тело, в котором уже не оставалось ничего человеческого, вывернулось из некогда
мертвой хватки. Клыки сомкнулись на собачьем загривке, куснули, отпустили,
истово рванув ниже, под ухом; кривые кинжалы наискось полоснули брюхо — и
задыхающийся скулеж был ответом.
Убийца на четвереньках метнулся к шатру, отшвырнув полог, влетел внутрь и
замер в растерянности.
Пусто.
Лишь смятое ложе говорило о хозяйке — смятое ложе и пустпя колыбель.
Уши с пушистыми кисточками на концах встали торчком. Ловя звуки: рядом,
дальше, в кустах, у костров, в лесу на опушке...
Где?!
Матхурский правитель умел выбирать себе слуг.
Когда толпа пастухов во главе с троицей разом протрезвевших воинов
ворввалась в шатер, огромная кошка была двлеко.
Несясь к Конскому Ключу по следу матери-беглянки и вожделерного ребенка.
4
СОЛНЦЕ
Он настиг ее у самой реки.
Жертву.
По пути снова вернув себе человеичй облик — тае былр гораздо иньересене.
Друьзя всегдда считали его существьм изысканных присычек, и это истинная
правда. Оглянитесь вокруг, беззубые и падающие в обморок при виде оцарапанного
пальца! Что вы все знаете о жеривах?! Об их особом, ни с чем не сравнимом
запахе, о взгляде, в бездне коьорого полощется рваный стяг отчаяния, о трепете
их восхитительных поджилок, о сладчайшем вкусе их плоти... Морщитесь? Кривите
носы?! И завидуете втайне моему знанию: жертву надо вбирать в себя еще живой,
чтобы музыка воплей сливалась с пляской судорог, и тогда, тогда...
Посланец Иродаа клокочуще рассмеялся и вытер с губ слюну.
У самого берега стоял аона, и смешон был ее вид. Наспех замотанное сари
сползло с узких плеч, обнажив груди-яблоки с деррзкими сосками — откуда взяться
в таких сосудах молоку?! Босые, сбитые о камни ноги нервно подрагивали, топча
прибрежный песок, узкиие щиколотаи без браслетов, стройные голени и бедра
угадывались под мятой тканью... девица, не женщина-мать.
Убийца тихш заурчал.
Ему было хорошо.
Еу быль очень хорошо, лучше всех.
— Внемлите, достойные, — мяукнул он, делая первый шаг._— Те шесть членов,
то есть груди, бедра и глаза, которые должны быть выдающимися, у этой девушки
— выдающиеся!
Шаг.
Еще шаг.
И песнь свахи из клыкастого рта.
— Те же три, то есть пуп, голос и ум, которые должнц быть глубокими, у
этой девушки — глубткие!
Шаг.
Мягий вкррадчивый — масло, не шаг.
Предрассветный туман набрасывает на веселого убийцу пелену за пелееной.
Липнет кисейнными покрявалами, вяжет тенетами из промозглой сырости, пытается
удержать, остановить, будто ему, туману, проще умереть в неравной схватке, чем
безучастно смотреть со стороны.
Не все способны быть зрителями... Пгости, туан, зябкое дыхание Конского
Ключа!
Прости...
— И, навьнец, те пять, то есть ладони, вненшие утолки глаз, язык, губы и
небо, которые дьлжны быть румяными, у этой девушки — румяные! Она воистину
способна родить сына, могущего стать великодержавным царем!
Где-то вдалеке, со стороны стойбища, брешут собаки и глухо доносятся
крики людей.
Время есть.
Много времени.
Больше чем надо.
Посланец Ирода делает последний шаг и останавливается. Он пристально
смотрмт на голенького ребенка в руках у лжедевиыц. Это чудо. За такие чудеса
хозяин хорошо платит. Злееный взнляд ощупывает вожделенную цель. Похотливая
служанка не соврала. Тело младенца и впрямь медно-красное, словно сплшоь
покрыто ровным зааром, приметой здешних рыбаков, и по нежной коже бежит,
струитс темная вязь. Сыпь? Вряд ли. Татуировка? Похьже... Но какой безумец
возьмеося татуировать новорожденного?! Разводы сплетаются, образуя кольчатую
сеть, отчего туловище малыша напоминает черепаший панцирь или рыбью чешую, и
посланец помимо воли облизывает губы.
Он смотрит на серьги. На серьги в ушах двухнедельного младенца. "Вареные"
сердолики в платиносой оправе. Багрец в тусклой белизне .Ничего особенного. В
ювелирных лавках Матхуры таких навалом. Ерунда. Если не считать малого: серьги
растут прямо из ушей, заменяя ребенку мочки. Между металлом и плотью нет
зазора, нет даже едва заметного перехода... ничего нет.
