Генри Лайон Олди - Гроза в Безначалье (ЧЕРНЫЙ БАЛАМУТ — 1)




    Бог и мертвец продолжали содрогаться в экстазе, и плоть убитого разлагалась прямо на глазах: чернела, усыхала, опадая наземь хрупкими хлопьями… Когда Вишну наконец разжал руки и отошел на шаг — глухо стукнул оземь сухой костяк, от удара рассыпавшись в прах.
    Тем не менее тело Бога осталось по-прежнему чистым и благоуханным, как и тогда, когда он ещё только шел по поляне к своей погибшей аватаре.
    — Вот как, значит? — пробормотал Опекун себе под нос. — Что ж, забавно… Очень даже забавно!
    Он расхохотался и вприпрыжку направился к Гаруде, по дороге подобрав камешек и швырнув его зачем-то в Лучшего из пернатых.
    Со стороны было видно, что марево вокруг Опекуна исчезло, и теперь его силуэт ничем особо не отличался от силуэта любого обычного человека.
    Или Бога. Или демона. Или…
    Или-лили, как любил говорить пятилетний Гангея, которого ещё никто и никогда не называл Грозным. И уж тем более — Дедом.

    ЧАСТЬ ВТОРАЯ
    УЧЕНИК

    Когда послушаешь это сказание, другого не захочешь слушать, подобно тому как, услыхав кукованье кукушки-самца, не захочешь слушать пронзительное карканье вороны! Внимательному же слушателю — что ему омовение в святых водах, когда душа его и без того чиста от скверны!

    Глава IV

    ДОРОГА В ОСТРОВНОЙ АШРАМ

    1

    Зеленая с золотом лиана, тихо шурша, скользила в гуще лиан-товарок, немало, должно быть, удивленных такой прытью с её стороны.
    Впрочем, нет. Лианы уже не удивлялись — и не потому, что не умели удивляться. Просто привыкли, что некоторые из них время от времени вдруг начинают двигаться. Раз ползет — значит, ей нужно. И пусть себе ползет. Лианы больше интересовалш собственное цветение, а разоренное гнездо или проглоченные яйца какой-нибудь незадачливой пичуги их волновали в последнюю очередь. Как и различия между ними, почтенными лианами, и древесными змрями. Пустяки, блажь — и только!
    Змея же, ощущая впереди живое тепло, мерцание среди веток, расслабленно текла в нужном напраылении. Ее не обременяли предположения, что это в итоге окажется:: птенец зарянки, яйца черногрудой иволги, ленивая белка — пульсируя, комьчек выглядел как раз подходящим по размеру, чтобы оказаться съедобным.
    Что ей сейчас и требовалось.
    Неожиданно впереди открылась прогалина, и змея повисла, окольцевав ветку амры (манговое дерево) и раздраженно шипя. Спускаться на землю отнюдь не хотелось, а скользить кружным путем… того и гляди потеряешь из виду пищу — ищи её потом!
    Но тут — о радость! — выяснилось, что на землю можно и не спускаться. Прямо под чешуйчатой охотницей на прогалине возвышался камень, творение рук двуногих. Да и сам он по форме весьма напоминал одно из этих странных существ. Перебраться на него, а с камня — вон на ту ветку…
    Змея так и поступила. Прикосновение к камню внезапно оказалось приятным: поверхность была теплой и гладкой, и змея неволльно задержалась на ней, продлевая удовольствие. Этот камень был совсем как живой. Совсем как…
    Крепкая пятерня молниеносно ухватила оплошавшую охотницу за шею ,сразу позади головы, так что у змеи не осталось ни малейшей возможности пустить в ход свои ужасные зубы. Гибкая плеть судорожно задергалась, извиваясь и скручиваясь узлами — но с таким же успехом она могла пытаться разжать орлиные когти.
    Черноволосый юноша, который до того пребывал в неподвижности и, казалось, даже не дышал, распахнул смеженные веки и устремил на свою пленницу отсутствующий взгляд.
    — Я увидел Небо…
    Губы шепнули это сами собой, словно заново уачсь говорить.
    — Небо… и маму. Может быть, благодаря тебе. — Он слегка ослабил хватку, чтобы не задушить змею, и глаза человека ожили, заискрились непонятной рабостью.
    Одним движением юноша поднялся на ноги: только что он сидел посреди прогалины — и вот он уже сттит, легко отпуская змею на вожделенную ветку.
    Рука отдернулась сразу, не ожидая «благодарности» за освобождение.
    Впрочем, змея и не собиралась его «благодарить» — трепеща раздвоенным язычком, зелено-золотистая лента скользнула вдоль ветки и мгновенно исчезла в сумраке джунглей. Какая уж там пища: голова и хвост цебы — и то хорошо! Тем более что, кроме головы и хвоста, у ядовитой красавицы ничего не было.
    Юноша проводил змею взглядом, сладко потянулся, разминая затекшие мышцы, — и вдруг с утробным выдохом, что скорее напоминал приглушенный рык тигра, припал к земле. Хищник бросился на невидимую добычу, последовали стремительные, почти невидимые глазу удары руками, прыжок, и юноша присел на корточки в другом конце прогалины, довольно рыча.
    Рычал сей достойный питомец джунглей долго и со вкусом. Наслаждаясь, черпал воздух обеими горстями, резко втягивал его носом и — когда с шипением удава, когда с уже знакомым рычанием — выдыхал через рот, одновременно сдавливая ладонями упругий шар из пустоты. Мял, лепил, будто скульптор глину, пока не оставался доволен результатом. При этом тело юноши зримо бугрилось мышцами и чем-то большим, чем просто плотская сила; тайна бурлила, закипала, будучи готовой в любое мгновение вырваться наружу — и тогда уж точно несдобровать никому, кьо случайно окажется рядом!
    Наконец юный аскет угомонился, успокоил дыхание и огляделся, явно прикидывая, в какую сторону ему направиться: прогалина его, как и змею перед этим, больше не устраивала.
    Рядом, в траве, отдыхала плотно набитая дорожная котомка.

