Генри Лайон Олди - Гроза в Безначалье (ЧЕРНЫЙ БАЛАМУТ — 1)




    — Какая нежить, глупая женщина?! — Юпакша с недавнего времени гордо именовался старостой поселка и был преисполнен сознанием собственной значимости. — Дите себе и дите! Где ты видела, чтоб нежить молоко хлестала? А вот водяница — это и впрямь может быть. Тогда тем более надо её в доме оставить — и нам, и всему селению удача будет!
    — Удача-кудкудача! — не унималась жена, ворочаясь на жесткой циновке. — Дождешься: нашлют на тебя водяницы порчу, или рыба из реки уйдет…
    — Типун тебе на язык! — озлился Юпакша. — За что ж мне порча от водянцов, если я их чадо пою-кормлю, помереть не даю?! Да и раджа Упаричар лично мне велел девку на воспитание взять! Так и сказал: «Друг мой Юпакша, на тебя одна надежда!» Думаешь — ты умнее царя?! Вот вернется он, спросит царским спросом: где девчонка? То-то же! А первая удача к нам уже привалила — браслетики небось в сундучке бока греют?!
    Последний довод возымел действие, и супруга новоиспеченного старосты утихомирилась.
    Юпакша считал себя человеком умным и дальновидным — и в определенной степени был прав. Ведь это именно он, одним из первых прослышав, что Парашурама взял себе ученика, живо смекнул: войне с законниками-кшатриями скоро конец. А значит — конец и той разбойно-бесшабашной вольнице, что разрослась в последние годы вокруг обители грозного Рамы-с-Топором. Понятное дело, аскету до гулящих людишек дела не было и нет, зато теперь кшатра воспрянет духом…
    Короче, Юпакша, подбив троицу закадычных приятелей, ночью покинул забывшийся в пьяном угаре лагерь «ловцов удачи», и к утру они выбрались на околицу рыбацкого поселка. Где и поспешили осесть.
    Обзавелись челнами, припрятали часть былой добычи, не трогали рыбаков, что поначалу косились с опаской на битых мужичков; а когда в селение заявились прежние дружки в поисках поживы — весело встретили налетчиков копьями и стрелами, в результате чего разбойнички поспешили убраться восвояси, потеряв двоих убитыми.
    Почти сразу четверо девок-рыбачек обабилось в постелях доблестных бойцов, и вскоре поселок справлял четыре свадьбы.
    Рыбаков месяц-другой не трогали, потом пришлось отбивать ещё один налет, а через полгода по берегам Ямуны огнем и мечом прошлась дружина все того же раджи Упаричара — и вольницы, как предвидел прозорливый Юпакша, не стало. А самого Юпакшу вскоре избрали старостой поселка, чем он по праву гордился.
    Вот и сейчас бывший страж тропы повел себя вполне разумно. «Доброе дело завсегда впрок, — думал староста, засыпая. — Царская награда, уважаемые, это вам не лингам собачий!»
    Ночью ему приснился сон. На берегу Ямуны, как раз в том месте, где он нашел детей, стоял Бог Вишну. Опекун Мира очень походил на одну из своих статуй, которую Юпакша когда-то видел в Экачакре; только в отличие от серой статуи Бог был смуглый, почти черный, и в высокой красивой шапке. Бормоча какие-то мантры, Бог Вишну лепил из воды детскую фигурку. Лепил одну, а получалось две. Староста счел сон счастливым предзнаменованием. Жена поворчала и угомонилась, а девочка, которую назвали Сатьявати, осталась в доме Юпакши.
    Росла маленькая Сатьявати на удивление быстро, и Юпакша окончательно уверился: его приемная дочь — водяница или в крайнем случае чадо какого-нибудь человека и грешной якшини. Или богини. Или апсары, которую в наказание превратили в щуку. Или…
    Или-лили.
    Всем хороша была девчушка — умна, понятлива, родителей приемных слушалась пуще родных, хвори от неё шарахались… Вот только вечный запах рыбы заставлял морщить нос даже потомственных рыболовов, привычных ко всему, и отравлял босоногое детство не хуже яда калакутты. Насмешкам и издевательствам конца-краю не было. Частенько малышкп Сатьявати прибегала домой в слезах и с ног до головы облепленная грязью, которой швыряли в неё деревенские дети. Не помогали даже суровые внушения старосты и надранные уши обидчиков: выслушают, глядя в землю и шмыгая носом, промямлят: «Я больше не буду» — а назавтра опять за свое!
    «Лягушка двуногая! Рыбий выаидыш!» — и грязью, грязью!
    В шесть лет девочка выглядела десятилетней, и люди в деревне шептались за спиной Юпакши. Именно тогда староста начал брать приемную дочь с собой на промысел — подальше от злых нсмешек и досужих сплетен, да и к делу пора приучаться. И вскоре заметил, что, когда Сатьявати была с ним, рыба ловилась куда лучше, чем обычно. Приманивала она косяки, что ли? Воистину — якшиня-водяница!
