Иар Эльтеррус. Бремя императора. Элианская империя - 1

— Но зачем?! — начальник третьего департамента недоуменно уставился на девушку.
— Мне в жизни осталось только одно, папа, — криво усмехнулась Кара. — Месть. Ни детей, ни семьи у меня после всего случившегося уже никогда не будет. Жить я не хочу, но буду. Ради того, чтобы отплатить.
— Я сам им за все отплачу, кнопка! — прижал руки к груди Диппат.
— Ее желание, это далеко не все, дружище, — тяжело вздохнул император. — Далеко не все. Ты ведь знаком с полным списком пророчества Пятерых?
— Знаком. Но какое отношение оно имеет к Каре?
— Такое. Беспалая из этого пророчества — твоя дочь.
— Что?! — вытянулось и побелело лицо Диппата.
Это чудовище — его маленькая девочка? Добрая и ласковая, как котенок, Кара? Невозможно! Беспалая, судя по пророчеству, нечеловечески жестока, она будет играть роль палача порой, и играть ее с немалым удовольствием. Впрочем, а чего он хотел? После всего, что святоши с сотворили с его дочерью, это еще самое малое. Но почему именно она? Почему эта страшная судьба должна была выпасть бедной девочке, которая и так прошла через ад? Почему?! Где же справедливость, Единый?! Диппат поверил императору сразу, такими вещами не шутят. Он молча опустился на первый попавшийся стул, обхватив голову руками. Из глаз пожилого человека смотрело само отчаяние.
Кара с трудом вышла на огромный балкон под крышей императорской башни, ноги начали болеть так, что никакого терпения не хватало, слишком много нагрузок этой ночью пережили десятки раз ломаные и неправильно сросшиеся кости. Хоть бы только не опозориться, не упасть, не показать своей слабости. За ней вышел рыжий парень, который должен стать ее наставником. Девушка искоса поглядывала на него, пытаясь составить свое мнение о человеке, который вскоре будет ближе отца и брата, если бы таковой у бывшей узницы имелся. Молодая женщина со странной внешностью, первая ученица скомороха, тоже настораживала Кару, какая-то она донельзя странная, полностью не от мира сего.
— Я, Сантиар ар Эрхи, младший горный мастер боевого братства империи Элиан, беру в ученицы Кару ар Тарнель и произношу Слово Воина! — голос рыжего неуверенно подрагивал. — Прошу его величество императора занести мои слова в Анналы Братства!
Слова Санти подтвердил Ланиг, тоже произнесший короткое заклинание.
— Ученица Кара, согласна ли ты принять ученичество? — заставил девушку вздрогнуть громовой голос императора. — По доброй ли воле ты его принимаешь?
— Согласна! — хрипло отозвалась она, горло внезапно пересохло. — Я принимаю ученичество по собственному желанию, никто меня не заставлял!
С шара на верхушке башни сорвался белый луч и ударил Кару в лицо, мгновенно окутав ее тело сияющим коконом. Имиератор переглянулся с Ланигом — снова сюрпризы, такого не бывало даже нр с кем из Пятерых, не говоря уже о ком другом. Из белого кокона внезапно раздался звериный вой боли, что-то там происходило, но даже вся магия Марана не помогла понять, что именно. Сгусток света бешено вертелся на балконе добрых минут десять, и все это время девушка внутри кричала. Страшно кричала. Диппата пришлось держать силой, чтобы он не рванулся на помощь и не испортил посвящения.
Белый, слепящий туман вокруг рассеялся. Кара медленно встала с пола, не понимая, что случилось. Ей было донельзя стыдно за то, что не сумела сдержаться и выла, как подзаборная собачонка под плетью. Но боль, испытанная внутри кокона, оказалась куда сильнее всего, что девушка испытала во время плена. Что-то настораживало, что-то непривычное. Что-то мешало. Кара опустила взгляд и ошеломленно застыла. У нее снова была грудь! И, похоже, все остальное тоже. Шрамы и вовсе исчезли. Недоверчиво ощупав себя, девушка поняла, что права — случилось чудо, она снова полностью здорова. Понятно теперь откуда боль, полное исцеление за столь короткое время имеет свою цену. И цена эта — боль. Не такая уж и большая цена, если разобраться. Одно только было прежним. Руки почему-то остались трехпалыми, похожими на клешни краба, только крючковатые, негнущиеся пальцы стали нормальными. В придачу, присутствовал какой-то странный зуд в них. Казалось, нужно напрячься, и произойдет что-то важное. Кара послушно напряглась, и из кончиков пальцев, прорвав кожу, медленно выдвинулись когти. Страшные, загнутые, острые, полупрозрачные когти, которыми легпо можно разорвать человеку горло. Это еще что такое? Откуда? Впрочем, плевать. Пригодятся. Девушка запрокинула голову, и в темное ночное небо унесся безумный, нечеловеческий хохот. Подождите, господа палачи, скоро за вами придет беспалая смерть. И не ждите пощады, ее не будет.


26. Черный клан.

У большого, стрельчатого окна сидела очень красивая черноволосая молодая женщина в скромном, сером платье послушницы и мечтательно улыбалась, смотря на облака. Еще немного, и совсем стемнеет. Он придет. Точнее, прилетит. До сих пор не верилось, что любимый человек умеет летать, но лгать Лек не стал бы. Обещал взять с собой в небо. Вспомнив носатый облик горца, она вздохнула. Скорее бы уже прилетал, страшно по нему соскучилась.
Здание тарсидарского монастыря святого Даонира выглядело несколько необычно для центральных областей элианской империи. Четыре узких, высоких строения,_соединенные висячими мостиками и окруженные крепостной стеной в полсотни локтей, если не выше. В центре между башнями располагалось кубическое сооружение часовни с косым крестом на крыше. Никаких украшений, сугубая функциональность. Совсем не так выглядели монастыри и храмы неподалеку, их украшали бесчисленные статуи и барельефы, повествующие о житии основоложников элианской Церквии, святых великомучеников Лодама и Эскена. Далеко не всем служителям божьим нравилась эта варварская роскошь. Епископ Даонир, например, живший около семисот лет назад, проповедовал скромность во всем, от одежды до архитектуры. Потому-то построенный им монастырь и выглядел настолько невзрачным. Даонирцы и до сих пор остались аскетами, несмотря на все произошедшие с учением основателей изменения. Но одновременно они проповедовали принцип: “К вящей славе Единого!”, оправдывая любые преступления во имя Церкви. Именно из этого монастыря выходили лучшие убийцы, отравители с фанатично горящими глазами, искренне верящие, что за все их злодеяния их ждет рай.
Талантливую послушницу, успевшую спровадить к праотцам добрый десяток неугодных архиепископу тарсидарскому люжей, направили для обучения именно сюда. Лучшей школы для отравителей в империи не существовало. Император, понятно, о существовании такой школы не имел ни малейшего понятия, даже не подозревал о ее существовкнии. Когда Элиа сообшила о ней, Маран долго не мог придти в селя от изумления. Вольно же толкуют учение великомучеников святые отцы, слишком вольно. Придется заставить их пересмотреть свои взгляды. Давно уже не выпадало его велчиеству случая заслать агента в гадючье кубло епископата, и баронесса ар Сарах крайне удачно подвернулась под руку. Святоши поверили девушке после того, как она без зазрений совести убрала нескольких недоброжелателей его преосвященства, которому как-будто служил епископ Равитар, куратор Элиа. На деле, конечно, этот иерарх, как и все прочие, не служил никому, кроме себя самого. Девушка совсем не переживала по поводу случившейся по ее вине смерти нескольких гадюк из кубла. Все равно ведь рвут друг друга без всякой пощады, так почеиу бы и не помочь им в этом благом деле? Всяко количество сволочей поуменьшится, уже неплохо.
Интрига, задуманная девушкой совместно с императором и Ланигом, постепенно разворачивалась. Элиа с недавних пор искренне уважала старого мастера, начисто позабыв о прежних страхе и ненависти. Да и сама добилась его уважения, поскольку действовала без лишних сомнений, не разводила ненужных сантиментов на пустом мксте. Надо убить врага? Значит, надо. На то он и враг. Угрызения совести? С какой стати? Враг бы не пожалел. Тем более, что к епископам и иже с ними девушка испытывала редкую гадливость, с каждым днем все усиливающуюся. Гнездо ядовитых гадов, да нет, хуже, гады редко кусают друг друга, а эти постоянно. Все время выискивают как бы подсидеть и подставить соседа, прорваться выше любой ценой. Ценой чужой боли, чужих жизней, чужого унижения. Поварившись немного в мутном вареве тарсидарского епископата, Элиа поначалу растерялась. Не представляла себе, что люди, долг которых в исцелении душ, на самом деле являются самым гнусным звепьем. Ни единого порядочного священника господа епископы и архиепископы в свою среду не допускали, а если какой чудом и прорыватся, то белую ворону начинали травить скопом и очень быстро затравливали.
