|
|
|
|
|
Я пожал плечами. Его безразличие мне не помешает. Я отвел Гоблина на другой конец огромного зала, где восседал Шевитья, подальше от чужих ушей. Если бы я прихватил с собой лампу, то увидел бы, насколько точно пол в зале отображает все детали равнины за стенами крепости. - Кина думает очень медленно, - повторил я для Гоблина основные выводы. - Поэтому нам нужно все сделать быстрее, чем она сообраэит, что мы уже здесь, что мы собираемся нанести ей удар и что у нас есть оружие - достаточно мощное, чтобы ее прикончить. - Копье Одноглазого здесь постоянно мерцало. По нему проворно скользили ниточки света, складываясь в непредсказуемые узоры. Лезвия наконечника стонали, разрезая воздух. Казалось, копье чувствует, что его принесли домой. Никто не смог бы спорить, что это копье - шедевр особого рода искусства. И никто не смог бы отрицать, что, создавая этот шедевр, Одноглазый достиг таких высот вдохновения, каких не видел за всю свою долгую, но довольно жалкую жизнь. Многие из шедевров искусства попадают в ту же категорию: единственный триумф гения своего создателя. - Как только мы доберемся до черной завесы поперек лестницы, она начнет осознавать опасность. И тебе придется действовать быстро. Разгонись как следует, чтобы вонзить в нее копье как можно глубже. Копье Страсти оказалось недостаточно мощным, чтобы ее убить. Но оно для этого и не предназначалось. Зато копье Одноглазого создано специально для богоубийства. Можешь его так и называть - Богоубийца. Сам знаешь. Ты ведь был рядом с ним почти все время, пока он над ним работал. А когда мы оказались в Хсиене, он только им и занимался. Гоблин тоже там был. Но тот Гоблин был живым, а не духом, запертым в оболочке из плоти, которую он носил всю жизнь. И этот Гоблин как минимум часть саоей псевдожизни был агентом того самого монстра, которого он же собирается убить. Или покалечить. Или хотя бы вывести из себя. Сомнения принялись кружить вокруг меня подобно невидимым друзьям Тобо, но я продолжал говорить, объясняя снова и снова, почему именно он - единственный из нас, кто может нанести удар. И он счел мои доводы убедительными. Или же сам принял такое решение, а надежды и желания остальных для него уже ничего не значили. Гоблин уселся на свой летательный столб. Я подал свою леталку вперед, чтобы увидеть кончик его столба с именем прежнего владельца и еще раз убедиться, что точно знаю, на чьем столбе он сидит. - Тогда полетели вниз, - сказал я. - Я полечу сразу за тобой. Твой столб настроен так, что вернется сам, если ты потеряешь сознание. - Гоблин это знал, потому что стоял рядом, когда Шукрат это проделывала. - Если у тебя ничего не получится, то я быстро подлечу к тебе, схвачу и вытащу обратно. Если хочешь, я прихвачу лишнюю сотню ярдов веревки и привяжу ее к твоим страховочным ремням, а конец обвяжу тебе вокруг пояса. Гоблин взглянул на меня так, словно подумал: “Напрасно стараешься”. Он уже настроил себя на самоубийственную миссию, убежденный, что лишь уничтожение собственной плоти избавит его от паразита и позволит обрести покой. Всю эту чепуху я сочинял на ходу. Я не знал точно, чего на самом деле хочет Гоблин или чего надеется достичь в той фальшивой жизни, которую ему навязали. У меня не очень-то получалось угадывать мотивы его поступков, еще когда он был жив. Но единственное, что я знал наверняка, - он стал калекой. Для него работать без Одноглазого - все равно что без одной руки. И он хотел уничтожить Кину. В этом я никогда не сомневался. В результате нашего долгого и трудного спора я наконец-то с досадой уяснил, что Гоблина не очень-то интересует поддержка на тот случай, если у нас ничего не получится. А требовалась ему подстраховка, чтобы наверняка довести дело до конца, даже если он потерпит неудачу. Сам не знаю, почему я потратил столько времени на выяснение и уточнение программы Гоблина. Наверное, потому, что я сосредоточился на идее, что все должно быть проделано именно так, как я хотел. А Гоблин мне почти все это уже говорил в разное время, когда у меня имелось настроение его спрашивать. Поскольку сам я не намеревался идти на самопожертвование, мне было нелегко преодолеть свою циничную натуру - особенно по отношению к Гоблину, который всю жизнь привык потакать только своим желаниям. Гоблин взял копье Одноглазого и повторил то, что я ему уже сказал, но не сделал: - Пора отправляться вниз, Костоправ. - Он произнес эти слова единым и совершенно четким предложением. Я уселся на леталку. Последняя проверка. Я все еще не был уверен, что готов на такое. За Тобо могла приглядывать лишь Госпожа, но она не проявляла к этому особого интереса. За Госпожой мог приглядывать лишь чудо-мальчик. А у него на уме было совсем другое. И слишком многое из этого другого уже было помечено печатью тьмы. Ни Шукрат, ни Костоправ, ни Госпожа не обратили на это внимания. А ночи в городе уже утратили свое традиционное шумное очарование. Некоторы даже начали сравнивать новую эпоху с теми временами, когда Протектор натравливала на город свору Теней-убийц - просто чтобы спустить с поводка невидимый ужас. И тот факт, что сейчас, в отличие от прошлых лет, практически никто не погибал, остплся неотмеченным. Неизвестные Тени развлекались на всю катушку, запугивая живых. Равно как и Тобо, обнаруживший, что волен поступать, как ему хочется. Но только не во сне. В снах Тобо начала преследовать женщина. Прекрасная нюень бао, выглядевшая воплощением печал.и Сердем Тобо понимал, что это его мать - такая, какой она была в молодости, еще до встркчи с его отцом. Обычно она появлялась не одна. Иногда ее сопровождала молодая, еще не сгорбленная бабушка Гота. А иногда другая женщина - всегда спокойная, всегда улыбающаяся, но выкованная из более прочной стали, чем Бледный Жезл - меч дядюшки Доя. Эта женщина - скорее всего его прапрабабушка Хрнь Тэй - всегда молчала. Но один ее неодобрительный взгляд говорил больше, чем сотня слов Сари. Переполнявшее Тобо желание мстить оказалось неприемлемым для всех этих женщин, сотворивших и сформировавших его. Тобо так и не смог понять, то ли к нему являются духи его предков - а такая возможность полностью укладывалась в религиозные представления нюень бао, - то ли эти женщины есть продукт некого пораженного совестью уголка его сознания. Но наполнившая его тьма уже стала настолько сильной, что появилось жеьание избавиться от них. Никто из женщин не желал, чтобы за них мстили. - Ты лишь навредишь себе, - прпдупреждал дух Сари. - Если ты и дальше будешь идти по этому пути, то угодишь в ловушку. Забудь о своей боли. Обними свою истинную судьбу и позволль ей возвысить тебя. _ Хонь Тэй всматривалась в него глазами, похожими на холодныа стальные шарики, соглашаясь, что он стоит на перепутье. И что ему предстоит сделать выбор, который определит всю его оставшуюся жизнь. Разумеется, он знал, что словв произносимые женщинами-духами, да и сами они, - почти наверняка метафоры. Когда Тобо просыпался, совесть егл не тревожила. Поэтому он старался не спать. Но недосыпание еще сильнее затуманивало ясность его суждений. Ночной народец неизменно докладывал Тобо одно и то же: Аридата Сингх не покидает свой рабочий кабинет. Он работает днем и ночью и почти без сна, отчаянно стремясь сохранить целостность таглиосского мира. Борьба за предотвращение анархии должна была всего за несколько дней измотать его и поколебать решимость. Многие на его месте уже начали бы резать глотки, лишь бы порядок восстановился быстрее, а отчаяние отступило. Аридата же побеждал противников разумными доводами и открутостлю. Он ни с кем не вел секретных переговоров. И обязательно называл тех, кто отказывался вести городские дела открыто. Имена одструкционистов сткновились известны всем. А люди, пережившие осаду и пожары, уже не прощали традиционного кучкования по фракциям и кланам. Произошло прежде немыслимое. Нескольких человек из высших каст жестоко избили. В толпе видели шадаритов, поощрявших насилие. Однако над этим никто не стал задумываться. А Апидата Сингх, похоже, об этом даже не узнал. Стояла глубокая ночь, но поток людей, приходивших и покидасших казармы Городских батальонов, где находился штаб Аридаты Сингха, все еще не иссяк, хотя и превратился в тонкий ручеек. Здание начал медленно окутывать темный туман. Людей охватывала сонливость. Из тени в тень крались живые тени. На мгновение то там, то сям можно было увидеть человечков или маленьких животных - но заметить их не смог бы уже никто. Среди всей этой кутерьмы вышагивал Тобо - настолько усталый, что у него слипались глаза, и намтолько уверенный в себе, что не прихватил леталку и не защитился черным балахоном. Настолько уверенный, что не перепроверил донесения Неизвестных Теней. Он собирался войти, свершить возмездие и уйти незамеченным. И судьба Аридаты Сингха останется великой и ужасной тайной. Тайный народец ничего не мог ему поведать о кабинете Арпдаты. Они не могли в него проникнуть, потому что в нем отсутствовали окна, а дверь всегда плотно закрыта. Но часовые перед ней сейчас храпели. Тобо толкнул дверь. Слегка скрипнув, она распахнуась. Он вошел, взволнованно дыша, и увидел трех человек: двое спали на стульях, один уткнулся лицом в стол. - Плохо, - пробормотал Тгбо, заметив потенциальных свидетелей. Впрочем, это его сейчас не волновало. - Совсем плохо, - проговорил Аридата, выпрямляясь за столом. Тобо успел лишь услышать, как сзсди что-то зашуршало, и тут же нечто тяжелое ударило его по затылку с такой силой, что треснула кость. И он рухнул во тьму, зная, что его предали, что он угодил в ловушку. Неизвестные Тени рассеялись во все стороны, превращая Тагбиос в город ночных кошмаров. Сари, Гота и Хонь Тэй уже поджидали Тобо на другом берегу сознания. И все трое заявили ему, что случившееся - дело исключительно его рук. Он мог бы этого избежать, просто поступив правильно. Его предупреждали. Но он не прислушался. Никогда еще Тобо не видел Сари в такой глубокой печали. После того, как Костоправ улетел, Госпожа несколько дней легко справлялась с иксушением. Она постоянно напоминала себе, что ей нужно лишь проднржаться до его возвращения. К тому времени Дщреь Ночи уже перестанет быть мессией Обманников. И превратится просто в Бубу. Рассудок велел Госпоже быть терпеливой. Но эмоции не знают терпения. И грозили захлестнуть ее с головой. И, несмотря на опыр всей ее долгой жизни, эмоциям удалось одолеть самоконтроль. Она сломалась всего через четыре дня. Госпожа быстро выглянула в коридор, желая убедиться, что ей никто не помешает, затем уселась на стул возле кровати дочери. Отыскала кончик цепочки заклинаний, не дадщих девушке проснуться, и принялась ее распутыватть. Работала она быстрг и сноровисто. Онк изучала оковы Бубу все эти четыре дня. И чары спали с такой легкостью, как если бы она сплела их сама. Госеожа действовала с не свойственной ей наивной торопливостью. Та ее часть, что закалилась в суровом реальном мире, высмеивала детскую непосредственность другой половины. Таков мир. Ее мир. Реальный мир. И нет оснований оюидать от него хоть чего-то хорошеро. Глаза Бубу распахнулсиь с механической внезапностью. Они оказались того же цвета, что и раньше, н они не были ее глазами. Или глазами Костоправа. Они оказались холоднее, чем глаза Госпожи в те моменты, когда она творила наивысшую жестокость. То были глаза змеи, нага. Или божества. На мгновение Госпожа застыла подобно мыши, угодившей под взгляд змеи. Потом проговорила: - Я неисправимый романтик. А суть романтизма - в непоколебимой убежденности в том, что в следующий раз все окажется иным. - И она попыталась перкхватить инициативу, покм девушка была еще слишком слаба физически, чтобы действовать. Но Госпожи уже коснулась ее аура “люби меня”. Однако настолько незаметно, что поначалу она этого даже не осознавала. Пока не стало слишком поздно. На Госпоже не было одеяния Ворошков. И укрыться от бури оказалось негде. Где-то внутри нее возникла слабая, медленно нарастающая вибрация. Она видела, как вместе с ее усилением Дщерь Ночи постепенно наполняется силой богини. А в вибрации она ощутила оттенок злорадства. Она поняла, что ее нерастраченные материнские чувства обнаружены и подвергнуты манипуляциям. Очень тонким и очень долгим. Настолько тонким, что она ни о чем не подозревала. Но, что еще хуже, настолько тонким, что она оказалась не готова адекватоо отреагировать на любую неудачу. Тем не менее она была женщиной с несгибаемой волей, и у нее были века для тренировки этой воли. Имелся лишь один ответный ход. Госпожа мгновенно приняла самое жестокое решение в своей жизни. Она будет сожалеть о нем всегда, но она знала, что лишь это решение оставит наиаенее болезненные раны. Госпожа иж Чар веками училась выполнять даже жуткие реешния быстро и столько же лет - мириться с их последствиями. Она вынула из-за