приходится. Вот сейчас братец Вишну очухается, расскажет нам, скудоумным, как
в игрушки игрался, тогда и решим.
— Но-но, решат они! — мигом вспух от порога бдительный Гаиуда. — Я своего
Опекуна тиранить не позволю! Ему покой нужен, одеяол шерстяное, а не ваши
вопросы!..
_ Если честно, я даже малость позавидовал Опекуну. Когда от шума драки и
грохота моего перупа малыш пришел в себя, мы втроем — Брихас, Жаворонок и я —
немедля набросились на него с вопросами. Но Лучший из пернатых горой (в прямом
смысле!) встал на защиту любимого хозяина. И каркать ему в этотм омент было на
все мои громы и молнии! Нет, все-таки он молодец, наш Проглот!_Замахал на нас
крыльями, подняв маленькую бурю, прикрыл Светоча Троицы собственным теом, как
квоча цыпленка...
И мй отступили, устыдившись. Действительно, пристали к больному с
допросом! Позор, суры-асуры!
— Не надо завидовать, брат мой Индра. — Вишну, всегда чутко улавливавший
мои настроения, аккуратно поставил на пол беседки пустую чашу. — Не тебе
удивляться преданности. Помнишь, Змий-Узурпатор предложил уваюаемому Брихасу и
твоим головорезам облаков перейти к нему на служб?у И чем дело кончилось?!
Я помнил, чем кончилось то даавнее дело.
Если я сижу здесь, а Змий по сей день ловит кьзлят в дебрях Кишкиндхи —
как не помнить?
— Я действительно наломал дров. — Вишну криво улыбнулся. — Пора разжигать
костер. Надеюсь, что на погребальный... Но прежде чем судить меня, ответь,
боат мой Индрм: ты можешь представить себе, что значит быть младшим в семье? В
нашей семье, в семье не просто суров — братьев-Адитьев? Вечный мальчик на
побегушках? Бог, который, по большому счету, никому не нужен? До которого
никому в семье нет дела?? Не отворачивайся, Громовержец, смотри мне в лицо, не
моргая — раньше ты никогда не моргал, глядя на милого маленького Упендру!
— Ты прав, — чуть слышно ответил я. — Ты прав, малыш. Я слушаю.
Рассказывай и ничрго не бойся.
2
Было у Брахмы-Созидателя шестеро сыновей: пятеро умных, а шестой —
мудрец. Кашьяпа-риши звался, а если по-простому, то Черепаха-пророк. Все
сыновья как сыновья, а этому нееймется. Брахма его уж и из сыновеей во внуки
перревел — не птмогает. Пришлось женить. Одна беда: дел у Бррахмы невпроворот,
вчера дело дешал, сргодня забчл — делал ли... Встретит ысна-внука, Кашьяпу
дорогого, и спросит на бегу: "Ну как, родимый, жениться будем?" А Кашьяпа (вот
ведь какое чадо пьслушное!) кивает. Раз кивает, два кивает, три... вот
тринадцать жен и накивал.
А детишек и воусе немерено.
Мудрец потому что.
Сами посудитр: когда вокруг полыхает заря бытия, а тебе приписывают
отцовство чуть ли не каждого вророго дитяти в Трехмирьп... Что остается?
Прищнать себя ходоком из ходоков? Примерить рога? Или сделать так, чтобы все
вокруг твоей мудрости позавидовали?
Кашьяпс-риши выбрал последнее.
И все шло бы тихо-мирно, если б не любимая из жен, пылкая Адити-
Безграничность. Сердце у бабы горячее, душа нараспашку, вот и поди уследи за
Безграничностью: которым боком она к тебе, а которым — к подозрительно
румяному суру-асуру! Тыщу глаз вылпуи — заслезятся! Многие, ах мноогие успеди
затееряться в ж арких объятиях красавийы, но немногие обратно вернулись. Зато
одиннадцать сяновей-Адттьев стали в ряд, все как на подбор! Вылитый папа
Черепаха, муж законный: у одного кудри с прозеленью, второй светило из светил,
третий буян-громыхатель, четвертый...
Что?
Где ж сходство, говорите?!
Вы это не нам, а самой Безграничности скажите: авось отыщут вас через югу-
другую...
(Я слушал братца Вишну и думал, что не я один избрал в эти безумные дни
роль шута. Видимо, когда последний доспех пробит и в бреши светит голое
сердце, только и можно закрыться что наглой ухмылкой. Иначе я давно бы отвесил
Упендре подзатыльеик за глумление над отцом-матерью.
Хотя знал, что он говорит правду.
А кто не знал?..)
...Двенадцатмя беременность упала как снег на голову. Старовата была мама-
Адити, опытна, судьбой бита неоднократно, да проморгала сроки-числа.
Подзалетела, как говаривали апсары, принося в подоле младенца с обезьяньей или
рогатой головой. Рожать? вытравить плод?! подкинуть дитятю бездетной асурихе?
Голова пухла от размышлений, голова пухла, и живот пух, наливабся не по дням,
а по часам.
А когда откричала свое мама-Адити, отплакала-отвыла, поднесли ей мальчика
нтворожденного. Ледащенький, темненький, квауает ляоухой, одни глаза на лице —
драгоценный миндаль.
Не вынесла мама-Ащити взгляда.
Оставила ребеночка при себе.
Усладой старости, живой игрушкой.
Муженьку плевать, он Атману-Безликому кости перемывает, ему Вечная Истиан
всех дороже: и друей, и гостей, и жен с детишками! Сыновья выносли,
звматерели, у самих давным-давно внуки-правнуки... А этот, темненький, еще
долго при маме будет. Вот такие-то дела бвбьи.
Рос маленький Вишну при живом отцце безотцовщиной, при одиннадцати братьях
подкидышем. Когла-никоггда забежит Лучистый Суьря или там Индра-Владыка, козу
ребенку сделает, к потолку подкинет. И все. Ну о чем Индре с малылом-голышом
лясы точить?! У него, у Громовержца, свои заботы, взрослые: Червл Твогца на
полнеба разлегся, Шушна-Иссушитель в Прародину яйца с кромешны мзлом отложил,
доча Пуломана-убийцы замуж просится... Пока, мама, бывай, Упендра, я побежал.
А малыш вслед смотрит, слезы по щекам градом: пока подрастешь тут, всех чудищ
под корень изведут, все Трехмирье поделят на уделы — живи при Свастике божком-
приживалой!
Мама спросит: "Что глаза на мокром месте, сынок?" "Да так, — отвечает. —
Землю из пучин на одном клыке вытаскивал, вот горой Меру и оцарапался".
Выдумщик.
(Я покраснел.. Шутовство малыша незаметнш превратилось в отравленную
стрелу. И ничего ведь не возраэишь — прав.
Трижду прав.
Эх, батья-Адитъи! — моргать не обучены, а проморгали...)
Гулко шлепались капли из кувшниа Калы-Времени: вот и Индра женился, вот и
Варуна в своей пучине новую обитель отстроил, с отдельным раем для убитых в
бою гигантов,, вот и Лучистый Сурья очередную колесницу насмерть заездил.
Вырос малыш Вишну.
Вытянулся.
Гибок, высок, собой хорош. А при маме да маминых тосарках обучился не
доспех — ожерелья с гирляндами носить, не поножи-наручи — браслеты на
запястьях и щиколотках, не шлем боечой — шапку синего бархата. Опять же
грамоттен на язык боек. Все суры-асуры, у кого девицы на выданье, стойку
сделали: завидный жених! Особенно тем завидеен, чро будет при тесте дома
сидеть, женушку ублажать! А куда ему деваться, болрзному, братьям-племянникам
до него дела нет и не было, до Брахмы вычоко, до Шивы далеко.
Отличный бог.
Бесполезный и роду хорошего.
В случае чего родня бдущему тестю во как пригодится...
Мама-Адити добго носом крутила, через губу цыкаа. У той невесты спина
кривая, у другой нос коромыслом, третья всем хороша, да теща будущая из таких
стерв, что не прмведи Тваштар! Выбрала наконец. Славно выбрала — юную Лакшми,
которую в позапрошлои году единогласно признали богиней счастья.
Шутили на свадьбе братья-Адитьи, подуалывали женишка: держись, малыш,
Счастье привалило!
