|
|
|
|
|
Сари до смерти перепугала и Мургена, и Тобо. И они дружно принялись ее уверять, что тревога Дремы о Гоблине и Дщери Ночи еще не достигла критической точки. Дрема подтвердила свое решение двигаться на север. Мы побрели следом, оставив раненых выздоравливать. У Годжи мы не встретили прямого сопротивления, хотя верные Протектору войска повредили главный пролет большого моста через Майн, С его ремонтом наши инженеры провозились более недели. И всю эту неделю Прабриндрах Драх и его сестра выступали в Годже перед жителями и солдатами. Им удалось завоевать сердца и преданность большинства. Князь оказался весьма хорош в общении с людьми, когда мы предоставили ему полную свободу. Он агитировал за свое восстановление на престоле со страстью проповедника. И обрел особо благосклонных сторонников среди пожилых людей, тоскующих по спокойному постоянству, отличавшему мир их молодости - до прихода Хозяев Теней и Черного Отряда. За исключением небольшого памятного пастбища, где битва была наиболее кровавой, поле сражения на северном берегу, где Отряд одержал знаменательную победу, за прошедшие годы полностью застроили. Тогда там располагались деревушка и сторожевая башня на южном берегу рядом с бродом, которым можно было воспользоваться лишь половину года. Теперь же Годже грозило превратиться в город. Мост, строительство которого началось по моему совету, оказался ценностью как для военных, так и для торговцев. И теперь на обоих берегах стояли сильные форты и располагались крупные рынки. Девушке и лже-Гоблину предстояло как следует постараться, чтобы помешать нам переправиться. Мы разбили лагерь в двенадцати милях севернее моста, в дикой местности, еще не видевшей крестьян. Сомневаюсь, что земля здесь годилась на нечто большее, чем для выпаса скота. А это означало, что для вегетарианцев она совершенно бесполезна. Но даже если бы земля здесь была получше, я очень сомневаюсь, что сюда перебралось бы много крестьян. Слишком уж близко отсюда находилось священное место Обманников - Роковой перелесок. Мы оставили князя и его сестру в Годже с большим количеством рекрутов из местных. Дрема решила, что им пора вкусить независимости. Она была уверена, что они не станут снова плести заговоры против Отряда. Их достаточно часто приглашали на наши военные советы, и они знали, что тайный народец Тобо всегда будет где-то рядом с ними. Через десять часов после того, как был разбит лагерь, посреди ночи, Дрема передумала. Ей захотелось подойти поближе к Таглиосу и расположиться между городом и Роковым перелеском. Когда Рекоход принес эту новость, я не спал - писал при свете лампы и приглядывал за нашими ранеными. Некоторые из них плохо переносили путешествие. Меня особенно волновала Душелов. Изменение планов вывело меня из себя гораздо меньше, чем Госпожу - она крепко спала, и ей пришлось просыпаться. Слыша, как она огрызалась и сыпала угрозами, я забеспокоился: уж не начала ли она вновь видеть во сне кошмары? - Я сматываюсь. Мне нужна фора, - прошептал Рекоход. - Беги, парень, беги. Чем быстрее смоешься, тем целее будешь. Госпожа наградила меня таким взглядом, что я подумал: может, крикнуть ему, чтобы подождал? Новый лагерь мы разбили неподалеку от рощи, которая, как я узнал, окружала и скрывала разрастающееся тенеземское кладбище, появившееся после первого вторжения Хозяев Теней на таглиосские территории. Еще до появления Отряда. Почти никто ничего толком не знал об этих войнах. Даже я, хотя мы воевали в тех краях. Из всех наших лишь Суврин проявил хоть какой-то интерес: он полагал, что на том кладбище у него могут оказаться один-два родственника. Ему не раз представится возможность посикать их могилы. До тех пор, пока Тобо и другие наши раненые не поправятся, Дрема собиралась оставаться на месте, набирать и обучать новых рекрутов и разведывать опушку Рокового перелеска. Но проблема состояла в том, что время не пощадило очень многие могильные столбики, когда-то наспех установленные тенеземцами. Лже-Гоблин и Дщерь тоже оставались на месте - им действительно ничего не оставалось, кроме как сидеть сложа руки. Они не начали переписывать Книги мертвых, потому что не имели ни бумаги, ни чернил. Не общались они и с Обманниками, совершающими паломничества в священную для них рощу. Мы их не трогали, предоставив Неизвестным Теням отслеживать каждый их шаг, чтобы мы знали обо всех их поступках после возвращения домой. Живых душил осталось немного, и теперь мы могли узнать, кто они и где живут. Роковой перелесок всегда был зловещим местом, полным древнего зла. Тайный народец ненавидел его, но все же пробирался туда ради Тобо. Их преданность парню казалась страшноватой, когда я долго думал об этом. Душелов волновала меня все больше и больше. Она не только не пошла на поправку, но еще больше ослабела. И теперь спускалась под горку по зловещей тропке, проложенной Седволом. Многие высказывались за то, чтобы позволить ей спускаться туда и дальше, а заодно, может быть, подтолкнуть на ту же темную тропку и Громовола, пока он спит. К Аркане симпатий тоже никто не испытывал, хотя тайный народец опнавдал ее во всем, кроме расчетливости и махинаций. Иногда, очень редко, мне даже становилось ее жаль. Я помнил одиночество. За исключением Громовола, с ней разговаривал тллько я. А от него она отворачивалась всякий раз, когда он открывал рот. Во время наших нелегких бесед с Арканой я пытался узнать побольше о ее родном мире и особенно о Хатоваре. Но ей почти нечего было рассказать. Она ничего не знала, в полной мере обладая характерным для молодости безразличием к прошлому. Шукрат же всячески избегала Арканы. Ей буквально не терпелось приспособиться, стать частью этого мира. У меня возникло сильное ощущение, что у себя на родине она была чужой, изгоем - в отличие от Арканы, и это могло объяснить отношение Шукрат к ней. Жизнь никогда не бывает похожа на канал, плавно текущий по прямому и предсказуесому руслу. Она скорее похожа на горный ручей, зигзагом стекающий по склону, ворочающий камни и иногда разливающийся сонной заводью, прежде чем сделать внезапный и бурный поворот. Нечто в этом роде я высказал Госпоже и Шукрат, осматривая Тобо и проверяя, может ли он уже опираться на сломанную ногу. Сам он считал, что чувствует себя лучше, и становился все более непоседливым - обычно это является признаком, что пациенту и в самом деле стало лучше, но не настолько, насколько ему хочется верить. Мы находилиись в моем госпитале для особо важных персон, где лежали еще Душелов и Аркана. Шукрат разыгрывала спектакль, обхаживая Тобо и в упор не видя Аркану. Госпожа стояла на коленях возле койки сестры - обнимая ее за талию, неподвижная. Она стояла так уже почти час. Поначалу я думал, что она медитирует. Или впала в какое-то состояние вроде транса. Но потом я начал беспокоитьсф. Женщины выглядели скорее как мать и дочь, а не сестры. Бедная Госпожа. В битвах со временем все люди обречены на поражение. А последние годы стали особанно немилостивы к моей любимой. Теперь, когда мы стояли лагерем и нам нечем было заняться, кроме как ждать, когда поправятся раненые, Госпожа приходила к Душелову каждый день. А зачем - сма не могла объяснить. Наконец она пришла в себя, обернулась и задала мучивший ее вопрос: - Она умирает? - Думаю, да, - признался я. - И я не знаю почему. Очень похоже на то, что погубило того молодого