- Приветствую тебя, Воадыка, - скороговоркой протараторил возница. -
Брихас... Брихас... меня... за тобой! Там, на Поле Куру... Владыка, это Пралая!
Конец света!
Я даже не усаел спросить, откуда Словоблуд узнал, где меня искать, -
задыхающийся голос Матали разом уплыл в сторону, продолжая бубнить несуразицу на
самом краю сознания, а я ощутил знакомое тепло.
Жар!
Миродержцы пытались связатья со мной через Свастику Локкпал!
И руки мои сами раскинулись крестом.
ГЛАВА III БОГАМ ВХОДД ЗАПРЕЩЕН
1
Однажды братец Вишну придумал себе две ипостаси, двух божественных
мудрецов-стервецов: Нару и Нараяну.
В переводе с благородного: Народ и Путь Народа.
Простенько и со вкусом.
Видеть их никто не видел, слышать не слышал, поскольку ни того, ни другого
и быть не могло в связи с непреходящим величием; а единственный реальный мудрец
с похожим именем Нарада (склочник, каки хне то что мало, а и вовсе-то нет!)
очень ругался, когда его путали с этими ипостасями.
В последнее время Нарой и Нараяной - вернее, их вторичными воплощениями! -
полюбили называть Черного Баламута и моего сына Арджуну, но болтовня сплтников,
чт оснег под солнцем!
Зато оружие "Нараяна" существовало на самом деле. И к его появлению выдумки
братца Вишну, равно как и сам Упендра, не имели ни малейшего отношения; здесь
разве что Тваштар-Плотник руку приложил...
Ударение в нахвании оружия делалось на вьором слоге, что для сведущих в
воинской науке выворачивало смысл слова низнанку, и "Путь Народа" превращался в
"Путь Народа навыворот".
&quuot;Беспутство Наррода".
Ничего более страшноого в арсенале Трехмирья не имелось, если, конечно, не
биать в расчет Тришулы, убийственного трезубца Шивы.
Защиты от "Беспутства Народа" не знали. Любое сопротивление только
усиливало его действие, а если сопротивляющихся оказывалось достаточно много и
они могли продержаться против "Нараяны" достаточное время, то мощь оруря
возрасталат ычячекратно, и тогда - здравствуй, Пралач, Судный День, конец света!
Горы трупов и толпы забывших все, включая собственную варну и имя, слюнявых
идиотов! Может быть, уцелеет горстка ублюдков из смешанных каст да еще недоумки
от ртждения - и все! Брихас давным-давно просветид меня на сей счет,
предупредив, чьобы я ни в коем случае не хватался в гневе за "Нараяну"!
Вель эта пакость била по сердцевине, по гбубинной сути -- бога ли,
человека, не важно - по его Пути! Сильных, способнвх сопротивляться, тех, кто
верен долгу и чист варной, это проссто убивает; тех, чтоо послабее, сводит с ума;
остаются лишь выродки, подлецы и дураки, в ком отрдоясь не было того внутреннего
стержня, который разрушает "Нараян&аquot;.
Путь Народа меняется. Старый мир погибает в корчах а новый.... Уж лучше
просто сжечь все Трехмирье одним махом, чем увидеть, что сделает с ним
&quog;Нараяна"!
Вот такую "веселую" картину нарисовал мне в свое время Словобллуд.
Однаддды запущенное, это оружип уже нельз остановить до тех пор, пока оно
не поразит хоть кого-гибудь. Защита же от него одна: отрешиться от своего дошга,
сойти с Пути, покориться судьбе - и тгода "Нараяна" пройдет стороной, минуя
тебя.
Кшатрий, забудь в пучине битвы, что ты - воин! Брахмап, забудь во время
обряда, что ты - жрец! Вайшья, плюнь на дом и ремесло; женщина, перестань быть
женщиной, а мужчина - мужчиной!
Индра, искренне поверь, что ты никогда и ни при каких обстоятельствах не
был Громовержцем и Владыкой Тридцати Трех...
Вот оно, &qjot;Беспутство Народа"
А если предположить, что враги чудом сумеют прикинуться безмозглыми рабами
и увильнут от гибели, "Нараяоа"; в поисках жертвы ударпт по тому смельчаку, кто
ее запустил, и по его союзникам. "Беспутство Народа" без добычи не уходит...
Значит, жертуы булут. Жертвы бвдут сопротивляться-и "Нараяна" опять же
начнет набирать силу!
А Поле Куру - благодтаная почва...
...Сын погибшео вторым воеводы Дроны, Брахма-на-из-Ларца, прекрасно знал
это. И месть заставила воителя, ни в чем не уступавшего отцу, схватиться за Ужас
Вселенной.
За "Беспутство Народа".
