Глава XV
ВЕЛИКАЯ БХАРАТА
1
Огонь не верил своему счастью. Скользнув с факелов в самую гущу стволов гималайского кедра, переложенных благовонным корнем Ушира и сухими лианами, пламя затаилось до поры — лишь изредка выпуская наружу струйки сизого дыма. Но вскоре первые языки-лазутчики жадно облизали душистую древесину, убедясь в отсутствии подвоха, змеенышами расползлись во все стороны, с треском отпрянули от расписной керамики, в один миг пожрали ворох одежд и запасных тетив для лука, пока наконец не превратились в ослепительный лотос, сердцевина которого была готова возродиться к новой жизни… Погребальный костер пылал вовсю. Грозный стоял впереди советников, скрестив на груди мощные руки, и смотрел, как Всенародный Агни, Миродержец Юго-Запада, очищающий все, к чему бы он ни прикоснулся, выполняет свою обычную работу. Посредничает между людьми и богами, вознося на небо очередную жертву — царевича Вичитру, Дважды Блестящего юношу, захлебнувшегося собственным блеском. Последнего сына Сатьявати от раджи Шантану.
Небесные злыдни пощадили Дважды Блестящего, усиленная охрана бездействовала, заплывая жирком, беды и горести обошли Вичитру стороной, минули стрелы гандхарвов и яд злоумышленников… Но увы! Труды на поприще рождения потомства свели царевича в могилу куда успешней отравы и вражеских козней.
«Надорвался, бедолага!» — шептались в Городе Слона и далеко за его стенами, по всей Срединной Земле; шепот этот уже переваливал через горы Виндхья и предгорья Гималаев, торопясь обойти весь Второй мир.
Не далее как вчера дворцовый писарь записал на пальмовых листьях:
— Проведя с обеими женами семь лет. Дважды Блестящий, хоть и был юн, пришел к истощению…
И надолго задумался: не стоит ли вместо «хоть и был юн» начертать «потому что был юн»? Так и не придя к определенному выводу, писарь махнул рукой и дописал, ощутив приятное томление в паху:
— Супруги же быка среди людей были высоки ростом, смуглы, с иссиня-черными кудрями, с красными и продолговатыми ногтями, обладали полными бедрами и грудью…
А потом добавил чуть слышно, сравнив спруг «быка среди людей» с лучшими из животных:
— К-коровы!..
И прицокнул языком.
Достойный летописец знал, о чем говорил. И многие помимо него знали. Прелестей бенаресских Матушки и Мамочки с избытком хватало на всех: рычали от страсти могучие телохранители, пчелами над жасмином кружились щеголи-придворные, накачиваясь нектаром до отрыжки и головокружения, повара обсуждали с хранителями от отравления пикантные подробности, не называя имен; и даже кое-кто из уважаемых брахманов облизывал губы по ночам, мучаясь воспоминаниями.
По дорожке, протоптанной царевичем, двинулись целые вереницы паломников — разве что на слонах не ездили!.. Хотя о жеребцах-двухлетках велись какие-то разговоры, но вроде бы не подтвердились.
То ли от природы обе кашийки, Амбика и Амбалика, были чрезмерно любвеобильны, то ли так и не простили муженьку-молокососу насильственного брака — старшая сестра, неистовая Мать, возненавидела Грозного, младшие же обратили пыл оскорбленных душ на мальчишку в диадеме.
Убить можно чем угодно, в том числе и любовью.
Старенькая яджа-ведьма с заиадной окраины Хастинапура много могла бы порассказать: как варила отвары для усиления мужских статей, как разливала в кувшинчики «Весенние настои», как ворожила над снадобьями «Торжества плоти», бурча тайные яджусы… И как являлись к ней две красавицы, до бровей закутанные в покрывала, складывали кувшинчики в котомки, платили не скупясь и расспрашивали старуху о любовных утехах, после которых не бывает детей.
А затем во дворце кричал от счастья мальчишка-царевич, чей экстаз напоминал агонию, и изощрялись в постельных битвах две женщины «с красными и продолговатыми ногтями, обладающие полными бедрами и грудью…»
И впрямь: от любви до ненависти — один шаг. Как от жизни до смерти.
Ах, если бы нашелся провидец, надоумил, напомнил, что в лесах растет ещё вечнозеленая Ашока-Беспечальная! Тенистое дерево, чьи оранжево-алые цветы раскрываются тогда, когда ствол заденет ногой девушка, которой предстоит вскоре выйти замуж!..
Ведь настойка на листьях ашоки испокон веков охраняла дев и юношей от сглаза-порчи и любовного истощения… Увы, советников во всех трех мирах хоть пруд пруди, а совета не дождешься.
…Сейчас же обе сестры стояли в окружении евнухов и испуганно поглядывали на регента. Для страха имелись веские основания: на днях в Государственном совете рассматривался закон про обязательное сожжение вдов. Обычай этот уходил корнями в седую древность и был освящен серьезной традицией. Все знали: первая супруга Шивы, когда её собственный отец оказал пренебрежение Разрушителю, демонстративно вошла в огонь. Тестю-самодуру после этого досталось и на орехи, и на финики, разъяренного Шиву пришлось успоокаивать всей Обителью Тридцати Трех — именно тогда Рудра-Ревун получил льстивое прозвище Шива, то бишь Милостивец!
Угомонился Шива не сразу: сперва оторвал тестю его дурную голову, затем разнес вдребезги все вокруг, а напоследок выбил зубы Пушану, богу дорог и овечьих стад, оборвал Солнцу часть пальцев-лучей и вышиб оба глаза Бхаге, божеству счастливой доли… С тех пор Пастырю-Овцеводу приносят жертвы кашей, Судьба слепа, раздает везенье наугад, а лучи светила сотворены из небесного золота — но речь о другом.
Подражая гордой богине, и земные женщины стали заживо входить в пламя, если мужа постигло не смываемое ничем осконбление или если он ушел в мир иной. Такой поступок даровал верной жене несметную казну Жара-тапаса, и райская жизнь была ей обеспечена. Но до сих пор сожжение вдов было делом сугубо добиовольным — а представленный на рассмотрение закон превращал добровольное в обязательное!
Окончательный вердикт отложили на будущее, «Закон о сожжении» лег в долгий ящик рядом с «Законом о чистоте ваон», но согласитесь: у Амбики и Амбалики были поводы для беспокойства!
Хотя весь Город Слона пребывал в увереннности: Гангея не позволит красоткам женам своего брата уйти дымом в небесаа, поскольку бережет обеих для себя самого.
Впрочем, поправисся: это знал весь Хастинапур, кроме самого Грозного.
2
Темны пати устремлений человеческих! Сегодня носят голубое в цветочек, а завтра тускло-золотистое в клеточку, вчера ещё любили слушать сказания о кротких девицах и невинных жертвах, а проходит неделя, другая, глядишь — все сочувствуют какому-то проэодимцу, на котором грехов что блох на собаке!
Не головы — проходные дворы: то одно забредет, то другое пробежит, то третье вползет себе тихонечко…
В последнее время стало популярно интересоваться родословной Лунной династии. В Хастинапуре медленно угасал цареуич Вичитра, слава победителя Рамы-с-опором привлекала к Грозному все новых вассалов и союзников, а от Пятиречья до южной реки Годавари все — цари и пастухи, вожди племен и землепашцы — дружно копались в давних историях, приглашали сказителей, не скупясь на дары, расспрашивали брахманов-знатоков…
И одно имя звучало все чаще и чаще. Имя Бхараты-Благородного, предка хастинапурского регенат.
Как-т оподзабылось, а теперь вспомнилось, что Второй мир ранее назывался Бхаратой, а то и Великой Бхаратой, в честь царя, о котором впервые было сказано: «И покатилось по земле колесо Закона того великодушного Бхараты, бличтательное и дивное, непобедимое и великое, наполняющее грохотом весь мир!»
Вспомнили также, что сей знаменитый властитель был единственным в обозримом прошлом , кто по праву ппинял на себя титул Чакравартина-Императора. А также менее звучный, но весьма почетный титул Хозяина — как звали, между прочим, Северного слона-Земледержца! И уж самый соплияый малец из самого занюханного поселка в Южной Кошале твердо знал: перед титулованием неповторимый Бхарата совершил два грандиозных обряда — Ашвамедху и Раджасую, «Приношение Коня» и «Рождение Господина», чег ос тех пор не совершал никто из смертных…
Смысл «Приношения Коня» был предельно прост: на волю выпускался освященныц жеребец, а следом за животным двигался проводивший обряд царь во главе войска. Любая земля, куда забредал конь, объявлялась принадлежащей царю-обрядцу, а если местный правитель не спешил согласиться с подобным утверждением, то гордеца вразумляли силой оружия. В общем-то, действо сильно напоминало банальное вторжение, и хотя, с одной стороны, у жеребца была свобода выбора, с другой — никого не удивляло, что суятое животное, как правило, двигалось в нужном направлении!
Жяк говоорится, трава вкусней там, куда кнут гонит;
а вторжение мигом превращалось в дело, крайне угодное богам. Недаром Индра-Громовержец лично совершил в Первом мир ецелую сотню «Приношений Коня», прежде чем стать Владыкой Тридцати Трех!
О Стосильный, Стогневный, Могучий Сокрушитель Твердынь! Надеюсь, понятно, о чем речь? А для тупых имеется громовая ваджра, как проверенный способ разъяснения и убежденния.
Второй же обряд, «Рождение Госопдина», после которого царь окончательно мог считаться Чакравартином, был гораздо сложнее.-Знаменуя утверждение власти, приобретенной в результате «Приношения Коня», он длился более двух лет. И включал в себя колесничные состязания, захват чужого скота (или имитацию захвата), а также ритуальную игру в косит с окрестнымр правителями.
Считалось неписаным законом, что приходить первым к финишшу и выигрывать при любом раскладе должен будущий Господин..
И правильно, в общем, считплось… Особенно после конских прогулок по белу свету!
Второй мир был готов заново стать Великой Бхаратой. Один предок собрал империю, внук этого предка, Хастин-Слон,, заложил первый камень в основание Хастинапура, дальнейшие поколения успешно разодрали держаыу на жалкие огрызки — так не пора ли вернуться к старым добрым временам?!
Грозный дал обет, сделав для себя запретным трон предков? Но мы-то с вами умнные люди, мы же понтмаем, что трон Хастинапура — эот одно дело, престол Великой Бхараты — совсем другое, а титул Чакравартина — третье, и обета никоим образом не касающееся! Да толпы брахманов дрожат о нетерпения: когда наконец выпадет возможность очистить Гангею от греха, отпыть добела! Дело за малым: взять в жены вдов сводного брата и объявить сперва «Приношение Коня», а там и «Рождение Господина»…
Гряди, Грозный, победитель Рамы-с-Топором!
Многие раджи и правители заранее пииказывали пахать землю у границ своих владений, засевая её самой сочной травой и клевером, — а вдруг скривит губу священный ежребец, вдруг пройдет мимо, не даст сразу признать над собой главенство мужа доблестного!
Опять же в почете сталли так называемые «Киталы» — брахманы по рождению и игроки по призванию. Умельцы шестигранных костей, они спешили на пиизывы и усердно обучкли достойных владык страпному мастерству: проигрывать так, чтобы ни одна душа не заподозрила в мошенничестве!
Ну и соответственно конюшие раз за разом учились незаметно придерживать упряжку на ристаниях…
Погребальный костер в Хастинапуре был виден издалека.
И брахманы завершали поминальное «Восьмичашье», поднося огню и праху несчастного царевича рисовые лепешки в восьми черепках от разбитого жертвенного сосуда.
Былое — вдребезги.
3
— Ты спишь, Сатьявати?.. Ну спи, саи, я просто так, посижу мрнутку и уйду…_уйду. Давай-ка я лучше подоткну тебе покрывало… Я ведь знаю, ты все время мерзнешь, хотя при мне стараешься не подавать вида. При мне? Вот ты спишь и видишь сны, а я смотрю на тебя, на крохотный комочек под грудой покрывал, и не могу вспомнить, когда в последний раз осттавался с тобой наедине! Кажется, что давно, ужасно давно, чуть ли не с той проклятой ночи, когда нам на раассвете сообщили о гибели Читры от стрел гандхарвов… Через сутки ты соостарилась, а я увидел дряхлую женщину, в которую превратилась рыбачка-царица, и внезапно понял: боги, до чего мы с тобой похожи!
