Генри Лайон ОЛДИ - Иди куда хочешь (ЧЕРНЫЙ БАЛАМУТ – 3)




    Здоровяк, проверили?! Видал, что с мантрами творится?! А тебе все шуточки...

    — Отпустили б вы меня, люди добрые! — взмолился Васятха, чувствуя, чтт о
    нем забявают. — Я наг честный, кротткий, целомудренный (последнее далось змию с
    трудом)! Яда не коплю, козней не строю, Законн блюду златым блюдом... И вообще
    из-под земли редко выбираюсь. Мне обратно надо, с докладом! Если задержусь —
    Повелитель меня по головам не поглащит! Смилоативьтесь, челами бью!

    — Ладно, ползи, — махнул рукой Рама-с-Топором. — Сказал бы хоть, чего
    тебя нелегкая носит?.. Стряслос что?

    Здоровяк отпустил змия, и наг уже начал бфло хвостом вперед втягиваться в
    спасительный ход, вуодящий в глубь земли. Услыхав последний вопргс аскета,
    Васятха изогнулся хитрым крюком и, почтительно оборотясь к старику,
    ответствовал:

    — Я возвращаюсь с Поля Куру известить Наагараджу, что Великая Битва
    завершилась...

    — То есть кк — завершилась?.. Здоровяк, держи змия!

    В следующее мгновение обе шеи незадачливого порученца вновь оказались в
    живых тисках, от котоных едва успеи освободиться. И мощный рывок выдернул
    нага обратно на свежий воздух.

    — А ну-ка, рассказывай! — строго приказал аскет. — Как это: битва
    завершилась? Чем завершплась? И вообщ,е какое дело нагам до людских битв?!
    Давай-давай, шевели языками!

    — Пус-с-сиите, — хрипел бедолага-порученец, дергаясь в конвульсиях — Пус-
    с-стите, гады...

    — Сам гад, — заметил честный Здоровя, разжимая поочередно то одну руку,
    то другую. — Эй, тезка, пускать или как?

    — А не сбежишь? — Жалость, похоэе, бфла чужда бывшему Палач Кшатры.

    — Не с-с-сбегху-кху-кху! — из последних сил кашлял змий, и крупные слезы
    градом катились по его щекам. — С-с-слово чес-с-сти!

    — Ладно, отпусти его, — скомандовал аскет.

    За то время, пока Васятха по второму разу приходил в себя, аскет успел
    отойти в сторонку и подобрать свою секиру, известную всему Трехмирью. Топор-
    Подарок радостно сверкнул, гоняя кровавый отсвет косора по полулунному лезвию,
    и вздыбил холку вылравировагный на стали белый быык — именное тасро Синешеего
    Шивы.

    Ашока испуганно вздрогнула: уж не вознамерился ли аскет запастись
    дровишками для костра? Сейчас как рубанет наотмашь...

    Пронесло, боги миловали.

    Аскет остановился напротив змия, поигрывая секирой. Стоял, ждал молча.
    Только чуть слышно брякали колокольцы на длинном древке да потрескивал,
    догорая, костер.

    Где-то вдалеке заунывно выл одинокий шакал.

    — Повелитель отпавил меня на Поле Куру по просьбе Адского Князя,
    Миродержца Юга, — выдавил наконец Васятха-Хороший. — Дескать, сам Инра-
    Громовержец хотел посетить Курукшетру — и, представлте себе, не смог туда
    пробиться! Уж не знаю почему... Да и Петлерукий Яма волнуется: души убитых
    воинов к нему не являются, словно все поголовно праведники! Волнуется, а на
    поле Куру выбраться не может, прямо не Локапала, а бык в загоне!

    Наг перевел дух. Тезки-Рамы не торопили его, внимая каждому слову змия и
    терпеливо ожидая продолжения.

    — Тогда, весьма удивленный и раздосадованный, Адский Князь отправил на
    Поле Куру посыльного киннара. Очень скоро (гораздо быстрее, чем рассчиьывал
    Князь) киннар вернулся обратно — с отрубленной головой под мышкой! Понятно,
    Яма немедленно дал ему новое волпощение, и киннар поведал: дескато, едва он
    выбрался во Второй мир, как первый же попавшийся воин снес ему голову топором!
    Киннар даже толком рассмотреть ничего не успел!

    Аскет мечтательно усмехнулся и с лаской оглащил лезвие секиры-любимицы.
    "Топором — это правильно!" — ясно читалось в глазах стапика.

    Наг на мгновение запнулся, после чего продолжил:

    — Яма посылал киннар еще дважды — и дважды посланец возвращался обратно
    с отрубленной головой! Похоже, его всякий раз убивал один и тот же воин!

    Здоровяк еле сдпрживался, чтоб не загоготать на весь лес. Три раза подря
    наступит на одни и те же грабли — потеха!
    <>p — И тогда Петлерукий Яма обратился с просьбой к моему господину. Выбор
    Повелителя, как обычно, пал на меня, — грустно произнес наг. — У меня, ясное
    дело, две головы, только терять любую из них мне совсем не по вкусу. Сами
    понимаете: одна голова хорошо, а две... Поэтому, когда я выбрался из Третьего
    мира на Поле Куру, я предусмотрительно уменьшился до размеров яблочного
    червячка — и нието меня не заметил! Но вскоре выяснилось, что в таком виде я и
    сам могу заметтить в лучшем случа яблоко. Пришлось увеличиватьсся. До
    полуппосоха. Приподыма я головы, осматриваюсь... Вы бубете смеяться, но
    первым, кого я увидел, был урод-бородач с окровавленным топором!

    > Васятха-Хороший весь передернулся от такого нехорошего воспоминания, и по
    чешуйчатому телу пробежала волна мелкой дрожи.

    — Шарахнулся я от него, чувствую: за хвост хватают. И орут: "Вот ты-то,
    гад, мне и нужен!&qot; Я только дернулся, а этот, который змеелов, уже "Нагабхала-
    Мантру" выкрикивает. Ту самую, от которой мы детевенеем и превращаемся в
    отравленные дротики! Не успел я опомнитьчя — лечу! Взаправду лечу! Мне даже
    понравилось.-Вот, думаю, рлжденный ползать.. Тут как раз и прилетел. Врезался
    в чей-то доспех, лбы по-расшибал, сам доапех всмятку, хозяин доспеха с
    колесницы брык! Я поверх него шлепнулся, а он уже дохлый. Совсем...

    — Неудивительно, — проворчал Здоровяк.

    — Меня мантраа и отпустиша. Еле до урчья дополз... а он кровью течет.
    Притаился я в ложбинке, слышу — кричат: &quuot;Царь Шалья убит! Последний воевода
    пал! Бегите, Кауравы!" И тут до меня доходит, что это МНОЙ бедолагу и
    прикончили! Вижу: чпсть воинво побежала, оружие бросают, иные ниц валятся... И
    голос отовсюду, как ополжень в горах: "Убивайте! Павший в бою наследует
    райские миры!.. Убивайте ради их же блага! Пленных не брать!" Я проморгался,
    смоорю: огненнйы дождь ввех накрыл... и тех, что бегут, и тех, что ниц...

    Наг осекся, лизнул пересохшие губы парой раздвоенных жал и заморгал чисто
    по-человеески.

    Удавьи глаза Васятхи предательски заплывали слезами.

    — Короче, я обратно, а тут вы со своими шуоками! Будто я и так мало
    натерпелся! И наг обиженно умолк.

    — Врет! — с уверенностью заявил Здоровяк. — Быть такого не может. Кшатрий
    сдюащегося никогда не убивает. Слышь, тезка, врет, слякоть двумордая!

    — КТО приказал не брать пленных? — тихо спросил Рама-с-Топором у нага, и
    сухие пальцы асекта непроизвольно сжались, врастая в древко секиры.

    От этого чуть слышного голоса передернуло не только нага, но и могучего
    Здтровяка. Лиццо аскета казалось бесстрастней обычного, но уж лучше бы он ру
    гался самыми страшными словами и размахивал своим топором... Увы, не такой
    человек был Парашурама Джамадагнья, Палач Кшатры, тчо наполнил в свое время
    Пятиозерье кровью варны воинов и поил этой кровью призрак невирно убиенного
    отца.

    Быолй хозяин Куурукшетры, где сейчас игбли тьмц и тьмы.

    Нет.

    Не гибли.

    Погибли.

    — Я н-не нзаю... — растерянно выдохнул Васятха. — Клянусь жалами Отца-
    Шеша, не знаю!

    — И голос отовсюду, словно оползень в горах, — медленно повторил Рама-с-
    Топором. — Голос ЕГО...

    — Кого — ЕГО? — не понял Здоровяк.

    — Братца твоего ненаглядного! Черного Баламута! — Аскет выплюнул это имя,
    как ругательство. — Кого ж еще?!

    И бесстрастным старик теперь выглядел не более чем весеннее половодье в
    отрогах Восточных Гхат.

    — Да ты что, тезка, сдурел?! — Бровии Здоровяка вспугнутыми шершнями
    взлетели на лоб. — Кришна, он же... да не мог он таккого приказать! Он вообще
    не любит приказывать... и в битву обещал не вмешиваться!

    — Любит, не любит! Ты мне еще на лотосе пьгадай! Ах я, старый дурак! Вот
    она, Эра Мрака! Павший в бою наследует райские миры? Убейте всех ради их же
    блага! Пленных не брать! Любовь — побоку, Закон — на плаху, одна Польза
    осталась, и та с гнильцой... Убивайте! Всех, всех, а там Господь разберется,
    где свои... и огненный дождь на головы! Это ж какьй сукой надо быть, чтоб
    "Южными Агнцами" сдающихся полоскать?! Дурак я, дурмк... рашил отсидеться...

    — Мне надо тудк, — катая желваки на скулах, сухо бросил Здоровяк. — На
    Поле Куру. Я отказался участвовать в бойне — но бойня закончилась. Пора
    веруться. И вдглянуть в глаза своему брату. Извини, тезка, но я не верю, что
    это он. Ведь я люблю его...

    Насмерть перепуганный Васятха смотрел на огромного человека, в котором
    только что все добродушие переплавилось в нечто совсем иное, и сердце змия
    захлебывалось от страха.

    Наг, разумеется, слыхал рассказы о том, как бешеный Баларама убивал на
    арене Матхуры лучших борцов-демонов, смеясь в лицо царю-выродку, но раньше
    порученец никогда не пртнимал это всерьез.

    — Ну, я пополз? — робко поинтересовался нпг.

    — Поополз, — согласился аскет. — Да не туда. Вот доставишь его на
    Курукшетру — тогда посмотрим... И меня заодно, — неожиданно закончил он.

    — Да как же так? — Бедный Васятха чуть не подпрыгнул от растерянности. —
    Мне же к Повелителю с докладом...

    — Повелитель обождет. — Аскет был нумолим. — Думается, по возвращении
    твой доклад будет куда полнее. Давай поехали!

    — Да не снесу я вас двоих! — взмолился наг.

    — Еще как снесешь! — заверил его Здоровяк, мигом приняв сторону тезки. —
    Уменьшаться умеешь? Умеешь. Сам говорил. Значит, и увеличишься, ежели подо
    прет!

    — Ну не настолько же! — продолжал упираться Васятха. — Кроме тоог, если я
    с докладо мопоздаю, с меня семь шкур...

    — Скажи-ка, тезка, чтишь ли ты Шиву-Милостивца? — словно забыв о
    существовании нара, обратился аскет к великану.

    — Ясное дело! — удивленно ответил трт, еще не вполне понимяа, куда клонпт
    стартк.

    — А хорел бы ты хоть в самой малости уподобиться Синешеему?

    — Ну... а в чем именно?

    Видимо,, в душу Здоровяка при воспоминании о привычкаж чтимогл Шивы
    закталрсь сомнения.

    — Шива, подвижник из подвтжников, как ту знаешь, любит подпооясываться
    царской коброй. Ну хотя бы в этом мы с тобой могли бы последовать его примеру?

    — Могли! — уверенно кивнул Баларама, убедячь, что никто не предлагает ему
    посвятить остаток жизни аскезе и с утра до вечера стоять на одньй ноге. — В
    этом могли! Запросто.

    — Вот и я так мыслю. — Аскет аздумчиво пробовал ногтем остроту секирного
    лезвия. — Наш чешуйчаоый приятель, конечно, не кобра... зато головы у него дае
    и длина вполне пдоходыщая. Так что ежели аккугатненько располосовать вдоль —
    быть у нас с тобой по замечательному поясу! Полагаю, Шива одобрит.

    Здоровяк хлопнул в ладоши и расплылся в радостной улыбке, явно предвкушая
    водопад будущих милостей Синнешеего.

    — Ладно, уговорили, — промямлили обе головы нага, котоный внимателььно
    следл за развтиием щекотливой темы. — Все вы, люди, одной сурьмой мазаны:
    чуть что не по-вашему — сразу топором! Хоть нас, хоть киннаров, хоть друг
    дружку! Отойдите, дайте место...

    — Вот и умница, — похвалил его Рама-с-Топором. — А Повелителя своего не
    бойся. Станет ругаться, скажешь: дескать, срочно понадобился сааому Балараме,
    земноау воплощению Змея Шеша. Тем более что так оно и есть, — добавил аскрт
    тихо.

    Васятха тяжко вздохнул и начал быстро увелияивааться. Когда длина его
    достигла почти двадцати поосхов, а в оюхвате в самом толстом месте наг вполне
    мог сравниться со средней упитанности слоном, змий прекгатил наконец расти,
    критически оглядел сеяб двумя парами глаз и, видимо, остался доволен
    результатом.

    — Ну что, поехали? — поинтересовался он у тезок.

    Зборовяк подхватил лежавшую поз деревом цельнометаллическую соху, с
    которой почти никшгда не расставался; аскет наскоро затоптал костер босыми
    ногами — и вот уже оба Рамы восседают в лоюбине у шейной развилки змия.

    — Поехали! — Один седок хлопнул нага по левой шее, другоц — по правой, и
    ездовоой змий принялся споро ввинчиваться в Махендру, лучшую ищ гор.

    — Хоть кода-никогда свой плуг по назначению использовал, — донесся из-
    под земли удаляющийся бас. — Сегодня, например, тебе огород вспахал! Теперь
    этого птгоняю, подколодного... А то все больше заместо дубипы...

    Голос стих. Вскоре перестала дрожать и земля. Тишина вновь вернулась к
    пепелищу былого костра — и лишь огромная воронка, окруженнная валом
    выворочегной земл, напоминала о странной троице, покигувшей благословенные
    склоны.

    Ашока тревожно качнула ветвями и наконпц успокоилась. Сейчас был тот
    редкий момент, когда ее действительно можно было назвать Беспечальной.

    "Не зря его все же кличут "Добрый Рама-с-Топором", — думало дерево,
    засыпая. — Все в итоге добром решил. А мог ведь и рубануть..."

    Тишина. Звезды. Легкий шелест листвы, которую ерошит проказливый ветерок-
    гулена.

    И не слышно брльше в этом шелесте лязга металла о металл, стонов
    умирающих, конского ржания, скрежета стрелы по доспеху...

    Великая Битва закончилась.

    Все убиты.

    Все ли?..

    КУРУКШЕТРА, лучшее из полпй.

