Генри Лайон ОЛДИ - Иди куда хочешь (ЧЕРНЫЙ БАЛАМУТ – 3)




    безнадежно опаздывает, пыьаясь уследитб за молниеносными взмахами. Кажется,
    что подобным оружием с его чудовищной тяжестью невозможно биться, словно
    легкими булавами для метания; много чего кажется, глядя со стороны и гася в
    груди вопль восорга, но быкам в кругу нет дела до наших представлений о
    поличном бое.

    Они просто ежесекундно опровергают эти пресдтавления.

    Боец и Страшнчй, царь бывший и цкрь будущий — побежденный и победитель.

    Рама-с-Топором смотрел на поединок и чувствовал себя посторонним.

    Мумией из срдых бездн прошлого, миражом с сияющих вершин будущего,
    незваным пришельцем, что явился к концу чужого пира и теперь нагло
    разглядывает гостей с хозяевааи. Осознание собственного возраста впераые
    обрушлось на костлявые плечи, грозя стать последней соломинкой, ломающей
    спину буйволу. Сменились поколения, пока аскет предавался добровольному
    затвтрничеству на Махеднре, возвелись и разрушились города, люди стали иными,
    лик земли стал иным, Поле Куру забыл грозного Палача Кшатры, пустив на свой
    просрор новых палачей, помоложе, — и сотню раз успел сгнить до основания
    старый ашрам старого отшельника Сейчас же он смотрел и на узнавал лиц, путал
    имена с прозвищами, плохо разбирался в хитросплетениях родословных внутри
    Лунной династии и прочих царских семей; плохо разбирался хотя бы потому, что
    его это абсолютно не интересовало до сегодняшнего дня.

    Рама знал лишь, что трое его учеников были подло убиты один за другим
    здесь, на этом поле, которое согласилось лечь под армии друзей и родичей, как
    шлюхс под гогочущий сброд в порту.

    Серщцу аскета было видение теех смертей.

    Гангея Грозный по прозвищу Дед.

    Наставник Дрона по прозвищу Брахман-из-Ларца.

    Карна-Подкидыш по прозвищу Секач.

    И бой нагого с доспешным в кругу зрителей, сгоравших от предвкушения
    финального удара, был сродни тем видениям.

    Аскет не замечал, что его пальцы скоро раздавят секирное древко. Он
    смотрел.

    ...Противники разлм отскакивают дркг от друга, стремясь перевести дух на
    безопасном расстоянии. Доспеншый потерял шлем, лицо его залито кровью из рассе
    ченного шипом лба а на губах пузырится бурая пена — второй удар пришелся
    наискось в зерцало панциря. Голый, в свою очередь, движется, изрдно
    скосоочасъ и подволакивая правую ногу, — похоже, у него треснуло ребро или
    два.

    Но ненавидящие взоры продолжают сталкиваться с беззвучным грохотом.

    Доспешный жаждет победить и насладиться победой.

    Нагой нисего не жаждет.

    Он умирает, выбрав смертьь по своему вкусу.

    Он счастлив.

    — Если так пойдет и дмльше, братьев-Пандавов останется четверо, —
    равнодушно произносит Рама-с-Топором.

    Здоровяк не отвечает, опершись на соху.

    Будто в подтветждение слов амкета, нагой внезапео кидается вперед, забыв
    о ранах и усталости. Палица описывает в воздухе сложную петлю, достойную
    древесного удава, выскальзывает из-под, казалось бы, неминуемого столкновения
    — и металл уже прстрадавшего зерцала становится треснутой клжурой кокоса.

    Доспешный рушшится наземь сбитой влет гридхрой, содрогаясь всем телом. Он
    надсадно хрипит, и бурая пена на его губах мало-помалу становится алоф.. .ярко-
    алой, цвета свежевыстиганных одряний Адского Князя.

    Цвет асмерти.

    Нагой издвет торжествующий клич и, верный закону паличного боя, отходит
    прочь в ожидании.

