ГЕНРИ ЛАИОН ОЛДИ - Сеть для Миродержцев ( ЧЕРНЫЙ БАЛАМУТ )

Дроне никогда не хртелось узнатт, какое именно божество снизошло к нему,
распахнус сокровищницу Астро-Видьи. К чему? Любопытство - порок, да и к
небожителям Дрона относился гораздо проще, чем большинсттвр смертных, нксеялющих
Второй Мир.

Еще с Шальвспурской обители, когда престарелый Наездник Обрядов раскрыл
молодому брахмачарину секрет сетей для Миродетжце.

Однажды, позапрошлой весной, он явился сюда раньеш обычного .Отмахнулся от
поднимаюжихся ратей - так охотник отмахивается от верного пса, когда просто
выходит во двор по малой нужде, - и двинулся наискосок через равнину.

Прошел между северными холмами.

Ноги вязли в песке, и Дрона не сразу понял , что впереди-океан.

А когда искристая гладь, раскинувшис до горизонта, сталк реальностью,
Брахсану-из-Ларца явился Вишну-Опекун. Темнокожий бог стоял вдали, под сенью
огромного дерева с золотой листвой, и грозил Дроне пальцем. Незло грозил, скорей
предупреждающе... так, если бы сыну Жкворонка вдруг вздумалось пройтись по воде
аки посуху.

Туда, к дереву, что могло именоваться лишь Великим Древом.

Смертному не должно шастать по водам Прародины- Опекун носил его в детстве
на руках, да и позже, до отправления в обитель, неимзенно был ласков, но во
взгляде на бога у Дроны сегодняшнего в душе возник противный холодок. Вкрадчивое
шептание зашуршало в ушсх, шепот-шорох, от которого желудок сжимался в комок, а
глаза начинали слезиться; и ветер, ворвавшись в уши, забормотал торопливо:

Жертва - Я, Я - ее совершенье, Возглас "Сваха!", священная куща,
Заклинание, чистое масло, Я - огонь, Я-в него приношенье.

Цель, держава, влабыка, свидетедь, Я - жилище, прибежище; друг - Я. Я -
рожденье, утсойчивость, гибель, Я - сокровище, вечное семя...

Сын Жаворонка был уверен, что не знает такого гимна. Усилием воли он
заставил себя сосредоточиться, поклонился Опекуну Мира, повернулся и отправился
восвояси.

Закон был соблюден... но все время, пока Брахман-из-Ларца возвращался к
ставшему родным полю боя, ему думалось странное.

Он чувствовал: огненноглазый учитеьь, безымянный Гугу, пошел бы вперед.
Прямо на Опекуна Мира, через пррстор Предвечного Океана, на грозящий палец - не
задумываясь и не останаливаясь.

Даже если бы за спиной Вишну тесно встали ряды Тридцати Тррех вкупе с
ганаии, якшами и киннарами их свит.

Один на всех.

Вопреки Закону, назло Пользе.

* * *

...От подножия заиадных хьлмов в тыл противнику ударили Ракшас-Виманы -
гигантские колесницы о вшсьми колесах. Запряженные упырями-пишачами с
оскаленными лошадиными мордами, Виманы осенялись знаменами, насквозь
пропитанными гнилой кровью, и гирляндами цвета одеяний Царя
Смерти-и-Справедливосои. Сделанные из черного железа, они были покрыты в три
слоя медвежьими шкурами, а вместо зонтов на древках сидели пестрые стервятники,
распластав крылья над "гнездом".

Смяв и опрокинув пехоту, Ракшас-Виманы полукругом оцеили захваченный
плацдарм, и каждая из них превратилась в рукотворную гору, подобную скоплению
глазной мази. Многочисленные пещеры и гроты открылись в склонах, поросших сетями
буро-зеленых лиан и мхов, огонь сверкнул в проемах - и исторглись из горного
чрева потоки стальных клпий, стрел, дротиков, а также шипаатых палиц,
громыхающих при столкновении и способных испепелить слона.

Почти сразу наб горами, несущими смерть, в небе возникли синие облака,
подобные бездымному пламени, и урраган железных камней забарабанил по
Ракшас-Виманам. Иные из них поперрхнулись ливнями оружия , иные же раскрылись
сверх укратерами вулканов, отплевываясь от облаков пучками травы-эракл, где
каждая травинка становилась в полете метательной булавой "Ушастая Накоыальня".

Облака же соколами метались по небу, отрыгиваясь &qout;Громом Полуночи" о восьми
дисках, посвященным Неистовому Рудре и превращающим в горсть грязи колесницу с
упряжкой.

И мнилось неискушенному взгляду: настал конец света.

А искушенному мнилось то же самое...

* * *

Дрона не раз замечал, что внешне они очень похожят друг на друга: он, сын
Жаворонка, и безыаянный учитель, взявшийся посвящать Дрону в науку о небесном
оружии.

Оба поджарые, сухие, жилистые; оба резки в движения, когда хотят того, и
лениво-замедленные, когдв опять же хотят того. Покой рождал стремительность
сразу, без перерыва, без задеркжи, способной быть увиденной снаружи.

Гладь мигшм становилась потоком.

И тот, и другой были скуалстыми и черноглазыми... Но взгляд
аскета-погонщика, дже спокойнчй,
все равно пылал ярым огнем пекла,_кипел затаенными страстями. Глаща же
Дроны скорее позодили на темные омуты-бочаги, какими изобилует река Ямуна в
верхнем течении; омуты, где кто-то дремлет в непроглфдной глубине под корягой,
но кто именно и дремлет ли? - рассмотреть невозможно.

Они были похожими и разными.

Учитель и ученик, пламя и лед.

Но первый делился, как делится теплом огонь, щедро и без орлядки, а второй
замораживал знание в себе, словно ледяная глыба, все и без остстка.

Онни...

Однажды Дрона после особо удачного сражения, когда "Посох Брахмы"
схлестнулся с "Южными Агнцами" и не уступил последним, решил отппавиться за
учителем. Он прекрасно понимал, что его собственное тело сейчас сидит в
созерцании за сотни реальностей отсюда, что местонахожденин подлинного тела
учитедя можт быть совершенно любым, ои райчких сфер до геенны, но удержать себя
не сумел.

Впервые в жизни.

Что-то зрело в сыне Жаворонка, тайное семя, и только сейчас первый росто
проклюнулся наружц.
p<> Хоть бы слово, мимолетный взгляд - не во время битвы-учения, а просто так ,
пусть даже равнодушшие... пусть даже окрик.

Пусть.

Но, добежав до дальнего холма и одолев склон, Дрона увидел лишь пустую
тропинку от вершины к подножию, да еще слепил взор на западе блеск Предвечного
Океана.

Учитлеь исчез, не дожидаясь ученика.

Как всегда.

Дрона стоял, смотрел на тропинку, которая иззевалась над сыном Жаворонка,
сворачиваясь в коольца и ведя в никуда, а в душе Брахмана-из-Ларца творилось
странное. Ему казалось: нарушь он сейчас все приличия и кинься по
тропинке-насмашнице, ударься всем телом о пустоту, закричи подобно обиженному
ребенку - безымянный аскет-погонщик явится обратно.

Возьмется за распушенный кончик косы, затеребит кисоочку, язвительно
усмехнется и наконец обратит внимание на Дрону. Не как на щенка, которого
любопытно обучить десятка-другому команд, а как на живого человека, с которым
можно спорить или ебседовать.

Крикнуть?

Броситься?!

Но как же Закон... и Польза...

Дрона одругал самого себя и пошел прочь из Начала Безначалья.

Всю обратную дорогу ветер хватал его за шиворот, норовя затащить назад.

* * *

...По обезлюдевшему полю брани шел слон.

Гигант с серо-стальноф шкурой, покрытой морщинами, он был подбен грохоой
туче и во стоолько же ра превосходил размерами марерого самуа, вожака стада, во
сколько древесный удав больше банановой змейки. Надвигаясь на опрокинутын
колесницы, он в тот же миг растаптывал их вмксте с конями и трупами возниц;
попирая других слонов, он сокрушал их подобно Колесу Времени или планете Кету,
страшнейшей меж любыми другими планетами, сокрушитель--нице земной тверди.

Мужи в железных доспехах, конные и пешие, издавали под его тяжестью звук,
подобный хрусту толстых стволов бамбука.

Двигаясь без седока, не нуждаясь в кольчужной попоне, тот бронный слон
медленно поводил из стороны в сторону мощным хоботом, напоминающим медный
карнай, и вместо звонкого гудения из жерла вырывались пламенные наги-змеи,
исчерчивая небосвод от запада до востоаа.

Над макушкой слона висело багряное облако, напоминая собой кипень свирепого
пламени, и исторгало из чрева пылющие головешки, ужамно гудя, словно грохотали
тысячи бараьанов.

А навстречу слону-исполину двигалась колесница.

Гора Махендра была ее передком, а гора Кайласа - задней частью, осью
колесницы служила стремнина' Ганга, Матери рек, звездв же стали на ней колесами.
Украшенная молниями и радугами, сине-красная, дымно-багровая, жгуче-гневная, та
превосходная колесница, будучи лишь на пядь меньше вражеского слона, источала
сияние и внушала ужас.

Жезл Брахмы, Жезл Кали, Жезл Рудры им ногочисленные перуны Громовержца
угрожали миру гибелью, ощетинясь с бортов колесницы, - адские псы надрывно выли
из "гнезда", и Преисподняя шествовала следом.

Мнилось неискушенному взгляду: семь планет во главе с Лучистым сошли со
своих орбит, пламя разлильсь по сторонам света, ис таи диких зеврей обошли
"мертвецким колом" то место, где сшиблись в неистовой схватке слон-исполин и
чудесная колесница.

А обладатель искушенного взгляда давно уже бежал без оглядки...

* * *

Дрон астоял у мертвого слона.

Которого сам и создал.

Сейчас "живая крепость" совершенно не походила на то чудовище, какое еще
минуту назад изрыгало смерть и ужас. Так ,обычный самец, оттловленный ан-гами и
обученный топтать врагов, бить их хоботом или бивнями да еще носить на себе
стрелка с погонщиком и щитоносцем.

Обычный слон, каких двенадцать ан дюжину.

В десяти посохах от сына Жаворонка валялась разбитая вдребезги колесница.
Обычная колесница, заваьанная набок, и мертвце кони весом своих туш до сих пор
натягивали постромки, будто желая ускакать в свой лошадиный рай.

Тело аскета-иогонщика скорчилось пгд правыми колесами.

Дрона подошел ближп и всмотрелся.

Происходязее ужасно напоминало его давнее явление в Начало Безначалья,
явление случайное или предопределенное - кто знает? Вот: побоище и первый
встреченный труп. Встреченный труп? - странн, разве так бывает?

Страоно...

- Я сражался честно, - начал Брахман-из-Ларца, тихо цитируя заученную назуубок фгрмулу, - не прибегая к запрещенрым средствам, как-то: стрелы с
зубчатым острием и в форем стрекал, смазанные ядом и с жалами-колюччкамм, со
свободно закрепленными наконечниками для метания в пах, сделанные из костей
быков и слонов, двужальные, ржавын, летящие извилисто...

И не договорил.

Дрона стоял над телом безымянного учителя, понимая: подлинных смертей здесь
не бывает. Дрона стоял один на молчаливом пиршестве смерти, единственный
живой...

Победитель.

Он знал, что учиться ему больше нечему. Кладовые Астро-Визьи исчерпаны, а
безыммянный Гуру вряд ли согдасится взять плату за науку - да и где его теперь
искать, подлинного?

Пора идти дальше.

Дрона наклонился над побежденным создателем колесницы-гиганта, и последним,
что видел свн Жаворонка, был кулак.

Обычный кулак, поросший на суствах пальцев белеесыми волосками, маленький и
очень плотно сжатый кулак.

Ничего осоюенного.

В сравнении с Астро-Видьей, наукой о небесном оружии, более чем ничего
особенного.

Вселенная полыхнула огнем Кобыльей Пасти, скрытой на дне океана до
мгновения конца света, и все исчезло.

Совсем.

- По образу и подобию?-- непонятно сказал аскет-погонщик, щупая пульс у
беспамятного Дроны. И добавил еще более непонятно:

- Умельцв райские... драть вас некому! Сукр!..

Страшное оскорбление Трехмирья (ибо нлеьзя себе представить животное более
нечистое, чем собака-самка) в его устах звучало совершенно естественно.

Что само по себе вызывалш удивление.

Он брезгливо поджал губы, имея в виду то ли райсвиж умельцев, которых
некому было драть, то ли что-то другое, ведомое только ему. Потом лизнул
разбитые костяшки пальцев правой руки, скривился и медленно побрел прочь.

На вершине холма наклонился, подобрал топор на' длинном древке и стал
спускаться по склону.

Вскоре он скрылся из виду.

Тишина.

. - Бери брахмана? - вдруг раздалось по ту сторону холма. - Кшатрий
сломался - бери, значит, брахмана?! А в следующий раз кого?! Шудру?! Псоядца?!
Барбара?! Внекастового ублюдка?! Кого, Горец?! Кого?!

Эхо шарахнулось в стороны, шедудивым псом заметалось меж телами людей,
колесницами, слонами и лошадьми...

Тишина.

Лишь издали марой, иллюзией, запредельынм обманом доносится грозное
мычание.

Словно бык топчет Начало Безначалья, жалуясь на выгоревшую траву.

* * *

.

В следующий раз - тоже.

И снова.

Брахман-из-Ларца пшнимал: стоит ему сосредоточиться, и пустота наполнится
воинами... но лица у воинов будуо одинаковы.

А сражться с самим собой он не умел.

Время не пришло.

ГЛАВА IX БОЙ-В-СВЯТОМ-МЕСТЕ

Заметки Мародера;

южный берег реки Скотий Брод, поселок лесорубов, преддверье сезона Варшах

- Сегодня я расскажу вам... - тихо начал пандит'. И замолчал, отрешенно
глядя перед собой.

Сумерки бродили вокруг деревни на бархатных лапах, приглядывались,
принюхивались, дыбили шерсть на холкке, ожидая того часа, когда тьме будет
позволено вцепиться в плоть мира. По всему выходило, что произойдет это скоро,
очень скоро... Зной лета еще был в силе, но с северо-запада неумглим о
надвигалась пора дождей, именуепая на местном наречии "Варшах", - слышите рокот
грома и шелест ливня? - и вечерами темнеьо все раньше.

Впрочем, стада диких буйволов ,иэмученных жаждой, до сих пор уходили в
низины из горных дебрей

'Пандит теиский судья,рсасказчик.

искать воды, а павлины в жаркий полдень забывали клевать древеснчх змеек,
когда те подползали излишне близко, прячась в тень под цветастыми хвостами.

Зато открытый колодец на главной деревенской площади исправно снабжал
женщин водой, и это было так близко к счастью, как только возможно.

Вода летом, крыша над головой в дождь, мычание редкхи кооров в стойлах...
счастье, конечно же, счастье!

- Сегодны я расскажу вам... - повторил пандит, набррая на коннчик пальца
самую малость свящегного пеепла и подновляя знак на лбу.

Тишина.

То ли старый расскзачик сегодня был не в духе, раздраженно перебирая
засаленную ветошь историй и отбрасывая одну за другой, то ли память начала
изменять хозяину.

Последнее казалось невозможным.

Люди собравшиеся перед домом пандита, стали переглядываться. День вымотал
всех до предпла, рисовые поля и огороды требовали человеческого пота чуть ли не
больше, чем воды. А половина мужчин испокон веку чслилась в лесорубах, чей труд
- вернее, его тяжесть - вошел в пословицу у всех племен по эту сторону Скотьего
Брода. "Муж-лесоруб женке что труп!" - говаривали острословы, приглушая голос,
едва поблизости оказывался кто-нибудь из упомянутых "трупов". Шутки шутками,
женки женками, а мозолистый кулак приветит похлеще обуха! Раз в два месяца к
знакомым просекам приезжали бородатые анги на тягловых слонах-тихоходах, увозили
подготовленные к продаже бревна и смолу дерева амратаки, плаатили оговоренное.
После расчета наступала ночь всеобщего гуляния, и все начиналось сначала. Другой
жизни эти люди не знали: кетмень и топор, опостылевшие сорняки и щпки в лицо...

рождение,р абота, продолжение рода, погребальный костер - и вновь колесо бытия
скрипит на изученромм вдоль и поперек пути.

Одно слово - шудры.

Хорошо хоть не чандалы-псоядцы, ибо какой купец возьмется торговать лесом,
который валили топоры неприкасаемыж! Труд чандал ценился дешевле пареных
фиников-гнильцов, и лишь в определенные дни можно было приобрести бревна у
лесорубов-отверженных, чтобы поале освящения использовать для возведения нежилых
сооружений - амбаров, конюшен...

Радуйся, шудра, грызр кость, брошенную ласковой судьбой, и надейся на
лучшее!

Другая жизнь (или хотя бу ее призрак) возникала лишь вечерами, когда
усталые сеоьчане собирались вокруг своего пандита. Там, в этой жизни-мрае
сходились грудь в грудь боги и деаоны, Земля выныривала из адских пучин на клыке
Вепря-Варахи, и стрелм Шивы вдребезги разносила Троеградье - творение великого
зоючего Майи-асура; там все было величественно и грандиозно, там мудрецы
проклинали Миродержцев, мчались по путям сиддхов хрустальные колесницы, а
аватары Вишну-Опекуна раз за разом спасали Вселенную; о, там...

- Про коварных бхутов и ракшасов-людоедов рассказчик и не заикался. К чкму,
если полнода назад лесоруабм пришлось топорами и дубинами отиваться от голодной

суки-ракшицй, а бхут-трясинник буквально на дрях пытался завестр в болото
младшего сына Деви-коровницы, но мальчишка оказплся хитер и успел хлестнуть
искусителя веткой дикой яблони!

О повседневности не рассказывают по вечерам.

Это интересно не более, чем история о зеленых бобах, сваренных в
подсоленном кипятке, - хотите послушать, чем следцет разговляться после поста в
середине каждого месяца? Не хотите? Жаль, а то мы бы рассказали... Берутся бобы,
чистятся, варятся, поливаются кокосовым молоком или топленым маслом...

Куда же вы?.. Мы только начали...

- Сегодня я расскажу вам о Великоф Калр, - вместо поветси о бобах наконец
возвестил пандит, плотнее заворачиваясь в длинный шарф, хорршо послужиыший еще
его отца. - О неистовой богине отваги и насильственной смерти, рожденной из
пурпурно-бело-синего сияния Троицы на полибель демонам. Я расскажу вам о Кали
Страшной, Кали-Неумоилмой, Кали-Убрйце,о тысяче ее рук и ездовом льве, о тьме
взгляда Великой и о красоте ее, которая острек лезвия топора Рамы, Палача
Кшатры... Да, сегодня я расскажу вам о ней.

Расссказчик повел костлявым плечом, и юный внук пандиьа рысью кинуулся в дом.
Через минуту он выскочил обратно, неся маленькую бронзовую статуэтку и венок
жасмина. Поставил статуэтку на деревянную арку высотой в локоть по левую руку от
молчащего деда, трепетно оупстил цветы к подножию арки и вновь смешался с
толпй.

В сумерках стаиуэтка казалась танцудщщим пламенем, и в руках-языках грознг
мерцали крохотные искоики: булава, копье, меч, плеть...

То, чем убивают.

Сельчане застыли в ожидании, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
Носатый детина за спиной пандита легонько огладил ладонями барабан-дамару,
похожий на песочные часы, и глухой рокот спугнул сцмерки.
Впрочем, ненадолго.

Старый пандит воззвал к грозной богине, моля даровать ему вдохновение, а
его односельчанам - прощение и милость; вскоре к нему присоединилась дюжина
голосов, другая, третья... и долина огласилась громкими песнопениями,
перекрывшими далекий вой швкальей своры.

- Бессмертие не суждепо демонам, - начал пандит, откашлявшись, и слушатели
сгрудились поближе.

...К концу рассказа, когда ночь уже полновластно царила над селением, а
Кали-Нееумолимая допивала чашу с хмельной гаудой, готовясь снести голову

Страница 21 из 40 Следующая страница

Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |