Алексей Миронов (А.Я. Живой) Битва на Калке.

— Ну, чего стоим-то, — поинтересовался окрыленный успехом Григорий. — Уж вечер близится, а до Чернигова вашего сколько дней пути?
— Сколь надо, — туманно ответил воевода и, повернув коня к лесу, приказал остальным: — Данила, впереди со мной ты да Никола с Курей, остальным держаться вместе, лес темный впереди, ну а что надобно делать отрокам, они про то ведают.
— А мне чего делать? — уточнил Забубённый.
— А ты за холку держись, — посоветовал Путята, проезжая мимо. — А то, ежели упадешь, отроки ведь невзначай и зарубить могут, подумают, что утечь ты решил, паря. А я с тобой еще разговор не кончил. Он у нас еще долгий впереди, если повезет тебе.
— Ну, я, конечно, постараюсь, — кивнул Григорий. — Но за вашу Савраску отвечать не могу. Старушка уже не в своем уме немного.
— А ты не за нее, ты за себя думай, — сказал воевода и удалился.
Названные бойцы устремились за ним, а Данила среди них оказался тем самым знаменосцем, которого Забубённый увидел одним из первых в этом странном мире. Савраска, заметив шевеление вокруг себя, пришла в движение и подняла голову от земли. От неожиданности Григорий чуть опять с нее не свалился, но, вспомнив про наставления Путяты, вцепился что было сил в холку. Савраска между тем вырулила на курс и мерным шагом устремилась за авангардом. Основная часть княжеских ратников ехала впереди, за воеводой. Позади Забубённого виднелись только легковооруженные отроки, которым было велено не спускать с него глаз.
Положение пленника было не очень приятным, но положение «сидя на колу» прельщало механика еще меньше. Хоть и в чужом времени, а помирать раньше срока все равно неохота. Поэтому Забубённый как неглупый мужик решил приноровиться к обстановке. Прежде всего следовало научиться ездить верхом. Савраска для начала подходила неплохо, потому что шла не быстро, но ее хребет все равно то и дело неожиданно прогибался под всадником. Поэтому механику приходилось все время находиться в напряжении, вцепившись руками в холку, а ноги уперев в связки копий. В конце концов, он нашел положение, при котором его многострадальный зад чуть реже соприкасался с хребтом животного, очень скоро показавшимся ему тверже дерева. Это положение Забубённый гордо окрестил про себя «стоя в стременах». Проболтавшись таким манером не меньше часа и умудрившись ни разу не свалиться, он уже ощущал себя лихим кавалеристом, или, по меньшей мере, опытным наездником. Спустя еще час он уже был уверен, что в его жилах течет кровь еще не родившегося Буденного.
Между тем отряд, покинув деревню, почти сразу углубился в замшелый лес. Слегка приноровившись к ходу Савраски, которая, похоже, всю жизнь передвигалась на автопилоте, Григорий стал иногда бросать короткие взгляды на окружавший его мир. Вокруг был густой лес да поросшая мхами земля. Солнце, клонившееся к закату, едва пробивалось сквозь густые ветви, освещая узкую тропинку, по которой ехали воины черниговского князя. Кони ратников, ступая по мягкой земле, вязли, а Савраска под двойным грузом вообще уходила в нее чуть ли не по колено, потому отряд двигался вперед небыстро. Воевода то и дело покрикивал на своих вояк, поторапливая их. Видно, его на самом деле князь ждал, который в случае опоздания по головке не погладит.
Впрочем, Забубённого это в данный момент совсем не интересовало. Он думал о том, скоро ли будет привал, ибо если его в ближайший час не предвидится, то он рискует все-таки отбить себе самое дорогое. Он с тоской буравил взглядом алые плащи ближайших всадников, сидевших себе спокойно в седлах и болтавших о всякой всячине. Седла у них были, конечно, убогонькие. В своем времени Григорий видел и покруче. Но жить можно. И ездить можно. А вот ему далее на тихоходной Савраске без седла приходилось туго. Слава Богу, хоть связки копий, притороченные по бокам, имелись. На четвертом часу скачки механик приноровился на некоторое время вставать на них, давая отдых задней части тела, которая была более привычна к мягким сиденьям автомобилей, а потому уже ныла и болела. Радовало лишь одно — от такой тренировки попа скоро должна была закалиться и стать крепче стали. Если удастся выжить, потом можно хоть на кактус садиться, все будет нипочем.
И вот когда новоиспеченному кавалеристу Забубённому стало уже все равно, в каком мире помирать — в своем или в древнем, прозвучала команда: «Встаем на ночлег». В это мгновение Григорий подумал, что воевода по-своему не такой уж плохой человек. Просто походная жизнь не располагает к нежностям и излишней заботе о ближнем. Но за команду «Встаем на ночлег» Григорий уже готов был простить ему все измывательства над собой.
Савраска между тем команды не слышала и продолжала двигаться на автопилоте дальше. Григорий решил, что ему пришел конец, ибо самостоятельно остановить это неуправляемое чудо природы он просто боялся. Но, к счастью, отрок Изяслав, видно, знал о странностях своей подопечной. Он обогнал Савраску и на ходу ласково хлопнул ее по уху. Лошадь встала как вкопанная. Забубённый, не ожидавший таких маневров от задумчивой кобылы, не успел подготовиться, резко подался вперед и рухнул вниз, прямо под копыта своему тяжеловозу. «Все, — промелькнула мысль. — Сейчас голову отрубят».
Однако Путята рассудил по-своему. Он велел всем ратникам, кроме Дмнилы да ближайших помощников, отправляться на сбор сучьев, пока еще не совсем стпмнело. Нужно было соорудить костер для обогрева и приготовления еды. Видать, еще долог был путь до Чернигова.
Ратники по команде воеводы рассыпались по лесу, и скоро запылал костер на поляне, где едва смогли разместиться все воители, которыъ было не больше трех дюжин. Коней оставили, привязав рядом под деревьями. Предтечу Буденного воевода черниговский велел к костру принести, ибо сам Григорий ходить еще не мог. Лежал там, где и упал, под копытами своей Савраски, которая, к счастью, снова потеряла интерес к окружающим, тихонько пощипывала кустики мха и лизала кору ближайшей осины.
