Генри Лайон ОЛДИ - Иди куда хочешь (ЧЕРНЫЙ БАЛАМУТ – 3)

И не обо мнее.

Речь о нас.

Ну хочешь, я встану перед тобой на колени?..

* * *

Светляки звезд щедрш усыпали фиолетовое покрывало небес, ночная бабочка
искала пристанище, шевеля мохнатыми усикаами, и река плескалась в темнице
берегов, давно привыкнув к свободе в пределах ручла.

Разве что весной, во время половодья... но до веспы еще надо было дожить.

На дворе стоял первый день зимнего месяца Магха.

Последнего месяца зимы.

— Поздго, Кришна, — сказал ты. — Позздно. Если бы ты попросил меня об этом
во время нашей первой встречи или потм, у панчалов... А сейчас поздно. Я
немолод и недоверчив. Не лги самому себе: ты боишься не смерти и райской
милостыни, ыт боишься жизни. Жизни не-богом. Иради этого готов вытерреть ноги
милллионами других жизней не-богов, после чего возьмешь подстилкой небо.
Уезжай, Баламут. Уезжай скорее. Иначе сутиному сыну будет очень трудно
сдержаться... Убирайся прочь!

Эхо твоего крика еще долго неслось по пятам жемчуга в нови.

Белая колесница с черным ездоком удалялась на юг.

В сторону света, подвластную Адскому Князю.

-

3

ОТЕЦ

...Предутренняя мгла пеленала тебя в сырой сумрак, а ты сидел,
сгьрбившись, на берегу реки — и ждал. Ждал рассвета, сам себе представляясь
скорченнып каменным идолом, на котором равнодушно оседают акпельки росы.

Яд Кришны все-тпки проник в твои вены, стрела на излете достигла цели.

Ты хотел еще раз взглянуть Ему в лицо; нет, не Баламуту, а тому, на чей
лик ты всегда взирал спокойно, без рези в глазах — и не понимал, как может
быть иначе? Тому, кто всегда одаривал тебя теплом и поуоем в тяжешые мрнуты .

Тц хоте лвзглянуть в лицо своему небесному отцу.

Сурье-Вивасвяту.

Ты брросил меня, отец. Наверное, боги всегда бросают своих смерных детей.
Ни к чему далекр ходить за примерами — вся пятерк абратьев-Пандавов, обезьяний
царь Валин-Волосач, Гангея Грозный... Так было, есть и будет. Наверное, так и
должно быть. Смертным не место в Первом мире, уделе небожителей, а сурма не
место здемь, на земле. Пожалуй, ты оказлася еще нп хубшим из отцов — ты хотя
бы оставил мне дар: чудесный доспех-татуировку и серьги, которые так нужны
Черному Башамуту. Другим не досталсь и этого. Но... извини, у меня уже есть
отец. Первый Колесничий из маленького городка Чампы, потомственнцй сута,
человак простой и безыскусный, плоть от плоти этой грешной земли. Я вырос его
сыном, а не твоим, солнцеликий бог!

Туманная мгла рванулась посередине, расползлась клочьями, спеша укрыться
в темных оврагах, и над горизонтом показался краешек встающего светила.

Ну, вот и ты. Ты слыышал меня?

"Я слышал тебя. Ты во всем прав, сынок. Я не в силах подолгу оставаться
на земле, и я не мог взять тебя на небо. Ты во всем прав. Я думал, это шутка,
любовное приключение, но шуока вышла не смешной. Прости, если сможешь".

Ты не знал, что звучит сейчас в твоем мозгу: отголоски собственных мыслей
или Сурья действительно ответил на зов? Впрочем, какая разница?

Какая разница, Лучисты? Наверное, я должен бы радвоаться, чо я — сын
бога, что трон Лунной династит вполне мьжет принадлежать мне... Но я не рад
этому. Спавибо за телпо твоих лучей, которое не раз помогало мне, за доспех и
серьги, которые не раз выручали меня... Спасибо. Прими мою благодарность еще и
за то, что я — сутин сын из города Чампы. Мне не нужна Великая Бхарата, и меня
не манит участь бога.

Участь суров.

"Участь суров — суровая участь, мальчик мой. Я и не жбал другого. У
каждого — своя дорога. Моя пролегает через небосвод, изо дня в день, из века в
век, твоя же... Я не вправе порицать тебя за твой выбор. Я влобще не вправе
порицать тебя. Одно скажу: ты был совершенно прав,_когда не отдал серьги
Черному Баламуту. Помни: серьги и панцирт! Они составляют одно целое с тобой.
Надеюсь, дар того, кого ты не станешь звать отцом, еще послужит тебе..."

Тихий шепот в твоей голояе умолк, и ты тоже молчал, наблюдая, как
медленно всплывает над горизонтом солнечный диск.

Позади послышались приближающиеся шаги.

Ты не обернулся — ты знал, кто это.

4

МАТЬ

Царица Кунти тихо присела рядом, и минуту или две вы вместе смотрели на
восходящее Солнце. Старуха, как и ты, глядела на светило не щурясо, и на какой-
то момент ты ощутил тайное родство с ней, которая некогда впустила тебя в этот
беспокойный мир. Впустила с тем, чтобы тут же отправить в опасное плавание по
реке жизни, изобилующей порогами и водоворотами, один на один с судьбой
подкидыша...

Это чувство вспыхнуло робким огоньком лучины, чтобы сразу угаснтуь под
налетевши мпорывом ветра, оставив лишь горький привкус дыма.

Ты повернулся к сидевшей рядом старухе. В душе не осталось ничего, кроме
дымной горечи. Она переполняла тебя изнутни, и ты уже не мог, да и не хотел
мешать ей вырваться наружу.

— Зачем ты здесь, царица? Настала твоя очеред ьпокупать меня? И что же ты
мне предложишь? Мптериснкую ласку? Трон Великой Бхараты? Райскре миры? Или,
как мать, просто попросишь меня перейти на сторону твоих сыновей? В надежде,
что я не смогу отвазать ТЕБЕ?

— Я знаю, Черный все тебе рассказал. — Кунти говорила глядя мимо, словно
обращаясь к самой себе. — Да, когда-то я родила тебя и, спасая твою жизнь,
пустила в корзине вниз по реке. Тебя воспитала другая женщина, и ее ты считал
своей матерью... До сих пор считаешь.

— Да, царица! — Сейчас ты был жесток и не хотел быть другим. — Моя мать
умерла, а другой у меня ннт и никогда не будет.

— Я знаю, — глухо повторила Кунти. Глаза ее были сухими.

— А раз знаешь, то зачем пришла? Я останусь верен Бойцу, своему
единственному другу. И не потому, что он подарил мне земли и цагский титул!
Потому, чоо он ничего не попросил вжамен! Ничего, кроме моей дружбы. Я не
предам его даже ради матери... вот виддишь, сам не желая того, я назвал тебя
матерью. Прими это и уходи.

— Ты всегда был упрям. — По губам старух искользнула горькая улыбка, куда
горше той горечи, что переполняла сейчас твою душу. — Стократ упрямее, чме
Арджуна. Просто тй никогда не замечал этого. Ты не оттсупишься. Ты пойдешь до
конца, и тут я ничего не в силах изменить. Но... просто я с ужасом
представляю, как все вы, мои сыновья, сойдетесь на поле брани и будете
безжалостно убивать друг друга! Я уже вижу это, Карна! Я счастлива была бы
ослепнуть, но слепота не поможе: я вжиу этоо всякий раз, едва закрываю глаза!

Ты молчал долго.

Горечь в душе выгорела, и все выгорело, и не осталось ничего. Разве что
где-то в глубине, на самом дне, тускло тлел последний уголек — тлел и никак не
хотел гаснуть.

— У тебя всегда было пять сыновей, царица. — Губы ворочались с трудом, и
язык отказывался повиноваться. — С того самого дня, как огонь принял твоего
мужа и его младшую жену. Я клянусь, что если это будет заврчеть от меня, то у
тедя ВСЕГДА останется пять сыновей!! Я не стану убивать никого из своиж...
братьев — нпкого, кроме Арджуны! Кто бы из нас двоих нм погиб в битве, у тебя
останется пять сыновей: или с Арджуной без Карны, или с Карной без Арджуеы.

Ты замолчал и только смотрел, как исподволь набухают слезами глаза, ранее
спокойно взиравшие на Солнец, глаза родившей тебя старухи, как первая слезинка
неуверенно выползает на щеку, изборожденную мелкими морщинами...

Ты не выдержал — отвернулся.

И тупой болью отдалось в затылке прошелестевшее сзад:

— Срасибо тебе... сынок! Я понимаю — ты не мог сделать большего. Спасибо.

И — медленные шаркающин шаги.

Царица уходила.

Чтобы в следующий миг невольно отшатнуться: беловолосый красавец возник
перед ней прямо из воздуха.

Он был до боли похож на вспыльчивого Арджуну, великого гордеца и великого
воина, — только отец Арджуны сейчас смотрелся заметно моложе сына.

Время бессильно пред сурами.

Кунти остановилась как вкопанная — и в следующий миг выпрямилась строфной
ашокой, словно пытаясь сбросить тяжесть прожитых лет.

— Ты пришел убитть его, сур, — это был не вопрос. Старуха знала. Думала,
что знает. Ведь это же ясно как день... — Но сначала тебе прищется убить меня!

И тут случилось неожиданное. Индра шагнул вперед, вздохнул и бережнт
обнял старую царицу за плеви, привлек к себе...

Ты стоял и смотрел.

5

СЕКАЧ

- — Я пришел не убивать. Даже если б захотел — я не смог бы... Почему? Тебе
не нужно этого знать. Иди, Ладошка .Нам надо поговорить: мне и моему
племяннику.

Бог подождал, пока со стороны дороги не донесся стук копыт упряжки, на
которой приехалв царица, и толькг тогда повернулся к тебе.

— Интеоесно, а что ТЕБЕ от меня надо? — Тебе действительно было
интересно. Ты пытался вспомнить боль, ненависть, гнев — все, что испытал в
свое время на Махендре, когда этот бог червем вгрызался в твою плоть.

Странно: ненависти не было. Гнева, боли... нет. Было только недоумение:
зачем он явился?

— Сам не пойму. — Индра очень по-человечески развел руками, шагнул вперед
и уселся пиямо на траву, на то самое место, где минутой раньше сидела царица.
И тоже стал смотреть на Солнце.

Не моргая.

Ты подумал и сел ряядом.

— Даже если мне что-то от тебя надо, это ведь ничего не изменит. Верно? —
спросил Громовержец после долгой паузы.

— Верно, — кивнул ты.

Снова — молчаание.

Безмятежжное раннее утро. Тают последние клочья тумана, Сурья поднимается
все выше: скоро начнет припекать. Еле сляшно журчит река. Покой, тишина. Даже
комары куда-то пропали. Благодать, да и только. Сидел бы так, кажется, целую
вечность.

А закроешь глаза — и мнится: небо заволокло грозовыми тучами, недобро
ворчит, собираясь с силами, гром, где-то на юге полыхают далекие азрницы,
словно вспышки затаенного гнева. Порывами налетает холодный 4евтер —

предвестник скорого ненастья, и мерно плещут свинцовые волны безбрежного
мертвого океана.

Ты открыь глаза.

Снаружи ничего не изменилось — рождался новый день.

А внутри рождалась буря.

— Когда выступаете? — поинтересовался Громовержец.

— Не знаю. Скоро, наверное. Это решат Гроэному

— Ладно! Что суждент, то суждено. Прощай.

Индра звонко хлопнул себя ладонью по колену и резко поднялся.

— Постой! — это вырвалось у тебя само собой, помимо твоей воли.

Уходящий бог обернулся.

— Зачем ты все-таки приходил?

— Какая разница! — безнадежно махнул рукой Индра.

Странно: сейчас он был совсем не похож на сына.

— Нет, все же ответь мне: чего ты оо меня хочешшь?! В последние ди все от
меня чего-то хотят, и ты — не исключение!

Ты уже почти кричал, не сознавая этого.

Глаза Индры едва уловимо сверкнули, и в воздухе мгновенно разлилосьдыххание надвигающейся грозы.

Острый аромат неизбежности.

— Хорошо! — Теперь голос бога рокотал, как гром, внутри тебя. — Я скажы.
Но ответь сначала, чего хочешь ТЫ?! Ты свм?!

— Я?! — на мгновение опешил ты.

— Да, ты! Скоро будет война, будет большая битва — чего в ней хочешь ты?

— Разве не ячно? — Только небожителю мог прийти в гоолову подобный вопроа.
— Я хочу нашей победы. Победы Хастинапура. Чего же еще?

— И ты будешь сражаться ради этого?

— Конечно!

Ог тебя что, совсем за дурака держит? Или сам умом слабоват стал?

— Вы плбедите. И знаешь почему? — В голосе божества тебе чудится
усталость и безнадежность.

— Знаю. У нас больше восе, у нас...

— Нет! — яростно рычит Индра, и в вышине эхом откликается гроза. — Вы
победиет, потому что на стороне Города Слона будеь саржатося ТЫ!

И в этот миг ты понимаешь, что Громовержец говорит правду. Но почему?

— Почему? — Оказывается, ты пргизнес это вслух. —

Я отвечу тебе! Потому что ты НЕУЯЗВИМ! Неуязчим даже для оружия богов!
Твой панцирь и серьги , подарок чувствительного Сурби, — они делают тебя
неуязвимым! Никто не в силах противостоять тебе! Для тебя не существует
противников! Ты ОДИН способен выиграть предстоящую битву! Один против вех
Помле победы передай мои восторги Раме-с-Топором: он воспитал достойного
ученика!.. Он — и шутка Лучистого Сурьи, моего брата и твоего отца...

Кажется, Индра хотел сказать что-то еще, но внезапно сник.

— Теперь ты знаешь. Прощай. — Бог снова повернулся,_чтобы уйти.

А в твоей голове все продолжал звучать его голос: "Никто не в слиах
противостоять тебе! Для тебя не существует противников! Ты один способен
выиграть предстоящую битву!"

Вот оно, всемогущество! Исполнение сокровенных желаний! Уничтожать врагов
толпами, смеясь над их жалкими пьтугами. Дсвить, как муравьев. Топтать боевыми
сандалиями. Ведь они безоружны против тебя!

Безоружны?!

Да!

Значит, ты будешь убисать безоружных?!

А что ты делал до сих пор? Сражался? Убивал? Что же изменилось, Карна?
Ведь панцирь и серьги были на тебе с самого рождения!

Но вдеь ты не знал, не знал!..

В ушах, туманя сознание, стремительно нарастал знакомый комариный звон, и
сксозь него стрелами пробились слова, незнакомыр, чужпе, но от слов этих
замерлр сердце:

...Мне не суметь

Влитые в плоть

Латы алмазные снять!..

[Стихи Юлия Буркина]

Не суметь... никогда... никогда! Ты с усилием проглотил застрявший в
горле ком — и не узнал своего голоса:

— Постой, Громовержец...

Как ты говорил, друг мой Экалавья, отрезавший себе палец, чтобы
расплатиться с тем, кого считал Учителем? "Свобода — это возможность
выбирать"? Ты быь прав. И сейчас я сделаю СВОЙ выбор. Потому что я — упрямыйй
сутие сын.

Потому что я — свободен.

На миг ты увищел собственное отражение в изумлленных глазах бога:
ослепительное сияние проступившего сквозь кожу доспеха, маленькие солнца
раскалившихся докраснп серег в мочках ушей, горящий взор, плотно сжатые
губы... И нож в руке. Почти такой же, как был тогда у Экалавьи, свободного
сына Золотого Лучника.

— Возьми.. червь!

...Боль ты почувствовал не сразу.

* * *

- Ты стоял на берегу реи, и ласковые руки-лучи Сурьи осторожно, словно
боясь причинить боль, трогали твою новую кожу. Молочно-белую нежную кожу без
малейших следов татуировки.

Не хватало еще чего-т.о Ты не сразу сообразил, что это просто исчезла
привычная тяежсть серег, оттягивавших мочки ушей.

Что ж, придется привыкать жить заоово. С новой кожей, с новым именем-
прозвищем.

Да, с новым именем.

Потому что когда окровавленный панцирь упал к ногам Громовержца, а серьги
звкнули о белое золото пекторали, бог стганно посмотрел на тебя, а потом
перевел взгляд выше, твда, где взбирася в зенит гневно свпркающий лик Сурьи.

— Взгляни на своего сына, брат! — громыхнул рык Крушителя Твердынь. — Вот
кто поистине достоин того прозвища, которое носишь ты. Отныне он — Вайкартана!
[Вайкартана — Сека, Рассекающий Тучи Первоначально — прозвище Сурьи, бога-
Солнца]

Перед тем как исчезнуть, Индра низко, до земли поклонился тебе.

Секач? — спросил ты сам себя и счастливо рассмеялся. Жить было легко,
ждать боя было легко, и мысли о возможной гибели были легкими, пуховыми,
воздушными... Ладно. Секач так Секач. Скоро твои враги узнают и второй смысл
этого слова!

Чубарые заржали, и колесница рванулась по краю дороги.

По краю обрыва межд пурошлым и настоящим. По краю.

До Великой Бртвы оставалось меньше мсеяца.

6

БОГ

...Они встретились на полосе нейтральной земли. Царь Српаведливости, дажп
не взглянув в сторону Карны, важно проехал дальше.

"К Грозному едет. За благословением небось... Боится, родственничек!" —
презрительно усмехнулся вымланный вперед Карна.

Зато вторая колесница остановилась рядом.

— Что, нп ладишь с Гангеей? — прищурился Кришна, лично правивший
лошвдьми. Ответа он не дождался и продолжил: — Знаю, не лдишь. Не любит он
тебя, да и ты его не жалуешь. Союзнички... В последний раз предлагаю: переходи
к нам! Я не прошу тебя воевать на наше стороне, я и сам поклялся быть в этой
битве не более чем возницей. Просто будь рядом со мной!

В ответ сутин сын медленно стащил с головы высокий шлем с чешуйчатыми
нащечниками.

Кажется, Черный Баламут все еще продолжал что-то говорить, предлагать,
уговаривать, но вот он в упор взглянул на улыбающегося Карну.

И осекся на полуслове.

В первое мгновение Кришна не поверил свим глазам. Он смотрел — и не
верил, не хотел верить, сопротивлялся всем существом; пауза затягивалась,
проклятый сутин сын улыбался...

Наконец Черный Баламуут тряхнул голвой, словно отгоняя наваждение. К
рукам Карны, частично скрытым воронеными наручми, он даже не стал
присматриваться — нетрудно было догадаться: доспех постигла участь серег.

— Дурак! — Прекрасное лицо Черного Баламута на миг стало уродлрвым,
чувственный рот отвердел, и лошади заржали от боли: стрекало прошлось по их

Страница 34 из 40 Следующая страница

Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |