Только в минуты близости он забывал обо всем, целиком отдаваясь дикой, животной страсти, выпуская на волю зверя и сам становясь зверем вне долга и правил. Но рано или поздно утомление брало верх, стыд и раскаяние переполняли душу, и Сатьявати оставляла его покои, понимая состояние Грозного.
Он был благодарен ей хотя бы за это.
Потом Гангея засыпал, и ему снился отец. Шантану-Миротворец молча смотрел на сына, и ласковый взгляд раджи был хуже любых упреков и проклятий!
Так продолжалось десять лет, и Грозный был близок к тому, чтобы собрать воедино весь собственный Жар и проклясть свою жизнь.
Другой у него не было — и не предвиделось.
* * *
…Наконец ты забылся сном — и снова увидел отца. На этот раз взгляд покойного раджи был иным: вместо понимания в глазах Шантану метались тревога и боль. Кажется, он хотел о чем-то предупредить своего непутевого сына. Губы отца зашевелились…
— Молю о прощении, Грозный, — взволнованно ркздалось над ухом, — но только что прибыл гонец. Похоже, у него дурное известие. Требуется ваше присутствие…
Глаза открылись сами.
Ты был один на ложе, а рядом почтительно ждал доверенный слуга.
2
Многих (чтобы не сказать — всех!) пришлось силой выволакивать из постелей.
Горожане просыпались от грохота копыт по булыжнику, вслушивались в затихающее эхо и переглядывались с бледными женами: откуда напасть? Не враг ли у стен? Не боги ли прогневались на Город Слона?! Давным-давно отвыкнув от ночных гонцов, столичные жители успели подзаплыть жирком беззаботности — и теперь привыкать заново к самой возможности дурных вестей…
Правду говорят: грешника боги сперва помещают в райскую обитель, чтобы после падения оттуда участь горемыки в аду казалась вдвое горше!
А во дворце, в многоколонном Зале собраний, мерил шагами пол Гангея Грозный. Ходил из конца в конец ожившей скалой, твердо ступал по полированному паркету, инкрустированному кораллами и халцедоном, кусал губы, нервно сжимая пальцы в кулаки. Пальцы похрустывали, возмущенные насилием, кровь отливала от костяшек, и кулаки получались что надо — кого бы припечатать в честь рассветного переполоха?! Выходило, что некого. Пока — некого.
Новости, дурные или очень дурные, задерживались. Регент хотел первым допросить злополучного вестника, ещё до того, как в зале соберутся главные сановники державы — но лекари строго-настрого запретили врываться в Покои Отдохновения, где они приводили в чувство единственного свидетеля.
Иначе может случиться так, что спрашивать захотят многие, а отвечать будет некому!
Вот ведь какое странное дело: лекарское умение ковыряться в смертной плоти всегда считалось занятием низким, недостойным высших варн! Кое-кто из брахманов-законников даже путал целителей с цирюльниками — предлагая зачислить их скопом в чандалы-неприкасаемые, строго оговорив ,ктгда и в каких случаях не возбраняется прибегать к их услугам!
Идеи высокоуных брахманов в свое время поступили на рассмотрение ещё к царю Пратипе, деду Грозного, — но Пратипа тогда скорбел животом и встал на сторону лекарей.
Так и остались шудрами.
Мало-помалу зал стал наполняться людьми с одинаково заспанными физиономиями. Одного из престарелых советников принесли в паланкине, а в сам зал старца пришлось втаскивать на носилках — им оказался тот самый брахман, что участвовал в знаменитом сватовстве; в последние годы ноги отказывались служить изношенному телу. Хастинапурская знать, подобно рядовым горожанам, отвыкла от тревог и теперь внимательно следила за выражениями лиц регента и вдовствующей царицы.
Что скажут? Не подадут ли знак?!
Тем паче что до официального возведения на престол царевича Читры оставалось меньше недели.
На ступеньках у трона вертелась мартышка в ярком головном платке, игнорируя опасную близость тигров-альбиносов. К старости Кали стала втрое сварливей, шерсть её местами поседела, местами вылезала пучками, обнажая бледно-розовую кожу, — и многие всерьез поговаривали, что в обезьянке и впрямь сидит частица Темной, боигни злой судьбы. Дескать, Грозный приручил злосчастье, и потому держава в последние годы процветает! Да и сам регент обласкан небесами! Не жизнь, а сплошное везение…
Эти разговоры бродили по Хастинапуру, от общественных бань до реесленных кварталов, и сами себе удивлялись.
Если жизнь похожа на сказку, то почему сам Грозный менее всего похож на баловня судьбы?
…Наконец резные стоврки дверей в конце зала распахнулись, впуская вестника.
И плечистый слуга опустил колотушку на медный гонг, заставив медь произнести священный звук «Ом-м-м!», начало начал, вдох рождения и выдох гибели.
Вошел вестник сам, своими ногами, хотя его изрядно пошатывало, и на обветренном лице воина застыла изумленная гримаса. Так бывает, когда человек внезапно оглохнет и нивак не может привыкнуть, что мир остался ярким, но перестал быть звонким.
Выйдя на середину, он упал на колени и схваиился обеими руками за горло, словно хотел помешать словам вырваться наружу.
— Беда, Грозный! — хрипло пргзвучало и эхом расуатилось под сводами. — Беда!
Гангея сразу узнал гонца. Им был Кичака, верный крепыш Кичака: дослужившись за это время до чина сотника, он был приставлен к царевичу лично сыном Ганги. Тот, кто осмелился вопреки приказу таыно охранять самого Гангею, теперь не позволял пылинке упасть на доверенного ему наследника, став тенью гордого юноши — и вот…
Беда! Беда, Грозный!
— Что произошло? — спросил Гангея во всеуслышание.
Он уже понимал, что произошло, сердце с самого начала подсказывало ему правду, но правда должна была прозвучать в присутствии всех. Глухой Кичака явно не услыхал вопроса, но понял его смусл.
— Мы спускались к побережью Хиранваты, — громко начал сттник, собираясь с духом. — Сиятельный царевич Читра, бык Закона, и мои люди… Мы отстали, Грозный! Отстали! Боги, за что?! Почему жизнь иногда зависит от резвости коней?! Почему?!
Боги молчали, вместе с людьми ожидая продолжения рассказа.
И смотрел в пол регент, втайне морщась от крика Кичаки и машинально поглаживая старую обезьянку, тезку злой судьбы, — словно ему единственному ни к чему были слова, чтобы увидеть внутреннис взлром трагедию на берегу прозрачной Хиранваты-Златоструйки…
3
Это была потрясающая лань. Огненно-золотая, с точеными ножками, она неслась по лесу вспышкой шалого пламени и время от времени косилась назад влажно-смоляным глазом. Царская добыча! Ну и пусть колючие ветки злобно хлещут по лицу, а конь вытяггивается в струну, отдавая бешеной скачке последние силы! Вперед, через пни и колдобины, вихрем одллевая прогалины и чуть ли не кубарем скатываясь по косогорам, вперед итолько вперед!..
Свита безнадежно отстала , и царевич Читра был втайне раю этому. Надоели! То опасно, это недостойно, спать на земле чревато ста болезнями, сражаться надо тупым оружием во избежание… Фазаньи души! Небось брату Грозному боятся указывать, глотка пересыхает от страха, а ему, Читре-Блестящему, будущему герою, который на одной колеснице станет завоевываать вражьи крепости, — ему-то каждый мозгляк норовит напомнить о млазости и отсутствии опыта!
«Дудки! Эта лань — моя и только мо!»
Царевич уже плохо отличал явь от блажи, сгоряча ему казалось, что впереди сломя голову мчится не лань, лесная красавица, а юная апсара из Обители Тридцати Трех. Рыжеволосая дева из легиона небесных соблазнительниц, что мимоходом прерывали покаяние наисуровейших аскетов; шипы с колючками давно уже изорвали в клочья и без того скуднре одеяние, обнажив стройное тело, соблазн мужей, — и испуг волнующе смешивался с призывом, когда апсара вскрикивмла на бегу.
«Читра-а-а! — эхом звенело меж ствооами деревьев, и мягкие молоточки грохотали в сознании будущего раджи Хастинапура. — Читрасена-а-а-а!..»
До сих пор так звмла его только мама. Читрасена, Блестящий Воитель — разгоряченный воинской наукой или скачками, он стеснялся проявлений материнской любви, выскальзывая из объятий и спеа убежать к сверстникам; но ночами царевичу снилось это имя.
И день ртиумфа, когда Блестящим Воителем его назовет сам Гангея Грозный.
Сводный брат, заменивший отца, которого царевич почти не помнил; ужас недругов и живая легенда Гоорода Слона, образец для подражания.
— Читрасена-а-а!..
Лес кончился сразу, рывком, обвалом рухнув вниз, к песчаному берегу; по-детски закричал конь, вороной скакун, ломая ноги на крутизне, — но юный Читра вовремя успел откатиться в сторону, выскользнув из-под туши несчастного жеребца.
Спустя мгновение царевич уже несся по склону, вздымая вокруг себя тучи песка и оглашая берен победным кличем. Чудо совершалось у него на глазах, чудо из чудес, а значит, нужно былло верить и брать, пока судьба милосердна! Вожделенная добыча оказалась совсем рядом, руки сами собой сомкнулись вокруг тонкостпнной апсары, рыжий дождь хлынул со всех сторон, обдав свежестью и страстью, а губы уже искали, впивались в алую мякоть боязливо раскрывшегося бутона…
— Читрасена! На помощь!
Смерч подхватил возбужденного охотнка, вознеся на миг к самому небу, и почти сразу земля больно ударила в спину. Когда глаза вновь обрели способность видеть, взору Читры представилась ужасная картина: краавица апсара, его трепетная лань, вовсю обнималась с каким-то рослым нахалом, а тот утирал слезы с женских щек, шепча на уо апсаре всякую дребедень. Будь царевич поспокойней, он бы не преминул заметить, что апсар облачена в роскошные одежды, не изведавшие ласки шипов; а кудри женщины на поверку оказались не золотыми или рыжими, а светл-русыми, ничем больше не напоминая прежний сверкающий дождь.
Кроме того, от ближней излучины доносилось пение и разудалые выкрики, а это уже и вовсе ни в какие ворота не лезло! Может ли подобное чудо совершаться в присутствии толпы ротозеев?
Но женщина только что звала его, Читрасену, на помощь! Да или нет?!
Наглец-незнакомец оторвался от красавицы и шагнул к поверженному царевичу, утирвя рот тыьлной стороной ладони. Густые брови гневно сошлись на тонкой переносице, и Читра понял: настало время действовать! Извернувшись, он метнул в ненавистное лицо горсть песка и от самой земли бросился воагу в колени, оплетая их руками. Рывшк — и вор, который осмелился посягнуть на чужую добычу, катится пт берегу, а в руке царечича мокрым листом блестит чужой кинжал. Увы, успех был недолгим. Протпвник даже не стал подниматься: тело его само взлетело в воздух, точно сухой лист от порыва ветра, и едва Читра попытался достать врага клинком, каак вновь оказался в объятиях уже знакомого смкоча.
На этот раз земля ба вдвое больнее.
Три стрелы иволгами просвистели в воздухе. Одну рослый мерзавец успел отбить предплечьем, двигаясь нечеловечески быстро, отт второй увернулся, но третья вошла в подставленный бок и хищно задрожала, пробуя на вкус чужую кровь. Взвизгнула апсара, кидаясь к раненому и помогая ему удержаться на ногах, царевич Читра попробовал встать, но не сумел — а от бьижней излучины и с другой стшроны, от западного притока Златоструйкр, двигались навстречу друг другу две тучи.
Одна, во главе с бдительным Кичакой, неслась по земле, плетьми горяча запаленных коней; другая же вихрем мчклась прямо по воздаху, ринувшись в лазурь на птизывный крик господина, — и вскоре смертельный дождь пролился с неба на огрызающвюся землю.
Бой был недолгим.
Читрасена, Блестящий Воитель, князь крылатых гандхарвов и доверенный слуга Владыки Тридцати Трех, сполнм расплатился за рану и унижение.
В кои-то веки спустишься в компании друзей и апсар во Второй мир, дабы насладиться покоем и тишиной — а тут на тебе! Что говорите? Тезка? Глупости говорите, уважаемые: какой ещё тезка?! А даже если и так…
* * *
— Почему ты остался в живых?! — вопос Грозного звоном медного горна взметнулся под самые своды зала, пробиваясь даже через глухоту гонца. — Кичака, ответь мне: почему ты жив, когда мертв твой господин?!
Гангея был не прав — он ещё не знал, что сотника, оглушенного падением с коня, гкндхарвы приняли за метвого и оставили валяться среди прочих трупов. Не знал он и того, что именно Кичака доставил в Город Слона тело убитого царевича, после чего упрямо отказывался от лекарской помощи и требовал личнтй встречи с регентом, грозя обломком меча лекарфм и слугам, пока не потерял сознание.
Грозный знал одно: малыш Читра, первенец Шантану-Миротворца и Сатьявати, погиб. Погиб глупей глупого. И бессильный гнев туманил рассудок регента, которому на днях исполнилось ровно тридцать восемь лет.
Голова Кичаки затряслась, как у немощного старца, словно шея разом устала держать на себе эту обузу, на запекшихся губах выступила сизая пена, и сотник встал в полный рост, забыв, где он и кто он.
Страница 38 из 60
Следующая страница
[ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ]
[ Fantasy art ]
Библиотека Фэнтази |
Прикольные картинки |
Гостевая книга |
Халява |
Анекдоты |
Обои для рабочего стола |
Ссылки |