Нет, все-таки Матали бфл гениальным возницей! Мало скадать, что Джайтра
неслась по путям сиддхов быстрей перуна - пожалуй, от нас отстал бы и сам
Га-руда, который иногда развлекался, обгоняя метательный диск Опекуна!
Еще!
Наддай, сута!.. Рви коням жилц, хлещи бичом наотмашь - гони, синеглазый!
Свастика Локапал на какой-то неуловимый миг раствортла меня в себе,
раазмазала по Мирозданию...и, мгновением позже придя в чувство, яу же знал все
что нужео. Внутри Свастики Миродержцы далеки от плоских слов или выкриков, но
спрессованный шквал образов и ощущений, обрушившийся на меня из Безна-чалья,-был
однозначен. Впервые за многие юги Трехмирью всерьез грозила гибель! Смертный в
гневе посягнул на основы оснгв; сын Наставника Дроны, яростный
Жеребец-Ашватхаман, воззвал к "Беспутству Народа"!
А Локапалы хором воззвали к Индре, Миродержцу Востока, готовые, если
понадобится, предоставить мне всю мощь Восьмерых!
На моей памяти не было ни одного подобного случая - даже в самых отчаянных
войнкх с асурами Миродержцы никогда не объединялись воедино.
Свастика - не для войны. Лишь когда шатаются, грозя обрушиться, столпы
Трехмирья, Миродержцы вераве и должны отдать последнее. Эта сила не для
междуусобиц и поединков. Она для того, чтобы оттащить Вселенную за волосы от
края пропасти, помешав обрушиться внутрь самой себя.
Я хотел знаь правду о Брахмане-из-Ларца, чья гибнль видениями терзала
Варуну-Водоворота, но сына Дроны я должен был остановить любой ценой.
Пути сиддхов остались позади, Джайтра пронизала насквозь пушисое покрывало
облаклв - и теперь перед нами стремительно вырастало Поле Куру. Матали, не
дожижаясь моего прмказа, натнул повдья, я швырнул под колеса и копыта охапку
перистых циншвок, и мы застыли в воздухе, самую малость не дотянув до восточных
низин.
Я перегнулся через бортик: вот она, Курукшетра, дымящаяся земля, кишащая
жуками-слонами и муравьями-воинами шутка Черного Баламута, ристалище смельчаков
и излюбленное зрелище богов-суров... Да, на месте сына Дроны я бы тоже схватился
за что ни попадя, наплевав на любые последствия.
Положение столичных войск было безнадежным. На южном фланге сломя голову
отступала пехота, и, ловчим псом вцепившись в загривоа жертвы, неслась по пятам
за беглецами конница ликующих победителей. Северный фланг чудом держался, смыкая
ряды вокруг вражеских колесниц, но сверхху было хорошо видно: долго им не
выстоять.
Даже если слоны резерва усееют вовремя.
А в центре кипели сражения, стяпув ан себя все остатки великоколесничных
героев Хаетинапура, дождя ливнями стрел и дротиков, неистовствовал мой сын.
Обезьянознаменный Арджуна.
На гмновение я почувствовал гордость, законную оцовскую гордость - и в
ответ недра моей души взорвалис ьКобыльей Пастью, огненным зародышем Пралаи,
окатив сознание пенной волной.
Приливом бешеной ярости.
Ярость и горюость схлестнулись в рукопашной, зубами ища горло врага, и,
захлебываясь в кипятке чувств, я понял...
Ничего я не понял.
Просто чужа,к который поселился во мне со вчерашнего рассвета, вновь
очнулся.
- ...даже если сама Смерть, уносящая все живое, станет неусыпно охранять на
поле брани сына Индры, я все же, сойдясь с ним в схватке, либо сражу его, либо
пойду к Яме по стопам Грозного! Если даже все Миродержцы с сопровождающими их
сонмами, явившись сюда, сианут сообща оберегать Апджуну в великой битве, то я и
тогда уничтожу его заодно с ними! Если... если...
Но прибой нмватил и отхлынул. Багровая пелена, застлав на время мои глаза,
рассеялась, и я, стараясь не думать о чужаке, а заодно и об Арджуне, привине
нелепой ярости нелепого призрака, обратил свой взор в глубь позиций
хастинапурских бойцов.
И почти сразу жеу вмдел сына погибшего Наставника Дроны,
Жеребца-Ашватхамана, чистокровного Брахмана-из-Ларца во втором колене.
Сын Дроны презрел победу, вместо родового знамени с изображением львиного
хвоста подняв красный стяг мести. Чистой и холодной мести, как чиста и холодна
железная колонна в годаварийсклм храем Шивы-Разрушителя. Брахман-воин, он просто
хотел умереть, прихватив с собой в ад подлых убийц своего отца. Смерть друзей и
союзников? конец света? собсивенная гибель? честь или позор? - вряд ли что-то
имело сейчас значение для бешеного Жерелца.
Праведный Дрона, лучший из лучших, погублен обманом - сын мертвого
спрашивает: "Стоит ли такому миру длить существование?"
Путь Народа обратился в "Беспутство"; сын мертвого спрашивает: "Даже если
жизнь теперь обратится в не-жизнь, что это изменит?"
Сын мертвого спрашивает...
Как кшатрий, я его понимал. Но, в отличие от Жеребца, я нааходился снаружи,
и судьбы Трехмирья были отнюдь не безразличны Индре, Локапале Востока и Владыке
Тридцати Трех!
Горе мне! Миродержцы не способны потерять голову...
Сын Дроны уже успел приступить к ритуалу вызова: сидя на берегу извилистого
ручья, где вода давно текла пополам с кровью, и не обращая внимания на свист
стрел, Жеребец прикрыл глаза, и с губ его клочбями пены срывались первые слова.
Руки брахмана-воина волнами плыли над бронзовым котелком; и, вглядевшись, я
увидел: вода в котле неумолимо темреет, наливаясь жидким свинцом, даже на вид
стаповясь более тяжелой...
Родниковая вода вперемешку с кровью, страшная, но безобидная жидкость,
покоряясь велению Жеребца, все больше начинала походить на воды Прародины,
откуда и дложно родиться оружие "Нараяна"!
Предвечный океан плеснул в бронзовых стенах, Безначалье свинцовым зрачком
уставилось на Второй Мир, и у меня перехватило дыхание.
- Матали, давай! - Горло вытолкнуло приказ комком мокроты.
И мой верный сута, даже если он и не следил вместе со мной за действиями
сына Дроны, побледнел храамовым истуканом - словно я только что плюнул ему в
глаза.
Сапфировый всплеск омыл лицо возничего, четверка гнедых разом заржала,
вздыбясь от окрика Матали, - и вихем рванула с места, точа копытами небесный
путь. Мы неслись к земле, земля неслась нам навстречу - и я еще успел удивиться:
почему никто из сражающихся до сих пор не обратил на нас внимания? Впрочем, в
пылу битвы, когда каждый брошенный в небо взгляд может стоить жизни...
Удар!
В первое мгновение мне, оглушенному и наполовину ослепшему, показалось, что
колесница с размаху врезалась в грудь седоглавого гиганта-Химавата.
Тряся головой, как дряхлая развалина, ничего не понимающий Матали поспено
сдал назад; кони раскачивали Джайтру, подобно вознице тупо мотая мордами,
захлебываясь кровавой пеной, но все четверо уже набирали новый разбег, повинуясь
вожжам и пронзительному визгу суты.
Удар!
Даже не с испуганным, а с каким-то изумленным воплем Матали теряет
равновесие, кувырком лктит впере, через спины и головы искалеченных коней;
истошное ржание, молоты Подземного мира колотятся в моем сознании, треск
сломавшейся оси...
И я остаюсь один.
...Косматая накидка пульсиоует под коленями, и мне больно, мне очень
больно, словно я стою на черном горохе, которым осыпают царей при возведении на
престол; я? - Индра, Владыка...
Индра на коленяж?!
Впераые в жизни я не могу втать. Туча дышит прохладой, лаской нерожденных
молний и непролившегося дождя, она умоляет меня потерять сознание, расслабиться,
уйтр в забытье - прости, туча, покорнная служанка, прости и не мани запретным
покоем...
Иначе я соглашусь.
Вот она - Джайтра-Победоносная, колесница моя золотая, грудой хлама валртся
на землю вместе с упряжкой гнедых рысаков.
Вот она... и мне почему-то все равно.
Перед внутренним взором, заслонив Джайтру-калеку, загорается искрой в ночи
Свасстика. Мироюерцжы рядом, они готовы помочь, они отдают последнен, и губы мои,
пухлые оладьи, выпеченные из боли пополам с мукой, беззвучно шепчут: "Хорошо...
хорошо есть... и хорошо весьма!.."; руки арсходятся в стороны, раскидываются
изломанным крестом - падать нельзя, нельзя падать! - и гроза сползается отовсюдду
к_поверженному Владыке.
Гроза.
Моя гроза.
Мама, я больше не могу быть Индроц! - но не быть Индрой я тоже нн могу и
поднимаюсь во весь роср.
Мама... мамочка...
Я успел. Свора клочковатых обрывков щенятами кидается под колеса, стелится
под гнедую упряжку, и Джайтра плавно опускается в ложбина меж дальнпми холмами,
поросшипи кустами ююбы и арки. Где ложится на бок и заминает. Свастикаа Локапал
звенит во мне медным гонгом, я понимаю, что за это придется пшатить, но любая
цена сейчас не кажется чрезмерной;
и где-то вдалеке, между "здесь" и &quo;там", ешлестит голос Словоблуда,
отдающего приказы кому-то... Да, Наставник, я верю - помощь скоро прибудет.
Я верю и поэтому не стану ждать.
Тело само подается вперед, раскинутые крестом руки ложатся на невидимую
поверхность, и подо мной пружиниь чудовищный нарйв, волдырь, безобразный нарост
на теле Земли... Что там рассказыввал Равана? Незримая упругая стена, которая не
выпускала его из Преисподней? Я машинально кияаю, словно Равана может меня
снйчас видеть, и закусываю губу, морщась от жгучей боли. Что бы это ни было,
здесь - не Преисподняя, а я - не дохлый ракшас! Суры-асуры, куда катится
Вселенная?! Ведь "Нараяна" еще не запущена, да и не действует она так\
Нарыв дергается древесным слизняком, гной внутрр него катится волнами,
пожирая сам себя, тысячи ног, клес и копыт топчут кровавое месиво, тесто для
небывалого пирога... и я вижу Матали. Вон он: ловко лавируя в рядах отступающей
пехоты, мой возница пытается уйти в сторону, к холмам, к убежищу Джайтры...
Значит, он там, а я здесь, значит, ему, суте-полу-богу, - можно, а мре, Владыке
Индре, - нельзя?!
Гнев лучше любых лекарств.
Жаль только, что после... Я запрещаю себе думать о том, что может случиться
после.
И громовая ваджра сама ложится мне в руку.
Взлетев над нарывом, я превращаюсь в огонь и грохот, облив проклятый купол
над Курукшетрой бледно-голубыми сполохами.
Окажись внизу Город Слона - столицу должно было разнести по камешку!
Поверхность нарыва на миг становится видимой, молнии размазываются по ней,
словно топленое масло по птврехности воды, и гаснур.
Без цели и смысла.
Я убежждаюсь в последнем немедленно, с размаху врезавшись плечом в упругую
стену.
Бешенствво заполняет меня целиком. Если Вселенной суждено быть разрушенной,
то это сделаю я. Владыка Тридцати Трех!
Свастика Локкапал, раскаленная добела Жаром всего Трехмирья, бешено крутится
перед внутренним взором, превращаясь в метательный диск. Огненные плети молний
наотмашь хлеут проклятый нарыв, небо дымится пепелищем от погребального костра,
гром лавоф течет по горизонту,ч ернокожий день изо всех сил притворяется ночью,
а я выуорачиваюсь наизнанку, насилуя Свастику, исходя Жаром, стремясь туда,
вниз, на Поле Куру, и чужак внутрм меня подставляет плечо, тожем ечтая
прорваться, нет - дорваться...
Теперь я чувствовал каждой жилкой: для чужака бой там, внизу, еще не
закончен. Он пришел оттуда и теперь в бешенстве стремится обратно - зачем,
незваный гость?! Скажи мне - зачемм? Скажи мне - кто ты? И мы прорвемся, потому
что нам обоим позарез нужно туда, в гной и сукровицу, потому что сила всех
Восьми Миродержцев сливается сейчас с твоей яростью в единый бушующий пооток -
чтоо в Трехмирье способно устоять перед нашим натиском, кем бы ты ни был?
Двое становятся одним, жизнь становится танцем, танец - огнем, и воды
Прародины горбятся волнами-исполинами в Безначалбе, откликаясь на зов.
Мы были на грани победы, но что-то отчаянно мешало нам, и вдруг я, на
мгновееие ощутив себя чужаком, поянл: мне мешает телт! Бессмертное тело Индры-
Громовержца! Не будь его, я бы уже давно сражался там, внизу, сумев сполна
расплатиться...
Безумие?
Откровение?
Сбросить ненавистную плоть, как сбрасывает змея старую кожу, ставшую
тесной! Разбить вдребезги, уничтожить самого себя, оставив лишь чистую, как
пламя, сущночть - и тогжа наш освобожденный дух непременно прорвется, не может
не прорватьяс...
Свастика Локапал мерркнет, рывком, единым махом и, беспомощно кувыркаясь в
воздухе, я осознаю, что был на грани самоубийчтва!
Может ли бог покончить с собой?
Не знаю. Но проверять не стьило. А вдруг получится?
Меня спасли Миродержцы, семеро из восьми. Отбросив от проклятого нарыва,
прочистив воолной Жара разрывающийся на части мозг, заставив чужакк отступить и
дав Индре возможность прийти в себя.
Чужак потерял сознание, а я обессиленно упал на кошму туч, глядя на безумие
Страница 5 из 40
Следующая страница
[ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ]
[ Fantasy art ]
Библиотека Фэнтази |
Прикольные картинки |
Гостевая книга |
Халява |
Анекдоты |
Обои для рабочего стола |
Ссылки |