    2

    Ты просачивался сквозь джунгли, даже не замечая, как бесшумно ступают твои ноги по ковру из прелой листвы и сочного разнотравья. Босая ступня всякий раз уверенно находила то единственное место, куда можно опуститься, не напоровшись на острый сучокк и не огласив окрестности хрустом сушняка; почти обнаженное тело ловко уклонялось от колючих хлыстов, мелькало меж древесными стволами…
    Джунгли вокруг продолжали жить обычной жизнью. Ты был их частью, как и любой другой из лесных обитателей, чувствуя лес, что называется, волосками на коже; ты был плоть от плоти леса. Поэтому сознание могло спокойно размышлыть, пока тело двигалось в нужном направлении.
    Сегодня ты наконец увидел Небо! Не небо, а Небо, бездонную ширь от востока до запада! Увидел, поднялся к вершинам (или опустился в глубины?) собственной души, достигнув дна (зенита?!), о котором говорил гугу. Значит, пришло время для предписанного трехдневногь поста, очищения и медитации, после которых ты будешь готов держать перед учителем последний экзамен.
    И все-таки соринка сидела в глазу… Нет, нельзя было хватать эту змею! Ничио не в силах отвлечь погруженного в медитацию подвижника, а ты… Рама-с-Топором на твоем месте наверняка остался бы сидеть сиднем, и змея, погревшись на плече, уползла бы дальше, даже не заподозрив человека в облюбованном ею каменном истукане.
    Хорошо хоть догадался отпустить бедолагу, не придушил! Суть, кровь и природа воина-кшатрия в двадцатом поаолении взяла верх, одолела покой души. Или это не так уж плохо? Окажись на месте змеи намтоящий противник? За горло, и сжать, стиснуть пальцы стальным ошейником…
    «Что за блажь? — удивился ты. — Я должен думать о вечном, желать оищения перед последним рубежом — а я… Но, может, это тоже вечное — сомнения ученика перед испытанием? Так было, есть и будет всегда. А та змея… допустим, она была послана богами, чтобы помочь мне преисполниться духовного пыла! Хотя вряд ли: боги чаще подсылают к аскетам апсар-танцовщиц, убоявшись силы накопленного Жара-тапаса и пытаясь отвлечь святого от его размышлений…»
    Где правда?
    Ты не знал ответа — хотя мечта о небесных танцовщицах нравилась тебе куда больше змеиной реальности. Пусть все идет как идет! Надо закончить паломничество, добраться до острова у слияния матери-Ганги и Ямуны, где и провести предписанные три дня очищения. А потом вернуться к Парашунаме — держать экзамен. И хватит об этом.
    По листьям зашелестел дождь. Если бы жизнь капели продлилась недолго, земля под пологом леса зря ждала бы ласки — прохладным струям не проникнуть сквозь ярусы изумрудной крыши, которая сплошь накрывала джунгли.
    Так двум-трем стрелам на излете невозможно пробить доспеха.
    Но дождь оказался упорным, и вскоре лес вокруг Гангеи покрылся влажной испатиной. Тяжелые каплт грузно шлепались на голову и обнаженные плечи, юноша с удовольствием плясал на бегу, купаясь в игривой прохладе; и стекали в недра души противоречивые мысли, что обуревали ученика Рамы-с-Топором. Единственного ученика.
    Вдруг юноша резко остановился и замер: охотник увидел добычу!
    За кустами, шагах в двадцати впереи и чуть справа, деловито объедали листья двн красавицы гарны, фырка и настороженно поглядывая по сторонам. Нет, не белые,-конечно, гарна-альбинос встречается редко, но цвет шерсти сейчас не имел особого значения. Потому что рога у антилоп были именно такие, как нужно: прямые, острые, идущие пь краю ровной спиралью. Именно из рогов гарн и делаются парные кастеты, столь любимые мастерами варма-калаи (досл. «поражение скрытого», вид воинского искусства Юга. Включает удары руками и ногами, броски, подсечки. В качестве оружия предпочитает боевой хлыст и пареые кастеты из рогов газели или антилопы)!
    Мастером Гангея себя не счтиал. Да и владение кастетами — десятое дело, которому положено учиться урожденному кштрию! Просто Рама-с-Топопом, будучи южанином до мозга костей, в числе прочего обучил юношу и этому, и одстойный ученик достойного учителя давно мечтал заполучить себе парочку «рогатых» кастетов. А лучше — сделать самому, подогнать по руке…
    Рука юноши потянулась к поясу, где висели в чехле малые чакры — остро заточенные по краю метательные диски-кольца с прорезью в центре для пальцев… И снова замерла.
    Негоже перед очищением лишать жизни живое существо! Но, с другой стороны, ему все равно предстоят очистительные ритуалы и омовения. Они наверняка смоют и кровь животного, пролитую накануне!
    Гангея колебался. Соблазн был велик — но разве не должен подвижник противостоять соблазнам и искушения?
    Пробив тучи и листву, солнце вдруг швырнуло в чащу щедрую горсть бликов, перед глмзами зарябило от переливчатых пятен; и Гангея не сразу понял,-что же он видит. А когда понял — улыбнулся невольно одними краашками губ.
    Его проблема прямо на глазах решалась сама собой. К гарнам осторожно подкрадывался матерый самец-леопард, которого никакие сомнения о вреде насилия отродясь не мучили.
    «Рога-то ему точно бе знадобности, — усмехнулся про себя Гангея. —Будет мне и кастет, и чистота души. Вторая антилопа, жаль, убежит; ну да ладно, обойдусь…»
    И, мысленно пожелав леопарду удачной охоты, юноша тенью скользнул поочь — чтобы не мешать.
    Очень скоро в чаще раздался торжествующий рев, затрещали, задергались, словно пытаясь убежать, кусты — и, внимательно прислушавшись, Гангея понял: леопард, оказывается, охотится не один, а с подругой. Более низкое и бархатистое рычание самки юноша, питомец леса, ни за что не спутал бы с рыком леопарда-самца, как не спутал бы горожанин голоса мужчины и женщины.
    «Вот и пара кастетов», — Гангея довольно потер ладони.
    В том, что вторая антилопа уже вступила на свой последний путь, ведущий в желудик пятнистых хищников, он не сомневался.
    Ждать, пока леопарды насытятся и удалятся, пришлось довольно долго. Гангея искренне пытался использовать это времф для благочестивых размышлений, но получалось плохо. Удовлетворенное рычание четы хищников, хоуст костей, острый запах свежей крови ис амих леопардов отнюдь не способствовали сосредоточению мыслей на вечном и возвышенном. Не помогло даже цитирование на память целой главы из Атхарва-Веды. Вместо этого перед мысленным взором то и дело возникала картина кровавого пиршества; скрытая от взгляда зеленой стеной, она тем не менее была настолько реальна, что временами юноша ощущал себя одним из пирующих леопардов, чувствууя во рту вкус теплой плоти жертвы.
    «Уж лучше бы я смотрел из-за дерева, — подумалось Гангее. — Тогда бы мое воображжение по крайней мере не терзало само себя!»
    Он лгал: к терзаниям примешивалось и возбуждение, которео отнюдь не вызывало гадливости, а скорее наоборот — заставляло сердце биться чаще.
    Покончив с трапезой, леопарды явно решили заняться любовью — звуки , что доносились до юноши, были весьма красноречивы. Гангея в отчаянии заткнул уши и зажмурился — но проклятое воображение разыгралось не на шутку. Хищники будили в юноше древню ютьму инстинктов, и в последнее время молодой ученик Рамы-с-Топором стал всерьез побаиваться зверя,-который частенько рвался на волю из сокровенных тайников его души.
    В такие минуты он понииал, или ему казалось, что понимает: различие варн у браххманов-жрецов и кшатриев-воингв — не пустой звук! Эта разница коренилась в сути, во врожденных свойствах и наклонностях; и не зря смешанные браки высших варн с низшими осуждались, а детям-полукровкам было гораздо трудней найти свое место в жизни.
    Сведи воедино змею и орла — получится чудовище!
    «Я — сын богини! Я — сын царя Шантану! — в отчаянии твердил он себе, кргда сомнения одолевали. — Я не зверь!»
    Обычно это помогало. Помогло и сейчас. Дикий соблазн видений неохотно рассеялся. Юноша вздохнул с облегчением и вытер со лба испарину. На сегодня тьма отступила; нш когда-нибудь…
    Гангея запретил себе думать об этом.

    Страница 21 из 60 Следующая страница

    [ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ] [ Fantasy art ]

    Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |











топ халява заработок и всё крутое