Генри Лайон Олди - Гроза в Безначалье (ЧЕРНЫЙ БАЛАМУТ — 1)




    — Теперь пришлось кивнуть моему собеседнику.
    — Ну и на сладкое: слушай мою историю и не говори, что она неоригинальна, — усмехнулся я.
    Усмешка вышла кривой и веселой не более чем погребальный костер.
    На этот раз Словоблуд молчал ещё дольше, словно разучился говорить, так что я не выдержал первым.
    — Чью смерть видел я?
    — Чью смерть? Разве ты не знаешь, Индра? — Старик очнулся, закашлялся, и щеки его обвисли чуть ли не до самого пола. — Ты видел смерть Карны-Секача. Того, чей панцирь…
    Словоблуд осекся и спешно хлебнул из чаши.
    — Прости, Индра. Я не хотел… Скажи лучше глупому старцу: Яма и Варуна — они тоже не поняли, кто умирал в их видениях?
    — Не поняли. Во всяком случае, не больше меня. Что, как я вижу ТЕПЕРЬ, весьма удивительно. Ведь все мы следили за битвой на Поле Куру, все имели счастье в подробностях лицезреть… Еще и в ладоши хлопали, «Славно!» — кричали! Кстати, Наставник, ты сопоставил, что все три видения напоминают Миродержцам о гибели трех предводителей столичных войск?! Дед был первым воеводой, Брахман-из-Ларца — вторым, Карна-Секач — третьим… и все трое когда-то учились у Рамы-с-Топором!
    Говоры это, я вдруг ясно увидел: блеск ручья, брызги зелени между переплетением лиан — и изможденный лик аскета, у ног которого дремала секира с именным клеймом Разрушителя. Адская бездна плеснула на меня смолой из глазниц подвижника, заставив отшатнуться, пискнул дурак удод в гуще олеандра; и отзвук фразы, которая скорее всего никогда не была произнесена, зашуршал в моих ушах:
    «Вначале пал Дед, за ним — Брахман-из-Ларца, и теперь пришла очередь Секача. Мы стоим на пороге Кали-юги, Эры Мрака-а… а-а-а…»
    Я замотал головой и украдкой вытер пот со лба.
    Сома пенилась в чаше Словоблуда, и он смотрел на всплывающие пузырьки, словно от них одних зависела судьба Трехмирья.
    — Кроме того. Наставник: Яма ещё удивлялся, почему к нему не являются воины, погибшие на Поле Куру? Пришли буквально единицы, хотя люди гибнут тысячами! Да и те, что соизволили явиться… Адский Князь не вполне понимает, что им делать в Преисподней?! Вроде бы по заслугам им положено оказаться в моих мирах — а они почему-то свалились в ад! Петлерукий в недоумении; и я, признаться, тоже. Неужели на Курукшетре гибнут сплошь праведники?! Тогда мои миры должны быть забиты великими людьми под завязку!
    — Ты знаешь, я, собственно, за этим и пришел. — Мне показалось, что Брихас не на шутку встревожен последними словами. Загадочные нападения из Безначалья его, понимаешь ли, не волнуют, а какой-то миллион покойников… — За две недели битвы к нам не попал ни один человек.
    — Как это?! — Я едва не расплескал сому себе на колени. — Ты уверен?
    — Абсолютно.
    — Куда же тогда подевалась вся эта уйма убитых?! Не в миры же Брахмы?! Они веь кшатрии, что им там делать?!
    — У Брахмы их тоже нет. Я проверял, — без тени улыбки ответил Наставник. — И как раз собирался связаться с Ямой, но ты сам принес мне ответ.
    — Что происходит с нами, Идущий Впереди? Ты старше и опытней меня — может, ты знаешь, в чем дело? Или хотя бы догадываешься?
    — Нет, мальчик мой, не знаю. А догадки мои столь смутны и страшны, что их опасно высказыывать вслух — от этого они могут сделаться явью. Пока я доподлинно не уверюсь хоть в чем-нибудь… Ясно одно: видения Миродержцев связаны с битвой людей на Поле Куру. Надеюсь, тебе удастся…
    — Мне?! — Я был изумлен настолько, что забылся и перебил Наставника.
    Словоблуд не обратил наэ то внимания, хотя в других обстоятельствах мне пришлось бы выслушать длинную проповедь о вежливости, благочестии и уважении старших.
    — Тебе. Час назад прибыл гонец от тврего сына. Серебряный Арджуна молит Владыку Тридцати Трех о личной встрече в Пхалаке — это лес на юго-западе от Поля Куру. Достаточно дремучий, чтобы встреча была действительно с глазу на глаз.
    — Гонец? От Арджуны?!
    — Ну, не совсем гонец… Просто твой легкомысленный сын поймал за ухо оплошавшего гандхарва, когда тот пролетал мимо, и велел отправляться в Обитель с посланием. Отказать Арджуне гандхарв не решился, но таке не решился и беспокоить тебя. Вся Обитель шепчется: Индра с утра не в духе… Вот крылатый гонец и осмелился потревожить старину Словоблуда.
    — Я еду! Сейчас кликну Матали…
    — Я уже распорядился. Колесница готова и ждет тебя. Куда ехать, Матали знает.
    — Ты, как всегда, предусмотрителен, Наставник, — помимо воли улыбнулся я. — Предусмотрителен вплоть до дерзости.
    — С вами приходится, — Словоблуж слегка изогнул бескровные губы, что должно было, по всей видимости, означать ответную улыбку. — Езжай, Индра, выясни, что там стряслось у Обезьянознаменного Арджуны, а я тем временем разузнаю, где находится эта пресловутая троица. Невредно было бы с ними поговорить…
    — Какая троица?
    Занятый мыслями о сыне — Арджуна скорее дал бы себя оскопить, чем воззвал ко мне попусту! — я совсем забыл о предыдущем разговоре с Брихасом.
    — рТоица воевод, чью смерть видели вы, троица-Локапал. Видели и не смогли опознать.
    Брихас сглотнул и тихо повторил, видимо, для себя самого:
    — Гангея Грозный по прозвищу Дед; Наставник Дрона по прозвищу Брахман-из-Ларца; и Карна-Подкидыш по прозвищу Секач.
    Нет, все-таки он действительно мудрец! А у меня все из головы повылетало…
    — Хорошо, Идущий Впереди. Так и сделаем. А когда я вернусь — мы выпьем ещё по чашечке сомы. Потому что я никак не могу избавиться от ощущения, что у нас с тобой, и не только с тобой, осталось очень мало времени!
    Последняя фраза вырвалась у меня сама собой, будто шальная молния. Наставник бросил на меня быстрый внимательный взгляд.
    — Кмжется, ты начинапшь взрослеть, мальчик мой, — тихо проговорил Словоблуд, и блкклые глаза старика потеплели.
    Уже выходя во двор, я вспомнил, что за нашими разговорами и питьем сомы совсем запамятоавл сообщить Словоблуду о прилете Гаруды.
    Ладно. Вернусь — расскажу. Главное, снова не забыть.

    Глава IV

    OTEЦ И СЫН

    1

    Рыжий муравей, нахал из нахалов, копошился на моем колене. Так тщедушный горец из племнни киратов-охотников возится на голой вершине скалы в поисках мха-целебника или кусочков «каменной сполки». Не надо было даже откидывать край дхот (ткань, обертываемая вокруг бедер различными способами; нижняя часть одежды на манер юбки) и коситься вниз, чтобы обнаружить его беззаконное присутствие. Туда-сюда, туда-сюда, ещё и усиками, подлец, щекотался — ни малейшего почтения к Локапале Востока, который изволил посетить Второй мир!
    Собратья рыжего, кишевшие вокруг в поисках пропитания, усерюно делали вид, что меня не существует вовсе, а этот мерзавец облюбовал колено для послеобеденной прогулки и уходить явно не собирался.
    Сперва я вознамерился сбить муравья щелчком (не молниями же по нему шарашить!), но раздумал. Может, это какой-нибудь местный Индра муравьев, Владыка Тридцати Трех муравейников, способный поднять целых две иголки, в то время как его подданные еле-еле треть осиливают! Убийство насекомого, согласно утверждениям мудрецов, караы не отягощает,-да и мою-то карму отяготить — это ещё очень постараться надо!.. А все-таки пусть рыжий поживет лишний денек. Тем паче что меж узлов-корневищ папайи, на дальнем от меня конце поляны, уже завязывалось сражение: орда черных пришельцев схлестнулась с дбластными хозяевами здешних холмиков. Долг воина-кшатрия — защита личинок и маток; вон и муравьиный Индра стремглав несется вниз по моей голени, чтобы мниутой позже ввязаться в свалку на правом фланге!
    А ярко-алые лепестки цветов вполне сойдут за лужи крови.
    Ни дать ни взять Поле Куру в тот самый миг, когд ана нем впервые сошлисьь две рати, и ратхины (рядовой воин, от слова «ратха», т. е. «боевая колесница» (ср. «ратник»)) обеих сторон принялись споро уничтожать собратьев по ремеслу. Как там голосили мои гандхарвы-сладкопевцы, порхая над побоищем? «Сияет красою земля, по коей разбросаны отрубленные, богато украшенные кисти рук с защитными наперстками на пальцах, а также подобные слоновьим хоботам отсеченные бедра, а также красиво причесанные головы великих героев! Величествен вид земли, по которой, слоыно костры, чье пламя затухает, разбросаны безглавые тела с перерубленными конечностями и шеями!» Внимая побобным панегирикам, я всегда подозревал в своих крылатых певцах тайные наклонности, которым черной завистью позавидовали бы весельчаки кладбищ, свитская нежить Шивы! Да и сравнение с Великой Битвой выглядело сейчас изрядно притянутым за уши: муравьи-то были рыжие и черные, а на Курукшетре собрались одни рыжие! Я имею в виду, одинаковые собрались, свои, родичи, Лунная династич — кто ж виноват, что судьба развела братьев и отцов с сыновьями по разные стороны?
    А действитедьно, кто виноват?
    Мысль была странной. Не приличествуют Индре такие мысли. При чем тут виноватые?! Для кшатрия погибнуть в бою — высшая честь, накопление Жара-тапаса, душа павшего наследует райские миры, и недаром вдовы покойного отталкивают друг дружку локтями, стараясь первыми звойти на погребальный костер! А то уйдет повелитель, догоняй его потом на путях небесных…
    Впрочем, на Поле Куру благополучно приканчивали себе подобных не только знатные кшатрии или вольнонаемные бойцы низших каст. Благочестивые брахманы-двждырожденные выхвалялись знанием всех четырех видов воинской науки никак не менее, а то и поболе епрочих.
    За примерами далеко бы ходить не пришлось; да и не собирался я за ними ходить, за примерами.
    Воюют — и ладно, пусть их… не часто выпадает подобное зрелище, чего уж судьбу гневить.
    Погрузившись в раздумья, я не заметил, что уже некоторое время смотрю на муравьиное побоиже пристальней, чем следовало бы. А насекомые, прекратив свару, послушно выстраивались в боевые порядки: черные — остроносым клином «краунча», то бишь «журавлем», широко распластав крылья-фланги, а рыжие сбивались в несокрушимую «телегу», подравнивая ряды. Вьт теперь они точно напоминали войска на рассвете самого первого дня Великой Битвы, и вместо обученных слонов к муравьям уже спешили огромные жуки-рогачи, мелькая в траве перламутром спинок.
    В голове у меня почти сразу забубнил чуточку гнусавый голос Словоблуда, как бубнил он в дни моей юности, вбивая в сознание разгильдяя Громовержца основы Дханур-Веды, Знания Лука:
    — Один слон, одна колесница, пятеро пехотицев и трое всадников составляют ПАТТИ, урроенное ПАТТИ составляео СЕНАМУКХУ, утроенная СЕНАМУКХА составляет ГУЛЬМУ, утроенная ГУЛЬМА — ГАНУ, утроенная ГАНА — ВАХИНИ, утроенная ВАХИНИ — ПРИТАНУ, утроенная ПРИТАНА — ЧАМУ, утроенная ЧАМА — АНИКИНИ, а десять АНИКИНИ составлыют АКШАУХИНИ, и это есть самая крупная войскоовая единица…
    Помню, я тогда слушал Словоблуда вполуха, в полной уверенности: никогда, дажк потрать я на это остаток отпущенной мне вечности, не запомню все Словоблудовы премудрости. Потому что премудростей войны втрое больше, чем любонвых хитростей у красавиц апсар, а хитростей этих вдесятеро по отношению к лотосам в лесных озерах Пхалаки, где я сейчас сидел и ждал Арджуну… К счастью, я оказался не прав. Запомнил. Еще как запомнил. Назубок. Недооценил упрямство Словоблуда и свою бурную долю, оказавшуюся лучшим учителем.
    Муравьи с радостью разбежались, едва я ослабил внимание, даже не подумав возобновить драку; жуки уползли в кусты, а спорхнувшая с ветки птица каравайка выяснила, что роскошное пиршество откладывается, обиженно щеллкнула на меня клювом и улетела прочь. Эх ты, пичуга, тебе и невдомек, что, захоти я точно воссоздать начало Великой Битвы, мне пришлось бы опустошить все муравейники в округе, и не только в округе: ведь за сминой моего сына и его единоутробных бнатьев сояло семь АКШАУХИНИ войскк, а позади кауравов — целых одиннадцать. Ты считать умеешь, пернатая?! Без малого половина крора (десять миллионов) народу!
    Эта цифра потрясла меня на какой-то миг, и потрясла ещё раз, когда я вспомнил, что к сегодняшнему дню численность войск уменьшилась более чем вчетверо.
    Да в Преисподней у Ямы и в райских мирах должны с ног сбиваться! Лба утереть, должно быть, некогда! Поди, достойно размести такую уйму народп согласно личному тапасу каждого, просчитай срок отдыха или искупления, озаботься точностью следующего воплощения… Пралая, конец света!
    Тоолько где она, Пралая? Как не бывало! Тмшина и благолепие! Куда ж они все деваются, тсыячи и тысячи освобожденных душ?!
    Слону под хвост?

    2

    Похоже, он наблюдал за мной с самого начала, едва я появился в Пхалаке — и лишь сейчас решил выюраться из чащи.
    На его месте я бы тоже не очень спешил являть себя миру.
    Довольно-таки захудалый представитель буйного племени ракшасов-людоедов: шерсть слиплас ьколтуном, частокол желтых клков изрядно выщерблен, глазки подзаплыли, блестят в уголках белесым гноем. Да и росточку бедняга был, мфгко говоря, невелкого — всего раза в полтора повыше меня, когда я пребываю во бычном состоянии.
    Как сейчас, например.

    Страница 8 из 60 Следующая страница

    [ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ] [ Fantasy art ]

    Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |











топ халява заработок и всё крутое