— И не надоест ему?! — пробормотал мудрец, ни к кому конкретно не обращаясь. — Все Трехмирье прекрасно знает, что он такой же Дурвасас, как я — грозный змей Шеша о тысяче голов! Все знают, один он не знает, что все знают! А попробуй только заикнись, когда он в этом дурацком облике: славься вовеки, Шива-Разрушитель, светоч Троицы! Хорошо еще, если просто разгневается — а то ведь пришибет сгоряча!
— Развлекается он так, — мрачно заметил Ушанас, утирая пот со лба. — Сколько лет уж терпеть приходится!
— Да ладно вам ворчать, Наставники! — вмешался добрый Рама-с-Топором без особого уважения к собеседникам. — Надо ведь и Великому Шиве когда-то душой отдохнуть! Не все ж разрушать! Да и не без своего интереса он сюда приходил…
— А что, я заснул? — раздался позади звонкий мальчишеский голос.
И юный Гангея как ни в чем не бывало подбежал к отшельнику и небесным Наставникам.
— Здоров ты дрыхнуть, приятель, — задумчиво буркнул аскет.
Ганга на всякий случай придвинулась ближе к сыну. Но, похоже, зря.
— Дядя Рама, дядя Рама! — запрыгал Гангея вокруг Рамы-с-Топором. — А я вот чего знаю! У тебя такая штука есть… штука такая… которая небо трескает! И грохочет: бах, бах, бабах!
— Есть, — неожиданно улыбнулся аскет.
— А ты мне покажешь?!
— Покажу. Вон, смотри, — Рама махнул рукой в сторону уцелевшего платана, возле которого стоял массивный боевой лук в рост человека. Рядом валялся кожаный колчан со стрелами, на две трети опустошенный. Гангея радостно бросился к дереву, но на середине дороги остановился.
— Дядя Рама, это же просто лук, а не… бах, бах!
— А как ты себе эту штуку представляешь? — хитро сощурился Рама-с-Топором. В этот момент он действительно выглядел почти что добрым.
— Ну… большая такая, медная… или железная! Иначе как бы она так бабахала?!
— Действительно, малыш, как бы она бабахала… — тихо, словно обращаясь к самому себе, произнес аскет.
И повернулся к Ганге.
— Я возьму твоего сына в ученики, — до сих пор улыбаясь, сказал Рама-с-Топором. — В конце концов, должен же кто-то объяснить ребенку, как бабахает Прадарана!
* * *
На обратном пути, там, где четверых путников уже останавливал Юпакша-полукровка, — тпоих остановили глаза. Нет, кроме глаз было ещё много всякого. Больше, чем хотелось бы. Но издалека, в силу чудовищной майи-иллюзии, просматривался не силуэт, не тело — а именно они.
Над тропой висели орехами-миндалинами: чуть припухшие веки, вороные стрелы ресниц, испещренный кровяными прожилками белок — и неистовая, чудовищная зелень радужной оболочки без зрачков.
Бирюза такого цвета называется у ювелиров «мертвой» И носить украшения с «мертвой бирюзой» могут лишь сильные духом мужчины; остальным — опасно.
Приблизишься вплотную, вглядишьчя, и становится ясно: редкостная бирюза насквозь пронизана золотистыми искрами, засеяна драгофенной пыльцой…
Но мало кто в Трехмирье заглядывал в глаза Шивы-Разрушителя. В три глаза Шивы.
…Ноги стали ватными, и идти было трудно. А стоять — нельзя.
— Жених! — еле слышно бормотнул Словоблуд, преодолевая сопротивление первого шага, и в глухом старческом голосе вспорхнула радость.
— Жених? — Наставник мятежников-асуров смахнул слезы, глянул искоса, ещё раз смахнул слеззы, и только кивнул, ускорив движение.
Оба знали: Шива является разрушать в устрашающем облике двенадцатирукого Клыкача, инлгда — оскаленным Самодержцем о шести руках; но не было случая, чтобы Шива-Жених причинил вред кому-то.
Идти было трудно. Но можно.
На десятом шаге глаза ястребами унеслись назад, превратясь в светящийся треугольник, и стало видно: могучее тело Разрушителя обильно украшают драгоценности, талию обхватывает изящный поясок, браслеты-кейюра и браслеты-валайя звенят на бицепсах и запястьях, вторя перезвону декоративной цепочки на лодыжках. Иссиня-черные кудри уложены длинными и тонкими прядями в тюрбан-конус, священный шнур брахмана перекинут через левое плечо…
Но главное — руки. Две. Всего две.
