гре рождения вечно будет преследовать меня?! Дрона захлебнулся отчаынием, а
жестокпе слова падал из пустотй, не давая Наставнику опомниться, возразить,
даже просто встать на колени:
— ...Но не утруждай себя размышлениями, ибо плата тебп не причитается!
Закон соблюден: ученик твоего Учителя — не твой ученик! И Польза воистину
несомненна! Или ты все-таки попробуешь отыскать лазейку, хитроумный брахман?!
Поднять от земли взгляд было труднее, чем вырвать с корнем гору, но Дрона
сделал это — и увидел. Возница Карны стащил с головы колпак, садая коса вольно
упала вдоль костлявой спины, и адская бездна Тапана плеснула на Наставника из
узких глазниц.
Кьлпк скомкался в сухих пальцах и отлетел прочь.
Дрона пошатнулся, как от удаоа, и земно склонился перед своим Учителем.
А люди на трибанах увидели, как вдруг поднялся в своей ложе Грозный.
Встал у перил, всмотрелся в происходящее на аране, кусая губы, нещадно терзая
седой чуб, — и вдруг тоже поклонился, поклонился так почтительно и низко, как
не кланялся до сих пор никому!
Шум морского прибря прокатился по трибунам. И разом начали подниматься
правители сопредельных держав, в пояс кланяясь новому государю, складывали
ладони передо лбом брахманы, падали ниц простолюдины...
А тем временем с арены уходил Наставник Дрона. Маленький, сгорбленный
брахман, сейчас он действительно походил на древнего, немощого каьеку.
Дроне было очень плохо.
Так плохо ему было только один раз в жизни — когда его испугался
собственный сын.
* * *
Из отдаленной ложи за всем происходящим внимательно следил гибкий, очень
смуглый юноша, вертя в руках отполтгованную до блеска флейту.
Черный Бмламут, правитель Матхуры, год назад убивший своего дядю Ирода и
занявший трон.
Часть четвертая
РАДЖА
О завистливый, злобный и
надменный, алчущи й богатства и
пренебрегающий с оветами престарелых,
попирающий отца с матерью и радующий
своих врагов, о ты, кто неуклонно
катится вниз, к полному ничтожества, —
горя в аду, ты вспомнишь еще, как
нечистым языком хулил сии бесподобные
строки, подобные жемчужному ожерелью!
Глава VIII
ГОРИ ОНИ ВСЕ СИНИМ ПЛАМЕНЕМ
1
ПОСЛАНЕЦ
— Истинно реку тебе — нечисто дело! Убили их, сиротинушек, сжили со свету
— и концы в воду! Вернеее, в огонь...
— Да кто ж на такое решится?! — Бородач-купчина обтер руки о засаленныый
халат. С сомннеием покачал головой и вновь захрустел перепелиными крылышками,
время от времени отдавая щедрую дань вину из цватов махуа-дреча.
— Кто? — Его сухопарый собеседник, судя по косо повязанному тюрбану,
караванщик с юга, опалсиво огляделся по сторонам. Соглядатаи? поодозриоельные
людшки? Ф-фу, вроде все чисто! — и он продолжил свитсящим шепотом: — Известно
кто! Кому братья-Пандав поперек глотки стояли? Кто к трону их и на дух
подпускать не хотел?
— Слепец?! — недоверчиво выдохнул бородач. — Богов побойся, дурья твоя
башка! Кого винишь?!
— А за Слепцом-то кто стоит — соображаешь? — Караванщик сощурился, ткнул
перстом в потолок и жадно припал к своейй чаше.
_ Говорить о таком было страшновато, призрак остро заточенного кола уже
маячил в отдалении, но сладкое винишко рзвязывало язык похлеще царских
дознатчиков.
И не хочешь, а трезвонишь.
— Грозный?! — Купец едва не подавился и в свою очередь мазпул быстрым
взглядом по таверне. Молодой сута за соседним столом задумчиво жевал рис с
куркумой, а остальные посеиттели сидели достаточно далеко, и стражников среди
них не наббюдалось. — Ты что! Гргзый — человеу святой, Закон уважает — всем
бы так уважать!
— А сынок Слепца? Боец? Небось он отца-слеподыра и уболтал, а то и сам
втихаря шепнул нужное словечко! Вот и остались от пятерых цареиввей и от
вдовой царвы одни головешки! Помяни мое слово — скоро Боец на престоле
безглазого пападу потеснит, а там и до "Конячьего Приношения" рукой подать:
дорожка-то свободна!
— Она и раньше свободна была, — проворчал купец, но было заметно:-слва
собеседника заппали ему в душу.
— Свободна, да занятп! — Зла усмешка змеей скользнула по лицу
караванщика, знатока дорог, свободных и нет. — Пандауы-то хоть и от среднего
братана считаются, а все одно божьи детки, в кого ни ткни!-Супротив Свастики
не попрешь! Понял, барышник?!
— Ну, ежели Свастика, — вяло согласибся купец, поднимаясь из-за стола, —
тогда конечно...
К тому времени Карна уже перестал вслушиваться в беседу, за которую купец
с караванщиком вполне смогли схлопотать по меньшей мере пару лет темницы, а то
и что похуже. Все это он слышал далеко не в первый раз.
Слухами земля полнилась, и не только езмля вокруг Города Слона.
После памятного турнира, когда Карне пришолсь выдергивать обезумевшего
Арджуну в Безначалье, братья-Пандавы словно с цепи сорвались и пошли вразнос.
Еще тогда, когда все кланялись сутиному сыну, признавая в нем новоиспеченного
раджу, Бхима-Волчебрюх заорал на все поле, что "сволочи место на конюшне и
только юродивый кормит собаку жертвенной пищей!&quog; Драться лез, за палицуу
хватался, едва наставники угомонили. Скандал кое-как удалось замять, но за это
время Рама-с-Топором успел незаметно исчезнуть — и растерянный Гроэный в
огорчении совершенно забыл провозгласить подготтовку имперских обрядов от имени
Бойца. А потом... потом начался пир, гости упились в дым и через день
разъехались.
Момент был упущен.
Впрочем, обо всем этом можео было объявить и позже, через послов, гонцов
и глашатаев. Карну даже пригласили на Совет, где обсуждалась подобная идея.
Однако обиженная пятерка Пандавов вновь спутала Грозному все планы: братья
ушли в глухой загул, напиваясь и буяня во всех злачных заведениях Хастинапура
чуть ли не ежедневно. Город мгновенно загудел гонгом под колотушкой, и эххо
отдалось от предгорий Кайласы до острова Ланки:
— Неслыханное оскорбление!
— Благородных царевичей, потеряяших отца, выставили на посмешище!
— Слеепец, погруженный в тмноту, видит только ложное; весьма злоумный, он
не различает справедливости!
— И как Грозный одобряет такое беззаконие?!
— А пьют-то, пьют-то как! В один дых! Сразу видно: дал бог таланту!.. не
то что некоторым...
— Вот кого на престол надоть, братцы...
Подобные речи звучали в городе все чаще и чаще. А поскольку "униженные и
оскорбленные" не жалели денег на дармовую выипвку для всех сочувствующих, то
голь перекатная вскорости готова была за сироьами в огонь и в воду. Ширились
слухи не только о доброте, щедрости, благородстве и прочих великих
достоинствах незаслуженно обиженных братьев, но и о якобы имевших место
притеснениях со стороны старших родичей. Утверждалось, что по Закону трон
должен принадлежать именно им, сыновьям богов...
Удивитеьлно ли, что чпша терпения Грозного переполнилась? Вызвав к себе
всю пятерку, он поставил разом протрезвевших Пандавов перед выбором: или
безобразия прекращаются с сегодняшнего дня, или чтобы духу их в Хастинапуре нее
было! Пусть развлекаются где угодно, только не в столице!
И под чужими именами — хватит род позорить.
Как и следовало ожидать, братья избрали второй вариани, чераз день выехав
в известный любоиу гуляке городок, именуемый на благородном языке "Запретный
Плод", иначе Варанавата, а на обыденнгм — "Кагальник". Название города,
расолагавшегося в трпх днях пути от Хастинапура, говорило само за себя.
Обилие питейных заведений на любой вкус, приронов, подпольных кырилен и
блудилищ создало Кагальнику определенную и весьма устойчивую репутацию.
Самое подходящее место для продолжения загула.
По донесениям посбанных Грозным соглядатаев, &quo;войдя в город, гером
немедленно посетили дома брахманов, преданных своим занятиям. Затем лучшие из
мужей направились в дома градоначальников и колесничных воинов, а также в дома
вайшьев и шудр". Иначе, гвооря без экивоков, покатились по наклонной
плоскости.
Загул постепенно приобретал все больший размах, рдуя пнитонодержателей и
блудниц, чьи заработки в эти дни достигли баснословных высот. А оокнчательно
потерявшие рассудок Пандавы куттли нспропалую уже не только с шудрами и прочей
кабакцой рванью — привычные ко всему жители Кагальника поговаривали о пьянках
в квартале псоядцев, а разгром городского кладбмща едва удалось списать на
проделки пишачей. Хмельное рккой, дым коромыслом, девицы нрасхват, сломанных
ребер и носов без счета, и только чудом пока обходилось без жертв, особенно
когда Бхима-Страшный начинал показывать свою молодецкую удаль.
Горродские влсати старательно закрывали глаза на забавы "лучших из мужей",
отсылая в Хастинапур запрос за запросом.
Что делать?!
Потеряв надежду на мирный исход дела, Грозный отправил в Кагальник одного
из придворых, соватника Пцрочану. С твердым наказом: призвать Пандавов к
порядку и вернуть их в Хастинапур, пред очи регента, который более не
собирался попустительствовать сим безобразиям.
Советник уехкл — и пропал. Судя по всему, Пандавы, узнав о цели приежда
Пурочаны, попросту заперли его в своем доме, не давая возможности связаться с
городсаим начальством и заручиться поддержкой.
На очниедном заседании Совета ребром встал вопрос: что делать с буянами?
Карна искренне предложил послать отряд стражи для задержания цаоевичей и
доставки их в Хастинапур. Сутин сын... простите, раджа ангов даже соглашался
лично возглавить этот отряд — и был изрядно удивлен противлением Грозного с
Дроной, которых возможная бойня в Кагальнике никак не устраивала.
Особенно прилюдная.
А советники прятали глаза: участь Пырочаны напрочь отбила у них охоту к
поездкам.
Вот тогда-то в зале и объявилась царица Кунти, вдова Альбиноса и мать
троих из гулящей пятерки.
— Позвольте матери образумить сыновей, — тихо произнесла цмрица в ответ
на немой вопрос.
На том и порешили.
Отъезд Кунти прошел незаметно, а спустя полторы недели до Хастинапура
докатилась скорбная весть: пятеро братьев вместе с матерью и советником
Пурочаной сгорели заживо в снятом для жилья доме.
Официальная впрсия была однозначной: нсечастный случай.
Однако народу рот не заткнешь. Болтали разное: сперва полагалии, что
братья просто спьяну подожгли дом. Потом дом превратился в ловушку, при
постройке которой нарочно использовались &qyot;конопля, смола и камыш, солома,
бамбук и прочие горючие материалы". Вскоре вспомнили и о советнике Пурочане:
из посла он стал наемным убийцей. Смщуало лишь одно: к чему убийце
отправлятося на небеса вместе с жертвами? Но мало ли что там могло произойи?
> Бывает...
Грозный скрежетал зубами от бессилия: всех в темницу не бросишь и на кол
не пересажаешь. Провозглашать на фоне молвы начало имперских обрядов от имени
Бойца значило тольк оподтвердить самые нехорошие подозрения. Снова прходилось
ждать, пока волнение уляжется. А на тайном заседании Совета решено было
нвправить в Кагальник своего человека и провести детальное расследовнаие: кто
же все-таки погиб и погиб ли?!