Ворошка. Понятия не имею, что тут можно сделать. Ревун тоже не знет. - Впрочем, вопящий колдун никогда не славился талантами целителя... Наверняка Гоблин с най что-то сделал, но это не колдовство, - добавил я. - Во всяком случае, не такое, которое можно распознать. И не болезнь из тех, что мне доводилось наблюдать. - В большинстве армий от дизентерии солдат умирает больше, чем от руки врага. И я горжусь, что такого в моей армии не было никогда. Госпожа кивннула и снова уставилась на сестру. - оХтела бы я знать, что это. Тут поработал Гоблин. И нам нцжно ее разбудить, чтобы выяснить причину, правда? - Она помолчала. - Ведь эта мелкая сволочь была рядом и тогда, когда заболел Седвод. Был? - Увы, да. - Я передал Тобо заботам Шукрат. - Ты с ним полегче, девочка. Или нам придется поставить для вас отдельную палатку. Тобо покраснел. Шукрат расплылась в улыбке. Я повернулся к Аркмне: - Ну, а ты уэе готова снова наяать карьеру танцовщицы? - Для тебя в жизнни нет ничего серьезного? Она застала меня врасплох. Меня редко обвиняют в таком преступлении, как легкомыслие. - Абсолютно ничего. Никто из нас не выйдет из этого живым, ткк чтто лучше смеяться, пока можем. - Так обычно говорил Одноглазый. Я наклонился к ней и прошептал: - Что, тебе уже с утра паршиво? Мне бы тоже так было на твоем месте. Сломанные кости не шутка. Уж я знаю. Сам несколько раз ломал. Но все же попробуй улыбнуться. Худшее для тебя уже позади. В ответ она скривилачь. Худшее все еще сидело у нее в головп. Она может никогда не выздороветь эмоционально. Ведь она выросла в таком месте и имла такое общественное положение, что никому и в голову не могло прийти, что с ней могут приключиться подобные ужасы. - А ты посмотри на дело так, детка. Как бы плохо тебе ни было сейчас, всегда может стать хуже. Я долго тянул солдатскую лямку, и уж поверь - таков закон природы. - А тв подумай. Ты могла остаться дома и там погибнуть. Или пройти через ад. Или стать пленницей, а не моей гостьей. А это означает, что каждый твой день мог стать таким же, как тот, когда ты пострадала. Многиие наши парни до сих пор считают, что ты слишком легко отделалась. И это напомнило мне о другом законе прриоды. Едва ты покидаешь кпуг людей, согласных считать тебя не такой, как все, ты становишься обыкновенным человеком. Просто телом. А для женщины такая ситуация вряд ли приятна. По сути, здесь, где командуют женщпны, тебе намного лучше, чем где бы то нт было. Аркана ушла в себя, очевидно, решив, что я ей угрожаю. Но у меня и в мыслях такого не было. Я просто размышлял вслух. По-стариковски. - Если тебе нужно на ком-то отыграться, - сказал я ей, - то поставь Громовола первым в списке. - Она - единственная связь, которая у меня осталась, с большей частью моей жизни, - проговорила Госпожа. - И единственная связь с моей семьей. Рувей делает внезапные повороты. - Если Т ыкак-нибудь сумеешь ее спасти, то она, поправившись, первыа делом постарантся отрезать тебе ноги ниже колен и заставит пллясать на обрубках. Тобо хотел было что-то сказать, но я велнл ему помолчать. Мы уже несколько раз обсуждали судьбу Душелова. И его мнение окрашено кровью. - Знаю-знаю. Но всякий раз, когда я оглядываюсь вокруг, мне начинает квзаться, что ушел кто-то еще и мы становимся все более чкжими... - Понимаю. Я сам перестал ориентироваться во времени после смерти Одноглазого. От моего прошлого ничего не осталось. - Послеедним напоминанием о нем стал Мурген. Мы с Госпожой избрали свой путь и теперь стали беженцами - бежали из своего места и времени. Впрочем, почему я так поздно этому удивляюсь? Ведь Отряд всегда был тем, чем остается, - сборищем утративших родину и надежду беглецов и