Для епископа Равитара новая послушница была всего лишь инструментом влияния, он даже подумать не мог, что резкий всплеск ненависти между соперничающими за влияние кликами — ее рук дело. Что именно молодая баронесса ар Сарах стоит за всеми последними странными событиями, за загадочными смертями нескольких высокопоставленных иерархов, за поползшими по епископату жутковатыми слухами. Что именно эаат прелестная юная особа, на которую облизывались многие из старых сластолюбцев, держит в своих нежных ручках многие нити происходящего в тарсидарской епархии, что архиепископ буквально тает, когда она входит и позволяет своей любимице очень многое. Всего лишь несколько месяцев взяло у Элиа достижение столь великолепных результатов, девушка сама порой не понимала каким образом у нее все получается. Наверное, просто оказалась в своей стихии, нашла точку приложения сил. Император с Ланигом тоже приходили в тихий восторг, издали наблюдая за виртуозной игрой молодой баронессы. Они помогли Элиа понять, что далеко не все люди одинаковы, помогли разделить этих самых людей на своих и чужих. Ради своих девушка готова была на все. А чужие? Да бог с ними, если зла не творят. Можно даже помочь в случае беды. А вот если творят... Тогда пусть не обижаются. Любые методы борьбы со зверьем приемлемы.
Одно только сильно смущало Элиа, и даже больше, чем смущало. Став послушницей, она постоянно страдала от домогательств монастырских сластолюбцев. Благо хоть епископа Равитара многие побаивались, хорошо зная его репутацию хладнокровного убийцы. Потому и курируемую им послушницу трогать особо не рисковали. Но немало было и таких, которые не боялись ничего и никого, живя только ради удовлетворения собственных страстишек и гнусных желаний. Этим приходилось давать отпор, а попадались среди них и довольно высокопоставленные личности. До того, как Элиа снискала доверие архиепископа и стала неприкасаемой, она время от времени вынуждена была просить Ланига убирать слишком настойчивых. Тайные стражи старого мастера делали это быстро и незаметно, досаждающий объект просто исчезал. Бесследно. В епископате подобное давно никого не удивляло, каждый паук думал только о себе, считал себя пупом земли, потому травили людей здесь часто и со вкусом. Или отправляли в мир иной другим способом, порой довольно грязным и жестоким. Самым шиком считалось обвинить другого в ереси, но не только обвинить, а и доказать каким-то образом свое обвинение. Тогда ведь врага ждал костер. Жгли приговоренных в тайне, в отдаленных монастырях, куда редко наведывались горные мастера — одного инцидента было бы достаточно для закрытия любого монастыря и немалых репрессий по отношению к нарушившим закон. С каддым днем девушка все больше поражалась концентрации мерзости в верхушке элианской Церкви. Какой-то кошмар, иных слов она подобрать не могла. И это при том, что простые приходские священники довольно часто были самыми настоящими святыми подвижниками, отдавая все свои силы служению богу и людям, ничуть не жалея себя любимых. Почему же так вышло, что все до единого высокопосставленные церковные иерархи — сволочь? Элиа много размышляла над этим, но так ничего толкового и не надумала. Попросить его величество разъяснить, что ли? Уж он-то наверняка знает. Или постараться дофти самой, понять своим умом? Наверное, второе все-таки будет достойнее.
Странно сложилась в последние полгода жизнь у Элиа, слишком странно. Не один и не два раза она пыталась осознать произошедоее с ней, да только не слишком-то получалось. Не бывает ведь, чтобы вот так вот — все и сразу. То годы и годы ничего, никчемная, бессмысленная жизнь, только пустоголовые поклонникм вокруг — светские повесы, которых баронесса всей душой презирала и отваживала любыми способами. И почти нищета, когда каждый тархем считать приходилось. Отец оставил единственной дочери совсем немного, сам не имея почти ничего по меркам аристократии. Счасоье еще, что процентов с этого немногого хватало на скромную жизнь, не пришлось искать работу или, что куда хуже, покровителя, имеющего допуск к телу. Впрочем, до такого гордая, даже слишком гордая девушка никогда не опустилась бы, скорее бы с собой покончила. Одного она тогда никак не могла понять: почему баронессу ар Сарах в обществе считают подлой и хладнокровной стервой, добивающейся своего любыми способами? Только за то, что смеялась над молодыми глупцами? При воспоминании о прежней себе Элиа тяжело вздохнула. Не слишком умна она тогда была. Не видела, не чувствовала, что некоторые из щенков любили по-настоящему, всей душой. И обошлась с ними так же, как с прочими. Двое покончили с собой. Девушка даже не обратила внимания на их смерть, ей в голову не пришло, что это из-за нее, что это она во всем виновата.
Наверное, так Элиа и продолжала бы жить, бессмысленно и бесполезно, если бы не случайная встреча смолодым горным мастером на балу в честь совершеннолетия наследника рода ар Инваах. Эта встреча перевернула всю ее жизнь, изменила бесповорттно, навсегда. А потом была беседа с Ланигом ар Вортоном, собственное прозрение, поход на исповедь, во время которой исповедник предложил ей отравить человека, внезапно ставшего дорогим, что мгновенно убило наивную детскую веру девушки. И император. Этот невероятный человек восхищал Элиа до глубины души. Как он может быть таким всепонимающим, таким добрым и одновременно таким жестоким? К врагам, конечно, жестоким. Как его на все хватает? И на всех? Ведь хватает, что поразительно.
Окончательно поняв, что любит Лека ар Сантена, девушка готова была отдать любимому себя, хоть тело, хоть душу, сделать для него все, без каких-либо исключений. Однако прежде всего горца требовалось сохранить живым и хотя бы относительно невредимым. Церковь ведь не оставит юношу в покое, раз уж приговорила к смерти. Император предложил обмануть святош, но Элиа посчитала, что этого недостаточно, и предлохила свой план. Маран удивился и восхитился, но принял ее предложение. Подключил к делу Ланига ар Вортона, и интрига начала раскручиваться. Больно оказалось обманывать любимого, но девушка сделала это ради его же блага и позже он все понял, простив ее. А после мнимых похорон Элиа снова пошла в церковь при епископате. Приход баронессы ар Сагах, которая два дня как должна была быть мертва, вызвал немалый переполох. Исповедник с елейным голосом долго выспрашивал деушку о подробностях произошедшего. Затем ей принесли воды, в которой чувствовался привкус того самого яда, от которого “умер” Лек. Спасибо его величеству, наложившему на на Элиа заклятие, после которого ей стали не страшны любые яды. Переполох в епископате набирал обороты, особенно перепугались святые отцы после того, как недопитый девушкой стакан заставили допить какого-то служку. Бедняга к утру отдал концы, а с баронессой не произошло ровным счетом ничего, она сладко проспала несколько часов в выделенной ей келье. Ничего больше. Ошеломленный епископ Равитар принялся травить ее самыми разными ядами, но Элиа их просто не замечала. Поняв, что столкнулся с чем-то невероятным, иерарх решил использовать обладающую редкими способностями молодуб женщину. По распоряжению будущего куратора баронесса приняла первый постриг, став послушницей. Во время торжественно обставленной церемонии девушка тихо посмеивалась про себя — что ей до лживых клятв, данных врагу? Для проверки куратор поручил новой послушнице убрать одного из церковных иерархов, давно мешавшего Равитару. Девушка проделала этоб ыстро, красиво и без малейших сомнений. Покойный обожал красивых женщинн и не устоял, встретив прелестную послушницу, лукаво стрелявшую гдазками по сторонам, приказав ей следовать за собой. Элиа с ласковой улыбкой на устах заколола сластолюбца тонким стилетом, вынутым из волос, и отправилась к епископу Равитару докладывать о выполнении задания. Тот был буквально восхищен откровенным цинизмом девушки, решив, что перед ним существо его породы. Она не стала разубеждать куратора, сыграть хладнокровную эгоисику совсем несложно, главное не стать таковой на самом деле. С тех пор отношение к баронессе изменилось, Элиа ар Сарах стала в епископате своей. Относительно,к онечно, своей, всего лишь инструментом для устранения неугодных, но все-ткки. Немного освоившись в новой среде обитания, девушка начала приводить в действие свой план. Подбросив кое-кому тщательно сфабрикованные доказательства, стравила между собой две влиятельные клики, уже больше сотни лет пребывавшие в состоянии вооруженного нейтралитета. В результате добрый десяток самых опасных для императора иерархов покинули юдоьь скорби, именуемую по недоразумению миром. Одно это уже оправдывало присутствие девушки в змеином кубле. Однако куратор, епископ Равитар, так и остался для Элиа загадкой. Чем все-таки занимался этот опасный человек, выглядевший на первый взгляд неопрятным толстяком, любителем красивых мальчиков и эля в непомерных количествах? Но только выглядевший, вскоре послушница полностью осознала эту истину. Равитар оказался куда опаснее самого архиепископа, которому вскоре представил девушку. Поручив послушнице устранение пары надоевших до зубной боли противников, его преосвященство пришел в восторг. Элиа обставила смерть епископов с ледяной элегантностью, они просто уснули в своих постелях и не проснулись. Целители разводили руками — сердечная недостаточность, ничего не поделаешь. Конечно, в действительности убирали иерархов тайные стражи, но о том никто не подозревал. С тех пор архиепископ называл баронессу только: “Дитя мое”. Дитя ласково улыбалось в ответ и не торопясь рыло “благодетелю” глубокую яму.
Элиа досадливо постучала пальцами по подоконнику, смотря в никуда. Епископ Равитар куда-то отправился и отсутствовал уже добрых две недели. Судя по последним событиям, святоши готовятся к чему-то страшному. Проклятье, она так и не сумела выснить к чему именно! Предупредила императора, конечно, чтобы тайная стража и невидимки были наготове, но это не слишком-то поможет в случае беды. Нужно знать к чему готовиться, а этого как раз никто и не знал. Похоже, загадочное дело вел именно ее куратор, но молчал, скотина такая. Даже намеков не делал, как обычно — похвастаться Равитар любил, следовало только надавить своевременно на нужные точки, и информация лилась из толстяка потоком. Однако на сей раз обычный метод не сработал, кцратор только загадочно улыбался, говоря, что до победы остался один шаг, что надо всего лишь немного подождать. Какой победы?! Над кем? Над его величеством? Этого нельзя допустить. Архиепископ вообще ничего не знал о тайнах своего ближайшего помощника, что совсем неудивительно. Он ведь был всего лишь щукой, тогда как Равитар — акуьой, успешно притворяющейс безобидным окуньком.
Еще одно беспокоило девушку. С тех опр, как в епископате стало известно, что Лек ар Сантен жив, доверять ей перестали. Не полностью, но Элиа не раз замечала подозрительные взгляды, направленные в ее стортну. Похоже, вскоре придется узодить, все возможное здесь она уже сделала. Арват перемещения император вживил ей в один из зубов, достаточно надавить на него оперделенным образом, чтобы мгновенно оказаться в элиандарском кабинете его величества. После исчезновения куратора девушку спровадили в этот монастырь и она даже не знала, что произошло за это время в епископате. А произойти могло что угодно, от иерархов стоило ждать всего, их главная жажда — власть, больше ничего. Ради нее способны сотворить такое, что никому нормальному в голову не придет. Нужно что-то делать, но что? Нарушать приказ куратора нельзя, если планирует остаться полезной императору в этом змеином кубле. Проклятье! Его величество тоже приказал сидеть тихо и не высовываться. Элиа молча бесилась, бездействие выводило ее из себя.
Келья, выделенная послушнице, находилась на самом верху южной башни. Под самой кровлей, порой слышно было как по крыше ходят и воркуют голуби. Обстановка оказалась, как и везде в даонирском монастыре, очень скромной. Узкая, жесткая кровать, покрытая серым, колючим одеялом. Столик у окна, небольшой шкафчик для одежды, книжная полка с трудами святого Даонира. И молитвенный коврик в углу, на котором полагалось проводить не менее десяти часов в день. Впрочем, за Элиа никто особо не следил, слежку она научилась чувствовать очень хорошт. О девушке просто забыли, даже еду ей приносили в келью, что настораживало. По утрам приходил наставник, обучавший разбираться в ядах, противоядиях и способах их применения. По вечерам настоятель с душещипальными беседами, которые надоели девушке до онемения. Странно все-таки. Разве стали бы ее обучать чему-нибудь, если планируют убрать? Кто их знает, церковные иерархи мыслили каким-то странным, вывернутым, ннпонятным образом. Впрочем, надавить на арват Элиа всяко успеет, а там пусть ищут, сколько хотят — скоро Церковь расколется напополам, и епископам станет не до сбежавшей послушницы.
Почти совсем стемнебо, Элиа продолжала стоять у окна и размышлять. Она ни о чем не жалела, понимая, что будет работать на императора до самой смерти. Слишком потряс ее этот человек, слишком она его уважала. Даже преклонялась. Кроме того, девушка ощущала себя в своей стихии, именно большого дела, дела жизни молодой баронессе всегда не доставало. Этим делом для нее стало сохранение империи. “Высший свет”, в котором она прежде вращалась, оказался всего лишь накипью, ничего не решающей и ни на что не пригодной. Прикосновение к тайнам боевого братствп и его величества заставляло восторженно ежиться. Со светскими хлыщами, проводящими свои дни в праздности, Элиа больше не по дороге. Она останется с теми, кто делает реалньое дело, помогает людям жить по-человечески, а не как скотам.
Что-то мелькнуло в небе, и в воздухе перед окном повис радостно улыбающийся Лек. За спиной молодого горца бились полупрозрачные черные крылья Значит, правда. Он действительно умеет летать. Испугавшись, что кто-ибудь заметит любимого, Элиа отступила внутрь, приглашающе махнув рукой. Юноша ловко скользнул в узкое окно, крылья мгновенно исчезли, как будто-то их никогда и не было. Молодые люди на секунду замерли, жадно рассматривая друг друга, и кинулись обниматься. Элиа таяла в объятиях Лека, при нем не нужно казаться сильной, можно позволить себе небольшую слабость, любимый защитит. Хоть бы только никакой монастырской заразе не пришло в голове наведаться на верхние этажи южной башни. Но вряд ли, после тяжелого дня подыматься на самую верхотуру никому не захочется. Кроме настоятеля, убийцы старого, чтоб епу провалиться. На всякий случай девушка задвинула засов, но не была уверена, что это поможет — отец-настоятель каким-то образом проникал в любую запертую келью, если хотел того, некоторые монахи совершенно всерьез полагали, что он вездесущ. Это, конечно, вызывало у Элиа смех, но одновременно и настороженность.Н а чем-то ведь эти слухи основаны.
— Здравствуй, моя хорошая! — шептал Лек, целуя любимое лицо. — Здравствуй, моя единственная!
— Я тебя тоже люблю... — улыбалась девушка, целуя в ответ.
Одежда полатела на пол, влюбленные забыли обо всем на свете, спеша насладиться друг другом, времени у них осталось совсем немного, вскоре начнется полуночная молитва, на которой Элиа обязана приисутствовать, как и любой проживающий в монастыре. Их возносило к небесам и швыряло в пропасть, но часть сознания каждого все равно оставалась настороженной — они находились на враждебной территории, где все возможно, любая беда, лббая опасность. Картаги Лека лежали рядом, юноша в любой момент готов был сорваться в вихрь смерти. Куда несчастным монахам до навидимки, заметить не успеют, как умрут.
— Спасибо... — устало сказала Элиа после всего, положив голову любимому на колени.
— Тебе спасибо, моя хорошая... — наклонился и поцеловал ее в лоб юноша. — За то, что ты есть, спасибо.
— Не за что, — иронично хмыкнула девушка. — Я и сама совсем не прочь быть.
— Да, тут дело однт образовалось...
— Какое?
— Его величество сказал, что ты должна моей ученрцей стать. Что ты — Леди из пророчества Пятерых.
— Не поняла, — недоуменно наморщила нос Элиа. — Какое отношение ко мне имеет эта сказка?
— Не сказка, — поморщился Лек. — К величайшему моему сожалению, не сказка. Я — Горец из этого хоргова пророчества, носитель мечей Тьмы. И крылья у меня черныа. Не знаю еще, что это все означает, его величество ничего не говорит толком, только намекает. Загадочный он наш, достал уже своей загадочностью до самых печенок. Знаю только, что именно нам всем престоит империю из какой-то ямы вытаскивать. Из какой? А дорхот его знает!
— Тьмы? — задумчиво прикусила нижнюю губу девушка. — Мне это не нравится, Тьма всегда была злом.
— Чушь какая! — возмутился горец. — Не повторяй бредней святош. Причем здесь добро и зло? Ответь мне? Тьма — это всего лишь свобода, ограниченная твоей собственной совестью. А тот, кто думает, что Тьма — это вседозводенность, глубоко заблуждается. Вот такой урод и становится тем самым злом, которое потом с какой-то стати приписывают самой Тьме, без которой жизнь вообще невозможна. Необходимо равновесие.
— Возможно, ты и прав... Не знаю.
— Раз ты должна стать моей ученицей, то ты тоже принадлежить ей, Тьме, и твой луч будет черным.
— Но твои прежние ученики не принадлжат ей! — нахмурилась Элиа.
— Они такие же, как я сам, носители великих мечей. Не слишком многому я их обучил, если честно, они меньше, чем за год, сами стали мастерами экстра-класса почти без моего участия. Сейчас мы на одном уровне. Я пока не считаю себя вправе двигаться дальше, слишком многого еще не понимаю. Мне всего девятнадцать лет! Какой из меня в дорхота старший масрер?
Девушка внимательно смотрела на мгновенно ставшего хмурым Лека и размышляла. А ведь у него сейчас духовный кризис, он сам еще не понимает кем и чем стал, не знает, что должен делать. И ради чего. Запутался в самом себе. Витки кружева осознания. Император как-то рассказывал о нем, только Элив тогда не слишком-то поняла, что он имеет в виду. Зато хорошо поняла сейчас. Вот оно, оказывается, где собака порылась. Каждый человек, следующий Пути, обязательно доходит в своем развитии до перепутья, развилки, где должен сделать выбор как и куда следовать дальше. И следовать ли вообще. Подавляющее большинство горных мастеров ведь так и не забираются выше первого уровня понимания, белый шнурок получает один из нескольких сотен носящих черный. Причина тому однаа — неполное понимание сути Пути Воина. Нежелание платить страшную цену за оное понимание. Не все находят в себе мужество отречься от себя самого. Слишком трудно, слишком больно, слишком безнадежно. Именно на этом перепутье сейчас и находится Лек ар Сантен, по мастерству давно превзошедший многих старших мастеров, но по сути таковым еще не ставший. Не решившийся сделать выбор. Однако Элиа понимала, что горец его сделает, совсем скоро сделает. И знала каким он, этот выбор, окажется. Она понимающе улыбнулась и нежно погладила любимого по щеке. Ему будет трудно, но он справится. В этом девушка была уверена. Не тот человек, чтобы просто так сдаться на милость обстоятельств. Лек станет драться до конца.
Влюбленных отвлек скрип ступеней под чьими-то тяжелыми шагами. Элиа досадливо выругалась, а горцу пришлось в спешном порядке одеваться и прыгать в окно. Только воздух зашумел под взмахами черных крыльев, и девушка снова осталась одна. Принесло ведь кого-то, не поленился подняться на самый верх башни в двести локтей. Судя п звукам и покашливанию, сам настоятель, взявший в посбеднее время моду подолгу беседовать с послушницей о сути заповедей отцов-основателей Церкви. Не сидится ему в тепле, убийце старому, все ходит и ходит, никак не успокоится. И в самом деле, когда Элиа отркыла дверь, перед ней стоял отец Ордан. Старик опирался о посох и тяжело дышал Девушка едва сдержалась, чтобы не высказать слуге божьему все, что думала по поводу несвоевременного визита. А он втянул ноздрями воздух и понимающе усмехнулся. Ой, мама, он же все понял, похоже... Неужто нюх настолько острый, что сцмел уловить запах недавних любовных утех? Или? Дорхот его разберет, этого доставучего святошу, все возможно, прощелыга еще тот, в молодости, похоже, сам немало девиц переиортил.
— Здравствуй, дочь моя, — ирония так и била из голоса отца-настоятеля. — Натешилась?
— Здравствуйте, святой отец! — сделала книксен Элиа, все еще проклиная про себя неуместную настойчивость даоонирца. — Не понимаю, что вы имеете в виду.
— Да ты садись, дочь моя, в ногах правды нет, — прищурился он, сам с кряхтеньем и явно видимым облегчением опускаясь на табурет. — Все ты понимаешь. Посадить бы тебя на хлеб и водду за распутство, ну да пес с тобой, молода еще, глупа, никуда от природы не денешься. Думай только когда и с кем, а то подловят, что слаба на передок, мало не покажется. Нашу кухню ты знаешь.
— Знаю, святой отец, — покраснела девушка, досадуя на себя — слишком соскучилась, действительно сглупила, нельзя было встречаться с Леком здесь. Слава Единому, что старый убийца не знает с кем она встречалась, тогда бы точно срочно бежать пришлось.
— Давно хотел поговорить с тобой на одну интересную тему, дитя, — взгляд отца Ордана был тяжелым, давящим. — Ты кое-чего так и не поняла, потмоу совершаешь много ошибок. Не хочу спорить, ты неплохо справляешься, но воспринимаешь ралоту слишком лично, слишком близко к сердцу, а этого происходить не должно.
— Я не... — растерялась Элиа.
— Помолчи, да послушай лучше старого, опытного человека, — раздраженно проворчал настоятель. — Давно хотел тебе это сказать, да все как-то случая не выпадало. Я тебе, дитя, зла не жела,ю что бы там по этому поводу ни думала. Глупишь ты,, воспринимаешь объект, как человека. Как врага. Так нельзя, пойми. Для тебя объект человеком быть не должен, это всего лишь помеха, требующая усстранения. По почерку твоей работы видно, что ты ненавидишь и презираешь устраняемых. Это верный способ прьвалиться. Ум должен оставаться холодным и ясным, ненависть ослепляет, заставляет терять осторожность. Не ты первая такая, только вот все, не понявшие вышесказанного, обязательно гибнут. Раньше или позже, но гибнут.
— Но я не разу не провалилась, святой отец! — возразила удивленная девушка.
— Да, ты обладаешь немалыми задатками, дитя, — вынужден был согласиться старик. — И ты удачлива. Но на удаче далеко не уедешь. Слишком ртскуешь. Ну кто тебя просил за одну ночь работать двоих? Ты не подумала о том, что первого могут обнаружить и поднять переполох? Не подумала. А это случилось. Едва ушла ведь? Так?
— Вы правы... — покраснела Элиа, вспомнив упомянутый эпизод — действительно сглупила, захотела сиравитться быстрее и едва не была поймана. — Извинните...
— А мне чего теб извинять? — пожал плеыами настоятель. — Это ты себя едва в могилу раньше времени не загнала, а не меня. Перед собой и извиняйся.Учись быть не только сильной, но и мудрой.
— Какая же мудрость в чужой смерти? — не выдержала девушка.
— Не важно, чем ты занимаешься, — внимательно посмотрел на нее старик, — важно как ты делаешь свое дело. Мастером можно стать даже являясь наемным убийцей, а ты убиваешь во славу божию.
— Ой, не надо этого! — отмахнулась этого. — Не юродтвуйте, святой отец! Какую там славу божию? Убираю одну сволочь по приказу другой ничуть не меньшей.
— И этл имеет место быть, — пииподнялись в слегка ироничной улыбке губы настоятеля . — Куда же без этого? Надо находиться на стороне сильного, чтобы своевременно подставить ему подножку. В момент слабости. Но так, чтобы он не понял, кто ему эту подножку подставил, а продожал считать тебя самым верным и слуг.
— Зачем все эьо, святой отец? — опустила голоову Элиа. — Вся эта подлость и жестокость? Неужто сильный не бывает добрым? Обязательно подонком?
— Говорят, попадаются и добрые, — в глазах старика н мгновение мелькнула грусть. — Изтедка. Только вот я за вю жизнь ни одного так и не встретил. И если побеждает жесрокий и подлый, то значит именно подобный, по божьему замыслу, и должен победить. Не нам протестовать против законов мироздания, дитя. Они нам могут не нравится, но поделать ничего нельжя. Мир таков, каков он емть. Приходится играть по навязанным извне правилам.

Страница 52 из 60 Следующая страница

Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |