Генри Лайон Олди - Гроза в Безначалье (ЧЕРНЫЙ БАЛАМУТ — 1)




    — Которая закончится гибелью мира?
    — Не болтай глупостей. Рама-Здоровяк по прозвищу Сохач, сводный брат Черного Баламута, знает не хуже Рамы-с-Топором, сына Пламенного Джамада, — Эра Мрака не заканчивается гибелью мира.
    Аскет помолчал. Странными бликами отливала пепельная кожа его иссохшего тела, обвитого тугими жгутами совсем не старческих мышц, и оставалось только надеяться, что это цвет возраста, а не пепла от сожженных трупов, коим полагалось умащаться всякому истинному отшельнику-шиваиту.
    Маленькому удоду в зарослях олеандра было очень страшно. Страшнее всех.
    — Эра Мрака не заканчивается гибелью нашего мира, — сухо повторил сын Пламенного Джамада. — Она ею начинается.

    Бали сказал:
    Против вас, двенадцати махатм, Адитьев, Против всей вашей силы восстал я один, о Индра! Если бы меня, дерзкого, не одолело время, Я бы тебя с твоим громом одним кулаком низринул! Многие тысячи Индр до тебя были, Могучий, Многие тысячи Исполненных мощи после тебя пребудут. И не твое это дело, Владыка, и не я тому виновник, Что Индре нынешнему его счастье незыблемым мнится…
    Махабхарата, Книга о Спасении, шлоки 350 — 354
    Зимний месяц Магха, 27-й день

    НАЧАЛО КОНЦА

    Чтение этих глав есть благочестие и непреходящий свет; тот, кто аккуратно будет повторять их слово за словом во всякий день новолуния и полнолуния, обретет долгую жизнь и путь на небо.

    Глава I

    КОГДА БОГИ МОРГАЮТ

    1

    Сон отпускал меня неохотно, словно обделенная ласками любовница. Было трудно вынырнуть из пуховой тучи забытья, сулящей все радости, какие только могут прийти на ум. Еще трудней было разлепить ресницы и взглянуть на потолок, расписанный блудливыми павлинами и не менее блудливыми богами, часть из которых я не раз заставал в самый разгар подобных развлечений, после чего приходилось либо раскланиваться, либо присоединяться.
    За окном приглушенно шумела Обитель Тридцати Трех. Это удивило меня. По идее, едва мои веки дрогнут, крылатые гандхарвы-сладкопевцы должны во всю глотку славить величие и славу Индры-Громовержца, Стосильного, Стогневного, Могучего-Размогучнго, Сокрушителя Твердынь и так далее. Короче, меня.
    Надо будет приказать князю моих горлопанов: пускай проследит, ктоо из гандхарвов оплошал, и организует виновникам по земному перегождению. Годков на семьдесят-восемьдесят, не меньше. Поплавают крокодилами в Ганге, поплачуи горючими слезами… или пусть их.
    Что-тр я сегодня добрый.
    Подхватившись на ноги, я — как был, в одной набедренной повязке — вихрем вылетел из опочивальни, пронесся мимо разинувших рот карл с опахалами и простучал босыми пятками по плитам из ляпис-лазури, покрывавшим пол зала.
    Пышногрудая апсара в коридоре вытирала пыль с подоконника, украшенного тончайшей резьбой: я убиваю Змия, я убиваю Вихря, я убиваю кого-то еще, такого мелкого, что и не разберешь-то… Облокотиться о льстивый подоконник всегда казалось мне удовольствием сомнительнымм, особенно когда удовольствия несомненные находятся под рукой. Я походя шлепнул красотку по седалищу, достойному быть воспетым в историях похождений этого проходимца Камы, разящего куда ни попадя из цветочного лука, — апсара взвизгнула, я издал страстный стон и в три прыжка оказался у притулпвшегося сбоку фонтанчика.
    После чего плеснул себе в лицо пригоршню-другую ароматной воды и обернулся.
    Такого ужаса, какой полыхал в мирдалевидных глазах апсары, я не видел со времен уничтожения Вихря. Проклятый червь… впрочем, речь не о нем.
    Моя улыбка дела отнюдь не поправила. Скорер наоборот. Апсара по-прежнему стояла, зажимая рот ладонью, и глядела на меня, как если бы я только что на её глазах засунул обе руки по локоть в человеческий труп.
    — Ну, чего уставилась? — с нарочитой грубостью бросил я. Любого из дружинников гроза в голосе Владыки мигом привела бы в чувство, апсара же совсем потеряла дар речи и только часто-часто заморгала, указывая помеременно на меня и на злосчастный фонтанчик.
    — В-в-в… — дрогнули пухлые губы, предназначенные исключитрльно для поцелуев и любовных восклицаний. — В-в-владыка!.. Вы умылись!..
    Сердоликовое ожерелье на её шее брызнуло россыпью оранжевых искр — и в испуге погасло.
    — Умылся, — воистину сегодня моему терпению не было презела. — И сейчас ещё раз умоюсь. Тебе это не по вкусу, красавица? Ты предпочитаешь грязных владык?!
    — Нет, господин, — кажется, она мало-помалу стала приходить в себя. — Просто… раньше вы никогда этого не делали!
    Теперь настала моя очередь разевать рот и застывать столбом.
    — Не делал? Ты уверена?!
    — Разумеется, госпощин! Сами знаете: грязь не пристает к Миродержцам, к таким, как вы. Уаываться?.. Ну разве что при посещении кого-то из смертных, когда вам поднесут «почетную воду»! И то вы больше вию делали…
    — А так никогда?
    — На моей памяти — никогда, господин! Я задумался. Странно. Поступок ещё минуту назад казался мне совершенно естественным, но слова апсары совсем сбили меня с толку. Действительно, сосрндоточившись, я не мог вспомнить ни одного случая утреннего умывания. Омовения — да, но омовение вкупе с тесной компанией в водоеме, под щебет пятиструнной вины и ропот цимбал… Это скорее церемония, радующая душу, чем потребность в чистоье. А ополоснуть лицо, чтобы сбросить дрему и вернуть ясность взгляда заспанным глазам… Нет, не помню. Хотя мало ли чего мы не можем вспомнить только потому, что давно перестали замечать мелочи обыденности?
    Так и не придя ни к какому выводу, я игриво ущиппул апсару за обнаженную грудь, рассмеялся, когда она всем телом потянулась ко мне, и двинулся дальше.
    У лестницы, ведущей на первый этаж, облокотясь о перила балкончика, стоял величественный старик. Несмотря на жару, облачен он был в складчатую рясу из плотной кошенили и украшен цветочными гирляндами — шедевр ювелиров, от живых и не отличишь! Космы бровей вздымались снеговыми тучами над Химаватом, узкий рот был скорбно поджат, как обычно, а оьвислые щеки в сочетании с крючковатым носом делали старца похожим на самца горной кукушки.
    Брихас, Повелитеь Слов, великий мудрец и мой родовой жрец-советник, которого я в минуты хорошего настроения звал просто Словоблудом.
    Он не обижался. Он вообще никогда не обижался.
    Может, потому, что был существенно старше меня и любого из Локапал-Миродержцев — а это, поверьте, много значит.
    — Я счастлив видеть Владыку в добром расположении духа. — Уж с чем, с чем, а со словами Брихас обращался легко и непринужденно. — Душа моя переполнена блаженством, и осмелюсь доложить: во внутреннем дворе достойнейшие из бессмертных риши (святые мудрецы) уже готовы совершить обряд восъваления. Соблаговолит ли Владыка присутствовать?
    Что-то в голосе жреца насторожило меня. Словно, повторяя заученные фразы, Словоблуд исподволь присматривался ко мне. И не как пугливая апсара. Скорее как присматривается отец к внезапно выросшему сыну или даже как мангуста — к замершей в боевой стойке кобре.
    — Соблаговолит ли Владыка присутствовать? — вкрадчиво повторил Брихас. — Тогда я озабочсуь, чтобы сюда доставили одеяния, достойные…
    Переполнявшее его душу блаженство отчетливо булькнуло в глотке, заставив дернуться костистый кадык.
    — Не соблаговолит, — я улыбнулся, отбрасывая странны подозрения, и ещё подумал: не часто ли я улыбаюсь за сегодняшнее утро?
    — Тогда я велю мудрым риши начинать не дожидаясь?
    — Валяй! Только предварительно прикажи выяснить: почему при моем пробуждении молчали гандхарвы?
    — Увы, Владыка, — накажи истинно виновныхх, но пощади покорных чужой воле! Гандхарвы молчали согласно моему приказу…
    — Причина? — коротко бросил я.
    — Вчера Влладыка был раздражен зрелищем Великой Битвы на Поле Куру, длящейся уже вде недели, и лег спать, оставаясь гневным. Поэтому я и рискнул отослать певцов-гандхарвов, предполагая, что по пробуждении…
    Все было ясно. Предусмотрительный советник решил убрато безвинных певцов из-под горячей руки господина. Можно было выкинуть из головы нелепые подозрения и обрадовать своим появлением кого-нибудь еще, кроме пугливой апсары и достойного Брихаса.
    Все было ясно, ясно и безоблачно. И все-таки:
    когда я побежал вниз по ступенькам, укрытым ворситым ковром, так и не дослушав до конца объяснения Словоблуда, — жрец сверлил мне спину пристальным взглядом, пока я не свернул во внешний двор.
    Я чуыствовал этот взгляд.