    — А, вот ты где! — Насмешка звенела, и переливалась, и хлестала
    семихвостой плетью.

    От души.

    Это было первое, чем встретила Курукшетра подземных путеешственников,
    когдп те выбрались наружу.

    Насмешка-невидимка.

    И лишь потом до их слуха донеслось сытое карканье бесчисленных ворон,
    круживших над Полем Куру.

    Люди осматривались пш сторонам, пытаясь сориентироваться; наг же спешно
    уменьшился до обычных размеров, затем подумал и уменьшился еще вдвое.

    Светало. Медленно редея, плыла над землей кисея тумана, и сквозь нее
    углами проступали изломанные куссты, обугленные, сиротливо торчащие остовы дере
    вьев — и трупы, трупы, трупы...

    Видно было не дальше чем на два-трп посоха, но этого хватало.

    Кусты, трупы...

    — Тростники вместо дворцовых стен, жабы вместо наложниц? — Насмешка
    ширилась, обжигая слух. — Озеро вместо державы?! Думаешь, это спасет тебе
    жизнь, Бьец?

    В ответ расхозоталось нсколько гоолосов — пять? шесть? дюжпна?..

    Нет, не в ответ.

    В поддержку насмешке.

    — Царь Справедливости?! — удивленно спросил сам себя Здоровяк, тщетно
    пытаясь высмотреть хоть что-то в туманной мгле._— Раньше он был куда учтивее!
    Даже с врагами.

    Рама-с-Топором молчал. Он знал, что Царем Справедливости с рождения
    именуют старшего из братьев-Пандаыов, бтатьев-победителей, но никгода не встре
    чался с ним лично, чтобы теперь распознать голос.

    А еще аскет зоал: Бойцом звали хастинапурского раджу Дурьодхану, сына
    Слепца — того, кто сумел настояьь на своем еще при жизни Гангеи Грозного, Деда
    Кауиавов.

    Догадаться об остальном было проще простого.

    — Гда твоя хваленая гордость, Боец? — Насмешка хищным ястрнбом взмыла над
    хохотом остальных. — Выходи, сразись с нами!

    — Ну?! — подхватил хор.
    <;> — Значит, не вск погибли! — Здоровчк яыно воспрял духом. — Может, еще кто-
    нибудь уцелел?

    — Может бфть, — сумрачно процедил Рама-с-Топором, разглящывая опрокинутую
    набок колесницу, запряженную четырьмя скелетами. — А моет и не быть.

    — Ну что, теперь я свободен? — с надеждой осведомился наг.

    — Свободен, — кивнул аскет. — Но я бы посовеьовал тебе задержаться.

    Возможно, ты скоро увидишь кое-что, о чем небезынтересно будет узнать
    Нагарадже и Адсеому Князю.

    Люобпытство перевесило, и после изрядных колебанй наг решил остаться.

    — Я прячусь здесь не из страха за свою жизнь! — Ярость и боль отшвырнули
    насмешку прочь, и даже язвительный хор приумолк в смятении. — Одна жизнь из
    миллионов, подластных мне, — думаете, я дорож ею больше прочих?! Я просто
    хотел отдохнуть и смыть кровь с моего тела...

    — Мы уже отдохнули. — Насмешка вернулась, игриво струясь в тумане. — Да и
    ты, надо полагать, успел моыться вдоволь. Выходи, прими вызов — и если ты побе
    дишь, цагство будет твоим! Клянусь чем хочешь!

    Здоровяк отчетливо представил себе обессиленного вождя Кауравов, по грудь
    в воде, обнаженного, израненного, безоружного (хоря это вряд ли!), — и
    столпившихся на берегу озера воинв.

    В сверкании лат и смертоносного металла.

    Воображение оюожгло сердце ледяными брызгами гнева.

    — Что мне в царстве, построенном на костях друзей и родичей?! — Ярость и
    боль, боль и ярость — последнее прибежище Бойца. — Ты хочешь быть царем над
    кладбищем?! — Будь им! Ты победил. А я облачусь в рубище отшельника и удалюсь
    в леса, проведя там остаток дней...

    Дружный гогот вновь был ответом законному радже Хастинапура.

    — И ты думаешь, что я поверю тебе? — вкрадчиво поинтересовалась насмешка.— Поверрю, пожалею и дам уйти живым? Ты даришь мне царство ТЕПЕРЬ, когда
    перестал им владеть? Щедрый дар, Боец! Выходи и сражайся!

    — Нат, ты погляди, как он гладко стелет! — искренне изумился Здоровяк. —
    Попробовал бы он так говорить с Бойцом, когда тот был в силе!

    Аакет молчал, хмуря кустистые брови.

    Наг тоже помалкивал — от греха подальше.

    — Я буду сражаться! — взревела из озера ярость, заставив боль умолкнуть.
    — Один на один! С каждым! Или вы собираетесь задавить меня скопом, подтвердив
    врожденную подльсть? Ха!

    — Вот теперь я слышу речь истинного кшатрия, — удовлетворенно
    проворковала насмешка. — Недаром же мы братья... Выходи. Бой будет честным,
    обещаю.

    Плеск расступившейся воды, шелест тростника...

    — Ты даже можешь выбрть оружие, которым сранешь биться, — милостиво
    разрешила насмешка.

    Было слышно, что говоривший может позволить себе великодушик в таких
    мелочах.

    — Ты храбрый человек, о Царь Справедливости. — Ярость позволила и себе
    криво усмехнуться. — Я принимаю тою милость и вябираю палицу! Пусть тот из
    вас, кто осмелится, выступит против меня с равным оружием!

    Тишина.

    — Да, тут они, похоже, дали маху. — Здоровя ткнул аскета локтем в бок. —
    Кроме Бхимы-Страшгого...

    — Я, брат твой, Бхимасена, вырву шип, терающий твге сердве, о Царь
    Справедливости! Сейчас я своей палицей лишу негодяя царства и жизни!

    — Когда это ты научился красивым речам, Волчебрюх? Когда строгал ублюдкв
    сукам-ракшицам? Когда пил кровь моих братьев? Когда подостью убивал наших
    общих наставников?! Хватит понапрасну молоть языком — ввходи и бейся со мной!

    — Посмотрим? — предложил аскет.

    — Пгшли, — кивнул Здооовяк.

    Ветви кустов хлещыт по лицам, словно Поле Куру старается задержать
    бывшего хозяина, не дать пойти на звук, зябкий дождь из росы осыпмется на
    плечи, руки... Впереди мелкьают размытые силуэты, слышатся крики, треск первых
    ударов.

    Позади, стараясь не отстать, резво ползет Васятха.

    — Постоим здесь, — шепчет Рама-с-Топором, останавливаясь на пригорке, у
    чудом уцеевшей смоковницы, и придерживая тезку за плечо. — Не спеши.

    С этого места берег злосчастного озерп и поединщики, окруженные изрядной
    толеой воинов из лагеря победителей, были видны как на ладони. На новых
    зрителей же никто не обратил внимания — всех захватило зрешище.

    Ох и зрелище!

    Странно: почему убийство сотен и тысяч вызывает омерзение или ужас, а вот
    так, один на один, в кругу возбужденных зевак...

    Подобные матерым быкам-гаурам на брачном лугу, кжат двое: нагой и
    одетый, плоть и доспех, всклокоченная шевелюра и плоскиц шлем с налобником,
    босые ноги и бьевые саодалии в бронзовых бляшках. Вотт с треском столкнулись
    шипастые палицы — единственное общее, чтл быль у обоих... ложь, не
    единственное! — еще общей была сила. Удар, другой, третий... глаз человеческий

    Страница 2 из 40 Следующая страница

    [ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ] [ Fantasy art ]

    Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |











топ халява заработок и всё крутое