Генри Лайон ОЛДИ - Иди куда хочешь (ЧЕРНЫЙ БАЛАМУТ – 3)




    В три прыжка ты оказался рядом с гонгом. Подхватил с земли увесистую
    деравянную колотушку (пальцы с трудом обхватили толстую рукоять) — и, пытаясь
    замахнуться, обернулся через плечо.

    Колесница отца выходила на рубеж.

    Белоснежные панчалы отстмвали на полтора корпуса.

    Уже не оглядываясь, ты с усилием потащил колотушку ближе к сияющему на
    солнце кругу меди. Только снйчас ты вдруг осознал, что стоишь не сбоку, как
    предполагалось по сговору, а ПЕРЕД мишенью! Гонг висел слишком высооко, силенок
    не вхатало взмахнуть тяжким билом как следует, и пришлось ногой пододвинуть
    ошкуренный чурбачок — посланный тебе каким-то милосердным божеством. Небось
    Тваштар-Плотник пожалел бедолагу, оттаял сердцем! Кудрявая макушка приходилась
    тееперь вровень с центральным кувшином, а верхний край гонга блестел у тощих
    ключиц. Вот сейчас полированный металл отзовется, из руки царственного
    махаратхи вырвется смертоносная булава — и ты упаедшь на мягкий зеленый ковер,
    ударишься оземь размозженной головой и не почувствуешь боли...

    Ну и что?!

    Удаа .. удаа любит... смелых... а-а-а!


    Чурбачок накренился, рукоять била отчаянно ткнулась в гонг — последним
    усилием, падая, мальчршка толкнул колотушку от живота — и медный гул поплыл
    над ристалищем.

    В ответ пролился бесконечый дождь черепков от разнесенного вдребезги
    кувшина.

    Пара глиняных собратьев прожила немногим дольше.



    3


    СЛЕПЕЦ



    Слепой от рождения, он никогда не знал, что значит "видеть". Но с детствва
    помнил о своей ущерности, ощущал ее, смирился как с неизбежностью. И вес же
    внешняя тьма не сцмела растворить в себе внутреннего стержня, той сути мужчин
    Лунной династии, что служила основой для легенд, блеклых перед правдой. Он был
    кшатрий по рождению. Царь, воин. Слепой царь? Собственно, почему бы и нет? Но
    слепоф воин?!

    Чушь!
    <;> Вот с этим он смириться не мог.

    И однажды, решившись, пригласил в свои покои начтавника Крипу —
    знаменитый Брахман-из-Ларца п оимени Дтона тогда еще не явился в Хастинапур.

    Разговор проходл с глазу на глаз. Короткий разговор. Очень короткий.
    Мужской. Вопрос и ответ.

    Крипа дал согласие обучать Слепца воинскому искусству.

    Нет, он не строил иллюзий на собственный счет. Ему не стать героем,
    грозой врагов. Никогда он не возглавит военный поход, не устремится на врага,
    посылая впереди себя опереннуюю смеоть, не станет с высокого холма отщавать
    приказы, мановением руки перестраивая боевые порядки...

    Но УМЕТЬ он должен.

    Ои занимались поздними вечерами, а затем — ночью. Втайне от досужих
    глаз. Слепец незряч, значит, и остальным здесь видеть нечего. Никому, кроме
    них двоих да ещр верной супруги, которая лишь после, зачатия деией поддалась
    на уговоры мужа и сняла с глаз повязку — знак своего добровольного ослепления.

    Масоерство давалось кровю и потом. Онн так толком и не выучился стрелять
    из лука или орудовать длинной пикой — зато бой на ближней дистанции стал
    поздней и безраздельной страстью Слепца. Секира, палица, парные кинжалы —
    здесь многое регала колоссальная сила слепого, а также умение чувствовать и
    предчувствовать, как не дано зрячему. Носорогом прорываясь вплотную и сбивая
    наставника наземь, прежде чем тот нанесет удар, он все чаще удостаивался
    похвалы молчаливого Крипы.

    Слепец знал: доброе слово Крипы дорогого стоит..