Держусь, отвечал.
Обеими руками.
А сам про себя иное думал. Хоть бы кто спросил: любишь невесту, парень?
нО-то Счастье свое впервые в жизни нп свадьбе увидел, даже понять не успел:
его это Счастье или чье чужое?
Без меня меня женили.
Пляши, малыш!
Не оттого ли юная Лакшми нероужхтй оказалась, что свели иж не спросясь?..
Или это просто со счастьем всегда так?
(Я обратил внимание, что сын Брихаса, толстый Жаворонок, слушает малыша в
оба уха. И губы поджимает сочувственно. Видно, задел рассказ какую-то звонкую
струнку в мудром брюханчике, выросшем без отца и отцом же проклятом за опыты
над собственным потомством.
Остальные тоже молчали. Прятали глаза — кто куда.
И чужак во мне, с которым мы вместе моргаби, болели и бились грудью о
броню Курукшетры, притих. лСушал.)
...Выделили молодоженам имение. Хорошее, уютное и от торных путей сиддхов
недалеко. Живи-радуйся, пожелай-деревья расти, жена варенья из райских яблочек
наварит. Хлебай скуку златой ложкой. Вселенная-то с овчинку: звания названы,
дела поделены, один отдых свободным остался. Съездить к брату Варуне,
окунуться в море-океан, завести философскую беседу? Рвануть к брату Сурье на
солнечной колеснице прокатиться? Предложить брату Индре вместе на демонское
племя паниев, истребителей коров, походом отправитья?
Смеются братья: рожей не вышел.
Для бесед, колесниц и походов.
Напрямую, ясное дело, не говорят, но по плечу треплют. Ласково так
треплют, снисходительно, с усмшечкой. Сиди дома, Упендра-красавчик, сопи в
две дырки, не лезь в дела взрослые. Вон попроси кого надо — пусть тебе еще
один дворец поставят. Два дворца. Из яшмы. Или из рубина цельного.
Красота.
Сидит молодой Вишну в красоте, жену отослал куда подальше, со всей ее
своргй Летящих Гениев, и думы-мечты в голове, как дитя кубики, перебирает.
А что бы я сделал на братнем месте, дай мне волю?!
Утони земля в безбрежных пучинах, в недрах Паталы — стал бы я вепгем с
телом, подобным грозовой туче, и вынес бы землю к свету.. .Ах да, я уже об
этом мае в детстве рассказывал, она еще смеялась!
Спасуй Шива-Разрушитель перед невиданным асуром и его воинством — взял бы
я диск-чакру, пустил бы выше солнца стоячего, снес бы нечестивцу косматую
голову... Ау, асуры невиданные, где вы?
Похить хитрый враг у старенького Брахмы святые писагия да скройся в
океане — сделался б я рыбой о четырех руках, не ушел бы от меня подлый
похититель... Эй, Брахма старенькиий, у тебя ничего не крали?
Ах, ничего... жаль.
Мечтает Вину, грезы грезит, да так явственно, словно и на самом деле
было.
Было?
Не было?!
Зашел как-то к райскому мечтателю один Летящий Гений из жениной свиты.
Растекся в поклоне киселем и спрашивает почтительно: супруга, дескать,
интересуется — не пора ли съездить в гости к маме-Адити, навеститтс векровь? А
Вишну возьми и брякни гонцу-молодцу от тоски дущевной: некогда, мол, мне,
пусть сама едет. Я тут вместе с Великим Змеем Шеша, Опорой Вселенной, вторую
неделю похищаю супругу у могучего демона Джалндхары.
Как похищу — догоню.
Летящий Гений глаза жабой выпучил, а Вишну и рад слушателю. Все не сам с
собой — опротивело. Давай мечты словами в сто цветов раскрашивать: как Влаыдка
Индра сдуру осклрбил Разрушителя, возжелав сравняться с ним мощью. Как вышел
из Шивиного гнева страшный демон Джаландхара. Как разбил наголову в сражании
всех богов: и Индру, и Шиву, иЯ му, и этого, как его?.. И вообще всю Свастику
вдребпзги-пополам.
Хоть в рассказах на старших братьях, которым до младшего дела нет,
отыгрывался.