Отроки Черняй и Митяй сперва разгрузили Савраску, сняв с нее тяжеленные копья, а привязывать не стали, рассудив, что никуда он ане денется. И лишь покончив с поклажей, вытащили из-под кобылы Забубённого. Был механик жестоко скрючен, словно заклинило его в позе наездника, или как он сам называл ее «стоя в стременах». Как был скрюченный, так и приволокли его отроки, и бросили рядом с костром под ноги воеводе Само собой, о побеге он теперь и не помышлял. Он вообще плохо соображать стал, как с кобылы сверзился.
Сколько времени Забубённый провел в полузабытьи, он точно и сам не знал. Однако постепенно затекшие члены стали размягчаться и распрямляться сами собой. Все это время ратники готовили на костре невесть откуда появившихся зайцев. А когда кто-то из них толкнул механика в бок и сунул под нос кусок запеченной зайчатины, Забубённый и вовсе воспрял духом.
Запах свежезажаренного мяса приятно щекотал нос. Григорий мгновенно позабыл про свои раны. Сел, привалившись спиной к сосне, и вцепился зубами в зайчатину. Мясо было жесткое, но механик, ничего не евший еще с прошлой жизни, буквально рвал его на части, поглядывая на остальных ратников. Сам Путята, Данила и все прочие воины, сидя вокруг костра, жевали с неменьшим энтузиазмом. Но Григорий быстрее всех справился со своей порцией и стал посматривать по сторонам, не дадут ли добаяки. Голод вдруг в нем проснулся зверский.
— Да ты, я смотрю, ешь-то по-нашенски, — похвалил его Путята, разделавшись со своим зайцем и вытирая руки о штаны. — Пора пришла разговор наш продолжить. Так из каких земель-то родом будешь, путник неизвестный?
— Родился я сам в Питере, — начал было Забубённый, но быстро поправился: — Ну то есть в землях северных, что рядом с морем северным лежат. А сродственники мои, те вообще из Новгорода родом.
— Вот значит, откуда ты, — довольно осклабился воевода, — из Новагорода. Теперь понятен мне нрав твой буйный. В землях ваших и князей-то уважать не хотят, всяк боярин на свой лад талдычит. Хотят — зовут к себе княхя, хотят — изгоняют. У нас, паря, не так. У нашего князя не забалуешь. Он у нас голова, не то что ваши бояре, коорые с жиру бесятся да воротят, что хотят. Никто им не указ. Новгород, оно конечно, богатый город, да больно своенравный. Разумею, добром это не кончится. Но и Чернигов, паря, не хуже.
«Ладно, хрен с ними, — подумал Григорий, — буду новгородцем, раз уж им так понятней. Тоже ничего, кстати, город. Не из последних. Да и правда это почти, по крови-то я как раз новгородцем получаюсь. Память предков заговорила».
— Да я что, — нашелся Забубённый, — я разве что сказал. Классный город Черниговв, спору нет. И князь у вас молодец, и воевода у него просто супермен. Даже бэтмен.
— Ты, паря, говори да не заговаривайся, — остановил его Путята. — Не понять мне тебя иногда. Где это ты иноземных словесов понахватался? С караванами купеческими ходил, что ли, в земли отдаленные?
Забубённый призадумался: врать, не врать? Решил врать. После окончания бесконечной скачки у него наступила эйфория. Требовалось расслабиться. Жаль, водки не было, зато хоть потрепаться можно. Все легче станет.
— Ну да, было дело. В загранку ходил многократно. Ну, там, в Швеции бывал, в Германии. Во Франции пару раз. А дальше всего ходил я за море-окиян западный на Кубу, такой остров в Карибском море расположенный. А дальше за ним большая земля есть, где живут индейцы. Ну, это люди такие,ч то перья себе в голову натычут, морду краской намажут и по полям скачут, охотятся. Или весь день поют песни.
— Это что ж за люди такие, — подивился один из ратников, — полоумные, что ли?
— Да брешет он, — заявил Данила и уточнил: — Никто море-окиян переплыть не может. Как с Савраски сверзился, так у него разговор прорезался. Вот и брешет.
— Нет, не брешет, — вдруг вступился за него ратник, сидевший по соседству с Данилой на поваленной сосне.
— А ты почем знаешь, Куря? — поинтересовался черноусый Данила.
— А потому знаю, что лет пять назад гостил в Новагороде. Не дружинником князя черниговского я тогда был, а воином свободных занятий. Нанялся я охранять местных купцов, а те меня к каравану добытчиков приставили. Вот и побывал я с новгородскими ушкуйниками в дальних походах. А они тогда ходили свои северные земли объясачиварь. Вот в тех походах и видел я промеж людей обычных, особенных людей, что укралали себе головы перьями, лица мазали краской да курили всякие зелья, а потом впляс пускались, в бубен наяривая. Это они так духов лесных задабривали, чтоб на охоту везение выходило. А людишки те прозываются у них шаманами, тобишь колдунами по-нашенски.
— Это что же выходит, — рассуждал сам с собою Данила, — что Григорий бает, будто народы заморские все в шаманах-колдунах ходят?
— Да нет, мужики, — попытался объяснить Забубённый. — Эт оу них как бы одежа такая из перьев, ну как у тебя штаны да рубаха. А шаманов среди них тоже немного.
— Что же за чуда в перьях такие? — опять удивился Данила. — А погоды там какие? Тепло там или холодно?
— Да по-разному, — продолжал рассказывать Забубённый. — На одном берегу жарко. Там почти все голые ходят, крокодилы плавают в речках да пираньи — рыбы такие, что людей едят. А на другом берегу той земли холодно, как на нашем Севере, все в меха завернутые живут.
— Велика, видать, та земля, — вставил слово воевода. — А прозывается она как?
— Америкой зовется, в честь одного морехода иноземного.
Путята призадумался.
— Викинга, что ли? — уточнил воевода.
— Нет, не викинга.
— Думаю я, что брешешь ты маненьько, Григорий, — рассудил вгевода. — Нет такой земли на свете, чтоб викинги туда не смогли доплыть. Им все ведомо. А если есть земля большая за северным морем, то там и людей быть не может, ибо никто еще оттуда к нам не доплывал. Значит, должно там быть адским местам да господним страхам. А людям там делать нечего.
Промолчал на это Григорий, не стал спорить с воеводой. Пусть себе думает, что нет Америки. Ее ведь и правда нет пока. А может, и не будет вовсе.

ГЛАВА 4
Темные люди

Тем временем ратники дожевли свою зайчатину. Трапеза закончилась, пришло время отходить ко сну. Поразмыслив о чем-то, Путята подозвал знаком помощника:
— Данила, выставь кругом крепкие дозоры. Мы еще не на своей земле, хот ьи рядом, а в лесу этом, спазывают, много беглых людишек колоюродит. Могут ночлег нечаянно подпортить. А нам это ни к чему.
Данила кивнул и, кликнув дюжину ратников, растворился среди деревьев в наступившей темноте. Оставшиеся бойцы, сняв седла с коней и положив мечи рядом с собой, стали прямо на земле укладываться на ночлег. У Забубённого не было ни седла, ни меча. Лежал он, завернувшись в накидку, данную ратниками, прямо на земле, на каких-то кочках и корнях у огня, но и этого ему былло сейчас довольно. Главное, что бешеная скачка прекратилась хоть на время и его измученное тело не бьется поминутно о хребет Савраски.
Скшро Забубённый почувствовал признаки сытости. Тепло от костра хорошо согревало. В голове появились первые приятные за сегодняшшний день мысли, хоть и не лишенные странности. О том, что завтра не надо на работу, о том, что хотя теперь он и в другом времени, но лежит сытый у костра, что не надо пока никуда скакать, что его пока не посадили на кол и это хопошо и что гори оно все огнем и можно спать. Григтрий бросил мутный взгляд на Путяту, что сидел напротив у костра, вполголоса обсуждая что-то с возникшим из темноты Данилой, и провалился в глубокиц заслуженный сон.

Страница 6 из 40 Следующая страница

Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |