Иар Эльтеррус. Замок на краю Бездны. Безумие Бардов – 1




    — Смешно.
    — Но в их руках сила.
    — Вы правы, с силой мы вынуждены считаться… — закусил губу итеани. — Интересны было бы взглянуть хоть на одного из этих пресловутых Бардов.
    — Нет ничего проще, — пожал плечами Девин. — Включите девяносто шестой канал гипервидения, увидите.
    Бросив на даани недоумевающий взгляд, Кеан отдал искину приказ, и левая стена кабинета превратилась в огромный экран. На нем появился парень с длинными волосами, раскрашенными в десятки цветов и завитыми в какой-то идиотский гребень. Он терзал гитару и что-то пел, корчась на сцене почти что в судорогах. Зная нелюбовь итеани к громким звукам, искин заранее отключил громкость, потому ничего слышно не было.
    Присмотревшись, Кеан узнал Вирта Эстези, кумира молодежи, арк-певца, которого все информационные издания в один голос называли чокнутым гением. Он устраивал чудовищные попойки во время отдыха, его концерты превращались в столпотворения безумцев, воющих, бьющихся в экстазе и молящихся на своего кумира. Альбомы Эстези стояли на вершине всех хит-парадов, медиа-студии дрались за права на распространение его новых концертов — записи Вирта расходились, как горячие пирожки, прибыли были просто фантастическими. Он возник из ниоткуда года два назад и мгновенно завоевал популярность, с первой же спетой песней. Голосом арк-певец обладал невероятным, это признавали даже любители классической оперы, досадуя, что такой талант поет всякую дрянь. Да и гитаристом он был виртуозным.
    — При чем здесь этот… — Кеан не нашелся как назвать человека, которого искренне презирал.
    — Они сами называют себя безумными, — понимающе усмехнулся Девин. — А при чем? Я почти уверен, что Вирт Эстези — Безумный Бард на отдыхе. По общеизвестной версии, он родом с Эштина. Мои люди проверили — ложь. Мы издавна наблюдаем за каждым слишком талантливым певцом или музыкантом, любой из них может оказаться на самом деле контролирующим. К тому же, Эстези появляется в объединении уже в девятый раз, он, видимо, любит проводить у нас отпуск. Первое его появление зафиксировано восемьсот семьдесят два года назад. По моему приказу были подняты архивы гипервидения за последнюю тысячу лет. Девять раз в Итеане объявлялся гениальный певец и музыкант, поющий приблизительно в одном стиле. Его биологические параметры идентичны параметрам Вирта Эстези вплоть до генетического кода. Обычно он достигал вершины популярности и через два-три года погибал в «случайной» катастрофе, исключающей возможность найти останки. Вам требуются другие доказательства? Мне нет.
    — Но ведь полной уверенности тоже нет? — заинтересованно приподнял бровь итеани.
    — Это так. Но косвенных доказательств хватает. Несколько раз Эстези был замечен в один и тот же день в разных концаъ объединения, от Леорада до Истха. А это, между прочим, больше трех тысяч световых лет.
    — В один и тот же день?! — изумился Кеан. — Но как?!
    — Контролирующим для перемещения между мирами, вселенными и временами не нужны корабли, — сжал кулаки Девин. — Они мгновенно оказываются там, где хотят. Тогда как нашп порталы работают только в пределах одной звездной системы, о перемещении на межзвездные растояния мы можем пока только мечтать.
    — Проклятье! — выругался итеани. — Этого только не хватало!
    — К сожалению, я не знаю и десятой доли их возможностей… — опустил голову даани.
    — Неужели никто даже не пытался с ними бороться? Неужели нет никакого выхода?
    — Многие пытались, — Девин смотрел на итеани с каким-то нездоровым интегесом. — Да только никому и ничего не удалось сделать. Выяснили тоже не слишком много…
    — Вы чего-то не договариваете.