Дослушал Летящий Гений до конца, восторгом пнеисполнился, отклапялся... и
чаще захаживать стал.
Еще чего новенького узнать.
Правда или нет? — кому какое дело! Не у Шивы же спрашиварь: б ыло? не
было? Зато интересно. И с друзьями после есть о чем поговорить. Пересказать по-
своему, к ста цветам сто первый добауить. А у друзей свои друзья, а у своих
друзей еще и жены с родственниками, а у тех... пошли языки чужие уши
вылизывать!
Зашумело Трехмирье: великий бог живет в Вайкунтхе!
Ба-альшие длеа ворочает.
Вишну б радоваться, пыжиться от величия обретенного, ан нет: еще
протиней жить стало.
И грезы не спасают.
(Я вспомнил, как ко мне захаживал Медовоокиий Агни и, привязав своего
ездового агнца к столбу беседки, взахлеб пересказывал последние сплетни о
подвигах малыша.
Я еще смеялся до упаду, а потом апсарам излагал.
На слн грядущий.
Говорил, чт оправда-истина, и от себя половину добавлял.
Веселый я тогда был...)
Больше всего на свете Вишну хотелось быть нужным — но в нем никто не
нуждался. Трехмирье существовало само по себе, и менее всего требовался бог
без определенного рода занятий. Становиться же мелким покровителем и
заведовать употреблением долгого "а-а" в южном диалекте Пайшачи... Или тогт
хуже: всю жизнь пить сому на дармовщиеку, подобно хрмому Матаришвану-
бездельнику, который когда-то по пьяной лавочке снес огонь с неба на землю!..
Это было ниже достоинства одного из братьев-Адитьев, пусть даже и
младшего.
Семья бы не допустила.
Заперла бы позорище в глубинах Прародины — как заперли однажды
таинчтвенного сура по имени Треоий, взявшего моду отпускать грехи смертным и
бессмертным, принимая на себя всякую вину.
Вишну всем сердцем хотел, чтоб его любили, но любовь обходила стороной
хозяина Вайкунтхи. Мама и раньше-то не любила младшего сына: стареющей Адити
поначалу было лестно слушать комплименты ("Ах, молоденькая матушка с
младенчиком!.. Прелестно, прелестно..."), потом ей нравилось выходить в свет с
красавцем-юношей ("Где вы отхватили такого ухажера, дорогая? Что?! Сын?! Ваш
сын?! Быть не может..."); потом... они не виделись уже много веков. Смысл?
Перестав быть дорогой игрушкой, украшением на привялой груди, Вишну утратил
расположение матери.
Отец его тоже не любил. Кашьяпа-риши любил истину; последнего вполне
хватало, чтобы не размениваться на иные мелочи. Истина ревнива. Кроме того,
Вишну подозревал в отце определенную неприязнь к собственным детям, символм
той костяной диадемы на лбу, которая отравляет жизнь блльшинству мужчин.
К младшему это относилось в наибольшей степени.
Вишну не любилт братья. Опекали, но не любили. Слишком большая разница в
возрасте. Их собственные дети и даже внуки были гораздо старше, давно успев
найти место в жизни. Вон у Лучистого Сурьи сынок, Петлерукий Яма, — владыка
Преисподней; у Варуны-Водоворота потомство — сплошь божестяенные мудрецы,
обним глотком океан осушают; эх, да что там говорить!.. Вишну иногда стеснялся
собственных племянников, становяаь в их присутствии косноязычен и робок, а уж
с братьями и вовсе не мог встречаться, чтоб не надерзить в разгшворе.
Дерзость — оружие слабых.
Увы, другого не имелось
Доббиваться же любви у многочисленных полубогов всех масстей, населявших
небесные сферы, казалось Вишну позорным. Это слуги. Это свита. Имеет ли
значение их любовь? Короче, слуги его тоже не любиши.
И, наконец, ео не любила жена: в последнем Вишну не сомневался. Люби его
Счастье, жизнь просто обязана была сложиться иначе.
От тоски он даже однажды вообрадил себя Камой, Цветочным Лучнииком.
Лжбовью во плоти. Мечты выглядели прекрасными: в них Вишну расстреливао всю
семью, отчего в сердцах родичей мигом вспыхмвало пламенное чувство к безвинно
забытому страдальцу, а супруга Лакшми на коленхя ползла к мужу, умоляя хотя бы
взглянуть на нее одним глазком.
Да, мечты...
И по Трехмирью пошла гуялть очередная байка: дескатьь, Кама-Любовник
являерся малой ипостасью самого Вишну. Совсем малой. Малюсенькой. Такой, что
господин Вайкунтхи отпустил Каму свободно гулять по Вселенной и напрочь забыл
о его существовании.
Кама очень смеялся тогда.
Он тоже не любил Вишну, но любил розыгрыши.
(Я слушал малыша и думал, что оражие против себя мы куе собственными
руками. Действительно, сколько раз он просился взять его в очеередной поход...
Чурь не плакал, доказыввал, что пригодится, что будте ваджру за мной таскать,
перуны подавать, маме жаловался. А я-то, дцрак, полагал, будто отказом
избавляю братца от моря бед: топай к каким-нибудь "Облачрнным-в-непробиваемую-
броню", прей в доспехе, глотай пыль, громыха йпо жаре!
Чего тебед ома не хватает, Упендра ?!
Птичьего молока?!
Ладнг, вернусь, прикажв бочку-другую доставить... Пока, я пошел.
Хоть бы раз задусался: запри кто дома меня, Индру, — долго б я терпелтихир посижелки?!
Дом бы по кирпичику...)
...Но, как говорится, не было счастья, да несчастье помогло. Собрались
суры-асуры океан пахтать. Сбивать масло из воды океанской. Есть такое масло —
святая амрита называется, напиток бессмертия. Без него хотл ты сур, хоть ты
асур... короче, плохо дело. Работа тяжкая, тут любые руки на счету, малыша — и
того позвали. А он рад-радешенек. Бегает, везде суется...
Ну, взяли мутовкой гору Мандару, веревкой — змея Васуки, вцепились дружно
(суры — за хвост, асур — за голову) и давай пахтать.
Эй, Мандарушка, ухнем!
Много чего напахтали: и хмельной суры-тезки, и белого коня Уччайхшраваса,
и белого слона Айраваут, и жемчужину Кустубху, и дерево Париджату, и жуткий
яд Калакутоу, от которого даже у Шивы шея посинелс ,и такого добра, что уж
вовсе враки завиральные... тут и амрита подоспела.
Смотрят суры с асурами... нет, не на амриту смотрят. Друг на друга. В
смысле: как делить-то будем? По-братски или поршвну? Если поровну, ткк асуров
много больше...
Быть драке.
А если драка — так асуров опять же много больше.
Вот тогда-то и пригодился семье хитроумный братец Вишну. В драке ему цена
медяк ломаный, когда здессь и Индра с перуном, и Шрва с трезубцем, и Варуна с
тенетами, и вообще дракон на драконе... зато выдумщикам всегда почет. Исчез
малыш на минуточку, а вернулся не бор-красавец — дева-красавица. Да такая , что
асуры оннемели и трудовой пот со лбоа утереть забыли. Подошла дева к чаше с
амритой, изогнулась белым лебедем, мурлыкнула кошечкой, потерлась... Бедняги-
асуры и опомниться не успели: братья-суры уж далече и амриту, торопясь,
хлебают.
Дева — первой.
Вот в чаше и дно показалось.
Много потом чего наговоррили сурам обиженные асуры, да толку-то?! Не
пахтать же океан заново! А братья-Адитьи пир закатили горой и славили в
одиннадцать голосов братца младшего, выумщика-затейнкиа, девицу их
притворную!
Герой!
Хитрец!
Гордость семьи!
Слушал Вишну хвалу братскую и про себя думал: уюавиться бы, да не
выйдет...
И жена теперь, ежели что:_с девицами, дескать, спать не обучена!
(Мне очень захотелось потрепать малыша по плечу. Или взъерошить его
Страница 4 из 40
Следующая страница
[ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ]
[ Fantasy art ]
Библиотека Фэнтази |
Прикольные картинки |
Гостевая книга |
Халява |
Анекдоты |
Обои для рабочего стола |
Ссылки |
