Иар Эльтеррус. Отзвуки серебряного ветра. Книга II Мы — есть!



    [1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] [9] [10] [11] [12] [13] [14] [15] [16] [17] [18] [19] [20] [21] [22] [23] [24] [25] [26] [27] [28] [29] [30] [31] [32] [33] [34] [35] [36] [37] [38] [39] [40] [41] [42] [43] [44] [45] [46] [47] [48] [49] [50] [51] [52] [53] [54] [55] [56] [57] [58] [59] [60] [61] [62] [63] [64] [65] [66] [67] [68] [69] [70] [71] [72] [73] [74] [75] [76] [77] [78] [79] [80] [81] [82] [83] [84] [85] [86] [87] [88] [89] [90] [91] [92] [93] [94] [95] [96] [97] [98] [99] [100] [101] [102] [103] [104] [105] [106] [107] [108] [109] [110] [111] [112] [113] [114] [115] [116] [117] [118] [119] [120]

    Иар Эльтеррус
    Отзвуки серебряного ветра
    Книга II
    Мы — есть!

    Авторский сайт: http://www.elterrus.org
    Текст представлен исключительно для ознакомления. Использовать текст в каких либо иных целях запрещено.


    И н т е р л ю д и я II

    Как странно и непривычно... Я смотрел на тихо сопящую в подушку девушку и улыбался сам не знаю чему. Хорошая ты моя... Да, до невозможности непривычно видеть кого-то рядос с собой. За последнюю тысячу лет я слишком привык к одиночеству и не верил, что может быть по-иному. Если бы не эта девочка, не ее настойчивость, я так и остался бы один, так и продолжал бы прятаться в свою раковину и делать вид, что счастлив и ничего мне не нужно. Сейчас я, навернре, могу назвать себя счастливым. Хоть в малости. Только вот пророчество... Увы, оно висело над головой и впереди нас ждало что-то страшное. Что? Хотел бы я знать. Очень хотел бы. Но не знаю. И мне страшно. Кто-то станет смеяться — как же, величайший маг последних двадцати тысячелетий чего-то боится. Но я ведь не бог, а всего лишь человек. Пусть знающий и умеющий больше других, пустьб ессмертный, но все равно человек. И я боюсь. Однако складывать лапки и покорно идти ко дну я не намерен. Не ждите. Я еще побарахтаюсь. И не дай вам Создатель оказаться на моей дороге или обидеть моих детей. Прощать я давно разучился.
    Не желая тревожить любимую, я осторожно тронул ближайшую линию вероятности, перенеся себя к иллюминатору. Спать не хотелось. Впрочем, желание здесь ни причем, не мог просто. Сердце сжималось, казалось, что-то черное и мрачное нависло надо мной, не давая дышать, не давая верить хоть во что-нибудь хорошее. Неужели мои дети должны платить за мои старые грехи, Создатель? Они ведь не виноваты ни в чем... Накажи меня сильнее, если ты считаешл, что я еще недостаточно наказан. Но их-то за что? Закусив губу, я уставился в темноту космоса. Перед глазами снова вставал вчерашний кошмар. Пылающие города. Сгорающие заживо дети. Гибель всего, что мне дорого. Маленький мальчик, закрывающий собой совсем крохотную девочку. И стреляющий в них солдат. Нет, я не допущу этого! Слышишь, Создатель?! Не допущу!
    Руки дрожали, зубы сами собой сжимались. Глаза горели темным гневом. В этот момент я, наверное, снова походил на человека, которого когда-то называли Темным Мастером. Пусть. Но я все равно не допущу воплощения кошмара. Или хотя бы сведу его последвия до минимума. Что я должен для этого сделать? Пока не знаю. Но узнаю, и никто после этого меня не остановит. Никто. И ничто. Т'Сад прав, даже в случае падения можно спасти многое И я этим займусь.
    Я усмехнулся собственным наивным мыслям. Если Создатель пожелает, то все мои усилия окажутся тщетными. К сожалению. Но ничего не делать тоже нельзя, под лежачий камен ьвода не потечет. Злая гримаса исказила губы. Слишком много воли я вам дал, господа пашу. Слишком много. Решил, что вы способны хоть что-то понять. Способны стать хоть немного добрее. Способны пожалеть хоть кого-нибудь. Увы, я ошибся, ваша жажда власти и богатства отбивает вам последние крохи совести и разума. А раз так, то придется контролировать вас куда жестче. Но не так, как я делал до сих пор, совсем не так. Незачем ошеломлять вас могуществом и вызывать вашу ненависть. Лучше делать все исподволь, тайно, вы и подозревать не должны, что находитесь под чьим-то контролем. Мой неизвестный враг именно так и поступил, и теперь вы пбяшете под его дудку. Правильно, совершенно правильно. Он на данном этапе оказался умнее меня, и теперь моя задача — вырвать из его рук контроль и передать моим детям. Нам, по крайней мере, от вас ничего не нужно. Кроме одного. Мы хотим, чтобы вы не творили зла ради выгоды. Не насиловали и не убивали. Всего лишь. Это ведь так немного...
    Впереди показался шарик далекого мира. Вот мы и дома. Короткая мысленная команда, и планета скачком приблизилась, развернувшись во весь стенной экран. Облачные столбы горели под лучами солнца розовым светом. Между ними плыли в воздухе золотисто-синие города. Их прекрасные башни заставили меня забыть обо всем и радостно рассмеяться. Это вашими руками, дети мои, создано! Вашими. И что бы ни говорили ненавидящие нас, как бы не поносили, нам безразличны их слова. Мы — здесь! Мы — живем! Мы — создаем новое! Мы — верим! Мы — любим! Мы — есть!

    Из ненаписанного дневника Илара ран Дара


    Глава 1.

    — И что это вы, Володя, так скисли? — незлобивая ирония ирония штабс-капитана Шаронского заставила юношу поежиться и виновато посмотреть на говорившего. — Возьмите себя в руки и не сдавайтесь, друг мой! Пока мы еще живы, а значит не все потеряно. Вы офицер, а не краснопузая сволочь, черт возьми!
    Семнадцатилетнему корнету очень хотелось заплакать в ответ, но он все-таки сдержался и с трудом заставил себя улыбнуться. Штмбс-капитан одобрительно хлопнул его плечу, после чего сам постарался сестб поудобнее, что оказалось не так уж просто, учитввая их положение. Да и место было донельзя гнусным по обычаю красных. Оглянувшись, Николай только незаметно вздохнул. Темная и сырая подвальная камера, в которой заперли плннных офицеров, была промозгло холодной, а хотя бы относительно теплой одежды ни у кого не нашлось. Впрочем, даже если кто и простудится, это уже не имело никакого значения. Все равно завтна на рассвете их расстреляют. Отправят в штаб к Духониоу, как говорится... Очень не хотелось умирать, но от его желания сие обстоятельство мало зависело. Штабс-капитан привалился спиной к сырой, холодной каменной стене и пзволил почти незаметной усмешке проскользнуть по губам — смерти он давно не боялся, да и трудно было бы бояться ее после всего, что довелось повидать за последние несколько лет. Страшных лет. Казалось, страна разом взбесилась, люди поголовно сошли с ума, сам Бог отвернулся от них. Что ж, наверное так оно и было, трудно как-то иначе объяснить происходящее. Какой-то кровавый кошмар, право...
    — О чем задумались, Николай Александрович? — вопрос подпшлковника Куневича прозвучал над самым ухом и штабс-капитан обернулся к немолодому уже человеку.
    — Да вот, Виктор Петрович, философствую напоследок, — с иронией ответил он. — Пытаюсь хоть себе самому объяснить что-нибудь в том, что с нами всеми случилось. И знаете, ничего не получается. Не понимаю. Ничего не понимаю.
    — Если вы думаете, что кто другой понимает, то ошибаетесь...
    Подполковник присел рядом и опустил голову. Николай знал его уже двв года и до сих пьр пытался понять что забыл ученый-астроном в армии. Впрочем, война ведь не обычная. Гражданская, чтоб ей... Тут в стороне остаться не полуыится, видал он тех, кто пытался. Стреляли их и белые, и красные. Мысли снова вернулись к подполковнику Куневичу. А ведь хороший офицер из книжного червя получился, черт возьми, опытный, толковый, его уважали в полку все. Никогда и никому не отказывал в помощи, солдат держал в строгости, воевал грамотно и пуле не кланялся. Они познакомились во время кошмарного Ледового похода, подружились и с тех пор фронтовая судьба так и не разлучила их. Даже в Сибирь, к Колчаку, попали каким-то чудом вместе. Воевали как могли, ранения давно никто не считал, не до того было. Когда стало ясно, что все, война проиграна, у друзей появились, конечно, мысли об эмиграции, да куда там — те, кто находились поближе к монгольской границе, еще могли каким-то чудом прорваться, но добраться до границы из-под самого Иркутска? Увы. Нереально. Сдаваться красным живыми никто не собирался, и вместе с группой корниловцев, которым нечего было ожидать пощады от большевиков, друзья ушли в леса и пробирались сами не зная куда. Только старательно избегали деревень, где чаще всего уже квартировали красные. Надежда все-таки умирает последней и офицеры упорно шли к границе. Но ен повезло — напоролись на большой отряд балтийских матросов, непонятно что делающих посреди сибирской тайги. А эти воевать умеели хорошо, особенно со смертельно уставшими, замерзшими людьми, у которых почти не осталось паттронов... Кого постреляли на месте, а вот их с Виктором и троих оставшихся в живых корниловцав зачем-то привезли в Иркутск. Господам большевичкам восхотелось устроить публичный революционный трибунал над “палачами трудового народа”... Вспомнив эту пародию на цивилизованный суд, Николай гадьиво поморщился. Естественно, приговор был ясен заранее. Расстрел. Причем, с какой-то стати публичный. Чего хотели этим добиться красные, штабс-капитан так и не понял, жаргон “победившего пролетариата” был малрпонятен и переполнен трескучей демагогией. В конце концов, он и пытаться перестал. Все равно ничего умного сказать на этом суде не могли.
    Почему-то их не расстреляли сразу после суда, ожидали прибытия какого-то высокопоставленного комиссара. Зачем? Ведь тысячи и тысячи пленных поставили к стенке без каких-либо церемоний. Но пожить лишние пару дней обреченные были не прочь. Надежда на чудо не оставляла каждого, человек ведь не может примириться с собственной смертью и до последнего надеется... Даже когда всходит на эшафор, надеется. Сначала они сидели впятером с теми же тремя оставшимися в живых корниловцами — штабс-капитаном Никитой Александровичем Ненашевым и двумя поручиками, Александром Оринским и Олегом Малером. А через пару дней к ним в подвал бросили семнаюцатилетнего мальчишку-корнета. Кто только брал подобных мальчишек в армию? Впрочем, после того, как Володя рассказал свою историю, все стало ясно. Большевики по чьему-то доносу расстреляли его семью, и Владимир поклялся отомстить убийцам со всем пылом юного сердца... Вот только повоевать так и не успел, армию Колчака окончательно разгромили. Зато в руки большевиков попался и теперь вместе с остальными ожидал расстрела. Странно, все пятеро офицеров начали опекать юношу, как не опекали бы, наверное, и собственных детей, ежели таковые у них имелись бы. Каждый старался поддержать Володю, рассказать ему что-нибудь смешное. А тот боялся, видно было, что ему очень страшно, но держал себя в руках и даже пытался шутить.
    — Что ж, — донесся до Николая голос Виктора Петровича. — По крайней мере, мы сделали все, что в человеческих силах и можем умереть с чистым сердцем.
    — Наверное, вы правы, господин подполковник, — отозвался из своего угла штабс-капитан Ненашев. — Вот только результата наши усилия не принесли... Хотелось бы только понять почему все это случилось.
    — Да первопричина-то как раз понятна, — вздохнул Виктор. — Жажда справедливости... А им ее пообещали.
    — Причем здесь справедливость? — с недоумением спросил кто-то из поручиков, Николай не понял, кто именно.
    — А вы подумайте, поручик. Представьте себе, что это вы умны и талантливы, но бедны и не имеете никакой возможности учиться. А потоому обречены всю жизнь тяжело и беспросветно работать, когда кто-то рядом жирует. Причем, чаще всего жирующие глупее и пьдлее вас. Сколько я таких умных и талантливых ребят встречал... Почти все они стали красными.
    — Вот именно, эти ваши “умные и талантливые” взяли винтовки и погли грабить тех, кто богаче, — с иронией процедил сквозь зубы Ненашев. — Нет, чтобы самим добиваться, отобрать-то всяко проще. Я вот только одного не пойму, господин подполковник.
    -Чего?
    — Раз вы так думаете о краснопузых, то почему воевали против них, а не наоборот?
    — Почемв? — иронично усмехнулся Виктор Петрович. — Да потому, что за красными стоит кто-то очень страшный. Жаждущими социальной справедливости дурачками воспользовались, чтобы придти к власти. И, как я уже говорил, ктш-то очень страшный.
    — Уж не сатану ли вы имеете в виду? — с еще большей иронией спросил штабс-капитан.
    — Да нет... — криво ухмыльнулся подполковник. — Людей. Вот только эти люди пострашнее сатары будут, по моему мнению. Нас с красными попросту стравили, как стравливают две своры псов. И я даю гарантию, что разобравшись с нами, пришедшие к власти поьихоньку перережут и самих красных. Вспомните Робеспьера и иже с ним. Революция — это свинья, которая пожирает своих детей...
    — Вот уж я посмеюсь, ежели вы правы, — фыркнул Ненашев. — Да жаль, не доживу.
    Ругань красноармейцев за дверью вдруг привлекла внимание офицеров, и они замолчали. Что-то новкнькое? Странно, все уже, казалось, было решено, они даже исповедались друг другу за неимением священника. Неужели решили не ждать утра, и их расстреляют прямо сейчас? Эта мысль пришла в голову каждому. Володя судорожно вздохнул, но губы юноши попытались сложиться в подобие улыбки. Один за другим офицеры подымались на ноги и молча стояли, ожидая своей судьбы. Дверь отворилась и внутрь швырнули человека. Он кубарем покатился по полу и глухо застонал. Николай подбежал к новому товарищу по несчастью и помог подняться. Тот с трудом встал на ноги и витиевато выругался. Затем поднял глаза на штабс-капитана.
    — Благодарю вас, — сказал он и склонил голову.
    Внимательно посмотрев на нового узника, Николай только головой покачал. Столь отчаянно породистого лица ему видеть еще не доводилось. Естественно высокомерное, холеное, невероятно красивое. Все черты соразмерны, но в совокупности производили довольно странное впечатление. Этому человеку хотелось довериться. Притом его красота была именно мужской, никак не женской. И незнакомец разгуливал с таким лицом по крмсному Иркутску? Даже не замаскировавшись? Шутник он, в таком случае... Неудивительно, что обладатель породистого лица попал, в конце концов, в этот подвал. Такой конец совершенро закономерен. Да и выптавка говорила сама за себя. Перед ними стоял такой же офицер, как и все здесь. К тому же, скорее всего, дворянин. А новичок снова повернулся к дверям.
    — Вернули бы инструмент, господа красноармейцы! — разнесся по подвалу прекрасно поставленный баритон, но произносил слова он как-то странно, с каким-то почти незаметным акцентом. — Хоть перед смертью спеть. Последнее желание...
    Один из стоящих на пороге красноармейцев, грузный небритый детина в трофейной английской шинели матерно выругался и погрозил говорившему кулаком. Второй, явно хохол, почему-то не поддержал товарища..
    — Та вддай ты йому ту гытару, ранком, як його стрелять, знову соби визьмешь, — сказал он, сплюнув на пол желтую табачную слюну. — Хай поспивае хлшпець в останний раз. До чого ж гарно спивае, вражина! Та й мы з-пид викна поалухаемо.
    — А коли сломает? — возмутился тот. — Он же вражина! Сломает, чтобы бедному человеку не досталось!
    — Да не беспокойтесь вы, — рассмеялся новичок. — Не стану я ломать этот инсртумент, он у меня с детства и отношения у нас с ним особые. Пусть и после меня кому-нибудь послужит.
    — А! — махнул рукой красноармеец. — Черт с тобой, бери! Только смотри, ежели сломаешь, сразу не убью, долго мучиться будешь. И спой шо-нибудь красивое. Про любовь. Хоть ту жалостливую, шо утром на площади пел.
    Он нахмурился, изобразив большое мыслительнте усилие, немного постоял, а потом достав из-за спины потертый кожаный футляр, швырнул его ожидавшему новичку. Тот ловко поймал брошенное и иронично поклонился, разведя руки в стороны. Красноармеец снова выматерился и вышел, захлопнув за собой дверь камеры. Хохол ушел еще раньше. Слышно было, как заскрежетал запираемый замок. Новичок повернулся к молча стоявшим офицерам и поклонился уже вежливо.
    — Позвольте представиться, господа, — сказсл он все тем же великолепно звучавшим голосом. — Дварх-лейтенант Лар даль Далливан, легион “Ищущие Мглу”, орден Аарн.
    — Дварх-лейтенант? — с незоумением переспросил штабс-капитан Ненашев. — Это, простите меня, что за звание такое?
    — Нечто средпее между вашиим поручиком и штабс-капитаном, точнее не могу сформулировать. Я очень издалека, господа. И у нас все по-иному.
    Дварх-лейтенант снова развел руками и открыто, широуо улыбнулся.
    — Так вы иностранец? — спросил Виктор.
    — Именно так.
    — Тогда почему вы не сказали об этом красым? Больше шансов в живых остаться...
    — Жизнь — ничто, — усмехнулся дварх-лейтенант. — Честь — все. Не стал я унижаться и лгать, господа. Попался, так попался.
    — Попались? — с подозрением спросил его Ненашев, служивший во времена оные в контрразведке. — Так вы что, господин хороший, шпион будете? Чей, интересно? В какой это армии существуют звания, подобные вашему? Я что-то подобных не припомню...
    — Да, я был в разведке и попался, — снова улыбнулся странный офицер. — Пр-вашему, наверное, шпион. Нас заинтересовало, что такое у вас здесь происходит. Но я сглупил, не подумал, что бродячий музыкант — совсем неподходящее прикрытие. Попел песен на улице, там меня и взяли. С ходу. Какие-то малопонятные господа комиссары в кожаных куртках обвинили меня в том, что я “палач трудового народа” и “каратель”, дали несколько раз в зубы и приказали отвести сюда. Еще сказали, что утром расстреляют. Хотел бы я только понять, за что именно? Что я им такого сделал? Ну ладно, пел сттанные песни на площади. Так ведь ничего больше! Да и наши в этой стране ещще не бывали.
    — По-русски говорите совершенно свободно, — фыркнул Ненашев, остальные офицеры только переглянулись. — А в стране впервые. Ну-ну...
    — Вы можете не верить, — развел руками дварх-лейтенант. — Это ваше право. Только не забывмйте о том, что завтра утром нас всех вместе поставят к стенке и ваша вера больше не будет иметь никакого значения.

    — Вы полностью правы , господин дварх-лейтенант! — расчмнялся штабс-капитан. — Я забыл, что я уже не в контрразведке служу, а в подвале у красны храсстрела ожидаю. Но согласитесь, ваша история весьма странно выглядит.
    — Согласен, — кивнул тот. — Странно. Но я вам не лгу. Я действительно очень издалека, да и оказались мы в вашей области пространства совершенно случайно. Если среди вас есть астрономы, я мог бы объяснить подробнее.
    — Я астроном, — подал голос Виктор Петрович. — Подполковник Куневич. Хотя какое отношение имеет моя бывшая профессия к вашим объясннеиям?
    — Рад познакомиться, господин подполковник. А ваша профессия... Присядем, господа.
    Он царственным жестом указал на пол, как будто приглашал присутствующих рассесться в мягкких и удобных креслах, а не на хоьодном и грязном каменном полу. Офицеры переглянулись, этот странный человек почему-то вызывал доверие несмотря на его дикий рассказ. То, что перед ними тоже офицер, доказательств не требовало — выправка, культура движений и множество неуловимых мелочей говорили опытному глазу немало. Махнув рукой, Николай сел напротив дварх-лейтенанта и снова внимательно посмотрел на него. Да, вот что его настораживало! Чуждость. Неподдающаяся объяснению чуждость этого человека, его отстраненность и полное безразличие к тому, что утром его расстреляют. Он вел себя совпршеннь непринужденно, как будто находился в аристократической гостиннной, а не в темной, сырой камере. Интересно, что он еще рассуажет? Да что бы не рассказал, хоть какое развлечение напомледок. Между собой пленные офицеры почти и не говорили, успели хорошо изучить друг друга и знали, чего ожидать от остальных.
    — Кстати, господа, вы все, кроме господина подполковникс, еще не представились, — с почти незаметной ироничной улыбкой сказал дварх-лейтенант, подождав, пока остальные сядут.
    — Простите, — смутился Николай, — штабсс-капитан Шаронский, Николай Алексаодрович
    Затем он по очереди представил остальных товарищей по несчастью. Дварх-лейтенант открыто улыбался каждому, и каждому же почему-то казалось, что его душу взвешивают на каких-то эфирных весах._Оценивают его самого и всю его жизнь по каким-то своим, совершенно нечеловеческим критериям. Странное одущение... Странное и тгевожащее. Почему-то забывалось о том, что завтра их не станет. Почему-то казалось, что впереди ждет что-то невероятное, невозможное. Что впереди ждет чудо. Анепонятный иностранец рассматривал русских офицеров с доброй, детской какой-то улыбкой. Николай был уверен в том, что этот сасый даврх-лейтенант только что сделал для себя какие-то только ему известные выводы о каждрм из присуутствующих. И этим изменил их судьбы. Чшь, казалось бы, но Николаю так казалось, да что там, он был почти уверен, что прав. Иностранец посмотрел на него пристальнее, и в его взгляде офицер увидел искреннее удивление. “Да что он, телепат что-ли?” — мелькнула растерянная мысль, а тот медленно опустил веки, как будто соглашаясь с выводами штабс-капитана. Николай даже встряхнулся, чтобы избавиться от навжадения, да только не помогло.
    — Итак, господа, — прервал молчание дварх-лейтенант. — Я расскажу вам все, что возможно. Вы можете мне не верить, но я не лгу. Точно то же самое я расскзал госеодам комиссарам, они не поверили и вот я в этом подвале. Впрочем, кое-чего я им не покаазал... Уж больно они жестоки.
    Он ироничнл усмехнулся и щелкнул паллцами. Стена напротив вдруг засветилась и ошеломленные офицеры увиделин а ней звездное небо.
    —_Что это? — с трудом выдавил из себя поручик Малер.
    — Записи событий, изображения и звука. Вас, кажется, Олегом Владимировичем зовцт, господин поручик?
    Тот только судорожно кивннул.
    — Итак, продолжу. Кое-кто из вас, наверное, слышал о теории множественности миров?
    — Естественно, — усмехнулся Виктор. — Я, кшнечно же, слышал, астроном все-таки. Не хотите ли вы сказать, что вы не с нашей планеты?
    — Именно это я и хочу сказать, — добродушно улыбнулся дварх-лейтенант. — Наш крейсер совершал самое обычное патрулирование окраин обитаемой галактики.
    — Обитаемая галактика... — задумчиво протянул подполковник. — Звучит, как песня. Однако поверить в это очень трудно.
    Остальные офицеры потрясенно молчали, только с тревогой посматривали на мерцающие в углу камеры звездды. Дварх-лейтенант пожал плечами и продолжил:
    — Так вот, мы совершали самцй обычный патрульный полет. Точнее, почти обычный — несколько наших гипегфизиков, среди них даже оба Бенсона были, решили провести эквперипент по исследованию свернутых областей пространства-времени и выбрали для установки своего оборудования наш крейсер. Не было ли среди знакомых вам ученых, господин подполковник, кого-нибудь, выдвигавшего идеи о сущществовании замкнутых локалтных пространственно-временных областей?
    — Нее помню что-то... — Викктор задумчиво потер щеку. — Однажды профессор Варниский что-то такое говорил... Вот только убей меня бог, ежели я в точности припомню, что именно.

    Страница 1 из 120 Следующая страница

    [ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ] [ Fantasy art ]

    Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |











топ халява заработок и всё крутое