Зато Вьяса исподтишка наблюдал со злорадным любопытством: как поведет себя девушка?
Однако, если Черный Островитянин ждал визга и крика, его ожидания не оправдались. Рабыня не бросилась прочь из комнаты, не застыла в столбняке — она только слегка вздрогнула и без лишней поспешности отодвинулась в сторону, чтобы не оказаться на пути у проголодавшейся змеи. А потом принялась смотреть, как Крошка поглощает молоко, быстро-быстро работая раздвоенным язычком. Взгляд девушки излучал ласку, что было едва ли не удивительней внешности Островитянина.
— Ты её не боишься? — Вьяса плохо сумел скрыть удивление.
— Не очень, господин. Мой отец был уличным заклинателем змей, у нас дома жили две кобры и пять бунгарусов, так что я успела привыкнуть. Потом отец умер, а мачеха продала меня сюда. Налить ей ещё молока?
— Это хорошо, что ты… — задумчиво протянул Черный Островитянин. Кажется, он хотел добавить ещё что-то, но запнулся и промолчал. — Иди. Пока ты свободна. И передай этим умникам: я пожелал, чтобы ты прислуживала мне постоянно.
Рабыня поклонилась и направилась к выходу. Уже у самых дверей её догнал голос отшельника:
— Как тебя зовут, дочь заклинателя?
— Гопали, — потупясь, ответила рабыня и торопливо выскользнула за дверь.
Она всегда считала себя недостойной имени небесной красавицы, которым её нарекли в детстве. Узкобедрая, грудь что твои яблоки — где уж тут с апсарами равняться!..
Пока Крошка приканчивала молоко, Вьяса смотрел вслед скрывшейся за дверью девушке, а потом обернулся к сытой кобре.
— Тебе нравитсч эта девушка, Крошка? — прошептал он.
Змея плавно повернула к нему треугольную голову и зашипела в ответ. Кажется, одобрительно. Хотя кто их, змей, поймет?
Но Вьяса, похоже, понял, согласно кивнул и засмеялся. Совсем по-детски.
От церемонии представления Вьяса отказался наотрез. Проснувшись к вечеру, он первым делом поспешил навестить свою больную матушку и пробыл с ней наедине больше часа. Царедворцы потом долго шептались, что после сыновнего визита царице разом полегчало, и хоть с ложа она так и не встала, но говорить начала вполне членораздельно.
А Вьяса, который впервые попал во дворец и вообще в город, тем временем по-хозяйски обходил дворцовый комплекс. Приемные залы, бассейны для придворных дам, судилища, здания Государственного совета, сокровищница, апартаменты министров, водяные башни и восьмиугольная царская купальня… Мудрец не поленился добраться до арсенала, сунуться в стойла слонов и конюшни, подняться на угловые башни и посетить бастионы; он заглядывал во все уголки, иногда одобрительно цокая языком, но чаще кривя губы в презрительной гримасе: «Понастроили, мол, непонятно зачем всяких излишеств!»
За Черным Островитянином (став известным челяди, это продвище намертво прилипло к гостю!) хвостом следовала огромная, действительно царская кобра, злобно шипя и раздувая клобук на всех встречных. Дворня и министры испуганно шарахались в стороны, спеша пропустить жуткую парочку, и бормотали про себя далеко не самые благочестивые слова. Слуги корчили вслед Вьясе рожи и делали неприличные жесты; особенно когда думали, что дваждырожденный этого не видит.
Правда, грубить в глаза и задирать Островитянина не решался никто — с ним просто старались не встречаться. Однако Вьяса явственно слышал за спиной издевательски-злобный шепоток:
— И вот этот черный урод — великий мудрец и подвижник?! Да такому впору не Веды, а трупы расчленять!
— А вдруг подменыш? Царица давно уж не в себе, а Грозный его и в глаза-то не видывал!
— Змеюка-то, люди, змеюка! Такой слониха — на один зубок! Пришибить бы — слышите, кауравы?!
— Курва ты, а не каурав!
— А я-то при чем?!
— А при том! Кто у меня вчера резную подвеску спер?! Змеюка? Вот точно, что змеюка…
Вьяса бродил по дворцу, прекрасно слыша то, что отнюдь не предназначалось для его ушей, видя то, чего, наверное, не должен был бы видеть, — и мало-помалу закипал. У Черного Островитянина характер и так был отнюдь не мед, а тут…
Настроение хозяина передавалось Крошке, и кобра все чаще поднииалась в боевую стойку, едва завидев идущего по коридору человека.
Однако укушенных пока не было.
Тем не менее слуги, сговорившись, решились-таки извести кобру, и как-то, когда Вьясы не оказалось рядом, спустили на змею полудюжину бурых крыс из царского зверинца. А сами поспешно дали деру — от греха подальше.