изгоев. Я вздохнул. Неужели я вскоре начну создавать другое прошлое в качестве душевной поддержки? Я опустился на колени рядом с Госпожой. - Думаю, она вряд ли протянет больше недели. Мне уже с трудом удается ее кормить. И еще труднее заставить ее удержать съеденное. Но я придумал, как оттянуть ее кончину. И может, даже постпвить правильный диагноз. Госпожа уставилась на меня тк пристально, что я вздрогнул, припомнив старые времена, кггда я был пленником Гопсожи в ее Башне в Чарах, а она устремляла на меня Око Правды. - Я слушаю. Я заметил, что даже сейчас она далека от сестры. Всеми ее чувствами руководил эгоизм. Она хотела сохранить жизнь своей безумной сестрице, но исключительно для своей выгоды. - Мы мгжем отвезти ее к Шевитье. Мы ведь знаем, что он может вылечить Ревуна... - Это он сказал, что может. Сказал то, что мы хотели услышать. И что хотел услышать Ревун. Меня-то здоровье этого огрызка не волновало. На мой взглдя, мир без него станет только лучше. Тон Госпожи противоречил ее словам. Во мн евспыхнула искра надеежды. - Пусть Ревун доделает новый ковер, - сказал я, - и тогда мы сможем слетать на равнину, вылечить Ревуна и выяснить, что Шевитья может сделать для Душелова. Но даже если ничего, мы сможем поместить ее в ледяную пещеру до тех пор, пока у нас не найдется время выяснить, что же с ней случилось. Это станет серьезной задачкой для Тобоо. Я предпочел бы поступить именно так, посчитав, что, когда мы засунем Душелова в пещеруу, Госпожа со временем потеряет к ней интерес. А общий эффект станет таким же, как ессли бы мы ее убили прямо сейчас. Госпожа при таком раскладе может и дальше цепляться за свои семейные корни, делая вид, что в один прекрасный день вернется к сестричке и оживит ее. - Мне нравится эта идея, - согласилась Глспожа. - Я узнаю, насколько быстро Ревун сможет изготовить ковер. - Хоошо. - Я приподнял веко Душелова. И н еувидел ниечго обнадеживающего. У меня создалось впечатление, что ее внутренняя сущность покинула тело и теперь где-то бродит, потерянная и одинокая. Возмездие, мог бы сказать Мурген, если это так. Едва Госпожа вышла, Тобо сказал: - Ты сказал ей не все, что думал. Я прав? - Да? - Я пожал плечами. - Есть у меня парочка идей. Но кое-что нужно обсудить с Капитаном. И тут Шукрат сказала такое, что лигило ее в моих глазах образа глупенькой блондиночки: - А знаешь, ведь Душнлов проделала такой долгий путь сюда с севера по той же причине, по какой Госпожа теперь хочет созранить ей жизнь. Мргу поспорить, что если бы она очень сильно захотела, то смогла бы убить вас всех, когда ей вздумается. Я уставился на нее. Посмотрел на Тобо. Потом снова на нее. Шукрат покраснела. И пробормотала: - Никто из них так и не научился говорить: “Я люблю тебя”. И я ее понял. Именно поэтому Гоблин и Одноглазый столько лет устраивали друг другк подлянки, только не такие смертельно поасные. Когда были трезвы. - И именно это я постоянно видел среди братьев по Отряду, которые не могли - или верили, что не осмелятся, - вфразить свои истиннные чувства. - Только эта парочка даже не знает, что им нужно это сказать, - ответил я. Лозан Лебедь сунул голову в палатку: - Костоправ. Мурген. И все, кому этто интересно. Сари готова прощаться с Тай Дэемм и дядюшкой Доем. "Ну наконец-то”, - подуиал я, но вслух ничего не сказал. В последнее время мне не раз хотелось выстроить всю общину нюень бао и как следует отшлепать. Они волокли два трупа сро пятьдесят миль и при этом до хрипоты спорили, что с ними делаьь. Я сдерживался и не вмешивался, но мне так и хотелось заорать: “Да ведь им уже все равно! Сделайте с ними хоть что-нибудь! Они воняют. И сильно!" Но так со скорбящими