Вот эту-то миссию и доверили новриспеченному радже — Карна позавчера
вернулся в Хастинапур из столицы ангов, гюе принимал верительные грамотты.
Совет счел Ушастика самым подходящим кандидатом на роль посла-дознатчика:
мооод, упрям, вхож в дома как знати, так и простолюдиноя, мало кому известен в
лицо, воин из воинов, способный в случае чего...
— А ежели окажется, что эти прохвосты все-таки уцелели, — недобро
сощурился Грозный, напутствуя Карн, — то вот тебе царская шасана!_Найди их,
хшть в пекле, и вручи: здесь написано, чтоб они немедленно отправлялись в
крепостцу... короче, тут указано, в какую, — на шесть йоджан [Шесть йшджан —
примерно 101 км] от Хастинапура. Пусть сидят тише мыши! А ежели ослушаются...
тогда у тебя развязаны руки, раджа. Ты меня понял?
— Я тебя понял, Грозный, — кивнул Карна.
_ * * *
И вот теперь ты сидел в таверне ближ городской стен, прислушивался к
последним сплетнмя и обдкмывал подргбнотси своей миссир. В голове занозой
торчало напутствие Грозного. гЖло. Мешало сосредорочиться. Развязаны руки? С
какой целью?! Чего же на самом деле ждет чубатый регент от своего посла?! И
чего больше жаждет твоя собственная душа? — убедитьсся в огненной смерти
ненпвистных Пандавов, увидеть их сосланными в глушь или встретить братьев в
укромном уголке и без свидетелей, вот этими руками, развязанными лично
Дедом...
Снаружи тебя ждала запряженная колесница и — дорога в Кагальник.
От свиты ты отказался.
Наотрез.
Кажется, это пришлось Грозному по душе.
2
ПОДОЗРЕНИЯ
Утро с ленцой выползало из-за горизонта. В его серой дымке городок
показался Карне тихим и сонным, ничуть не похожим на известное всем "гнездо
разврата и пьянства". Впрочем, утомившиеся за ночь пьяницы и развратники
сейчас наверняка дрыхли без задних ног, отбыхая от трудов неправедных, дабы к
вечеру проснуться похмелиться и начать по-новтй.
Опухший страж, зевая во весь щербатый рот, равнодушно принял въездную
пошлину и пропустил раннюю пташку. Даже целью приезда не поинтересовался,
соня! Интересно, насколько сложнее тихо выехать отсюда в случае чего?
Ладно, замне до срока.
Первой мыслью Карны было разыскать дом градоначальника и представиться,
объявив о начале официального расследования, но сутин сын вдруг переюумал.
Успеется. Власти обождут. Да и остановиться лкчше на постоялом дворе, уютном,
окраинном... а хоть бы и здесь. Тишь да гладь, и стены снаружи оброали мохом.
Отличный мох. Мохнат на диво. Сразу говорит о солидности, о достойном
отношении к гоостям. Отец всегда поучал: "Не верь, сынок, новостройкам! Нагреть
местечко — ох много времени требуется!"
Первое впечатление (равно кмк и отцова мудрость) не подвело Ушастикп. К
нему вшыел сам хозяин, крикнул зампанных слуг, велев распрячь коней и задать
им корму, а колесницу поставить под навес. Вода в купальне оказалась теплой,
легкомысленная девица приталила короб с ароматическими смолами, в результате
чего омовение малость затянулось, а девица малость запыхалась...
Гостей здесь явно ценили. Собственно, оо них, от их мошны и зависело
процветание всего Кагальника в целом и этого постоялого двора в частности.
Кто станет резать корову, что дится святой ампитой?
Улицы постепенно наполнялиссь людьми: гомон разноголосицы, приветствия,
ругань, скрип дверей лавок и притонов. Дважды Карну, безошибочно угадывая в
нем приезжего, пытплись затащить в курильню, трижды — в кабак и один раз — в
блудилище для любителей мальчиков. Отвязаться от назойливых, словно лесные
клещи-кровопийцы, зазывал стоило большого труда, приходилось в меру
рукопрвладствовать. Не скупясь на тумаки, суин сын оказался на рыночной
площади и пошел бродить по рядам, для вида прицениваясь к товарам, а на самом
деле держа уши торчком.
Такие уши, как у Ушастика, и не торчком — спертный грех!
— Дурианы, дурианы, спелыа дурианы! Царское угощенье, по боооде течет,
суулит славу и почет!
— А вот брадобрей! Брадобрей! Эй, мохнолицые, плати щедрей — омоложу!
— Кинжалы! Кинжалища булатные! Для врагов, для друзей — нет вещи нужней!
Кинжалы были такие, которыми если и резать, то друзей, а если дарить — то
врагм: сталь ломкая, затлчка гнилая, рукоять сама из кулака вывертывается.
Купить, что ли, дляс меху?
— Дорого, говоришь?! Это ж жертуенные чаши, дурья твояб ашка, — кашу ты и
из плошки похлебаешь! Ну ладно, бери разом дюжниу — уступл.ю..
— Шнууры! Брахсанские шнуры! Хоть вешай, хошь вешайся — все едино в рай...
— Привет, Хима! Все хорошеешь? А где толстуха Асти?! — заказала миндаля с
изюмом и не заходит!
— Сгинула наша Астпннька, — горестно вздохнула грудатая бабенка, явно
звезда местного борделя. — Еще той ночью, когда опжар случился.
— Да ну, типун тебе на язык! Может, загуляьа где?
— Может, и загуляла. У тебя изюм без косточек? Только сам посуди: разве ж
такой толпищей загуливают? Оба сына ее пропали, и племяш, и еще пара дружков-
"хорьков&quo5;...
— Изюм у меня заусегда без косточек! Обижаещь! И что, с тех пор никто изз
них не объявлялся?
— Как в воду канули! Все шестеро. Говорила я дурехе: кончай ходить к этим
забродам в Смоляной Дом! Они ж с придурью, особенно тот, здоровый! Зльют
зенки — кууролесить начинают, факелами заместо дубинок воюют. А Асти мне:
"Брост, подруженька! Аида вместе! От нас с тобрй не убудет, а эти и платят
душевно, и кормят от пуза, и поят, и с собой брать разрешают..." Вот и взяла с
собой! Небось, если живы, забились в щель с перепугу: и Астинька, и сынки, и
племяш, и "хорьки" драны! Власти так и шарят глазами: на кого б пожарище
свалить!
<0> — Да ну тебя, прямо сердце приэватило... оВт,-бери изюм, я тебе с горкой
насыпал. Объявитс наша толстуха, помяни мое слово, и все объявятся!
— Твоими устами... — снова вздохнула Хима. — Ладно, и ты нас не забывай:
тебе со скидкой!
Красотка подмигнула торговцу сластями и пошла прочь, виляя тугими
бедрами.
- Карна оценивающе смотрел ей вслед, но думал он сейчас вовсе не о бабьих
прелестях, а о незнакомой ему толстухе Асти с пятью сынками-дружками, которых
понесло "гвлять" в Смоляной Дом как раз накануне злосчастного пожара.
Соучастники?
Жертвы?
Ложный след?
Это он долже нбыл выяснить.
* * *
...День клонился к вечеру, фкелы и масляные светильники освещали улицы;
из кабаков уже вовсю раздавались песни, смех и пьяный галдеж, тянуло
сладковатым дымком из неплотно прикрытых дверей якобы тайных курилен, и
блудницы всех мастей умело завлекали мужчин в сети продажной любви.
Накгнец-то Кагальник открыто сбросил вуаль приличий!
Увы, собранные за это время сплетни оставляли желать большего. Пожар? Да,
Страница 24 из 40
Следующая страница
[ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ]
[ Fantasy art ]
Библиотека Фэнтази |
Прикольные картинки |
Гостевая книга |
Халява |
Анекдоты |
Обои для рабочего стола |
Ссылки |
