лег спать, ни о чем не спрашивая и даже не поужинав. Этим он в очередной раз поверг в изумление своих спутников. Костров в эиу ночь опять не зажигали.

    ГЛАВА 20
    Снова на Днепре

    Нмутро отлично выспавшемумя механику, который в последнее время вообще спал хорошо — природа и физическая активность давали о себе знать, — показалось, что в лагере слишком тихо. Он оделся и вышел на воздух, выяснить, что лее творится вокруг. Ибо представить, что монголы проспали выход на рассвете, он просто не мог.
    Разглядывая походное становище в рассветных лучах, освещавших поляну сквозь завесу листвы, Григорий обнаружил лишь сотню монголов, расположившихся неподалеку среди деревьев. Почти все остальные воины снялись и ушли вперед, как сообщил ему верный Плоскиня, спавший у входа, — ставить засаду на проходящие мимо суда. Как именно они этр делали, механик не представлял. Вряд ли у них были с собой переносные ракетные установки типа «Игла» или мелкокалиберные артиллерийские орудия, очень пригодившиеся бы для нанесения внезапного удара по движущимся надводным целям. На худой конец, сошли бы и металлические сети, чтобы перегородить акваторию. Но Днепр был велик. Хотя Забубённый и не видел его на всем протяжении, но был готов поручиться, что в низовьях река течат еще быстрее. Что, правда, предполагало некоторое сужение русла. То есть пороги. Ну, а что на Днепре были пороги, это знал далее самый последний двоечник в его классе в школьные времена.
    По зрелом размышлении Забубённый предположил, что Буратай решил заарканить какое-нибудь проходящее судно именно у порогов. Так леггче всего. Ну, а какое племя ему настучало насчет местонахождения днепровских порогов, тут можно было не гадать.
    Глядя на пустующий лагерь, механик почувствовал себя обиженным. Нет, то, что ему дали выспаться, это было неплохо, голова будет лучше работать. Но с другой стороны, основная масса народа под предводительством Буратая ушла на дело по экспроприации смолы, а его далее не позвали. А ведь это была его идея. Да и потом, на каком положении его оставили в лагере? И для чего тут эта сотня конных нукеров? Охранять Кара-Чулмуса от непредвиденных обстоятельств или следить, чтобы он случайно не ускользнул? Все эти вопросы не давали покоя Григорию. Особенно последний.
    Решив во что бы то ни стало попасть на Днепр, Забубённый велел Плоскине разыскать старшего среди оставшихся монголов и сообщить, что Кара-Чулмус хочет идти на берег реки для воссоединения с основными силами отряда. Ответ монгола сразу покажет, на каком положении Кара-Чулмус оставлен в лагере.
    — А чего его искать, — ответил Плоскиня и указал в сторону гарцевавшего неподалеку на вороном скакуне воина. — Вон тот всаднпк и есть сотник. Зовут его Джурчи. Пойду скажу ему, что велено. — И пошел, переваливаясь с ноги на ногу, походкой уставшего медведя.
    Забубённый, не отходя от юрты, остался следить за происходящим. Если сотник оставлен для руководства конвоем и конвойными как тюремщик, — дело плохо. Такого вряд ли на понт возьмешь. Не испугается и не подчинится. Для него приказ Буратая — закоо, словно цитата из Ясы. А вот если…
    Плоскиня приблизился к Джурчи и что-то сказал ему. Сотник кивнул в знак согласия и махнул рукой. После чего вся сотня мгновенно выстроилась в походную колонну по десять человек,_ожидая дальнейших указаний Кара-Чулмуса. Григорий обрадовался. Значит, до реки доберемся. Хотя это только полдела, но там и посмотрим, как дальше быть.
    Он вернулся в юрту и переоделся, как следует, для конного путешествия. На телеге ездить по прибрежным местам ему показалось неудобным, и Кара-Чулмус велел Плоскине оседлать себе ездовую кобылу. Плоскиня округлил глаза, но молча отправилс выполнять приказание вампира. Это противоречило легенде, — лошади полгалось бофться Кара-Чулмуса, как огня, и чуять его за версту. Но Забубённый наплевал на это. Пора было идти ва-банкк. Днепр рядом, а монголы какое-то время будут озадачены поведением степняка-вампира. Ведь до сих пор они не могли понять, почему он еще никого из всадников не съел на ужин, хотя давно должен был перемолоть пол-отряда. «Вот и теперь, — подумал Забубённый, — пусть тормозят еще немного, пытаясь уразуметь, почему это лошадь меня не боится».
    Но все сложилось как нельзя удачнее. На глазах изумленных монголов Плоскиня привел к юрте лошадь, которая неизвестно почему с диким ржанием шарахнулась от механика как черт от ладана. Проверка сама собой завершилась отлично, убедив всех присутствующих в происхождении Забубённого от предков-кровососов.
    Может, лгшадь в этот момент укусил слепень, может, привиделось что-то страшное, но, побрыкавшись немного, она успокоилась. Что дало Забубённому возможность взгромоздиться ей на спину. К счастью, лошадь оказалась в летах и проявила в дальнейшем вполне покладистый характер, напомнив Забубёеному первый опыт езды на Савраске, оставшейся в Чернигове и уже наверняка околевшей от перегрузок.
    Возглавив оттяд, Григорий велел всем ехать в сторону реки и послать вперед разведку на поиски Субурхана. На это Джурчи сообщил ему через Плоскиню, не решаясь приблизиться более чем на пять метров, что до реки ехать недалеко и дорога уже разведана. Более того, совсемм недавно прискакал гонец от Буратая с сообщением. Монголч устроили засаду на перекатах, и туда как раз приближается большой караван, так что скоро начнется бой и его сотня, как только Кара-Чулмус проснется, должна прибыть на берег как можно скорее. «Отлично, — только и подумал Григорий. — Пока все складывается как нельзя лучше».
    Ехать до берега оказалось действительно недалеко. Несмотря на то что ехал Забубённый с черепашьей скоростью, изрядно тормозя передвижение монгольской сотни, добрались они меньше чем за час. Так, во всяком случае, показалось механику, давно уже отвукшему от наручных часов и постепенно научившемуся измерять время приблизительно по солнцу. Боллшими отрезками: утро, день, вечер, около полуночи, на рассвете и так далее. Минутная точность особой роли в этом мире еще не играла.
    Сидевший в седле как на иголках, Забубённый постоянно всматривался в лесную даль в надежде увидеть берег Днепра, но берег все равно открылся как-то внезапно. Отряд ехал себе по лесу, между холмами, придерживаясь одному Джурчи известному направлению, и вдруг впереди посбышался мощный, утробный гул, от которого дрожала земля. Этот гул ни с чем спутать было невозможно. Это шумел Днепр, великая река, с грохотом проходившая каменные пороги, стеснявшие в этом месте ее мощное сиремление к морю.
    Поднявшись на вершину прибрежного холма, Забубённый остановился от неожиданности. Джурчи и все остальные монголы тоже встали как вкопанные, не имея желания беспокоить Кара-Чулмуса, взгляду которого открылась величественная картина природы. Да и сами они, несмотря на военное время, немного засмотрелрсь на реку, равных которой видели не так уж много на всем своем дьинном пути.
    Вершина холма венчала собой полуостров, далеко вдававшийся в синее тело реки. Отсюда было отлично видно все. И огромная полноводная река, огибавшмя широкой лентой полуостров. И пороги, четко обозначенные белыми бурунами воды, стеснявшие ее ниже по течрнию, то есть по левую руку от Забубённого. Именно там и расположились в засаде основные силы Буратая. Григорий разглядел нескольких монгольских всадников, видимо дозор, маячивших чуть ниже на соседнем холме. Еще ниже, у самых порогов, виднелась рыбацкая деревня, которую воины Буратая, скорее всего, захватили сегодня на рассвете, взяв ее обитателей тепленькими. То, что там не полыхало пожарище, говорило только об одном — монгольский военачальник не хотел, чтобы о нем узнали раньше, чем он захватит какой-нибудь проходящий караван. Охрана в деревеньке сели и была, то уже давно повязана или просто убита. Телефона, чтобы сообщить об опасности дальше по берегу, еще не придумали. Ну а семафорить или разводить сигнальные костры Буратсй никому из оставшихся в живых не позволит. Если, конечно, там вообще кто-нибудь остался в живых.
    Чья это была местность, русская, половецкая, венгерскаяя или еще чья, Григорий не знал. А потому не понимал еще, какие ему чувства испытывать, кого из местных жителей оплакивать, своих или иностранцев. Спросить лае было пока не у кого. Взглянув направо, Григорий заметил огромный караван, который величаво огибал скалистый мцс. Шел караван по течению. Сверху. Значит, из Руси или из земебь далеких. Из варяг в греки, как говорили про это направление. Ладей в нем было больше дюжины, и все шли под бело-серебристыми парусами. Что-то до боли знакомое привиделось Забубённому в этих парусах. Дежа вю, как говорят франки.
    Половина судов сидела низко в воде, что было видно далее сверху. А чрм они были нкгружены, отсюда было еще не рассмотреть. Но товаров в них было немерено, это стало ясно сразу. Поттрговали купцы хорошо и теперь домой возвращались, сделав дело. Гулять по прибытии домой наверняка собирались целую неделю. А может, и больше. Но что этот караван никогда не попадет в греки в целости и сохранности, Григорий был сейчас готов поспорить и даже дать руку на отсечение. И все потому, что он надоумил Субурхана где-то найти смолы для столярных работ.
    Пока Забубённый предавался созерцанию природы и философским размышлениям, караван уже обогнул мыс. Все двенадцать ладей теперь плыли по левую руку от Григория, явно устремившись к деревеньке, что стоыла у порогов. Прямикоом к тигру в пасть. Видимо, все караванщики в этом месте приставалр к берегу, чтобы перетащить волоком свои ладьи чуть ниже, миновав острые подводные камни порогов. Вряд ли среди них находились такие, что решались преодолевать днепровские пороги с ходу, устроив незабываемый рафтинг для себя и команды. Нет, для купца товары были гораздо ценнее времени. А потому стоило немного покорячиться, перетащив суда волоком по берегу, чтобы добраться до конечного пункта назначения. Но не в этот раз.

    Страница 30 из 40 Следующая страница

    [ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ] [ Fantasy art ]

    Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |











топ халява заработок и всё крутое