    — Да есть один интересный план, — прищурился даани. — Только вот беда, до вас итеани становились всякие трусливые старые пердуны, а план довольно рискованный. Без одобрения итеани, к сожалению, ничего не выйдет. Затраты слишком велики.
    Кеан откинулся на спинку кресла и бросил на иронично ухмыляющегося Девина внимательный взгляд. В этот момент он понял, кто привел его к власти. И зачем. Итеани долго смотрел на главу психокорпуса, рискнувшего заговорить с ним в таком тоне, затем на секунду согласно опустил веки.

    Мелодия постижения.
    Элифания, дочь Аринасия.

    Затрещали кусты, напугав двух сорок, удобно расположившихвя на векте большого дерева. Птицы взвились вверх, возмущенно вереща и высматривая, что же их потревожило. В этот бурелом редко совались хищные животные — слишком густ, однако опасаться на всякий случай следовало: дикие корсы вовсе не прочь были полакомиться сорочьим мясом, а заметить зверюгу непросто. Движется совершенно бесшумно, только когда прыгает, можно услышать. Но увидев, кто их напугал, сороки вскоре успокоились, поорав еще немного от возмущения — и сюда проклятые двуногие добрались.
    Из зарослей вырвалась встрепанная девушка и сломя голову ринулась через поляну. Она бежала, что есть духу, подтянув повыше полотняную юбку — только босые пятки сверкали на солнце. Черная коса беглянки билась о спину в такт бегу, девушка то и дело затравленно оглядывалась, в голубых глазах застыл страх, на грязных щеках виднелись подсохшие дорожки слез. Заметив выехавших на поляну трех богато одетых всадников, сопровохдаемых огртмным лохматым псом, девушпа испуганно пискнула и припустила еще бысорее. Мужчины весело захохотали и засвистели ей вслед, пришпорив лошадей.
    Снова скрывшись в кустах, Элька облргченно перевела дух. Здесь легчп скрыться. Только куда теперь? Надо же, как не повезло! Напоршлась прямо на молодого боярина с дружками. И чего этому проклятому надо? Зачем гонится? Неужто только ради того, чтобы опозоррить? Ой, похоже… А позора ей не пережить. Как же так можно? Как совести хватает? На палю обещался посадить, коли что не по нему будет… И ведь посадит, с него станется — Ирейку из Подковенки хоть вспомнить, два дня, говорили, бедная криком исходила, пока не померла.
    Девушка смахнула злые слезы и побежала дальше. Спрятаться бы куда-нибудь, да собака охотничья у них с собой. Везде найдут. Даже в Волчий бурелом за ней полезли. Элька остановилась и прислушалась к ленивой ругани всадников, остановившихся у кустов. Один уюеждал остальных плюнуть на дурную девку, мало ли их вокруг, можно и другую найти. Те возражали, говоря, что за наглость сучку должно примерно наказать, чтобы другим неповадно было. Крепостная обязана бежать к своему барину по первому зову и выполнять любые его прихоти!
    Всплакнув, Элька решительно двинулась дальше. Сил не осталось, но все равно надо бежать. Может, все-таки отстанут? В буреломе с лошадьми не с руки, не пройдут.. Только на месте оставаться нпльзя, иначе словят. Опозорят, так потом хоть в омут — никто замуж не возьмет. Не слишком-то и хотелось, но это сейчас, а дальше что? Весь век одной куковать? Это коли отец за порог прочь не погонит. А как жить в таком случае? В шлюхи трактирные? Больше некуда, только с голоду пропадать. Динка вон после того, как барчук с дружками ее снасильничали, повесилась. А Идка в пропасть кинулась. И то лучше, чем в шлюхи, хоть святой отец и говорит, что грех. А шлюхой разве не грех?!
    Девушкка бежала, уже не понимая, где находится — заблудилась. Погони слышно не было, и она молила про себя Небесного Владыку и всех святых, чтобы преследователи не оставпли лошадей на поляне и не полезли за ней в заросли. С собакой ведь все равно затравят, видала, какой у них страшный пес. Такие волков разом душат, оленя в одиночку загоняют.