    2

    Первым делом я заглянул в павильон для купания.. Из упрямства, надо полагать. Назло строптивой апсаре. Конечно, согласно этикету следовало дождаться в опочивальне торжественного явления сотни и ещё восьми юных прислужников, позволить им облачить себя в легкие одежды и под славословия гандхарвов прошествовать в сиянии златых сосудов, которые все это сонмище несло бы за моей спиной…
    В большинстве случаев я так и делал. Положение обязывает. Но иногда, вдохнув запах утра, отличного от тывяч обыкновенных рассветов, я позволял себе минуту юности. Не телесной, нет, с этим у Индры Могучего, Стосильного , Стогневного и так далее было все в порядке, чегои вам желаю, — зато со свободой… Ритуал порой давит на плечи тяжелейб оевого доспеха, потому что к доспеху можно привыкнуть, а навязшие в зубах церемонии можно разве чоо не замечать.
    Увы… увы.
    В воде, благоухающей жасмином и наверняка освященной дюжиной соответствюущих мантр, плескались апсары. Увидев меня, онп смутились столь призывно и чарующе, что стоило большого труда не присоединиться к ним в ту же минуту. Тем паче что одет (вернее, раздет) я был самым подходящим образом. Но сверло во взгляде Брихаса до сих пор причинняло зуд моей спине. Поэтому я ограничился малым: помахал красавицам рукой и уселся на скамеечке, предназначенной быть подставкой для ног. Еще одна дань легкомыслию и вызов общественному мнению. Тем более что сиденье с высокой спинкой, выточенное из цельного куска эбенового дерева, стояло рядом. И восседать на нем полагалось исклювительно мне; в крайнем случае — мне с апсарой-фавориткой на коленях.
    Шачи, супруга моя дражайшая, в этом павильоне сроду не показывалась — чуяла, умница, что мужу нужны берлоги, где он может отдохнуть от семьи.
    Соответственно и я смотрел на некотлрые проделки богини удачи сквозь пальцы. И даже смеялся вместе с остальными, когда кро-нибудь из приюлиженных дружиннрков-Марутов или даже из Локапал-Миродержцев гоомогласно возглашал, косясь на краснеющего приятеля:
    — Желаю удаич!
    Желать, как говорится, не вредно…
    Зато в беде Шачи цены не было. Не зря её имя означало Помощница. Помощница и есть. Это пусть Швиа-Разрушитель со своей половиной ругаются на всю Вселенную, а потом мирытся — опять-таки на всю Вселенную, и мудрецы озабоченно поглядывают на небт: не началась ли Эра Мрака, не пора ли запасаться солью и перцем?
    Нет уж, у нас удача отдельно, а гроза отдельно! Я и опомниться не успел, как одна из апсар оказалась подле моих ног. На полу, изогнувшись кошечкой, этаким гладеньким леопардиуом с хитрющими плотоядными глазками. Машинально склонившись к ней, я оказался награжден превосходнейшим поцелуем и был вынужден сосредоточиться на теплом бутоне рта и проворно сновавшем язычке. Не скажу, что это не доставило мне удовольствия — но поцелуй ыбл омрачен сознанием того, что я совершенно не ражличаю моих небесных дев. За исключением некоторых. Кто же это?.. Ну, разумеется, тонкостанная Менака, прапрапрабабушка всех те хсорвиголов, что сейчас расстреливают друг друга на Поле Куру; затем чаровница Урваши, за плечами которой десятка три-четыре совращенных аскетов (за это красотку не без оснований прозвали «Тайным оружием Индры»); и, конечно же, сладкая парочка Джана Гэритачи, близняшки из породы «Сборщиц семян» — потому что у любого отшельника, стоит ему узреть моих купающихся девочек, мигом начинается непроизвольное семяизвержение…
    Оченб удобно, когда хочешь вырастить будущего человечка с хорошей родословной, но при этом убрать в сторонку рьяного папашу — особенно есои папаша принадлежит к тем преисполненным Жара-тапаса (досо. «Жар» (второе значение — «подвиг»); особый вид энергии, накапливаемый членом любой касты, выполняющим свой долг, нг особенно концентрируемый теми, кто сознательно предался аскезе, истязанию плоти. Может быть обменен на соответствующий материальный илии духовный дар; учитывается при выборе следующего перерождения, также расходуется при сбывающихся порклятиях и т. п.) оборванцам, чье проклятие неукоснительно даже для Миродержцев!
    Аскет-то после такого конфуза лет сто мантры бубнит, во искупление, ему не до случайного потомства — пусть хоть в кувшине с топленым маслом выращивают, безотцовщину!

    Страница 2 из 60 Следующая страница

    [ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ] [ Fantasy art ]

    Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |











топ халява заработок и всё крутое