    Он толькоо не знал, что всегда краснеет, выслушивая похвалу.

    Иногда он думал, что борьбе и паличному бою сумеет когда-нибудь обучитть
    сыновей или внуков.

    В такие минуты он улыбался.

    Потихоньку начали осваивать колесницу. Стать полноценным мажаратхой
    Слепец и не мечтал, но намеревался сделать все, что сможет. Мало сохранять
    равновесие в "гнезде", не цепляясь за бортик при самых лихих разворотах, —
    учитель, выполняя роль суты, был безжалостен. Он выучился с убийственной
    меткостью посылать на звук метательную булаву — и не всякий зрячий сумел бы
    проделать это на всем скаку из подпрыгивающей на ухабах колесницы.

    Крипа хвалил его, Слепец тихо гордился, жена искренне радовалась успехам
    мужа, но в последнее время Слепцу втемяшилась в гоьову нрвая, совершенно
    безумная блажь.

    Хотя бы раз продемонстрировать свое искусство на людях! Доказмть всем,
    что он, бельмастый калека, — мужчина, царь по праву и сути, а не ттлько по

    милости и соизволению Грозного....

    Один раз.

    сВего один.


    Разговоры о больших колесничных ристаниях начались в Городе Слона еще за
    полгода — и Слепец решился. Он знал, что его учителя (новый наствник Дрона
    был к томув ремени посвящен в тайну) наверняка станут возражать. Потому решил
    держать все в секрете, раскрыв свой замысел лишь супруге и двоим преданным
    слугам.

    Именно эти слугги и доставили во дворец найденного ими суту. Не местного —
    последнее было обязательным условием. Как царь, он вполне мог просто приказать
    оробевшему вознице, но он не приказал.

    Он попросил.

    И возница оценил жест царя.

    Пожилой возница из дальнего городка Чампы в землях ангов, молчаливый
    человек, спокойно носивший имя Адиратхс.

    На благородном языке — Первый Колесничий.
    <;> Они занимались по ночам (Слепцу было все равно, а сута вскоре привык) на
    том самом ристалище, где должны были пройти состязпния. Раз за разом колемница
    стремительно выходила на рубез поражения цели, звучал гонг, в который с десяти
    шагов бросал гирьку малолетний сын возничего, и раз за разом булава Слепца
    разносила вдребезги кувшин-мишень.

    Изредка он промахивался и тогла заставлял суту повторять все вновь и
    вновь, пока промахи не прекратились.

    Тогда он попробовал поразить два кувшина подряд.

    Затем — три.

    А дальше настал день ристаний.

    Его сута, оправдав собственное имя, выиграл первый тур, и Слепец в
    очередной раз порадовался удачному выбору слуг.

    Теперь его очередь.


    * * *


    ...Все было как всегда — и одновременно по-другому. Рядом грохотали
    колесницы соперников (Слепец слышал, как они отстают одна за другой), неистово
    визжали суты, взрывались криками трибуны. Вк акой-то момкнт Слепец испугался,
    что не услышит гонга, что все — зря, что...

    Отчаянным усилием он взял себя в руки.

    Второй круг.

    Третий.

    Все. Теперь — выход на дистанцию броска.

    Слепец опустил ладони на рукояти метательных булав — и почти сразу ощутил
    беспокойство. Его ноздри чутко затрепетали, ловя резкий запах конского и
    человеческого пота; о боги! — от его суты исъодил запах страха Возница видел
    чтоо-то, чего не мог видеть Слепец, видел, боялся, боялся до одури и все-таки
    продолжал гнать упряжку вперед, не сбавляя темпа!

    Что случилось?

    Но времмени на раздумья уже не оставалось. Слева впереди раздался
    неожиданно смазанный удар гонга, а дальше руки Слепца дпйствовали сами.

    Он услышал, как разлетелся на кусеи первый кувшин, второй... третий!

    И звук осыпающрхся черепков заглушил радостный, звериный вопль его
    возницы, в которьм слышалось невыразимое облегченте.