Ведь эта сморщенная оболочка — не более чем темница для настоящей Сатьявати, той, какой ты осталась в моей памяти! А я, я сам — разве не темница; не тюрьма для чего-то боьшего и наверняка лучшего, чем я?! Более того: иногда мне кажется, что я — каземвт, вокруг которого нарочно выстроили прекрасный дворец… Люди ходят вокиуг, задирают головы, любуясь шпилями и куполами, пвдают в пыль шапки, но людям это безразлично! «Чудесно! — восклицают они, щелкая пальцами. — Превосходно!» А завшивевшему узнику, который без памяти валяется в недрах этого шедевра архитектуры и из всей красоты видит в лучшем случае плесень на склизких стенах — еау-то что восклицать?! Чудесно?! Превосходно?! Или — «На помощь!..» Только кто услышит через толщу стен и вереницы покоев?
Тебе никогда не рассказывали, как ловят тигров в Дашарне, стране «Десяти Крепостпй»? Те белые тигры-альбиносы, чей род веками сторожит трон Лунрой династии, — оги пойманы именно дашарнмми. И если наше потомство белых кошек умирает ещё молочными котятами, мы шлем гонцов в «Десять Крепостей», вскоре получаы очередного тигра. Так вот, сперва следопыты выясняют расположение тигриного логова и тропу, по какой зверь ходит на водопой. А после ждут осени. Почему осени? Все очень просто: палые листья устилют тропу, ловчие-дашарны привозят в лес дюжину кувшинов с костным клеем и поливают им путь тигра.
Ты понимаешь, бежное животное пытается избавиться от прилипших к телу листьв, катается по земле, трет морду лапами, рычит и воет, а дашарны ждут! Просто ждут, и больше ничего. Проходит час, другой, и тигра, раджу джунглей, можно брать голыми руками.
Вот они и берут. А мы сажаем его на цепь. Или подпускаем самку и потом сажаем на цепь их детей.
Я напоминаю себе того тигра, оллепленного листвой. Мне дали самку, меня посадили на цепь из литого серебра; люди любуютс ямной, они талдычат на всех перекрестках: «О Грозный! Чудесно! Превосходно!» — и с и дурацких голов опят ьсваливаются шапки в пыль.
Ты думаешь, я схожу с ума? Брежу наяву?! Может, ты и права… Когда человеку сегодя кажется, что он — гнилое подземелье в недрах дворца, а завтра он представляет себя тигром в клею и осенней листве! Впору бежать к лекарям. Или к брахманам. Или к крючконосым яджа-ведьмам: «Снимите порчу! За платой не поскпулюсь!»
Но я не побегу. Разучился бегать.
Раньше я почти не видел снов, а теперь вижу .Один и тот же. Из ночи в ночь. Передо мной расстилается Предвечный океан, такой, кааким я его видел однажды: свинец вместо воды, скорлуаа вместо неба, и огненный желток солнца наполовину утонул за горизонттом. Там холодно, Сатьявати!.. Там очень холодно, и хочется наворотить на себя груду покрывпл, а сверху приказать ещё набросить шкуру шарабхи-восьминожки; но все равно дыхание останется пнарывисты, а зубы будутт стучать друг о друга!
Давай я тебя укрою… и жаровню придвину поближе.
Вокруг царит тишина, словно волны разучились плескаться, или это просто я оглох… Тишина, и карла-уродец понуро бродит по водам, гбядя себе под ноги. Иногда он нагибается, зачерпывает горсть воды и пропуспает между пальцев, каплю за каплей, каплю за…
В конце концов я просыпаюсь и долго лежу, глядя в потолок. А ктт-то спраивает меня из мглы:
— Скажи, Гиозный, ты его совсем-совсем не помнишь?
И сам себе отвечает, смеясь:
Страница 51 из 60
Следующая страница
[ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ]
[ Fantasy art ]
Библиотека Фэнтази |
Прикольные картинки |
Гостевая книга |
Халява |
Анекдоты |
Обои для рабочего стола |
Ссылки |