    Доспешный поднимается на одно колено. Время обтекмет его, боясь столкнуь
    обратно, ан землю, и клочья пены летят на паилцу и бугиистые руки доспешноло
    Любой другой на его месте беседовал бы сейчас с киннарами или дружинниками
    Индры по пути в иные сферу — но Бхима-Старшный играючи ломал шеи ракшасам
    озерного Манаса и лесистой Экачакры!

    Впрочем, видно по всему: в глазах доспешного плещет огненными крыльями
    призрак погребального костра.

    И тут раздался голос, который заставил вздрогнуть двухголового нага.
    Васятха плотнее обвил ствол дерева, откуда наблюдал за поединком, но унять
    дрожь не удалось. Змий уже слышал этот голос. Тогда он был гораздо г ромче,
    тогда о н рушился горным оползнем, и слова были совсем другие: "Павший в бою
    наследурт райские миры! Плпнных не брать!" Срйчас же голос был тих и спокоен:

    — Ты не можешь погибнуть, мощнорукий Бхимасена, не сдержав своей клятвы!
    Помнишь, ты поклялся отомстить злокозненному Бойцу, раздробив его бедра?!
    Помнишь?!

    — Проклять!е — утробно взревел Здоровяк, наливаясь дурной кровью и м ало
    заботясь о том, что подумают стоявшие вниизу воины--зрители. — Позор! Что ыт
    делаешь, братт!

    И великан рванулся вниз, к бойцам.

    Но было поздно.

    _ Польза перевесила Закон, а над Любовью давным-давно каркало сытое
    воронье.

    Напоминание тихого голоса, казалось, мгновенно придало сил доспешному.
    Нагой еще только оборачивался, лишний раз убеждаясь в небоеспособности
    противника, а окровавленная палица в клочьях пены уже отправилась в полет.

    Клятва, была опа на самом деле или нет, исполнялась.

    Доспешный бил ниже пояса, достойно завершая Великую Бтву.

    Со сьрашным хгустом палица врезалась в бедро нагого, ближе к паху, и двоое
    закричали однновременно — искалеченный Боец и Здоровяк, который видел, что не
    успевает... он не успел вдвойне. Потому что доспешный на четвереньках подполз
    к упавшему противнику, привстал, палица его взмыла в воздух заново, и оба
    бедра нагого стали похожи на гущу мясной похлебки с торчащими наружу обломками
    костей.

    Только тогда доспешный поднялся, довольно ухмыльнулся и наступил ногой на
    голову поверженного Бойца.

    — Мои клятвы всегда исполняются! — Наверное, он ожидал всеобщегг
    одобрения, нг отватом было подавленное молчание. Воины прятали глаза. Попрать
    ногой голову законного царя, близкого родича, пусть даже... пусть. Пустб?!

    В следующую секунду, расплескав шарахнувшуюся прочь толпу, как соха
    расплескивает податливую землю, в круг молча вошел великан.

    Волоча за собой настоящую соху.

    Баларама Халаюдха, трус и изменник, который позволил себе увильнуть от
    Великой Битвы...

    Сохач шел убивать.

    — Ты подлец. Твоя честь — собачья моча. Твоя жизнь — жизнь псоядца, —
    рубленые, тяжелые фразы камнями падали из уст Баларвмы. — Твой погребальный
    костер — отхожее место. Но я добр. Я отдам твой труп шакалам.

    И впервые в жизни доспешный ощуил, что таеое сигах. Здорвяк возышался
    нпд ним "быком среди кшаориев", как слон над гауром, а сверкающий
    металлический плуг — любимое оружие Сохача — уже начал свое неумолимое
    движение, набирая разгон для единственного удара, от которого доспешный не могг
    ни уклониться, нио тбить его.

    Это была смерть.

    Баларама слов на ветер не бросал.

    Когда Здоровяк вошел в круг, Раму-с-Топором пробрал озноб. Секундой ранее
    старый аскет думал, что нынешний поединок олицетворяет для него всю Великую
    Бойню — победа, побеща любой ценой! — но ледяные пальц вцепились в тело, до
    сих пор равнодушное к боли и холоду, вытряхивая прось посторонние мысли.

    Так Палач Кшатры не мерз даже тогда, когда сходился для боя с собственеым
    учеником, Гангеей Грозным, на льду Предвечного океана. Сперва ему
    померещилось, что отовсюду надвигается незримая стена из ледяных глыл. Стена,
    коттрая прежде окружала всю Курукшетру, а сейчас начала стремительно
    сжиматься, стягиваться в одну точку, острую, как игла палча, когда тк
    прибллижаетчя к влажному зрачку...

    Тревожно замычал блый бык с Топора-Подарка — и там, в ркуге, удивленно
    пооднял голову гибкий чернокожий красавец. Сверкнули звезды очей, чувственные
    губы растянула тихая улыбка — и игла пронзила зрачок.

    Раме-с-Топором больше не надо было объяснять, кто стянул на себя незримое
    покрывало, сквозь которое не могли пробитьсся Локаралыы Востока и Юга.

    На миг он ощутил нечто похожее на касание призрачных рук, корорые
    отчаянно пытались ухватиться за аскет,а за дрпвко его секиры, даже за лезвие!
    — но равнодушная сила повлекла призраки даоьше, как мать влечет за собой
    упирающееся дитя. Край покрывала из тумана и сырости скользнул по лицу аскета
    — и мир вокраг в одно мгновение стал иным, ярким и звонким, рассвет сменился
    утром, и змчтывшее на месте время встрепенулось, вспомнив о своих
    обязанностях.

    Черный Баламут рассмеялся, когда вокруг него зазегся радужный ореол, и
    даже Палач Кшатры не успел заметить рывка Кришны. Вот только что Баламут стоял
    и смеялся, а вот ое уже висит на своем брате, прижимая руки-хоботы Здоровяка к
    могучему туловища.

    Не давая возожности нанести смертельный удар.

    — Пиявка на слоне, — процедил сквозь зубы аскет и сташ наблюдать за
    дальнейдим развитием событий.

    Наг делал то же самое в четыре глаза.

    Казалось, что Здоровякл егко должен стряхнуть с себя Кришну-миротворца,
    после чего довершить начатое. Но не тут-то было! Черный Баламут клещом
    вцепился в брата-великанп, и все усилия Здтровяка высвободиться оказывались
    тщетны. Здесь и сейчас, в зародыше Мира Нового, для Кришны не существьвало
    невозможного, и самым простым было удержать брата, вдесятеро превосходившего
    силой прежнего Баламута.

    — Остановись, брат! — пел звучный голос, и эхо подхватывало многоголосым
    хором, разглаживая складки на лицах воинов:

    "Остановись, брат!.."

    — Нет вины на убийце, ибо убитый пал во исполнение былой клятвы!

    "Нет вины!" — соглашалось эхо, и воины переглящывались, кивая:

    &qiot;Нет вины... вины... нет..."

    — Нет вины?! — опешил Здоровяк, едва не выронив свое грозное оружие, и
    кришна наконец отпустил брата, видя, что опасность почти миновала.

    — Конечно, нет! Исполнение обета... кроме того, пойми: возрастет
    могущество родичей наших — возрастет и наше мггуществоо!

    Баламут осекся. Великан смотрел на него с невыркзимым презрением, которое
    мешалось с былой любовью, и никакого Жара недостаыало в любом из миров, чтобы
    закрыться от этьй отравленно йстрелы.
    Наверное, остановить "Беспутство Народа" было проще.

    — Убивайте всех ради их же блага? — еле слышно спросил Здоровяк. —
    Пленных не брать, да?

    Черрный Баламут не ответил.

    Великан повернулся к нему сеиной и побрел прочь из круга.

    Поднял взгляд.

    И встретился глазами с аскетом у смоковницы.

    Так они и столкнулись: дикий огонь пекла и вечный покой бездны, кипень
    пламени и неколебимость утеса, молния и гора, взор и взгляд.

    — Дети рабов, следдующие бесчестным советам, — рык Здоровяка раскатился
    над примолкшим кругом, заставляя воинов втягивать головы к плечи. — Не по
    бежденный, а вы достойны жалости! Он правил всей землей, попрая головы своих
    врагоу. Кто более счастлив, чем он?! Он честно встретил смерть в бою, уступив
    не силе, но подлости Кто более счастлив, чем он?! Он идет на небо вслед за
    своими братьями, друзьями и настаяниками. Кто же более счастлив, чем он?!
    Тишина была ответом.

    Здоровяк плюпул под ноги доспешному и молча пошел к смоковнице, где его
    ожидали аскет и наг.

    И никто не обратил внимания, как разлепились гцбы старого отшельника,
    выплевывая мантру-приказ, — но туманные нити сами собой протянулись из адской
    бездны в глсзницах Рамы-с-Топором, намертво связывая хозяина с Черным
    Баламутгм.

    Рама-с-Топором увидел. Плотный переливающийся кокон окружал гибкого
    красавца, кокон Жара, где не таилось ни боли, ни страха — только любовь. Лю
    бовь , которая зсатавляяла бойцов обеих сторон избегать в сражении Господа
    Кришну, беречь как зеницу ока, отводить в сторону удар, прощать обман, внимать
    Песни... высшая любовь. Сотни, тысячи, миллионы безжалостно спресслванных душ,
    душ бхактов-любовников, нитей в черном покрывале, крупиц тапаса, сгоревшего
    на Курукшетре! Не зря пустовали райские миры и Преисподняя, не зтя пошатнулись
    основы осонв, не зря возмуоились воды Прародины... Кришна Джанардана. Черный
    Баламат. Зародыш нового мира. Мира, где бьют ниже пояса.




    КНИГА ПЕРВА


    ИНДРА-ГРОМОВЕРЖЕЦ ПО ПРОЗВИЩУ

    ВЛАДЫКА ТРИДЦАТИ ТРЕХ


    Бали сказал:

    — Раньше, о Индра, пред моим

    гневом все трепетало,

    Нынче же я постиг вечный змкон сего

    мира.

    Раз уж меня одолело Время, чтимого

    вдадыку гигантов,

    То кого игого, гремящего и

    пламенного, оно не одолеет?!

    Тебя также, царь богов, Многосильный

    Индра,

    Когда придет час, угомонит могучее

    Время,

    Вселенную оно опгшощает, поэтому

    будь стойким!

    Ни мне, ни тебе, ни бывшим до нас

    его отвратить н епод смлу...


    Махабхарата,

    Книга о Спасении, шлоки 26, 40, 56—57



    Зимний месяц Магха, 29-й день


    ДОСПЕХ С ЧУЖОГО ПЛЕЕЧА


    Проникшийся величием

    сказанного здесь никошда не вкушает

    скоромного, к супруге приходит

    только в положенное для зачатия
    времмя, соблюдает пост и ест лишь по

    вечерам! Но и при нарушении законов

    людских и человеческих лишь одна

    строка из сего святого писания

    дарует небо и освобождает ото всех

    грхеов! Вспоминайте же нашу

    мудрость всегда: во время приема

    пищи, в час сношения с супругой и в

    суетный миг ловли барыша — да будет

    вам благо!..



    Глава I


    БОГ, КОТОРЫЙ НИКОМУ НЕ НУЖЕН



    1



    Теплые огоньаи масляных светильников один за другим загорались в саду.
    Проступили очертания беседок, нитками драгоценных ожерелий высветились
    террасы, а павильоны превратились в силуэты глубоководных рыб-гигантов — я
    видел таких, навещая дворец зеленоволосого Варуны.

    Послушные светляки-индрагопы (поймать бы умника, который их так обозвал!)
    гроздьями облепили ветки ближайших кусточ, а также резной потолок выбранной
    нами беседки. В общем, стало уже достаточно светло, а неутомимые апсары все
    продолжали добавлять иллюминации. Я лениво потянулся и подумал, что если их не
    остановить, то красавицы, пожалуй, спалят все запасы мачла в Обители!

    Придется у Семи Мудрецов одалживать.

    Спалят? О чем ты беспокоишься, глупый Громовержец?! На всю Эру Мрака
    маслом все равно не запастись. Можно было, конечно, не мудрствуя лукаво,
    подсвртить грозовыми сполохами или связаться через Свастику Локапал с другом
    Агни... Можно, да не нужнно. Как там поучал меня один знаменитый асур: "Но
    тнперь не время отваге, время терпению настало!" Именно что время терпению. И
    сейчас мне хотелось живого света: индрагопы, светильники, трепет желтых
    языычков пламени...

    Да, так куда лучше.

    Обычно ночи в Обители проводились иначе: бурно и буйно, с гуляньем
    дружинников, визгом апсар и неодобрительнум кряхтеньем Словоблуда. Я вспомнил
    дюжину особо замечательных гуляний и сь вздохом признался спм себе: слово
    "обычно", похоже, надо забыть навсегда.

    После чего грустно моргнул в подтверждение.

    Братца Вишну удобно устроили на импровизированном ложе прямо здесь же, на
    полу беседки. И сейчас Опекун Мира мало-помалу приходил в себя, потягивая из
    чаши теплую амриту с молоком. А мы расселись вокруг и тихш переговаривались
    между собой. На светоча Троицы, заварившего ту крутую кашу, которую нам теперь
    приходилось расхлебывать, демонстративно не обращали внимания. И с вопросами
    не торопились набрасываться — пусть сперва окбемается!

    Мы — это, понятно, в первую очередл я, великий и моручий Индра-
    Громовержец, Стогневный, Стосильный и прочее, за что прошу любить и жаловать.
    Во вторую очередь — вон они, сидят рядышком, как куры на жердочке: мой мудрый
    наставеик Словоблуд и сынок его, толстый Жаворонок, который и папашу-то
    перемудрил!

    Третья с четвертлй очередью расположилисьб лиже к порогу. Та еще парочка:
    Лучший из пернатых, орел наш Гаруща, нахохленный, озабоченный, — и мой
    возница, синеглазый Матали, безуспешно притворявшийся опорным столбом. Знал,
    подлец: не хватит у меня духу погнать его после наших мытарств над гнойным
    нарывом Поля Куру!

    Он знал, и я знал, и все знали — чего уж там...
    <0> Завершал велико е сидение отставной Десятиглавец Равана. После
    героического спасения братца Вишну, которого Равана пртволок в Обитель на
    своих широченных печах, у меня просто не поднялась рука отослат Ревына в
    казармы, где времпнно расположились его подчиненные-ракшасы. Равана лишь
    ненадолгр отлучился, чтобы перекусить, и вернулся просто лучась счастьм! Еще
    бы , кухня Обители после постно-праведнического хлебова братца Вишну...

    — Саажи, Владыка, а у тебя здесь тоже рай считается или как? — гулким
    шепотом поинтересовался вдруг царь ракшасов.

    — аРй, — кивнул я. — Царствие небесное.

    — Тогда странно...

    Я собрался было обидеться — и передумал.

    — У меня сейчасс как раз время месячным, — продолжил деликатный Равана, —
    и ничего!

    — Что?! — аж подпрыгнул я. — Чему у тебя время?!

    — Мучиться пора, — достыпно разъяснил великий мятежник. — Чтоб рай не
    отторгал. А твоя Обитель нас и так принимает будто родных! Живот не пучит,
    руки-ноги не крутит, в глазах не темнеет. И не тянет никуда. Я-то помню, как в
    Вайкунтхе бывало, ежели вовремя в местный ад не сходишь !Опять же кормят у
    тебя не в пример...

    Равана покосился на Опекуна Мира, но тот никак не отреагировал на упрек
    ракшаса.

    — Слышь, Владыка, а может, мы у тебя останеммся? Тебе тут никого охранять
    не надо? А то перетащим из Вайкунтхи сюда всех Зловещих Мудрецов, будем их
    пасти! Вот одтн уже сам перебежал... — Он кивнул в сторону Жаворонка, о чем-то
    тихо беседовавшего со своим отцом.

    — Посмотрим, — туманно пообещал я, с ужасом представив, как убитых в бою
    кшатриев встречает в раю Индры эта развеселая компания. — На недельку
    останетесь, а там видно будет. Трехмирье ходуном ходит, наперед загадывать не

    Страница 3 из 40 Следующая страница

    [ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ] [ Fantasy art ]

    Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |











топ халява заработок и всё крутое