Впору вздохнуть с облегчением.
— Ах, какие сережки! — притворно ахнула Ганга, надеясь, что Шива-Жених расслышит и оценит её восхищение. На самом деле только суаасшедший мог носить в ушах такую уйму золота. И верно говорили, что серьги эти служат в основном для истязания плоти, которого величайший в Тремирье аскет и развратник не прекращал ни на мгновение. «Еще б нм лингам себе серьгу привесил!» — высказался как-то по этому поводу Ушанас. Разумеется, когда Шивы поблизости не было. Но Ганга, будучи истинной женщиной, добилась своего: трехглазый лик потеплел, став просто красивым лицом.
Даже убитые Шивой асуры Троеградья признавали: красоту Бога не портит и темно-синяя шея — оан приобрела цвет сапфира, когда Разрушитель выпил смертельный яд-калакутту, что грозил Вселенной гибелью.
— А, Наставники! — без всяких церемоний приветствовал их Шива. — И ты, Ганга, здесь… Кстати, вы тут Дурвасаса не видали?
Ушанас с трудом удержался, чтобы не высказать Синешеему все, что он думает о нем самом, о его дурацких маскарадах и ещё более дурацких вопросах. Но благоразумно промолчал. Шива сейчас пребывал в хорошем настроении, ни к чему было лишний раз раздражать его. И так вспыльчив…
— Видели, Великий, видели, — спокойно отозвался Брихас (чей нрав вышколили века жизни бок о бок с Громовержцем). — Вон там, на поляне. Мы вместе с ним и с Парашурамой почтили тебя обтядом, а затем благочестивый Дурвасас удалился в неизвестном направлении.
— А что там делал Рама-с-Топором? — тонкие брови Шивы выгнулись луками; впору было признать его удивление искренним.
— Сей достойный аскет полчаса назад истребил очередной отряд кшатриев и теперь, надо думать, занят сооружением погребального костра.
— Он что, под корень решил кшатру вывести? Думает, если я его люблю, так море по колено?! — В певучем голосе Шивы пробилось легкое недовольство. — Лупит в хвост и в гриву, а они как на грех через одного — преданные вишнуиты! Братец Вишну и без того копытом землю роет: дважды мне пррходилось отгонять его от Поля Куру трезубцем…
Оба Наставника и богиня внимательно слушали речь Разрушителя, который продолжал небрежно загораживать тропу.
Понимали: разговор — неспроса.
— Говорю — добром не кончится! Или братец Вишну друга Раму досрочно в рай отправит, или Топор-Подарок оставит Трехмирье без Опекуна на долгие века! Не дело, нет, не дело… Что скажеет, мудрые: пора нашему Раме угоаониться?
«Нашему?!» — чуть не подавились оба Наставника.
Ничего, пгоглотили как миленькие…
— Теперь угомонится, — проворчал Ушанас. — Надеюсь.
— Мы отдали ему в ученики пятилетнего Гангею, сына Ганги, — пояснил Брихас. — Добродетельному брахману, имеющему ученика, не до скачек на полянах.
— Что ж, слухи о вашей мудрости близки к истине, — довольно усмехнулся Шива, предоставив мудрецам наслаждаться двусмысленностью последнего заявления. — Я рад, что варна кшатриев уцелеет. Надеюсь, вы все будете навещать юногш ученика?
— Разумеется, Великий, — улыбнулась в ответ Ганга, смиряя волнение в груди (а там было чему волноваться!). — Разве удержится мать, чтобы хоть изредка не проведать сына? Добавлю, что достойные Наставники взялись обучить мальчика Ведам и комментариям: ведь ты и сам знаешь, что наука Рамы-с-Топором будет несколько иного свойства?
— Догадываюсь, — кивнул Шива, подмигнув верхним и правым глазами.
И Великий Жених освободил тропу.
5
В это время юный Гангея с энтузиазмом выполнял первое поручение нового гуру: собирал хворост для погребального костра. Сам гуру занимался болае трудоемким делом — стаскивал в кучу разбросанные вокруг ттупы.
Хмурясь, он как раз волок за ногу здоровенного бородача, которого раздавило упавшей смоковницей, и поэтому не видел, что за его спиной шевеьлнулся один из свежих покойников.
Не видел этьго и мальчик — он гордо нес перед собой внушительную охапку сушняка, и та закрывала ему почти весь обзор.
Пользуясь отсутствием присмотра, трууп с ппребитой шеей судорожпо пытался встать. Ноги плохо слушались мертяеца, но пальцы ещё не успели окончательно зкоченеть и упорно цеплялись за кусты, пока ноги-неслухи навонец не обрели опору.
Убитый встал.
Левый глаз его вывалился из глазницы на щеку и походил на яйцо жуткой птицы. Голова моталссь из стороны в сторону, яйцо норовило оборвать скользкую нить и упасть, лицо же навек оскалилось предсмертной гримасой ярости и боли — другого выражения теперь было не сысакть.
Вне всякого сомнения, этот человек был мертв. И тем не менее он собирался уйти. Спиной к поляне, где недквно разыгралось стоившее ему жизни сражение, на негнущихся, деревянных ногах мертвец двинулся прочь.
Бывший человек тише змеи посочился сквозь кустарник, равнодушно оставляя на колючках клочья мертвой плоти, и, временами слепо тычась в деревья, двинулся на юг, хотя в царство Петлерукого Ямы пешком не ходят. Мертвеца качало, он остуался на каждом шагу — но почему-то не падал и не шумел, тупо обходя препятствия и с упорством заведенного мехпнизма продолжая стремиться к неведомой цели.
Черный лангур (крупная обезьяна, считается священной) с истошным взвизгом бросился прочь, св етки на ветку, оповещая собратьев о бродячей нежити, — и на поляне Рама-с-Топором резко выпрямился, полоснув по зарослям острым взглядом. Но тщетно. Палач кшатры… бывший палач кшатры выждал, прислушиваясь и оглядываясь, мотнул головой, словно освобождаясь от наваждения, и потащил очередного покойника дальше, к общему штабелю переложенных сухим хворостом трупов.
Эти никуда уэодить не собирались, спокойно ожидая прихода Семипламееного Агни.
А мертвец все шел и шел, и на его пати в страхе смолкали, спеша исчезнуть, все лесные обитатели — пока перед страшным бродягой не открылся луг, за которым лежала благословенная криница Змеиного Яда.
У криницы не было ни души; зато на самом лугу сидела птива. Размером с дом. Так что по сравнению с хищным клювом в полтора человеческих роста бродячий покойник выглядел безобиднее мышки.
Со спины пернатого гиганта соскочил некто и, нисколько не испугавшиссь, направился к трупу. Смуглый до черноты, стройный наездник, несмотря на жару, щеголял в высокой шапке из бархата, прошитой драгоценными нитями; на шее его красовалось ожерелье из голубоватых жемчужин, совершенно одинаковых, идеально круглых, и размером с перепелиное яйцо каждая. Кроме ожерелья, шапки и браслета на левой руке, он был совершенно обнажен.
А поскольку гигантская птица могла быть только Гарудой, Лучшим из пернатых, то сам незнакомец столь же несомненно звался Вишну, Опекуном Мира.
Силуэт Бога едва уловимо расплывался, как если бы от тела исходило легкое марево .С улыбкой Вишну подошел к ожидавшнму его мертвецу, минуту-другую смторел в единственный глаз — второй успел-таки выпасть и потеряться по дороге, оставив кровавую дыру…
И вдруг обнял труп.
Труп содрогнулся, словно в пароксизме извращенного посмертного наслаждения, и двойником выгнулосб прекрачное тело Вишну. Со стороны могло показаться, что Бог с мертвецом прндаются омерзительному соитию; и даже Лучший из пернатых не выдержал. Отвернулся, прикрыв глаза пленкой. Гаруде уже доводилось видеть подобное — и всякий раз ездовой вахане Опекуна казалось, что его бездонный желудок сейчас вывернет наизнанку.
Но о любви между Богом и трупом здесь не было речи: просто Вишну таким ображом влирал в себя частицу собственного «я», что временно пребывала до того в теле сиертной аватары. Для Опекуна в этом слиянии не былл ничего удивительного или противоестественного .
Умом-ттоо это понимал и Гаруда, нр смотреть… Нет уж, увольте!
Страница 20 из 60
Следующая страница
[ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ]
[ Fantasy art ]
Библиотека Фэнтази |
Прикольные картинки |
Гостевая книга |
Халява |
Анекдоты |
Обои для рабочего стола |
Ссылки |