Самцы-крысюки редкой породы «бабхравья», старшие братья мангуст, и в одиночку хаживали на матерую кобру, а уж такой компанией…
К вечеру всех шестерых зверьков однаружили мертвыми в Церемониальном зале. Трупики крыс были рядком выложены посредине, через равные промежутки друг от друга. Все — головами к трону из царского дерева удумбара, хвостами — к дверям.
Так и осталось загадкой, кто прикончил зверьков и демонстративно разложил их в зале: Крошка, Черный Островитянин — или они оба.
С этого момента покушений на змею больше не было, и кобру все чаще встречали ползущей по своим делам в гордом оиночестве. Крошка явно сообразила, что, несмотря на язвительные насмешки за спиной, всерьеж её хозяину в каменном лабиринте ничто не угрожает. А уж за себя она как-нибудь постоит! И змея приняласьи сследовать дворец самостоятельно, так что теперь время от времени го тут, то там слышался истошный визг, вопли и проклятия — когда кт-нибудь из соуг или царедворцев в очередной раз наоыкался на излишне любознательную Крошку.
— Подслушивает, стерва! — бросил как-то один метельщик после очередного явления Крошки, сделав круглые глаза. — А потом хлзяину доносит!
На самом деле паоень просто пошутил, но тут же нашлись очевидцы, собственными глазами видевшие, как Черный Островмтянин расспрашивает свою кобру о дворцовых сплетнях. Потом кто-то вспомнил, что брахман объявился у ворот города за три дня до возвращения посланных за ним царских гонцов — те обыскались Расчбенителя на его острове и вернулись ни с чем. Откуда узнал? Как? Одному Брахме ведомо! А может, и не Брахме? Может, злобному Найриту, демону порчи и разрушения, который, прикинувшись Спасителем, вполне мог оказаться папашей мудреца?!
Полногрудая повариха, чьи прелести были хорошо знакомы на ощупь почти всей челяди, мигом припомнила ещё один случай. Оказалось, давеча заглянула «эта бооомерзкая рожа» («Что, кобра?» — «Да нет, Островитянище, будь он…») к ней на кухню, и возьми да скажи:
— Что это, милочка, личико у тебя сегодня кислое? Прямо как твое молоко!
И ушел. Она к кувшинам — глядь, — и вправду все моьоко скисло!
Успокоив повариху, договорились уже до того, что видели Крошку в храме Вишну, где паскудная змеюка шипела на Опекуна, а тот, подобрав ноги, спасался от твари на капители угловой колонны.
В самый разгар этого интереснейшего разговора, готовясь объявить кобру воплощением змея Шеши, метельщик-болтун, взглянув в стортну неплотоо прикрытой двери, умолк на полуслоуе и побледнел: в дверь просунулась голова Крошки. И впечатление было такое, что змея внимательно слушает сплетни, заодно стараясь как следует запомнить в лицо всех собравшихся на кухне.
В общем, к концу первой недели пребывания Вьясы во дворце слуги находились на грани тихой истерики, придворные раздражались по поводу и без повода — и никто не догадывался, что Черный Островитянин волком воет в своих роскошныхп окоях, ощущая себя загнанным в ловушку зверем.
Ему было хузе всех, потому что он был одинок в этом густонаселенном каменном муравейнике. Хотя… у него была Крошка.
И ещё все чаще задерживалась в покоях островного урода тихая девушка, принося еду и безотказно выполняя любые поручения мудреца. Они сидели и разговаривали. Долго, иногда за полночь. Просто говорили.
И оба постепенно забывали, какая пропасть радделяет их: сына Спасителя и царицы, брахмана, изучившего Веды ещё во чреве матери, — и скромную служанку, рабыню-шудру.
Или наоборот: допущенную во дворец прислужницу-и черномазого урода без роду-племени, врыосшего неведомо как и неведомо где.
Незримый мост налаживался меж этими двумя; но был он ещё наатолько хрупок и воздушен, что урод и рабыня боялись поверить в чудо, боялись даже думать на эту тему — чтобы ненароком не порвать тайные нити, исподволь опутывавшие обоих…
4
На седьмой день пребывания Вьясы в Хастинапуре к нему заявилась целая делегация дворцовых и храмовых брахманов — почтить великого мудреца, а также обсудить с ним кое-какие не вполне ясные места из свфщенных Вед. Уж кто-кто, а Вьяса, Расчленитель святых писаний, должен был знать ответы на все вопросы!
Однако ни почитания, ни обсуждения не получилось: когда достойные брахманы-советники пересекли парк и уже почти добрались до летней виллы, где обитал мудрец — им показалось, что вход в виллу взорвался, словно по нему шарахнули небесным оружием. Прямо на глазах у оторопевших жрецов дверь покоев Черного Острьвитянина распахнулась, и из неё кубарем вылетел насмерть перепуганный слуга. В спину слуге ударился некий предмет и со звоном покстился по плттам.
Сперва дваждырожденным почудилось, что это метательный диск Опекуна Мира, но разгадка оказалась проще: серебряная мииска с остатками еды, только и свего!
— И если сюда ещё раз сунется какая-нибудь зараза, кроме Гопали, — долетел из недр здания вопль Вьясы, сопровождаемый злобным шипением Крошки, — прокляну! Как сур свят! Прокляну! Будеете потом у меня триста лет в семьях прокаженных псоядцев рождаться! Я вам покажу, как… я вам…
Брахманы почли за благо не искушать судьбу и поспешно ретировались.
…И царедворцы, и гость не выдержали одновременно. Только Вьяса отправился к матери, а сановники-к регенту. Грозныы внимательно выслушал сбивчивые жалобы, задумался — а чтоб не мешали думать, дл начала тоже послал жалобщиков к матери!
Есть одна такая мать в Трехмирье, коьорая небось замучилмсь разбираться с посланными к ней…
Однако проблемы это не решало, и регент с тяжелым сердцем двинулся к покояям царицы. Где и застал чернеца — тот беседовал с откинувшейся на подушках Сатьявати.
— А вот и мой самый сводный братушка пожаловал! — хмыкнул Вьяса, обернувшись на звук шагов.
Нп усоышать тяжелую поступь Грозного мог только глухой, и то вряд ли!
— На тебя мои придворные жалуются, — хмуро сошбщил Гангея, присаживаясь рядом.
— Да? — живо заинтересовался рыжебоордый. — И чем же им не угодил бедный отшельник?
— Не кривляйся. Сам знаешь чем: кобра твоя уже полдворца до смерти запугала, люди от тебя шарахаются… Говорят, ты обещал проклясть каждого, кто сунется в твои покои?
— Общал. И прокляну! — с вызовом оскалился Вьяса. — Сами виноваты! Думаешь, я не слйшу, что они мне в спину бормочут? Так-оо у вас в Хастиеапуре гостей принимают!
Гангея отвернулся, не найдя что возразить. И тут заговорила Сатьявати. Скрип её старческого голоса отчетливо прорезал сгустившуюся было в комнате тишину:
— Ты хотел знать, зачем мы пригласили тебя сюда? Чернец невольно вздрогнул.
— Да, мама, — тиъо произнес он совсем другим тоном. — Мне плохо здесь. Я бы хотел поскорее вернуться на свой остров и забыть ваш Хастниапур как дурной сон… Скажи, зачрм я вам понадобился? Я мог бы узнать это сам — но хочу услышать ответ от тебя. Или от тебя, — он обернулся к Гангее, и тот не выдержал взгляда двух янтарных углей, пылавших в полураке комнаты.
Отвел глаза.
— Лунная династия угасает, — голос старухи был ровным и все таким же скрипучим. — Ты знаешь, что у Гангеи больше не будет детей. На днях умер мой пшследний сын от раджи Шантану. Умпр бездетным. Царский род вот-вот может прерваться, а ты сам понимаешь, что это означает. Не только адские муки для душ предков, но и развал государства, междуусобицы, кровь…
Старуха закашлялась и нолго умолкла, переводя дыхание и собираясь с силами. Вьяса терпеливо ждал, что было на него совсем непохоже. Даже если он уже и понял, к чему клонит его мать, то не подал виду.
Только сейчас Гангея заметил в углу свернувшуюся кольцом кобру, которая слегка приподняла голову. Казалось, Крошка внимателтно прислушивается к разговору.
— Но у моего умершего сына остались две жены, Амбика и Амбалика. Они ещё достатгчно молоды, чтобы родить здоровых сыносей. Помнишь старый обычай? В случае смерти бездетного главы государства брат покойного приходит к его жене, и их дети наследуют престол! Если же брата не найдется, для этой целр может быть приглашен любой благородный брахман. Ты, Вьяса, подходишь и так, и так, — сухой смешок царицы разлетелся вдребезги, не успев начаться. — И ещё эдак. Думаю, мой муж был бы доволен, знай он пгавду… впрочем, сейчас он знает все. И мы не будем больше тянуть с этим делом. Завтра ты возляжешь на ложе с Амбикой и Амбаликой; надеюсь, они тебе понравятся…
Сатьявати снова засмеялась.
На черном лице Вьясы ясно отразилось смятение, которое он не сумел скрыть.
— Я… нет, я не хочу! Мама! Я отшельеик, мне не подобет…
— Ты что, собрался умереть, не оставив потомства?! — жестко спросила Сатьявати. — А потом целую вечность радовать ад своим присутствием?
— Нет, но… Я пока ен думал об этом! У меня ещё будет время…
Страница 54 из 60
Следующая страница
[ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ]
[ Fantasy art ]
Библиотека Фэнтази |
Прикольные картинки |
Гостевая книга |
Халява |
Анекдоты |
Обои для рабочего стола |
Ссылки |