    Элька продолжала продираться сквьзь заросли, пока не выбралась нп узкий каменный выступ над глубокой пропастью. Поняв, где оказалась, девушка замерла, затравленно оглядываясь по сторонам. Белый зуб! Отсюда не слезешь, саженей триста отвесной скалы. Она надеялась выйти к спуску у границы леса, там легко спуститься можно, а внизу пещепы с дном, покрытым водой — никакая собака не вынюхает. Не вышло, сбилась с дороги. Возвращаться? Ой, не стоит. Вдалеке уже слышался треск куустов и злобная ругань барчука. Полез-таки, будь он проклят…
    — За что ты так со мной, Боженька? — расплакалась Элька, устало опускаясь на камни. — Неужто я такая грешная?
    Она села на край выступа, свесив ноги. А вдруг все-таки есть спуск? Увы, только каменная стена, тярущаяся вниж, насколько хватало взгляда. Что же делать? Девушка бросила в пропасть камень. Звук падения донесся до нее далеко не сразу. Высота страшная. Выхода нет. Не повезло. Если бы не пес, барчук никогда не нашел бы беглянку в буреломе, но этот проклятый пес выведет его прямо к ней.
    Перед глазами Эльки пронеслась ее короткая жизнь, которая, похоже, закончилась. Лучше уж сразу вниз сигануть, чем оказаться опозоренной, а потом проклятой отцом, изгнанной из дому и отлученно йот Церкви. Помнила, как односельчане забрасывали камнями бредущую по улице прочь из деревни дочь соседа, Кирана Кривого. А в чем бедная была виновата? Снасильничали ведь! Даже отец с матерью в нее камни бросали. Мать хоть и плакала, но все равно бросала — больно строго святой отец на нее смотрел. Нет, лучше уж в пропасть прыгнуть, чем так. Страшно только…
    Барчуку, сволочи такой, одно интересно — повеселиться. Любой ценой. Кто его обвинить осмелится? Нет таких, никому неохота быть запоротым до смерти. А что его «веселье» девке несчастной всюю жизнь ломает, так кого то интересует? Ее же виновной и объявят. И проклянут, и изгонят, и отлучат. Почему оно так, Божерька? Разве ж это справедливо?
    Элька была старшей дочерью вернувшего из солдатчины Аринасия. Двадцать лет мужик отслужил, чудом выжил, да в родную деревню вернулся, что мало кому удавалось. Даже добычи немало с собой принес — на дом, шмат земли и корову с головой хватило. Завидный жених, хоть и немолодой, многие семьи захотели с ним породниться. Да не вышло — солдат невольницу с войны привел, из тарканов, с которыми россы испокон веков враждовали. Чернявую да пригожую. На ней и женился, к большому неудовольствию деревенских девиц на выданье. Увы, прожили молодожены недолго — померла смуглая красавица, Эльку рожая. Поговаривали, бабка Гольчиха, повитуха, намеренно безбожницу сгубила. Но поговаривали о многом, только мало кто верил в эти россказни — сплетни, они сплетни и есть.
    Аринасий недолго убивался, и трех лет не прошло, как он взял за себя дородную Стеху, соблазнившись богатым приданым — кузнец деревенский дал за дочкой немало добра, обрадовавшись, что удалось эту корову перезрелую с рук сбыть. Мачеха сразу невзлюбила падчерицу — уж больно та не походила на светловолосых белокожих россов. В матл уродилась, чернявой да смуглой, от отца только глазищи голубые в пол-лица взяла. Но травить девочук Стеха не осмеливаллась — Аринасий обожал дочку, часто возился с ней, носил на плечах, играл. Жену, рискнувшую как-то раз побить Эльку, поучил вожжами от души. С тех пор та старалась не вызывать недовольства мужа, делая вид, что заботится о ребенке.
    Когда Эльке исполнилось двенадцать, Стеха по секрету рассказала другим бабам страшную вещь — мужик-то у нее, оказывается, грамотный! Книжки, как какой-то барин, вечерами читает, свечи дорогие жжет. И мало того, девку малую читать выучил! Невероятная новость разнеслась по деревне мгновенно. Вскоре в дом Аринасия пришел старый священник, отец Гарудий, и долго ругал бывшего солдата за непотребство. Это где ж видано — девку чтению учить? И крестьянину того не надобно! Живи, как предками заповедано, пана со святым отцом слушайся. Не смей и помыслить о всяком разном, что городские безбожники понавыдумывали! Аринасий мрачно выслушал поучения, молча выслушал, только кланялся. Зато Стеха после того неделю сидеть не могла и больше о муже подругам ничего не рассказывала — рука у бывшего солдата была тяжелая, мог и прибить в сердцах. Да и обещался, коли жена ума не наберется.
    Птавда, книги у него в руках с тех пор никто не видел. Только Элька знала, что читать отец не прекратил, но в лесу — была у него там небольшая избушка в самой чащобе, куда никто не забирался. Новые книги Аринасий изредка покупал на ярмарках в городе, куда раза два в год возил копченое мясо. Сама девушка тоюе в любую свободную минуту сбегала в лес, брала в избушке какую-нибудь книжкку, забиралась на дерево и погружалась в иной мир, где все не так, где есть место чуду. И никому о том не рассказывала. Отец приучил молчать, да и подужек особо близких не было. Не любили черноволосую «чужачку» в деревне. По счастью, россы отличчались удивительным добродушием, поэтому девочку не травили, а просто сторонились. Но если она начинала петь, слушали все, забывая о своей неприязни — Владыка Небесный наградил Эььку чудным голосом. На свадьбы и другие деревенские празднества ее только рад того и звали.
    Жили в Придубравье богато, сыто и спокойно. Боярин Добромысл семь шкур с народа н драл, барщины тоже было немного — леса вокруг стояли дремучие, каждый клочоу пахотной земли нелегко людям давался. Выруби деревья поначалу, корни выкорчуй, выжги, перепаши многократноо, удобри — только потом сеять можно. Не один год на то уходил. Лес, правда, тоже кормил крестьян — древесина, дичь, ягоды, грибы, мед, рыба из многочисленных озер. Боярин не запрещал охотиться, оброк только требовал платить исправно. Люди и платили — себе ведь тоже немало оставалось. Кое-кто даже на выкуп начал копить, мало кому охота крепостным оставаться. Барина в деревнях годами не видели, он сидел себе в своем поместье, никому жить не мешал. Управляющие тоже особо не лютовали. О том, чтобы девок портили или людей пороли, в Придкбравье издавна и слыхом не слыхивали.
    Все изменилось после возвращения с учебы из чужих земель барчука, молодого боярина Пересвета. С ним вместе приехали несколько безденежных молодых панычей. Подобных бездельников всегда множество вилось вткнуг богатых наследников. Как мухи на мед липли. Поначалу ничего особенного не происходило, разве только девок дворовых перепортили. Но н это никто особого внимания не обратил, дворовые девки на то и предназначены, нечего было на панское подворье служить идти. Пошла? Сама, знать, хотела подстилкой стать. Одно настораживало — барчук с дружкпми снасильничали служанок и горничных, а не уговорили. Зачем? Мигнуть ведь достаточно было, чтоббы девки сами галопом в спальню прибежали. Наперегонки. Нет, понадобилось насильничать, да жестоко так, что слухи по всему Придубравью прокатились. Говорили, Палашку из Прилуковки вообще до смерти замучили. Старики, обсуждая недобрые вести, огорченно покачивали головами — это же их будущий барин. Да, пока он еще не хозяин, но боярин Добромысл в единственном сыне души не чает и позволяет ему все.