    Внешне Сатьявати ничего особенного не делала: помогала ставить сети, ждала в челне или просто смотрела на реку. Но улов всякий раз был отменным! Пару раз Юпакша пробовал из интереса оставить дочь дома-и что бы вы думали?!
    Попадалась в основном мелочь, да и той негусто!
    — Говорил тебе — удача от девки! — шептал староста по ночам жене, когда считал, что дочь уже спит. — Рыбы сегодня — валом! А вчера? А третьего дня?! Видишь, выручки хватило и дом подлатать, и теб есари новое справить, и дочке сандалии; глядишь, скоро вторую корову купим!
    — Так-то оно так, — боязливо вздыхала жана, — да только чурт мое сердце: добром это не кончится!
    И ведь что характерно: баба как в воду глядела!
    Заявилась в поселок странствующая ведьма-яджа. Как увидала яджа Сатьявати (той уже одиннадцать исполнилось, а на вид — и все пятнадцать; скоро замуж пора) — мигом пристала к старосте хуже репья: отдай да отдай дочку в ученицы! Чую я в ней силу, мол, скрытую, такая из подкидыша ведунья выйдет, что и меня переплюнет — перетянет!
    Подумал Юпакша, подумал — и впрямь, что ли, дочку в учение отдать? Кликнул Сатьявати:
    — Пойдешь в ведьмы? Яджусы колдовские гнусавить, чирьи заговаривать, зелья составлять? А девка уперлась: не пойду, и все!
    — Ладно, — шамкает яджа, — дай я с ней до вечера потолкую. Глядишь, передумает.
    Согласился Юпакша.
    Увела яджа девчонку за околицу, а под вечер пришла Сатьявати обратно, косо глянула на приемного отца — и шммыг в дом. А за ней яджа ковыляет.
    — Нет, — говорит, — не взять мне девки. Силы в ней поболе моего будет, и не хочет та сила моей науки.
    Говорит, а сама трясется как в лихорадке, глаза испуганные, хорьками шнырыют — это у ведуньи-то! И бочком-бочком да прочь, по дороге, даже переночевать не осталась; это на ночь-то глядя!..
    Через неделю первая беда и приключилась. Прижали трое парней на опушке Сатьявати — и в кусты потащили. Радуйся, смеются, девка: из-за вони твоей тебе все равно вовек замуж не выскочить, а с нами хоть удовольствие получишь. По обычаю пишачей-удальцов. Мы, говорят, ради тебя на все согласные — и ржут как жеребцы. Дай лучше добром — потом спасибо скажешь!
    А она возьми и ответь:
    — Берите, коль возьмете! Отбиваться не стану. Кто первый?
    Парни поначалу растеряллись, а после один на девку полез кобелем и вдруг как заорет! Сорвался голышом и заячьей скидкой! Словно бхута увидел.
    Остальные в толк взять не могут — прищемила его девка, что ли? Мужскую гордость отбрла? И к паршивке, сразу оба. Для начала поколотить решили, чтоб не ерепенилась, ну а после использовать; теперь и Сатьявати отбиваться стала, зенки безумные, воет по-непонятному, царапается…
    Девкино счастье — Юпакшм на крики прибежал. Он-то прибежал, а охальники от ыбвшего разбойничка долго после по лесу улепетывали. Вернулся приемныы отец, кулаки почесав — Сатьявати на прежнем месте стоит, по сторонам смотрит, вроде что-то вспомнить пытается.
    — Что, — спрашивает, — со мной было, тятя (ласковое обращение к отцу (сонскр.). Ср. укр. «тато» и т.п)? И эти… куда подевались?
    Память у девки отшибло. Не до конца; но того, что с ней парни творили, не помнит! И как сама отбивалась — тоже.
    А на следующий день у парня, что первым убежал, хозяйство его мужское и вдаправду отсохло. Вскоре и сам помер. Двое других тоже недолго живы были — один в реке утонул, хоть и плавал лучше водяной змейки, другой в лесу пропал. Даже тела не нашли.
    Вот тогда-то люди к Юпакше и заявились.
    «Ты, — говорят, — человек уважаемый, староста наш, и про тебя или там жену твою мы и слова худого сказать не можем — да только дочку твою приемную, подкидыша рыбьего, в поселке больше не потерпим. Трое парней через дуру сгинули, а что дальше будет? Убивать девку не станем, греха на душу не возьмем — а только чтоб ноги её здесь больше не было!»
    Подумал Юпакша, почесал в затылке — против мира не попрешь. И отвез дочку на йоджмну ниже по течению, к тому месту, где Ямуна с Гангой встречается. Грести Сатьявати хорошо умела — вот пусть и работает перевозчицей. Сам сложил хижину на берегу, харчей кой-каких оставил, лодку, два весла запасных, снасть рыбацкую, утварь всякую, обнял на прощание — и в обратный путь.
    Навещать будет, сказывал.
    И навещал время от времени.
    Так и стала она из подкидыша перевозчицей. Работа не девичья, конечро, но ничего другого она и не умела. Разве что рыбу ловить — так на одной рыбе не проживешь…

    2

    …Заслушавшись, Гангея даже не заметил, что девушка перестала грести и челн потихоньку сносит течением южнее намеченного островка.
    — Да, тяжело тебе пришлось, — искренне посочувствовал юноша. — А дкльше как жить думаешь?
    — Не знаю, — пожала плечами девушка, не спеша, однако, снова браться за весло.
    — Замуж бы тебе выйти, что ли? За хорошего чельвека…
    — Да какой же хороший меня замуж-то возьмет, такую?!
    Сатььявати еле сдерживалась, чтоб не зарыдать в голос, и глаза её предательски блестели.
    — А что? Ты красивая! — На сей раз юный аскет ничуть не погрешил против истины. — А запах… запах — это ерунда… тебе надо какого-нибудь подвижника упросить! У них Жара-тапаса знаешь сколько?! Горы сворачивают — что им твой запах!
    — Правда? — Девушка непроизвольно подвинулась ближе к Гангее, отложив весло на корму. — Нет, я, конечно, слышала про влеиких мудрецов… А ты хоть одного такого знаешь?
    Взор Сатьявати лучился отчаянной надеждой, бритвенным лезвием вспарывая душу, кровь юонши закипела, и он чуть было не брякнул сгоряча: «Понятнге дело! Мой гуру, Рама-с-Топором, может…»
    «Может-то он может, — одернул себя Гангея, — а вот захочет ли? Хорош я буду: наобещаж с три короба…»
    — Ну…_— замялся юноша. — Норов у них, у подвижников… сегодня спасет, а завтра проклянет!
    И поспешил сменить скользкую тему.
    — Пойми, дело не в подвижниках. И не в запахе. Я ведь сижу рядом с тобой — и запах мне ничуть не мешает! А раз я сумел, значит, и другой найдется…
    — Другой? — странно охрипшим голосом переспросила Сатьявати. — А поему не ты? — И ученик Парашурамы почувствовал, как девичья ладонь легла ему на колено, обожгла пиикосновением и двинулась вверх, к краю короткого дхоти. — Ведь я тебе не противна?
    — Ты? Ну что ты?! Даже наоборот, ты мне нравишься… — Гангея плохо соображал, что говорит, потому что теперь обе ладони девушки гладили его тело, и все существо сына Ганги трепетало от ласки; юношу бросило в жар, в паху сладостно и мучительно заныло.
    Он и не подумал отстраниться, завороженный новйми ощущенииями: подобное ему доводилось переживать впервые.
    — Ты… ты ведь не откажешь мне?
    Сатьявати и сама не понимала, что на неё нашло, но остановиться уже не могла — да и не хотела. Этот парень был первым, кто не воротил от неё сморщенный нос; кто же тогда, если не он?!
    — Нет, но без брака… грех…
    — Считай, что мы вступаем в брак по обычаю гандхарвов, по любви и взаимному согласию, — с улыбкой прошептала девушка, прижимаясь к нему всем телом и дыша рыбой; но, странное дело, юноша не обратил на запах никакого внимания.
    Сари само соскользнуло с нее, оба повалились на дно челна, едва не перевернув утлую посуудину — и зверь, присутствие которого Гангея все чаще ощущал в себе, очнулмя от дремы.
    Впрочем, Сатьявати сейчасс тоже скорее напоминала пантеру в течке, чем скромную девушку-перевозчицу! Она царапалась и врзжала в припадке сладострастия, она впускала юношу в себя и с силой оттлакивалм назад, оставляя на плечах Гангеи кровоточащие следы ногтей; оба любовника попеременно оказывались то снизу, то сверху, челн раскачивался так, что оставалось только диву даватьься, почему посудина до сих пор держится на плаву. Однако дивиться было некому. Соглядатаев поблизости не наблюдалось, а юноша и девушка были согласны утонуть, но остаться единым целым.
    Вчерашняя чета леопардов могла бы позавидовать звериной страсти, внезапго проснувшейся в этих двоих!
    Ганга раскачивала челн, относя его к месту силяния с Ямуной, и кувшинки у кромки островов стыдлиао отводили венчики в сторону.

    3


    Страница 23 из 60 Следующая страница

    [ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ] [ Fantasy art ]

    Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |











топ халява заработок и всё крутое