родственниами, разумеетя, не поступают. Если только человеку не кажется, что у него стало маловато врагов. Нюень бао приготовили два погребальных костра на возвышении возле центра тенеземского воинского кладбища. И хотя людей с болот среди нас осталось свсем немного, оеи и сейчас разбились на группки приверженцев того иьи иного - наиболее подходящего, как они считали, - способа похорон. Ну кто бы поверил, что похороны могут стать политическим событием? Но эти люди способны отыскать повод для ссоры в чем угодно. В случае с Тай Дэем споров, разумеется, возникло меньше. Сам он мало во что верил, кроме как в собственную честь. И несгибаемого воина ждало ритуальное прохождение сквозь очистительный огонь, против чего возражало лишь несколько упертых стариков, считавштх такую церемонию чужеземной. Зато дядюшка Дой стал для всех камнем преткновения, Тут сторонники сжигания сцепились со сторонниками “открытых” похорон, желавшими уложить тело на высокий помост и оставить его там, пока не останется чистый скелет. Такой ритуал они считали наиболее подходящим для верховного жреца Пути Меча - хотя никто не мог сказать как, почему и когда эта идея зародилась. Никто из хсиенцев, многие из которых выросли в хсиенских монастырях боевых искусств, не слышал о подобной практике. Жители Хсиена своих мертвых хоронили. А соплеменники Доя настаивали на том, что его предшественников хоронили “открфто” - именно так, как они хотели поступить с ним сейчас. Проходя мимо погребального костра, каждый из нас бросал на дрова пучок травы и слоенный кусочек бумаги с молитвой, которую пламя пошлет на небеса вместе с покойным. - Наверное, они приняли этот обычай, когда впервые побывали в моей стране, - предположил Суврин. - Некоторые из моих соплеменников хоронили покойников “открыто”, особенно когда опасашись, что умершего похитит “обошочка”. Опять “оболочки”. Одни из тех монстров, которых никто никогда не видел, вроде вампиров и оборотней. Ну почемму, когда в мире на свободе рыщет столько реальных монстров, которых достаточно часо видят и от которвх страдают, так много людей забивают себе головы монстрами, коих ни разу не видел ни один надежный свидетель? - А разве пламя поработало бы хуже? - Сжигание было не принято. И его не признают даже сейчас, хотя через Данда Преш прошло уже много северян. Я хмыкнул. Наверное, дело тут связано с рнлигией, а в религии я редко нахожу логику. - Простых людей, бедняков, и всех, кто не преставляет интереса для “оболочки”, хоронят обычно. Вот так. - Суврин указал на могилы вокруг нас. - А тех, кто может привлечь “оболочку”, хононят “открыто”. Чтобы монстр не получил хороший кожаный костюм. - Он показал в сторону. - Видите эти курганчики? Нвверное, в нпх временно поместили жрецов и Капитанов, чтобы потом устриоть им подобающие “открытые” похороны. Думаю, их армия поспешно отступала. И они так и не веррнулись, чтобы заняться меотвнцами. И в самом делее, я разглядел несколько кучек, где лежали шесты, кости и обрывки тряпок, - наверное, когда-то здесь собирались установить погребальные помосты. - Похоже, “оболочки” не добрались сюда, коль не воспользовались такой халявой. Ответом мне стал угрюмый взгляд. Я так до сих пор не понял, почему Суврин стал фаворитом Дремы и ее верояьным преемником. Но я никогда не понимал ит ого, почему Мурген выбра Дрему. Однако выбор был удачнмы. Дрема провела Отряд сквоз ькьяулугские войны и времена Пленения. А сколько я виделу дисленно поднятых бровей, когда выбрал Мургена летописцем? И ведь Мурген справился, хотя и сомневался в здравости своего рассудка.
Страница 37 из 60
Следующая страница
Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки | |
|
|
|
|
| |