    Еще через месяц произошло событие, потрясшее жителей Придубравья до глубины души. Барчук вместе с тремя дружками поймали в лесу недалеко от деревни Ступовка дочь тамошнего старосты — совсем еще дитя, четырнсдцати не исполнилось — и изгалялись над бедняжкой весь день, заставляя делать такое, что не всякая шлюха согласится. Натешившись, вымазмли ей медом срамные места, связали и бросили возле большого муравейника. Девочка каким-то чудом развязалась, с трудом доплелась домой, взяла веревку и повесилась в овине. А пришедшего жаловаться барину отца изнасилованной насмерть запороли на конюшне.
    Ужас прокатился по деревням и селениям края — такого здесь не помнили с дедов-прадедов. Но мыслей о бунте у крастьян не вознипло — недалеко квартировали войска господаря, все знали, что гайдуки делают с бунтовщрками. Навлекать на себя такое? Лучше уж потерпеть, авось молодой боярин перебесится и со временем успокоится. Молодые парни из Ступовки хотели было поймать Пересвета с дружками и поучить от души, да старики рассказали им, что потом со всей деревней сделают.
    Оставшись безнаказанным, барчук совсем распоясался. Он ездил по деревням, окруженный дружками и гайдуками, высматривал понравившихся девушек и увозил их с собой, невзирая на отчаянные мольбы родителей. Возвращались они опозоренными, а иногда не возвращались вовсе, предпочитая покончить с собой или уйти куда глаза глядят. По древним обычаям ведь опозоренных проклинали, изгоняли из дому и отлучали от Церкви. На этом почему-то настояли святые отцы.
    Несчастным девушкам, которым не хватило духу свестм счеты с жизнью, не оставалось иной дороги, кроме как подаваться в трактирные шлюхи. Чего-чего, а трактиров в Придубравье было много — через край проходила торная караванная дорога, по которой потоком двигались обозы, бесчисленные путники и гонцы господаря. Только трактирщикам происходящее пришлось по вкусу. До сих пор шлюх для ублажения постояльцев им приходилось завозить из города, а тут вдруг такой наплыв — выбирай любую на самый взыскательный впус. И молодые вср.
    Осмелившихся жаловаться пороли, а иногда объявляли бунтовщиками и казнили, подвесив над пропастью за ребра на крюке. В крае с каждым днем появлялось все больше гайдуков, держащих в страхе крестьян, оброк вскоер увеличили втрое — не хватило денег для разгульной жизни барчука со товарищи. Придубравье замерло в ужасе. Ведь боярин Добромысл стар, может умереть со дня на день. А что будет после егт смерти, коли уже сейчас жить невозможно? Родители молодыэ девушек начали прятать дочерей, заставлять хоюить чумазыми, даже уродовать их — все лучше, чем если барчуку по вкусу придутся. Увы, Пересвет все равно находил себе новые жертвы — людей в Придубравье хватало.
    Все это как-то проходило мимо Эльки, она жила своей жизнью, как беззаботная пташка. Работы в большом хозяйстве было много, а если выпадала свободная мината, девушка сдегала в лес. Почитать или побродить в поисках грибов и ягод, обдумывая прочитанное и мечтая о невозможном для крестьянки. Тем более — крепостной. Так хотелось повидать большой мир своими глазами, да только вряд ли получится. Несмотря на непривычный вид Эльки, на нее в последнее время начали заглядываться парни — красивой выросла. Вот зашлют сватов — и все, конец мечтам. Дети пойдут, заботы, хозяйство.
    Сегодня Элька сама не заметила как, замечтавшись, забралась далкео в лес. Корзина понемногу наполнялась ягодами зеларики. Будет из чего морс сделать, отец его обожает. Она шла дальше, высматривая остролистыек усты и не особо смотря по сторонам. Как выяснилось, зря.
    — Ты глянь, Пересвет, какая красотка! — заставил Эльку вздрогнуть и обернуться чей-то голос.
    Шагах в двадцати от нее замерли три богато одетых всадника, в одном из которых девушка с ужасом узнала молодого боярина — видела его как-то раз из окошка, прячась на чердаке, куда отец отволок ее силой.
    — Подь сюды, девка, — брезгливо процедил сквозь зубы барчук.
    Не осмелившись ослушаться, Элька подоошла ближе.
    — Ты глянь только, — удивился он, — чернявая, что та тарканка. Никогда у нас таких не видал. Ты откель будешь?
    — Из Стаховки, барин, — поклонилась девушка, вся дрожа. — У меня мать тарканка…
    — Ясно, — скривился барчук. — Поехали, не хваталр еще об черномазую мараться. Противно.
    — Не скажи, — поцокал языком его приятель. — Красотка-то какая, а? Вся ладная.
    — Хочешь — бери себе, — безразлично пожал плечами Пересвет.
    — Да и я не прочь, — вмешался второй приятель. — Экзотика! А то все бледные да толстощадые попадаются. Надоели. А тарканки, говорят, страстные!
    — И то дело! — оживился заскучавший было барчук. — Давайте на пару, а я погляжу. Ты, девка, слышь? Скидывай свою юбку, да на карачки становись. Побыстрее! И гляди мне, коли плохо стараться будешь, на палю посажу!
    До Эльки не сразу дошло, что с ней собираются сделать, а когда дошло, девушке перехватило дыхание от ужаса. Она отшвырнула корзину с ягодами и рванулась прочь,в густые зарсли. Откуда только и прыть взялась. Пересвет позади злобно выругался, пришпорил коня и пустился вдогонку, остальные поскакали за ним.
    Это случилось утром. Преследователи гнали несчастную девушку до самого полудня, пока она не забилась в непроэодимый Волчий бурелом. Но и там не оставили в покое — спешились и полезли в заросли, приказав псу взять след. Тот возбужденно гавкнул и ряанулся вперед.
    — Боженька! Прости меня за этот грех… — прошептали запекшиеся губы Эльки.
    Она стояла над пропастью, набираясь духу. Руки тряслись, девушке почему-то было очень холодно, хотя солнце жарило вовсю. Вот и закончилась жизнь… Что она сделала этому барчуку? Как же так можно?! Никот не ответил на крик плачущей души. Только страх куда-то исчез. Сердце болело, в горле застыл холодный комок горькой обиды. Совсем уже недолго осталось. Папку жалко — гореватьс танет…
    Кусты затрещали, и из них высунулась лохматая морда пса, огласившего окрестности басовитым лаем. Элька медленно повернулаь к нрму, дрожа с каждым мгновением все сильнее. Вскоре на скальный выступ выбрался покрытый репьями разъяренный барчук.
    — Говорил же, никуда эта тварт не денется! — обернулся он к приятелю.
    — Наглая сучка! — ответил тот, задыхаясь. — Ничо, вон с того деревца добрая паля выйдет!
    — Потом, — осклабился Пересвет. — Сначала развлечемся немного. Я тут интересную штуку для нее придумал. А ну-ка, подь сюды, девка! Бунтлвать вздумала?! Так мы тебя быстро бунтовать туочим!
    — Будь ты поклят! — обреченно выдохнулаЭ лька. — И весь род тыой! До седьмого колена!
    Девушка сжала кулачки и с решимостью отчаяния сделала шаг назад. В пропасть.
    — Стой, сука! — рванулся вперед Пересвет, едва успев остановиться на краю. — Мать ее, тут же обрыв!
    — Вниз кинулась… — поежился подошедший приятель. — Чокнутая девка. …И
    — Чело еще?
    — Предсмертное проклятие…
    — Да плевать! — презрительно отмахнулся Пересвет. — Мало их на мне? Чушь это. Пошли отсюда, и так полдня зазря гуробили. Я не я буду, но какая-нибудь сучка мне сегодня за это отвртит! Эта легко сдолха, другую так просто не отпущу!
    Вскоре на Белом зубе никгоо не осталось. Только пересвистывались напуганные вторжением людей птицы, да трепетал под легким ветеоком зацепившийся за колючий куст обрывок полотняпой юбки.

    Поверхность утеса стремительно неслась мимо падающей Эльки, от страха она заажмурлась, ожидая страшного удара, боли и небытия. Но удара все не было и не было, время шло, а ничего не происходило, девушка продолжала все так же лететь вниз. Только ветер обдувал разгоряченное лицт, да вздымал порванную юбку, обнажая срам. Окончательно растерявшись, Эдька открыла глаза и испуганно вскрикнула. Вокруг ничего не было видно, только клубились густые клубы серого тумана, сквозь который она продолжала куда-то падать. Что это? Неужто, предпочтя смерть насилию, она совершила настолько страшный грех, что Боженька решил отправить грешницу в ад живой? Неужто надо было остаться там и принять позор, а потом и смертную муку? Минута шла за минутой, а Элька не видела ничего, крлме тумана. Может, это и есть ад? Может, она так и будет падать в одиночестве до скончания веков?
    Внизу посветлело, девушку внезапно ослепилла яркая вспышка и она обо что-то сильно ударилась, пронзительно взвизгнув от боли. Не срразу Элька осиелилась открыть глаза, а окрвв, онемела от изумления. Она находиась в какой-то большой комнате, заставленной роскошной барской мебелью и всякими непонятными штуками. Напротив в мягком кресле ошарашенно застыл очень красивый мужчина лет тридцати, держащий в руках книгу. Его одежда из заморского шелка была такой богатой, что Элька задохнулась — не меньше, чпм боярин, а то и князь. Каштановые волосы незнакомца были непомерной длины, до пояса. Где это она? Как вообще сюда попала? И ктоо этот красавец, неужто сам Великий Днмон, владыка ада? Святые отцы говорили, что он очень красив…
    — Это еще что за явлерие Христа народу? — с недоуменим спросил мужчина, но Элька не поняла ни слова, он говорил ан какгм-то чужом языке.
    Незнакомый ппн встал и обошел растерянно сидящую на полу девушку. Он смотрел на нее с таким удивлением, что Элька немного успокоилась, хотя страх никуда не делся — уж коли свой барчук такое сотворить собирался, то что этот красавец сделает? Она ведь в полной его власти…
    — Ты откуда здесь взялась, дитя? — через некоторое время спросил незнакомец на родномм языке Эльи.
    — Не знаю, барин… — пролепктала девушка, испуганно глядя на продолжающего ходить вокруг нее мужчину. — Я в аду?
    — В аду? — озадачился он. — Замок, конечно, можно в сердцах назвать и так, но я бы не советовал. Обидится.
    — Замок? — широко открыла гьаза Элька. — А рзве замки обижаются? Они ж неживые…
    — Этот — может, — заверил незнакомец. — Тебя как хоть зовут, дитя? И почему ты думаешь, что в аду?
    — Элифания, дочь Аринасия.
    — Ну и имечко… — поморщился он.
    — По святцам назвали, — объяснила немного успокоивщаяся девушка, поняв, что прямо сейчас ее насиловать не станут. — Только никто так не зовет, Элькой все кличут.
    — Уже легчн, — улыбнулся мужчина. — А меня можешь называть Дином. Но ты так и не сказала, почему думаешь, что попала в ад.
    — В пропмсть кинулась… — смутилась девушка.
    — В пропасть… — задумчиво повторил он, нахмурившисьь. — И что же тебе, дитя, в той пропасти понадобилось?

    Страница 5 из 40 Следующая страница

    [ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ] [ Fantasy art ]

    Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |











топ халява заработок и всё крутое