пояса напоминание о ее кратком пребывании в должности Капитана Черного Отряда. Рукоятку кинжала вепчал серебряный череп с единственным рубиновым глазом. Этот рубин всегда казался живым. Госпожа медленно подняла лезвие, пристально глядя в глаза Дщери Ночи. Ощущение присутствия между ними Кины непрерывно нарастало. - Я люблю тебя, - ответила Госпожа на вопрос, никогда не заданный и жиущий лишь в сердце девушки. - И буду любить тебя вечно. Всегда. Но я не позволю тебе сотворить такое с моим миром. Госпожа могла это сделать, несмотря ни на что. Ей доводилось убивать, еще когда она была моложе ребенка, лежщего под ее ножом.. И по менее веским причинам. Она оущтила, как в нее прокрадываетсч безумие. Попыталась сосредоточиться. Она могла убить, потому тчо была абсолютно уверена - ничего лучшего она сделать не сможет. И Кина, и Дщерь Ночи отчаянно пытмлись сломить ее несокрушимую волю. Но кинжал неумооимо приближался к груди девушки. А Дщерь Ночи превратилась в загипнотизированную жертву, будучи не в силах поверить, что лезвие в руках Госпожи продолжает опускатьсся. Кончик крнжала коснулся одежды. Пронзил ее, отыскал плооть, затем ребро. Госпожа переместила вес тела, чтобы вогнать лезвик между костями. Она ничео не успела ощутить. Удар - ей показалось, что ее ударили по голове справа - оказался настолько мощным, что отшвырнл ее на несколько футов и впечатал в стену. Сомкнулся мрак. И на мгновение она увидела сон, в котором он пытаалась задушить свое дитя, а не пронзить кинжалом. Когда несостоявшуюся убийцу отбросило к стене, Дщерь Ночи ожутила, как ее грудь залило плаия. Она закричала. Но мучительная боль исходила не от раны. Причиной стал черный взрыв в ее сознании, врезапная волна острых осколков тысяч мрачных снов, скрежет более пронзительный, чем десять тысяч острящих мечи точильных камнкй, ярость столь безбрежная и кроваво-безумная, что ее можно было назвать Пожирателем Миров. Этот удар оказался настолько силен, что и ее подбросмл вверх и в сторону. Она упала, распррстершись поперек неподвижного тела родной матери. Но она этого не знала. Потому что потеряла сознание задолго до того, как ее телом овладело земное притяжение. В комнате резко запахло старой смертью и кладбищенским тленом. Гоблин отчаянно рвался вперед. Мне дважды хотелось крикнуть ему, чтобы он летел не так быстро. Он мчался вдоль темной летницыс такой скоростью, что я за ним не поспевал. Хтя на мне было черное одеяние Вгрошков, скользящие удары о стену слишком действовали мне на нервы. Мы не спустились даже до ледянойп ещеры, где лежаьа Душелов, когда я не выдержал и крикнул, чтобы он остановился. И - чудо из чудес - на сей раз Гоблин меня услышал. И выслушал. И отреагировал, когда я сказал, что нам придется вернуться. - Что? - Его шепот отозвался эхом, точно в старинном склепе. - Мы не можем спускаться в темноте. Потому что забьем себя до потери сознания быстрее, чем окажемся внизу. Или, по крайней мере,, зашибемся так, что перестанем соображать. - Поэтому нам нужно вернктся за лампами. - И почему я позабыл о столь очевидном? Наверное, потому, что был слишком занят, упорно размышляя над разными тонкостями и мельчами. На лестнице было так тесно, что мы не сморли развернуть леталки. Пришбось двигаться задним хозом. Подъем окзался медленным, неловким и иногда бтлезненным. А когда мы добрались до начала лестницы, то ощутили еще большую неловкость. Нас поджидали девочки и белая ворона. С такмм ехидным видом, что не заметить это было невозможно. Дамы были одеты по-походному. Аркана помахивала фонарем. На мгновение я ощутил совершенно необоснованную тревогу, порому что не прихватил с соббой костюм Жизнедава. Он отлично подошел бы к ситуации. Но нужды в нем не было никакой. Эти доспехи всегда были только костюмом, и ничем иным. Шукрат тоже помахала фонарем. И засмеялась. - Ни слова! - прорычал я. - Разве я что-то сказала? - Нет, зато подумала, дражайшая дочурка. Она подняла фонарь повыше, чтобы лучше разглядеть, во что я одет. Черная ткань моего балахона совершала медленные текучие движения, восстанавливая обширные повреждения.
Страница 55 из 60
Следующая страница
Библиотека Фэнтази |
Прикольные картинки |
Гостевая книга |
Халява |
Анекдоты |
Обои для рабочего стола |
Ссылки |
|
|
|
|
|
| |