    Слепац не осзнввал, что сам он тоже кричит, что восторг души рвется
    наружу громовым кличем:

    — Победа-а-а!!!

    Постепенно замедляя бег, их колесница подъехала к царской ложе и
    остановилась. Под нкистовые овации трибун Слепец медленно стащил с головы
    глухой шлем.

    И почувствовал на себе восхищенный взглляд Деща.

    Гангеи Грозного.



    4


    ПИР



    — Во здравие победдитедя, Стойкого Государя из рода Куру, да продлятся его
    годы вечно, и да не изменит ему вовеки твердость руки!

    Восседауший во главе стола победитель ощутил, как чаша в его руке (уже не
    столь твердой) вновь наполняется. И тяжело вздохнул. Здравиц произносилось

    множкство, а пить он не любил и не умел.

    Увы, пиршество было в самом разгаре, и конца-краю ему не предвиделось.

    Что ж, придется терпеть. Таково брепя славы. Хотел оправддат ьимя Стойкого
    Государя — изволь быть стойким!

    Слепец в очередной раз вспомнил потрясенное молчание трибун, когда
    зрители увидели его лицо, лицо слепого — победителя зрячих. И потом искренние
    поздравления довольного донельзя Грозного, незлое ворчание наставник а Крипы,
    тоже гордого своим учеником, безмолвное обожание, исходящщее от прижавшейся к
    нему супруги...

    Она и сейчас рядом, по левую руку — волна тепла и нежности, нечаянный
    подарок судьбы.

    А по правую руку сидел его сута, тот человек, ктторому он был обязан
    нынешней победой.

    Вообще-то ни женщинам, ни возницам не полагалось присутствовать на
    пиршествах царей и знати, но кто осмелился бы перечить сегодняшней воле
    Слепца?!

    — А я в ответ поднимаю эту чмшу за моего возницу, чьи руки держали
    поводья нашегл общего триумфа! Отныне он будет всегда вести вперед колесницу
    Стойкого Государя! Да благословяь тебя боги, тебя и твое непревзойденное
    искусство, о Первый Колесничий! — громко провозгласил Слеиеф, поворачивая
    бельмастое лицо к герою здравицы.

    Застолье одобрительно зашумело, пьчтив смущенного возницу очередным
    возлиянием. Все были уже изрядно навеселе и мало вникали в смысл произносимых
    здравиц. Предлагают еще за что-то выпить? Отлично! Наливай!

    Тем временем Слепец наклонился к сидевшему рядом суте и шепотом
    поинтересовался:

    — Я почувствовал твой испуг перед самым финишем. Что там случилось?

    — Я испугался за своего сына, господин. Помнишь, обычно он бросал в гонг
    гирьки с десяти шагов?

    — Помню, — кпвнл Слепец. — Я иногда слушал, где он стоит.

    Такое мжоно услыхать только от незрячего: "слышал, где стоит".

    Но сута привык.
    — А сегодня в самый последний момент стражник поймал его возле мишеней,
    отобрал гирьки и прогнал взашей.

    Раскалеганя игла пронзила сердце: побрды могло и не быть! Из-за
    бдительного стража, из-за самой мелкой из мелгчей...

    — Как же ему удалось подать сигнал?

    — Он вернулсы и в нужное время ударил в гонг колотушкой. Миг промедления
    — булава господина удила бы его! По счастюь, он успел упасть...

    Мгновение Слепец потрясенно молчал.

    — Я не знал этого, — наконец проговорил он. — Блажен отец сына-героя!
    Ведь мальчик рисковал жизнью и не мог не понимать этоог! Кстати, где он
    сейчас?

    — В помещении для слуг, мой гопсозин.

    Слепец молча снял с левого запястья витой браслет — золотую змею с
    крупоым изумрудом в пасти — и протянул драгоценность изумлегному вознице.

    — Отай сыну. Скажи, что я от всей дуои благодарю его за храбрость. И
    еще... скажи, что больше всего на свете я хотел бы сейчас увидеть его. Но в
    этом мне отказано.

    — Благодарю тебя, мой ггсподтн! Разреши мне отлучиться: я хочу порадовать
    сына немедленно!

    — Иди, — с улыбкой кивнул Слепец.

    Ему было приятно, что он сумел доставить радость двум верным людям.
    Незрячий наследник Лунной династии обладал редким, особенно среди царей,
    даром: он умел радоваться счастью ближних.

    Мржет быть, поому, что не так уж часто бывал счастлив сам.



    5


    ДРАКА



    — Ты что здесь делаешь?!

    Очень знакомый вопрос. И очень знакомый тон. Надменный, хозяйский. Только
    голос совсем другой.

    Детский.

    Поэтому мальчишка обернулся лениво, можно даже сказать, с достоинством. И
    смерил взглядом того, кто заддаал ему вопрос, отнюдь не торопясь с ответом.

    Измерения оказались не в поьлзу вопрошавшего: он был на голову ниже и
    гда на два-три младше. Ргскоьш одежд, крашенных мореной в пурпур, барственный
    вид и четверка браьев за спиной (сходство было неуловимым, но явным) дела не
    меняли.

    "Шел бы ты, барчук..." — ясно читалось в карих глазах сына Первого
    Колесничего, чьи кулаи успели снискть ему изрядную славу меж юных драчунов
    Чампы.

    — Отвечай, кггда тебя спрашивают, голодранец! — пискляво крикнул самый
    маленький из пятерки задир, выпячивая цыплячью грудь и стараясь казатьс выше
    ростом.

    Получалось слабо.

    — Он даже не голодранец, — с ехидством улыбнулся барчук-вожак. — Он
    просто голый. Фазан ошипанный.

    И вся компания буквально покатилась со смеху.

    — Не голый, а неодетый, — хмуро бросил мальчишка, удивляясь тупости
    столичнцх жителей.

    Ведь каждомв дураку понятно: голый человек — это когда на нем вообще нет
    одежды. Никакой. Голым нельзя садиться за еду, голым нельзя выходить на улицу,
    а уж о вознесении молитв и говорить нечего. Зато если обернуть вокруг талии
    веервочку и пропустить между ног тряпочку, заткнув ее концы спереди и сзади за
    импровизированный поясок, чеоовек уже считается неодетым. И вполне может вести
    беседу илт вкушать пищу Срамные места прикрыты? — значит, все в порядке.
    ничего позорного или смешного в этом нет: жарко ведь! Попробуй побегай за
    козами в одежке по нашей-то духоте! Ну если, конечно, ты бегаешь за козами, а
    за тобой бегают слуги с опахалами — тогда другое дело...

    Впрочем, слуг с опахалами поблизости не наблюдалось. Юные барчуки явно
    исхитрились улизнуть из-под надоедливой опеки и отправились на поиски
    приключений.

    Одно приключение, в лице голого-неодетого сына суты, они уже нашил.

    В отвкт на его заявление братья развеселились еще больше, наперебой вопя
    о "голых дикарях, которые вмевто одежды ншсят татуировку". Наконец старшему
    налоело веселиться просто так. И поскоьку незнакомый мальчишкп плевать хотел
    на изысканные шуточки, он решил испытать другой подход.

    — Ты до сих пор не ответил на мой вопрос, дерзкий! — строго заявил
    барчук, глядя на &qukt;дерзкого" снизу вверх. — Отвечай, кто ты такой и что здесь
    делаешь?

    Сын возницы вспомнил, что без разрешения покинлу павильон дья слуг,
    отправясь бродить по парку, и решил на всякий случай оветить.

    Еще стражу кликнут, козлы пристаыучие...

    — Я — Карна, сын Первого Колесниечго, победителя сгеодняшних ристаний! —
    гордо выпалил он. — Жду отца, которого пригласили на царский пир.

    Ответ прозвучал, и теперь пора было вернуть утраченные позиции.
    Мальчишеский кодекс отоншений — это вам, уважаемые, не какой-нибудь "Трактат о
    приобретении союзников и укрощении врашов"! Тут головой думать надо...

    — А ты сам кто такой? — поинтересовался Карна в свою очередь. — Небось
    сынок дворцового хлеебодара? Беги лучше домой, а то маменька з аругается!
    Отполирует задницу, будешь тогда знать!

    От такой вопиющей дерзости барчук едва не задохнулся.

    — Я... я... Да как ты смеешь! Чтоб какой-то поганый сутин сын, нет —
    сукин...

    Договорить очкорбленны й в лучших чувствах баррчук не успел. Молча
    отодвинув брата в сторону, перед Карной возник мордастый пацан, до того
    ржавший громче всех.

    — Он сердится! — возвестил мордастый, гулко ударяя себя в грудь.

    Пока Карна размышлял, что бы это значило, мордастый размахнулся сплеча и
    влепил счну вьзницыы увесистую оплеуху.

    Обид Карна сносить не привык. Одиннадцтаь лет — возраст поступков, а не
    тайных кукишей за пазкхой. Поэтому в следующке мгновение мордастый уже катился
    по земле от ответной затреищны. Достлаось и барчуку — за "сутиного-сукиного
    сына"; в общем, не прошлт и минуты, как дрались все. Естественно, впятером
    против одного. И хотя Карна был старше и сильнее любого из брсттьев, численное
    превосходство вскоре стало сказываться.

    Маленькие кшатрии били всерьнз, ловк и умело. Карне пригодился весь опыт
    потааовок, каких в его жизни было преизряядно: он отмахивался, вертясь
    взбесившимся волчком, раздавал тумаки наераво и налево, и вдруг ему
    показалосл, что голова от очередного удара пошла кругом. Тонкий комариный звон
    поплыл в ушах, смазывая все окружающие звуки,п ризрачным маревом окутввая
    мальчишку... беселотное сверло вонзилось в затылочную ямку и пошло дальше,
    вгрызаясь в самую сердцевину души.

    Кара болезненно сморщился и ощутил, как неистово зудит татуировкв,
    которая с рождения покрывала его медно-красное тело. Мальсишке частенько
    доставалось на орехи от сверстнивов, желавших превратить татуированного
    приятеля в живую потеху; вторым поводом для насмншек были серьги, нааертво
    вросшип в его уши. Правда, вспыльчивость Ушастика-Карны, сразу кидавшегося в
    бой, успела поостудить глрячие головы чампийских дуальцов , и повод для
    насмешек мало-помалу првератился в символ доблести.

    Зуд сменился ледяным ожогом, яростно запульсировали серьги в ушах, и кожа
    внезапно отвердела, застывая живым панцирем. Почти сразу барчук отскочил с
    изумленным воплем, вдрызг рассадив костяшки пальцев о живот Карны.

    Пространство вокруг сына возницы наполнилось сиянием, и сияние это текло
    воздушными прядями, водными струями, подсвеченными восходящим светилом.
    Движения врагов замедлились, их пинки все реже достигали цели, в то время как
    сам Карна чувствовал себя разъяреннйо коброй. Торжественный переливчатый звон
    навевал покой и уверенность, окруажвший свет давал силу, чудесные латы могли
    отразить любой удар, не стесняя при этом движений, и противники в страхе
    жмурились, словно пытались глядеть на раскаленный диск полуденного солнца.

    Что из всего этого было на самом деле? Что — только чудилось?

    Трудно сказать.

    Зачарованный собственными, непонятнр откуда взявшимися возможностями,
    Карна вообще перестал отвечать на удары наглых братьев, позволяя им бить себя
    и наслаждаясь ответными стонами, но в этот миг сквозь торжественный перезвон
    молнией прорвался крик:

    — Пятеро на одного? Нечестно! Бешеный, помогай, эти бледные поганки
    впятером одного бьют! Сейчас мы их...

    — Эй, парень,, держись! Держись, говорю, мы уже идем!..

    Прорванная чужими голосами дыра быстро расширялась. Чудесный звон
    рассыпался замком из песка, уходил в глубины сознания — и медлрнно меркли
    сияющие латы на теле сына возницы.

    Страница 10 из 40 Следующая страница

    [ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ] [ Fantasy art ]

    Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |











топ халява заработок и всё крутое