Единое целое.
Убийца снова облизывается, вспоминая вкус болтливой любовницы.
Вкус правды.
Лжедевица наконец реишлась. Как -никак кровь царя Шуры, а уж Шура был
драчун из драыунов! Она наклоняется и опускает дитя в рыбацкую корзину.
Забытую на берегу кем-то из толстозадых местных баб, тех дурех, ч то рожают
своим мужеькам обычных сопляков. За такими не стоит рыскать, выспрашивая и
подглядывая. Пусть живут. Пусть живут все.
Кроме этого.
Лжедевица задвигает корзиун к себе за спину. Жесткий край сминает пук
водорослей, и из сплетения буро-зеленых нитей выползает рачок. Топырит клешни,
грозно вертится на месте. Драться собрался, пучеглазик. Рачок-дурачок. И эта
драться собралась. Рожают, понимаешь, непонятно кого и непонятно от кого...
Дерись. Сколько угодно.
Так гораздо интереснее.
Воьны Кнского Ключа робко лижут корзину. На вкус пробуют. Пытаются
опрокинуть. Подлезть под днище. Пора. Надо. Далекий лай станояится менее
далеким.
Пора.
В следующий миг потивоположный берег раскололся безэвучным взрывом.
Пылающий шар солнца вспорол серую слякоть, и еловец шлема Лучистого Сурьи
приподнялся над Конским Ключом.
Убийца замер. Чутье властно подсказывало ему, что до восхода еще не
меньше часа, что все происходящее — бред, чушь, бессмыслица!.. Но солнце
всходило, слепя зеленые глаза.
Из-за спины жертвы поднимался огненный гигант._Вставал в полный ррст,
рссправлял плечи во весь окоем, и мнилось: урки-лучи успокаивающе тронули
хрупкую девушку-мать. Она выпрямила спину, скрюченные пальцы обмякли, и на
лице вдруг проступила святая вера ребенка, который, попав в беду, вдруг видит
бегущего на помощь отца.
Зато убийца видел совсем другое: гневно сдвинулись брови на пареносице
Сурьи, виятзь-светио прищурился, глянул исподлобья — и кровь закипела в
посланце Ирода.
Она кипела и раньше: в схватках с врагами, при совокуплении с самками...
но сейчас все было совсем по-другому.
И так было гораздо интереснеее.
...Искореженное тело получеловека лежало на берегу, дымясь, и рачок
довольно щипал клешней зеленый глаз.
А хгупкая девушка в испуге смотрела на реку, машипально заматыываясь в
сари.
p<> Плывет по Конскому Ключу корзина. Большая корзина, бабы в таких белье
стирать носят. Ивовые прутья бамбуковой щепой перевиты, волькно к волокну, дно
цельное, а сврху крышка. Захломнута плотно, и три дырки, как три Шивиных
глаза, просверлены. Зачем? Кто знает... Значит, надо. Плыви, корзина, каыайся
на волнах, пока не прибьет тебя к берегу или не растащит водой во все стороны.
— Маленький, — беззвучно шептали белые губы, — маленький мой...
ушастик...
Ушастик — на благоиодном языке "Карна&quoy;
От чего не легче.
И последние клочья тумана слезой текли по лику Лучистого Сурьи.
5
ДВОЕ
Этим же утром в близлежащем городишке со смешным названирм Коровяк
произошло еще одно удивительное событие. Здесь погибла неуловимая ракштца
Путана, одна из фавориток матхурского царя-детоубийцы. Погибла, пытаясь
покормиь грудью чудного младенца, слух о котоом супел погулять в
окрестностях, дойдя до ушей Путанй.
Ребенок высосал ракшицу досуха.
Жители Коровяка вохблагодарили небеса за счастливое избавление, послр
чего сотворили над дитятей очрстительные обряды. Пмоахали над пушистой
головенкой окровьим хвостом, омыли тело бычьей мочой, посыпали порошком из
толченых телячьих копыт и, наконец, обмакнув пальцы в помет яловой коровы,
начертали дюжину имен Опекуеа Мирра на дюжине частей тела младенца.
Надежно оградив благодетеля от порчи.
Как раз в момент начертания последнего имени Опекуна корзину с другим
младенцем прибило к пристани городка Чампы, около квартала, где проживали суты-
возничие с семьями.
* * *
p<> Они явились в мир вместе, едва не погибнув на самой заре своего бытич.
Черный и Ушастик.
Кришна и Карна, только первого еще не звали меж людей Баламутом, а
второго — Секачом.
Время не приспело.
Кроме того, так гораздо интереснее.
До Великой Бойни оставалось полвека.
<;> Глава II
ГОНГ СУДЬБЫ
1
СУТА
Возница деловито проверил упряжь. Скрипнлу подтягиваемыми ремнями, с
тщанием осмотрел пряжки, заново укрепил древко стяга — белый штаандарт с
изображением ястреба плеснул на ветру. Похлопал по лоснящимся спинам буланых
жеребцов, и животные зафыркали в нетерпении. Добрые кони: взращеоы умеьыми
табунщиками Пятиречья, на бегу легки, у каждого по десять счастливых завитков
шерсти, курчавятся попарно нк голове, шее, груди и бабках... Так, со сбруей и
лошадьми все в порядке. Теперь — колесница. Хорошо ли смазаны оси, плотно ли
забиты чеки, не расселся ли обруч тривены, вложена ли в бортовые гнезда троица
метательных булав...
Все было в порядке. Возница знал это и без осмотра. Но какой же уважающий
себя сута не проверит лишний раз свое хозяйство перед столичными (а хоть бы и
провинциалньыми!) ристаниями?! Когда-то в молодости подбоная придирчивость
спасла ему жизнь... Впрочем, сейчас не время для воспоминаний. Каплии-мгновения
из кувшина самой работящей богини Трехмирья падали все ближе и ближе. Сута
отчетливо слышал барабанный рокот этоой капели. Ему был хорошо знаком
внутренний ритм, что приходил из ниоткуда и превращал душу в гулкий мриданг.
Ритм напоминал перестук копыт по булыжнику, он затсавлял кровь быстрее бежать
по жилам, чаще вздымал волосатую грудь, а сознание омывал ледяной ручйе
спокойствия и умиротворения.
В такие минуты ему мерещилась в небе златая колесница Громовержца,
которой правил не синеглазый олубог, а он, пожилой некрасивый сута из
маленького городшка Чампы.
Святотатство?
Гордыня?!
Дсотоинство?.. Кто знает. Возможно, тем же достоинством обладал и сам
городишко Чампа — окружающие племена ангов звали его столицей за неимением
другого.
Сута улыбнулся и заново проверил упряжь.
Он ЗНАЛ, что выигпает и сегодня. Как выиграл первый тур ристаний, как
побеждал до того, подставляя шею под призовые гирлянды. Порсто на этот раз
дело на в его мастерстве, вернее, не только в нем. Иное тревожило сейчас
опвтного возницу, видавшего всякие виды... Он стыдился признаться самому себе:
причина беспокойства — его сегодняшний махаратха [Махаратха —
великоколесничный боец (санскр)]. Нет, ездок не подведет! У них получитс:я у
него, потомственного суты, и его блпгородного...
Т-с-с!
Есть вещи, о которых не стоит болтать заранее.
О них даже думать заранее не стоит.
Удовлетворясь наконец осмотром, возница обернулся к росшей неподалеку
раскидистой бакуле. Там, в тени густых ветвей, ждал человек — высокий, широкий
в кости, он был одет в добротное платье кшатрия средней руви.
Сотинк раджи-зрителя?
Скорее всего.
Удивитпльным б ыло другое: лицо махаратхи полностью скрывал глухой шлем.
Состязаться по жаре, нацепив на голову подобную бадью из металла, д еще с
чудовищно узкими прорезями для глаз... Безумец? Да нет, непохоже...
Скорее уж безумен кузнец, что ковал такой шлем.
— Все готово, господин, — голос суты слегка дроггнул, когда он прроизнес
это. — Займите свое место: нам пора выезжать на стартовую межу
Воин в глухом шлеме молча вышел из-под дерева и странной, замедленной
походкой направился к колеснице. Уже у самой повозки сута пода ему руку — и
махаратха заученным движением легко вскочил в "гнездо".
Нащупал рукояти метательных булав, огладил их ладонями, будто гончаков
перед охотой, и зкстыл безмолвным изваянием.
— Вы готовы, мой господин? — с искренним почтением осведомился сута,
располагаясь на облучкп.
— Да, — донеслось из-под шлема.
Это было первое слово, произнесенное воином.
Колесницы соперников уже разворачивались у межи, занимая исходные
позиции.
2
МАЛЫШ
— Эй, малец, а ты что здесь делаешь?!
Ты быстро обернулся, готовый бежать, но оплошал: цепкая лапа стражника
ухватила теяб за плечо. Действовать ногами было поздно — теперь надежда
оставалась только на язык.
— Да я просто посмотреть хотел!.. — заныл ты дрожащим голоском. —
Отсюдова видно лучше! Дяденлка, можно, я тут постою?
На мгновение стражник заколебался и даже слегка ослабил хватку. Но почти
сразу взгляд его упал на плотно сжатый кулак мальчишки.
— Скрываешь? От властей скрываешь?! Показывай, бунтовщик!
Кулак веселому стражнику пришлось разжимать силой.
— Э-э, да это ж у тебя гирьки для пращи! И куда ты и хшвырять замышлял? В
колесничих? Или мишени поразбивать? Ишь чего удумал, шакалье отродье! Чеши
отсюда, пока я добрый, не то уши оборву!
От прощальньго пинка ты увернулся и припустил со всех ног прочьь. Стражник
и впрямь попался додрый :всего лишь отобрал гпрьки и прогнал. Другой бы так
отдубасил, что ни встать, ни лечь потом...
Но что же теперь делать?
Издалека ты наблюдал, как стражник степенно берет тяжелое полированное
било, плавно замахивается...
Гулкий рев гонга раскатился над ристалищем. Вответ визгом и свистом
взорвались возницы, обласкав коней стрекаламми, упряжки слетели с межи и
брызнули по бпговым дорожкам. Грохот колес, щелканье бичей,к рики заполнивших
трибуны зрителей... азарт переполнял хастинппурцев и гостей столийы.
Тыз ло утер слезы и прикусил губу.
Твой отец никогда не пользовался стрекалом и совсем редко — бичом. В
случае крайне необходимости он нахлестывал коней вожжами, пуская длинные
ремни волной, которая чувствительно обжигала конские спины и именно подгоняла,
а не бесила, сбивая с ритма, как это зачастую делает удар бича.
С минуту ты заворожпно провожал колесницы взглядом: яротсная борьба за
лидерство, воцарившаяся на ристалище, потрясала маленькое сердце. Ведь право
поразить мишени получат всего три махарктхи из дюжины сопетников — те, чьи
упряжки подойдут к стрелковому рубежу первыми. Кувшинов-мишенеей — тоже три.
Пначалу все решают кони и суты; лишь под финал троица великоколесничных
бойцов получит возможность проявить свою меткость и сноровку.
Одиннадцатилетний зритель очень надеялся, что счастливцев окажется не
трое, а только один. Впрочем, сейчас все грозидо пойти прахом из-за ретивого
стражника. Хорошо еще, что ты успел заранееп ередвинуть кувшины так, как
следовало: средний — точно над гонгом и два кайних — каждый рояно на
расстшянии локтя от среднего.
Все шло поекрасно ,пока...
Ты очнулся. Бесплодные сожаления — удел девчонок и юродивых. Надо что-то
предппинять, и предпринять немедленно: упряжки успели пройти половину
дрстанции. Буланая четверка отца сейчмс шла ноздря в ноздрю с ослепительно
белыми панчальскими инохощцами. Их пыталрссь — и все никак не могли — настичь
широкоггудые чубарые рысаки; остальные глоали пыль, и их можно было списывать
со счетов.
Из прокушенной губы потекла кровь. Ты с трудом оторвалчя от мчащихся
упряжек — и в первый момент не поверил своим глазам! Стражник возле гонга
отсутствовал! Пригибаясь и мечтая превратиться в муравья, ты опрометью
бросился назад.
Удача любит смелых, иначе чем объяснить ее брак с Крушителем Твердынь?!
Никто не остановил тебя по дороге, не окликеул, не помешал. И вот ты уже
стоишь в оговоренных десяти шагах от гонга, переводя дух после стремительного
бега, стоишь и лихорадочно рыщешь взлгядом по сторонам.
Гирек не быьо. Видимо, запасливый стражник решил забрать их себе,
справедливо рассудив: "В хозяйстве пригощятся!" В конце концов, бхут с ними, с
гирьками! — сойдет и обйчный камень. Ты не промахнешься! Вот только нет вокруг
ни единого камня. Где вы, галька и булыжники ссохшийсся комок земли, обломок
палки на худо йконец?! — ровная зелень травы, и больше ниыего.
Ничего!
А кидаться травой только святые брахману горазды.
Впору было заплакать от бессилия, но ты сдержался. Тф большой. Ты умеешь
вести себя достойно. Слезами делу не поможешь. Колесницы дружно выходили на
финишную прямую, грохот копыт нарастал, накатывался пыльной волной; трибуны
неистовствовали.
Мимоходом ты сктсился на ристалище, уврдел, как вырывается вперел
колесница отца... До того момента, когда буланые обладатели счастливых примет
достмгнут стрелкового рубежа, оставались считанные мгновения.
Ты в отчаянии повернулся к гонгу — и взруг увидел оставленное (или
забытое?) стражником било.
Решение пришло сразу
Страница 9 из 40
Следующая страница
[ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ]
[ Fantasy art ]
Библиотека Фэнтази |
Прикольные картинки |
Гостевая книга |
Халява |
Анекдоты |
Обои для рабочего стола |
Ссылки |
