Генри Лайон Олди - Гроза в Безначалье (ЧЕРНЫЙ БАЛАМУТ — 1)




    Черная статуя застыла рядом со сморщенной мумией на носилках и трупом со свастикой на лбу.
    Руки отставного капалики, похожие на сохлые ветви акации, пришли в движение, заплетя в воздухе хитрую вязь; и первые, неожиданно гортанные звуки вырвались из уст старого брахмана. Над носилками поплыл завораживающий танец Экстаза «Ананда-мурти», из вскриков мучительно рождалось подобие мелодии с пугающим, рваным ритмом, сами собой вспыхнули все восемь змеиных лампадок, выплюнув из разверзстых пастей и глазниц языки чадного пламени, — и Сатьявати пропустила тот момент, когда труп сотника зашевелился.
    Царица захлебнулась воплем и покачнулась.
    Тело Кичаки взмыло на локоть над землей, покрываясь белой изморозью, похожей на плесень, — и плавно скользнуло к центру «мертвецкого кола». Над вывернутой свастикой труп задержался, словно сопротивляясь, но пляска Экстаза взвихрилась буйным смерчем, голос брахмана сорвался на визг, а покойник глухо застонал, плашмя ложась на плиты в новом месте. Кобры-лампадки в страхе погасли — чтобы вспыхнуть с новой силой; промчался порыв ледяного ветра, пахнущего отчего-то жасмином и рыбой одновременно; Кичака затрепыхался угрем на остроге, пальцы конвульсивно сжались в кулаки, и мертвые глаза открылись.
    Старик взвыл раненой гиеной и оборвал свою песнь на самой высокой ноте. Сухие руки бессильнт упали на колени.
    — Дай ему крови, — прошептал брахман, почти не шевеля губами. — Чуть-чуть… Возьми нож и чашу.
    Сатьявати глубоко вздохнула, с трудом приходя в себя, отвернулась от трупа своего оскорбителя, который дергался посреди «мертвецкого кола», и решительно провела острым как бритва лезвием по левому предплечью.
    Чаша голодной тварью юркнула под порез и задрожала, ожидая.
    Кровь была густой, почти черной, как и кожа царицы; струйка лениво сползла в чашу и, наполнив её едва ли на четверть, иссякла. Сатьявати знала, что делает, убирая руку: истекать кровью на потребу Кичаки она не собиралась.
    — Подойди и напои его.
    На негнущихся ногах женщина подошла к мертвецу — тот притих, следя за ней блестящими глазами, — медленно присела и поднесла чашу ко рту сотника.
    Губы жадно, по-обезьяньи обхватили край чаши, кровь полилась мертвецу в рот, частично стекая в пряди бороды и превращая волосы в бурый колтун… Больше всего Сатьявати сейчас хотелось вскочить и убежать, закрыв лицо ладонями, но она заставила себя довести дело до конца.
    Труп захрапел, забулькал, пуская розовые пузыри, — и женщина поспешно отступила на шаг. Мертвец начал подниматься следом. Он вставал долго, с трудом, шатаясь, словно опьянев от соленого напитка; но в конце концов все же встал. Обратная свастика на его лбу еле заметно мерцала зеленоватым светом, как гнилушка в ночном лесу.
    — Пить! — выдохнул покойник. — Пить! Я выполню все… все, что скажешь! Только… пить! Скорее!
    Он стоял, качаясь, и Сатьявати вдруг поняла, что Кичака вот-вот упадет и уже больше не поднимется, и все окажется напрасно, вся мерзость, весь ужас, после которого не отмыться всей водой мира…
    — Нож! — вернул её к действительности сиплый, натужный крик жреца. — Дай мне нож!
    Получив требуемое, брахман вслепую полоснул себя по руке.
    — Чашу!
    Странно: кровь дряхлого советника была почти такой же густой, как и у царицы, но гораздо светлее.
    — Дай… ему.
    Мертвец принял чашу, едва не расплескал содержимое и принялся судорожно глотать, запрокинув голову. Дрожь, сотрясавшая его тело, на глазах унималась, слабела, ноги перестали подкашиваться…
    Пустая чаша со звоном покатилась по каменным плитам.
    — Что-то не так с твоей кровью, Темная, — задумчиво пробормотал жрец.
    Кровь из прреза на руке брахмана переставала сочиться, сворачиваясь и застывая ржавой коростой.
    — Что-то не так…
    И царице даже не пришло в голову поинтересоваться: откуда капалика перехожий, советник многих царей, знает её рыбацкое прозвище?
    — Зачем ты звала меня? — утираяя рот, поинтересовался восставший мертвец.
    Сатьявати бросила на жреца быстрый взгляд, и тот чуть заметно кивнул. Да и сама женщина понимала: вызванный Встала не станет ждать, пока она соберется с духом и отыщет нужные слова.
    — Этот человек не рассказал нам всего при жизни, — сухо произнесла царица. — Его тело будет твоим в обмен на память. Она — наша.
    — Возможно, он и не мог рассказать всего, — проскрипел за спиной брахман. — Но это есть в нем, Живец. Покажи… ей.
    Мертвец хмыкнул и оглядел собеседников умными глазами. Живой Кичака никогда не смотрел так. Взглядом торгаша.
    — Что именно? — бесстрастно поинтересовался Живец-Встала.
    — Как умер мой сын, царевич Читра, — голос Сатьявати звучал тихо, но отчетливо. — Подробности.
    Поднятый Веталой-Живцом труп минуты три-четыре молчал, переминаясь с ноги на ногу и вслушиваясь в собственное молчание.
    — Иди сюда, — сказал наконец Ветала. — И брось воротить нос, красавица! Иначе не увидишь… а целоваться мне с тобой недосуг!
    — Он слушается тебя беспрекословно! — прошептал в спину бывший капалика. — Странно, обычно они менее сгочорчивы…
    Но у Сатьявати не было времени осмысливать слова брахмана. Глаза бывшего Кичаки нащупали её, подобно тому, как слепец нашаривает пальцами нужную ему вещь, и мгновенно вобрали женщину в себя. Смоляные капли зрачков в окружении багровой сетки прожилок туго спеленали душу; женщина задергалась в тенетах, забилась пойманной мухой — и с размаху влетела в переплетение стволов и лиан. Топот копыт резанул слух, следом хлынули крики, ржание… «Читрасена-а-а!» — долетел издалека отчаянный вопль…
    И женщины не стало.
    Ветки безжалостно хлещут по лицу, всадник проламываестя сквозь кусты… Отблеск солнца слепит, ударив из речного зеркала; позади с треском вылетают из чащи отальные дружинники.
    — Стреляйте, — глотка грозит лопнуть от напряжения. — Да стреляйте же, сукины дети!
    И злоба душит насмерть, перекрывая дыхание: лишь одна из стрел, посланная им самим, достигает цели, наискось войдя в бок широкоплечего красавца.
    На головы из поднебесья рушится боевой клич, небо пдает следом… Мешанина рук, ног, вскинутых луков, песок слипается от крови…
    Конец?
    «ДДа, наверное…» — сказала сама себе женщина, возрождаясь из мглы чужого бытия. Сквозь муть, застлавшую взор (Сатьявати? Кичаки? Живца?), медленно проступают контуры ближайших предметов, доносятся приглушенные звуки…
    Смотреть было больно. Сперва удалось различить трупы свитских дружинников, похожие на перистых дикобразов, потом — колорнаду деревьев… Дальше, на самом берегу Златоструйки, над убитым царевичем стояли двое. Человек и… лань! Левая рука человека небрежно поглаживала холку животного, и взгляды обоих ласкали распростертое перед ними тело. Потом человек рассмеялся, подтолкнул лань, как бы отпуская её, — и та вспышкой пламени исчезла в чаще.
    Человек зачем-то высыпвл на останки Читры пригоршню песка и направился вверх по склону. Поначалу он исчез из виду — и появился вновь уже совсем рядом.
    Смуглая, почти черная кожа, осиная талия, браслеты на стройных запястьях и лодыжках, высокая бархатная шапка…
    Вишну? Опекун Мира?!
    Бог наклонился над беспамятным Кичакой, заглянул в лицо сотника… и на мгновение Сатьявати почудилось, что она смотрится вз еркало!
    — Все было именно так, как ты видел, — еле слышно бросил Орекун. — Да. Именно так…

    3

    — Ты довольна, царица? — по-прежнему бесстрастный голос Веталы прорвал оцепенение. — Я спрашиваю тебя, потому что стаик нас покинул. Совсем.
    Покойник надменно усмехнулся окровавленным ртшм.
    — Это… правда? Это правда, Живец?!
    — Правда. Я не умею лгать.
    Только сейчас царица увидела, что тело бывшего Кичаки разлагается прямо на глазах; щеки провалились, обнажая почерневшие кости черепа, волосы осыпались на плечи, сквозь влажную, нестерпимо воняющую слизь, в которую превратилась кожа, проступили гнилые мышцы, истончаясь с каждой секундой…
    — Добрая трапеза, — спокойно пояснил Живец-Ветала.
    Последнее замечание пришлось ему по вкусу, и Ветала повторил, упирая на «р»:
    — Добрая трапеза! Благодарю, царица! Не позволишь ли ты мне теперь войти в тело старика? Тебе от него все равно никакого пртку…
    Сатьявати обернулась.
    Казалось, что старый советник просто уснул на носилках, последним движнием натянув на себя черно-серебристю шкуру шарабхи-восьминожки. Веки жреца смежились, лысая голова бессильно свесилась на грудь — но грудь эта больше не вздымалась натужным дыханием, губя посерели, черты лица разом заострились…
    Обряд и чаша выпущенной из жил крови отняли у брахмана последние жизненные силы.
    — Разрешаю, — безразлично бросила царица Живцу. — Он твой. Только делай этоо сам — я не собираючь тебе помогать!
    — Твоего разрешения вполне достаточно! — В зрачках трупа вспыхнули торжествующие огоньки, и почти сразу оба глазных яблока с треском лопнули, брызнув зловонной жижей.
    Мертвец зашатался, на плиты пола с сухим стуком упали фаланги пальцев обеих рук, рассыпавшись в прах, — и то, что ещё недавно было телом сотника Кичаки, бурыи лохмотьями осело наземь.
    Погребальный костер упустил добычу.
    На месте трупа стояла призрачная фигура, постепенно теряя человеческие очертания. Ветала. Дух жизни-в-смерти, чья пища — остаточны есилы умерших; но и живым не стоит расслсбляться в присутсивии Живца.
    Птрыв зябкого ветра взметнул кучку праха, брезгливо разметал по двору… Царица поспешилп освободить дорогу, и призрак скользнул к бывшему капаике, окутал его туманом — и быстро втянулся внутрь.
    Тело советника зашевелилось, выползая из-под шкуры шарабхи, и встало, покачиваясь на непослушных ногах.
    — Он же… не мог ходить! — выдохнула Сатьявати.
    — Зато я могу! — ухмыльнулся ей в лицо Живец мертвыми губами старика. — Два тела подряд — куда там ходить, летать впору… Только недолго и невысоко! Чоо ж, услуга за услугу. Помнишь, старикашва говорил, что с твоей кровью не все в порядке? И попал прямо в цель, пень трухлявый! Обычно мы, вольные Веталы, плохо гуляем на привязи; с нами можно договориться — но заставить… А глотнув твоей крови, я почувствовал: вьт-вот исчезну, растворюсь, как соль в воде! От чнловеческого сока такого не бывает. Ты — не человек, царица!
    — А кто? Кто?! — Сатьявати шагнула к трупу, забыв о страхе и омерзении. — Отчечай! Ты ведь сам сказал: мертвые не лгут!

    Страница 40 из 60 Следующая страница

    [ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ] [ Fantasy art ]

    Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |











топ халява заработок и всё крутое