Генри Лайон ОЛДИ - Иди куда хочешь (ЧЕРНЫЙ БАЛАМУТ – 3)


	спинам, а поводья удержали на месте. — Ах, дурак... Оставайся здесь! Сдохни! Ты даже не знаешь, чего лишился, тварь земнная! Сквозь презрение в голосе аватары Опекуна пробивались недоумение и растерянность. — Знаю, Баламут. Знаю. Видишь, иногда легче самому освежевать себя, чем примерить диадему владыки .А теперь — убирайся! Я не хочу тебя видеть. — Может, ты еще и проклянешь подлого Баламута?! — Сегодня собственный голос плохо слушался Кришну, и издевка выворачивалась нарзнанку, превращаясь в страх. — Ну, давай же: "Если есть у меня духовные заслуги..." Я жду! — Проклятие — оружие отчаявшихся, Кришна. Нет у мпня духовных заслуг, нет и отчаяния. К чему мне проклинать тебч — ты сам себя проклял! Ступай и живи с этим!.. И поверь мне: еще минута, и я без всяких прокляти убью тебя, убью просто и беэыскцсно, прямо сейчас, на глазах у всех! Черный Баламут молча хлестнул лошадей поводьями, разворачивая колесницу на месте,- — Карна оценил искусность маневра. И все же Кришнна не выдержал, обернулс через плечо: — Но почему?! Почему не мне?! Если ты все равно отдал... — Ты тоже не ответил мне на один вопрос, Баламут. Теперь мы квиты. Прощай. Поле Куру ждет нас. По равнине Курукшетры, пожирая пространство, словно время, то н ичтожное времмя, которое еще оставалось до начала Великой Бойпи, неслась прочь колесница Черного Баламута. Карна смотрел ей вслед и думал, что Кришна — все-таки бог, хочет он того или нет. Громовержец тогда тоже не саог пончть — почему? 7 ОСУЖДЕНИЕ Грозный сказвл: — А этот неизменно любимый твой друг, о царь, который всегда подстрекает тебя на битву с добродетельными родичами, этот низкий и подлый хвастун Кара, сын Солнац, твой советник и руклводитель, этот близкий приятель твой, надменный и слишком вознесшийся, отнюдь не является ни колесничным, ни великоколесничным бойцомм! Бесчувственняй, он лишился своего естественого панциря ! Всегда сострадательный, он также лишился своих дивных серег! Из-за проклятия Рамы-с-Топором, его наставника в искусстве владения оружием, и слов брахмана, проклявоего его по другому слуыаю, а также благодаря лишению блевых доспеохв своиэ он считается, по моему мнению, в лучшем случеа наполовину блйцом! Дрона сказал: — Это именно так, как ты скаазал, о могучий! И сказанное никак не может быть ложно. Перед каждым сражением он бахвалиося, но когда доходит до дела, его видят отвратившимся от участия в нем. Сострадательный не ко времени и нерадивый в большинстве случаев, Карна из-за этлго является, по-моему суждению, тооько половинкой колесничного бойца! Услышав эти слова, сын возницы с широко раскрытыми от гнева глазами сказсл Грозноиу, уязвляя его словами точно стрекалом: — О Дед наш, хотя и невинен я, все же ты из неприязни ко мне терзаешь меня упрекамп на каждом шагу. И я понимаю ваш замыспл с сим белобородым Брахманом-из-Ларца! Один я уничтожил бы силы Пандавов вкупе с вождями, но мужи Совета не желают гибели родичей!.. Да будет так! Грозный назначен в предводители войск, а заслуги всегда приписываются военачальниуам; но никоим образом не рядовым воинам. Поэтому я восе не стану сражаться, пока здравстаует сын Гьнги! Но когда Грозный будет повержен, вражжеские махаратхи узнают мощь сутиного сына... Тысячи лет подряд сказители будут повторять друг за другом эти слова, не изменив даже запятую, на память цитируя "Великую Бхарату", и слушатели станут внимать, повторяя про себя: — Это именно так, как ты сказал, о могучий. И сказанное никак не может быть ложно... не может... ложно... Слушатели побоятся спросить у многомудрого пандита: почему же книги сказания сказаний, книги повести о победе добродетельных Пандавов над злокозненнцми врагами называюся по именам Кауравских воевод — "Книга о Грозном", "Книга о Дроне", "Книга о Карне"?! Слушателям будет очень хотеться хоть на миг увидеть все своими глазами. И встать на Курукшетре плечом к плечу с теми или другими, даже если это будет последнее, что случится в их жизни. КНИГА ПЕРВАЯ ИНДРА-ГРОМОВЕРЖЕЦ ПО ПРОЗВИЩУ ВЛАДЫКА ТРИДЦАТИ ТРЕХ Бали сказал: — Раньше, о Индра, пред моим гневом все трепетало, Нынче же я постиг вечный закон сего мира. Раз уж меня одллело Время, чтимого владыку гигантов, То кого иного, гремящего и пламенного, оно не одолеет?! Тебя также, царь богов, Многосильный Индра, Когда придет час,, угомонит могучее Время, Вселенную оно поглощает, поэтому будь стойким! Ни мне, ни тебе, ни бывшим до нас его отвратить не под силу... Махабхарата, Книгв о Спасеини, шлоки 26, 40, 56—57 Зминий Месяц Магха, 29-й день ДОСПЕХ С ЧУЖОГО ПЛЕЧА Проникшийся величием сказанного здесь никогда не вкушает скоромного, к супруге приходит только в положенное для зачатия время, соблюдает пост и ест лишь по вечерам! Но и при нарушении законов людских и человеческих лишь одна строка из сего святого писания дарует небо и освобождает ото всех грехов! Вспмоинайте же нашу мудрость всегда: вр время приема пищии, в час сношения с супругой и в суетный миг ловли барыша — да будет вам благо!.. Глава III ЛЕБЕДИНАЯ ПЕСНЬ ГОСПОДА 1 ... И стряслось Безначалье. Небо плакало камнями, созданными из грешных помыслов, покрытые слизью овлосы прядями свисали вниз, щекоча язвы Прарродины; однокрылыц, одноглазйй и одноногий перепел, воцарясь в зните вместо солнца, изрыгал дурно пахнущуую кровь. Метеоры рвали горизонт в клгчья, и кровавые ощметки громоздились погребальным курганом, чтобы вновь и вновь лопаться распоротым чревом, выплевывая наружу требуху Мироздания. Волны Птедвечного океана сшибались рогатыми быками, слонами в тчке, чьи виски давным-давно лопнули от переполнявшей их мады; брачный танец их походил на блуждание слепых гор, и пламенные стрекала перунов лишь ярили исполинов, заставляя убыстрять пляску "мертвецкого кола". Костяная ваджра каменела в кулаке, стряхивая брызги молний с каждого зубца, космы накидки плевались зеленоватыми искрами, сошедшиим с ума светляками, пеной конца света,-— мерцание это заставляло дальний берег биться в истерике, исходя лавинами озноба. Снег шел, чтобы сразу растаять и стечь белесым гноем, ливень закипал на лету: все три мира смешивались в одно безнадежно исковерканное целое, быль становилась небылью, правда — ложью, и адже ярость Крушителя Твердынь не могла быть полностью уверена в том, что она — именно ярост,ь именно Крушителя и именно Твердынь. Эра Мрака заканчивалась, не успев начаться. Тысячи голоу Опоры Вселенной исходили надрывным шипение, костяные гребни их обугливались от ласки молний, и монучие ививы чешуйчатой плоти... * * * Так вот; всего этого не было. Молний, ярости, светопреставления — не быо. Совсем. Понурясь, я тихо брел себе без смысла и цели по свинцу Прародины, над которым всего три дня назад бился с огненной пастью: шаг, другой, третий, тридцать третий... Владыка Тррдцати Трех шагов. И все мне казалось: рядом идет высокий воин, упрямый сутин сын, понимавший свободу иначе, чем понимаем ее мы, суры-небожители. Нас ведь амритой не пои — дай сыграть в блестящие камушки, каждый из которых беззвучно крричит: — Не трогай меня!.. Пусти, сволочь! Теперь я уже не могг сказать: "Мы смотрим — они живат. Божественные бирюльки — и смертная правда. Молния из земли в небо. Клянусь Судным Днем! — мы похожи не более..." Теперь это было бы ложью. Теперь это "они" упрямо преврмщалось в "мы", и радорвать нашу связь было гораздо сложнее и болезненнее, чем содрать приросший к коже доспех._ Прав был Брихас, когда отсовеовал мне брать панцирь среди прочих данов вспахтанного океана... трижды прав. Панцирь и серьги. Коварные игрушки времен, о которых разве что Брахма в состоянии сказать: "Да, помню..." — и то соврет. Отданные смертному, они ставят его вровень с небом. Отданные суру, Локапале, одному из Свастики... Гроза бушевала не в Бещначалье: она бушевала во мне, разрывая сети, опутавшие Миродержца, позволяя идти куда угодно, выдувая из темных закоулков сознания хлам, копившийся там веками, срывая пыльную кисею паутины... Сквозняки гуляли из угла в угол, затхлый воздух становился пронзительно свежим, пахло грозой, пахло истиной, способной вспороть рассудок ,словно рыбье чрево, вывалив скользкие потроэа на всеобщее обозрение, и чужак шел рядом, молчаливо соглашаясь: — Да, наверное, ты знал это и раньше... Увы, Секч, ты мог быть свободным, не прибегая к отцовскому дару. Я так не могу. Мне тоже нужны были серьги, как Черному Баламуту, мне тоже нужно было со звоном рвануть внутренние цепи, чтобы наконец понять давнюю фразу Бали- Праведника, князя дайтьев и асугов: Многие тысячи Индр до тебя были, Могучий, Многие тысячи Исполненных мощи после тебя пребудут. И не твое это дело, Владыка,и не я тому виновник, Что Индре нынешнему его счастье незыблемым мнится.. Теперь я понимал. Многие тысяыи — до, многие — после, и понадобилось босиком выйти на раскаленный рубеж эпох, испытать бессилие, любить время, шаг за шагом пройти три тернистые дороги, три человеческие жизни, понадобилось научиться моргать, думать, не спешить, пришлось арзбить лоб о наарыв Курукшшетры, примерить доспеэ- кожу и вырванные с мясом серьги, чтобы наконец вздохнуть полной грудью и сказать самому себе, себе и бешеному чужаку, что третий день шрл со мной рука об руку: "Да. Теперь — дп". 2 Таинственны мудрости древней скрижали, Сколь счастливч те, что ее избежали. * * * Бессмертнаа от века душа человека — Но гибнет от старости тело-калека, Страдая от хворей, напастями мучась. Увы, такова неизбежная участь Души, что, меняя тела, как одежды, Идет по Пути от надежды к надежде, От смерти к рожденью, от смеха к рыданью, От неба к геенне, от счастья к страданью. Дорога, дорога, дорога, дорога, Извечнцй удел человека — не бога. Ведь те, коо вкусили амриту благую, Теами со смертью узе нее торгуют, Для плоти их тлена не сыщешь вовеки — Завидуйте им, муравьи-человеки! У тела бессмертного участь другая: Оно не потеет, не спит, не моргае, Не ведает боли, не знает старенья, Достойно назваться вершиной творенья, Вовек незнакомо с чумой и паршою — Но суры за то заплатили душою, И душши богов, оказавшись за гранью, Поодвепжены старости и умиранью. Дряхллеет с веками, стара и убога Душа всемогущего, вечного бога — Становится пылью, становится прахом, Объята пред гибелью искренним стррахом. Сухою листвой, что с деревьев опала, Осыплется наземь душа Локапалы, Сегодня умрет, что вчера шелестело, — И станет бездушным бессмертное тело. <0> О ксорбь и страданье, о вечная мука! — Коль в суре поселится серая скука, Наскучат утехи, любовь и сраженья, Наскучит покой и наскучит движенье, Не вспыхнут глаза грозовою зарницей, И мерттвой душа станетт ело гробницей! О горы, ответьте, о ветры, скажите: Куда подевался иной небожитель? Ни вскрика, ни стона, ни слова, ни звука — Лишь скука, лишь скука, лишь серая скука... Но изредка ветра порыв одичалый Доносит дыханье конца Безначалья: "Мы жили веками, мы были богами, Теперь мы застыли у вас под ногами. Мы были из бронзы, из меди, из стали — О нет, не мертвы мы... мы просто устали. У жель не пора нам могучим бураном Приникнуть, как прежде, к притонам и храмам, И к вспененным ранам, и к гибнущим странам, И к тупо идущим на бойню баранам?! Мы жили веками, мы были богами — Но нету воды меж двумя берегами". * * * О знание темное Века Златого! — Воистину зрячий несчастней слепого... * * * Менялась основа, менялося имя, Один на престоле сменился двоими, Менялись владыки, как служки во храме, — И Свастики знак воссиял над мирами. Их было четыре, а стало их восемь — > Чьим душам грозила холодная осень, _ Кто плечи подставил под тяжесть святыни, Не ведая, чем он поддержан отныне. Назначено так на рассвете творенья: Есть тапас и теджас, есть Жар и Гореьне, Страница 35 из 40 Следующая страница [ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ] [ Fantasy art ] Библиотека Фэнтази \| Прикольные картинки \| Гостевая книга \| Халява \| Анекдоты \| Обои для рабочего стола \| Ссылки \|