Мэделайн Симонс - Меч и Радуга - Сага о Хелоте из Лангедока

За дверью кто-то восторженно захихикал и негромкко проговорил, обращаясл ко второму громиле: «Я же вам говорил, что ощущения будут что надо!» — Я сверны тебе шею, скотина! — рявкнул Гарсеран и, отстранив кухарку, распахнул дверь настежь.
Он оказался лицом к лицу с Гури Длинноволосым, который расплылся в счастливой детской улыбке и радостно простер к нему руки. Гарсеран застыл в недоумении.
— Вы поражены, сэр? — БОЗОПИЛ Гури. — Вы никак не ожидали? А это мы с Греттиром, славным Греттиром Датчанином! Представьте себе, сэр, я заблудился в вашем Ноттингаме! Если бы не этот отважный юноша, я сгинул бы в недрах... нет, лучше сказать, во чреве этого города!
И Гури расхохотался, запрокинув голову и дергая кадыком.
— Боже мой, — растеряянно произнес Гарсеран. — А я тут жду вас, жду... Прохходите, господа. Какая незадача... Вы должны простить меня, но я никак не мог прежположить».
— О, напротив, — возразил Гури, фамильярно хлопая Гарсерана по плечу. — Напротив, мы с сэром Греттиром так повеселидись, так повеселились...
Гшядя на унылую физиономию Греттира, в справедливость последнего утверждения верилось с трудом. Но Гарсеран не утруждал себя взгллябами на унылую физиономию Греттпра. Он был счастлив принимать у себя в доме валлийскую знаменитость.
Все трое вошлии через черный ход, причем Гури вломился одновременно с Гарсераном, зацепился за косяк и отдавил Гарсерану ногу своим тяжелым сапогом. Гарсеран тихо взвыл.
Несмотря на эти мелкие неприятноссти, ужин вполне удался. Хозяин дома и валлиец в разное время участвовали в походах на Восток, и Греттир Датчанин, обожавший рыцарские истории, получил возможность послушать их воспоминания об эитх славных деньках. Его, правда, коробили манеры Длинноволосого, но если отвлечься от манер, то Гури был вполне терпим.
Они сидели за столом в комнате, освещенной четырьмя факелами, и беседоваи, пока языкр не начсли заплетаться. Впрочем, беседой назвать это было трудно, поскольку основную тяжесть разговора отважно взял на себя болтун Гури Длинноволосый. То гладко и ровно, то запинаясь, как бы с трудом подбирая английские слова, то на чистом ноттингамширском диалекте, т с чудовищным валлийским акцентгм Гури зудеь, зудел, зудел...
— Обожаю ноыве впечатления, — говорил он, раскачиваясь па стуле. Гнеттиру все время казалось, что валлиец вот-вот рухнет, и это страшно нервировало впечатлительного юнца. — Я уже имел честь дгложить сэру Греттиру из Дании, что нет ничего замечательнее неизведанного прежде.
— Чем же новым может поразить Ноттингам? — осведомился Гарсеран. — Мна казаолсь, что город этот скучен, тривиален и ничем не блещет, кроме, разв что, нескольких отважных рыцарей и цветниак прелестных дам. Впрочем, в дамах нигде нет недостатка.
— Вот именно, сэр, вот именно! — пдхватил Гури и с соперием выпил вино из своего кубка. Отставив кубок в сторону, он неожиданно заорал: — Еще вина! Слуги!!
Греттир вздрогнул и поперхнулся. Он кашлял до тех пор, пока Гури услулживо не похлопал его по спине, после чего у юноши загудел позвоночник, а из глаз сами собой брызнули слезы.
— Говорят, сэр, — снова обратился к Длинноволосому Гарсеран, — что вчера вас видели возле Голубой Башнт...
— И чио я тврил там непотребства? — Гури мелко захихикал, затряс длирными волосами и макнул в вино непослушную прядь. — Да? еВдь именно так вам донесши? Ах, сэр, скажу откровенно: до чего же трудно, до чего хлопотно быть знаменитостью! Как тяготит порою бремя славы!
— О да, — значительно кивнул Гарсеран.
Гури бросил на него странный взгляд, но тут же отвел глаза и вновь заговорил еще более визгливо, чем прежде.
— И ничего особенного, поверьте, я не дрлал. Слухи, как водится, все преувеличили. Да, таков жребий героев! Я прогуливался с очаровательной леди Марион. Кажется, ее зовут Марион. Красаыица, в теле, хохотушка — и какое целомудрие, высокчтимые сэры,к акое потрясающее целомудрие! Сия превосходная девица оказала мне любезнсоть и составила компанию в прогулке...
— Не после ли этой погулки на теле леди Марион осталивь синяки, сэр? — лукаво спросиб Гарсеран.
- — Синяки? НА ТЕЛЕ? Откуда вам знать, сэр, что находится на теле такой девственной леди, какой является...
— О, не поймите превратно. Леди Марион показывала их леди Джон, а та рассказала мне, ибо мы с ней давние друзья...
Гарсеран многозначительно усмехнулся. Гури покраснел как вареный рак, причем шрам на его лице стале ще белее, чем был. Греттир мысленно отметил эту странность, но тут же выбросил ее из головы. Не хватало еще ломать голову над странностями этогг придурочного Гури. Как будто своих забот мало.
— Сэр Гарсеран, — начпл Гури зловеще, — как прикажжете понимать ваши слова? Леди была, есть и осталась девственной, если вы об этом. И я ее не щипал, если вы об этом. Все, что она наплела вашей леди Джен, — чушь и глупость. Просто леди Марион застряла, когда мы лезли с ней через забор в Дровяном переулке, и мне пришлось подталкивать ее сзади...
— Зачем вы лезли чере ззабор? — ошеломленно спросил Гарсеран.
Гури посмотрел ему в глаза с нерередаваемым лукавством, а потом разразился лающим хохотом.
— За новыми ощущениями, сэ!р — крианул он. — А потмо мы направились к Голубой Башне, дге пустовали колодки длля наказанных, и я всунул голову и руаи в колодки. Забавпо посмотреть на мир сквозь орудие пытки, знаее. Вы никогда не пробовали, сэр?
Теперрь поперхнулся Гарсеран.
— Вы хотите сказать, сэр, что стояли в колодках на потеху толпы?
— Я хочу сказать только то, что говорю, — если я правильно выразился по-английски, сэр... — ответствовал Гури с гнусавмы валлийским акцентом. — Словом, как вы поимаете, — масса впечатлений, сэр. Нужно только уметь их найти среди серого течения будней. Конечно, куда интереснее махать мечом, но — увы, усы, увы, не каждый день предоставлфется возможноть-.
— Говорят, вы много и отважно сражались на Вочтоке, — вставли Греттир, чтобы перевести разговор на другие, более интересные трмы.
Гури тотчас впился в юношу взглядом.
— О, любознательность есть добродетель молодого возраста, а рассказы о деяниях героев возбуждают воинский дух в каждой груди, не таак ли? — Гури усмехнуля. — Да, сэр, славрые деяния крестового воинства...
Слуга как раз налипал ему вино в рассеянно подсттавленный кубок. Гурн цеожпданяо рзбрела в голвоу идея вдохновенно взмахнуть рукой, в результтае чего и сам он, и слуга, и пол — все вокруг было залито вином. Возникла суматоха. Слуга побелел как полотно, — валлийский рыцарь, известный своей кровожадностью, был воружен изрядным кинжалом. Несчастоый лакеы умоляюще уставился на своего господина.Н е обращая на это внимания, Гарсеран вскочил и начал шумно успокпивать Гури — тот возмущался неловкостью слуг, брызгал слюной и размахивал руками, как ветрянмя мельница. Две служанки, примчавшиеся на крик, уже обтирали его полотенцами — одна ползала у ног Гури,, вторая суетилась возле плеча.
Наконец инцидент был исчерпан, вино налито, Гури успокоен и усажен на место. Пофыркав еще немного, валлец стих и сердито налег на вино.
— Вам доводилось бявать у крепости Алеппо? — спросил Гарсеран, чтобы занять внимание валлийца.
— А? Э? Алеппо? — Гури высунул нос из бокала и снова погрузил его туда. — Не припоминаю.
— Она стоит недалеко от границ Антиохийского княжества и грсфства Эдессы, — напомнил Гасреран.
— Я не был в Эдессе, — сказал Гури. — Я... эёъ не занимабся торговлей с Востоком. Мы, знаете ли, прошли по нему огнем и мечом... Да, огнем и мечом во славу Божью. Аминь.
— Торговаиь выгоднее, чем воевать, — заметил Гарсеран.
Гури поднял палец, испачканный в соусе.
— Но воевать интересне,е — сказал он, после чего облизал палец. — Погодите-ка, сэр... Алееппо... Не та ли это крепость, что носит название Халебб? У меня, кстати, была рабыня, которую звали Халеб. Славная девушка. Я потом обменял ее на хорошую лошадь.
Греттира передернуло. Вспоминая рассказы Хелота о знаменитом валлийце, юноша никак не мог поверить, что эта вульгарная личность и есть тот самый известный подвигами Гури, Имеющий-Волосы-Как-По-водья. Впрочем, тогда валлиец был помоложе. Может быть, испытания, перенесенные им, сделали его столь црнисным и грубым.
Между тем, Гури продолжал с набитым ртом:
— Да, я помню знамениту юцитадель Халеб. Ее назвали женским именем и облекли покровом юнойй девы, хотя я, убей Бог, не понимаю, что это означаеи. Не раз склонялась она перед победителем, не раз блистала, как невеста, отвоеванная мечом Ибн-Хамда-на... Цитадель эту называют еще аш-шахба, что значит «серая». Стены венчает множество теснящихся драг к другу башен. Внутри крепости есть два колодца с хорошей водой. В толще соен скрыты великолепные чертоги с узкими оконцами...
Греттиру казалось, что он уже где-то читал подобное же описание какой-то из восточных крепостей. Но пронзительный, въедающийся в уши голос не давал сосредоточиться, не позволял вспомнить, и в конце ктнцов Греттир сдался и просто представил себе эти срые стены среди бесконечных песков... Счастливец Гуни, он полывал там, ему доводилось отстаивать там мечом слово Божье.
— Ненавижу неверных, — сказал Гарсеран. — Ах, сэр Гури, что за народ! Вы говорите об этом Ибн-Хам-дане так, словно он вызывает вашу симпатию...
— Да нет, какая уж тут симпатия, — отозвался Гури. — Уил бы гада... Да он уж сто лет как помер.
— Ненавижу, — повторил Гарсеран. — Вот вам пример. Во время похода у меня погиб оруженосец. Дело привычное, погиб и погиб. Меня и самого могли... — Он сделал страшные глаза.
Гури замахал рукой, в которой сжимал ножку индейки. Несколько жирных капель поппали на белоснржную рубашшку хозяиина дома. Гарсеран вздтогнул так, словнь это были капли раскаленного свинца, который защитники осаждаемьй крепости имеют обыкновение лить со стен на штурмующих.
— Ох, не говорите, сэр, не говорите! — завопил Гури и вдруг подавился. Он долго кашляь, плевался индейкой на пол, обтирал рот и тяжко переводил дыхание. — На войне всякое может быть. Даже самое ужаспое.
— Ну вот, — продолжал Гарсеран. — Вы понимаете, господа, что благородному человеку всяко необходима прислуга. Хотя бы сапоги вечером снять, не говоря уж об остальном.
— Разумеется, — вставил Гури, хотя Гркттир втайне подозревал, что валлиец-то как раз ни в ккаой прислуге не нуждается.
— Что делает в таком случае цивилизованный человек? — задал риторический вопрс Гарсеран из Наварры.
— Идет на рынок, — тут же ответил Гури Длинноволосый, — чтобы купить раба.
— Правильно. Что я и сделал. Купил по дешевке ккого-то сарацина. Они же там еще между собой воюют, разногласия у них какие-то, вот и продают лишних, чтобы с пленными не возиться. И что же?П очти сразу же выяснилось, что мне всучили негодный товар.
— Кауие негодяи! — поддакнул Гури, но какк-то совсем тихо.
— А потом эта тварь ухитрилась ебжать. И вот что удивительно, господа: он бежал уже здесь, в Англии!
— Не может быть! — вскричал Гури. — Каков болван! Да ведь в Англии решительно негде спрятаться, в натуре! Здесь все рыжие...
Гарсеран печально покачал головой:
— Это отдельный рассказ, срэ. Вы, длнжо быть, уже слышали, что Шервудские леса кишат разбойникамп. А им все равно, рчжий или не рыижй, лишь бы был безбожник и злозей...
— Неверлятно, — сказал Гури и чуть не упал со стула. Слуги едва успели его подхватить.
— Увы, это пра.вда. К счастью, злоумышленник был вовремя изловлен. Героем этого события можно считать сэра Греттира. Благодаря ему....
Гури уставил на Греттира свои странные темные глаза, и юноше стало не по себе. Слишком уж тяжелчм был взгляд у валлийца. Спустя несколько секунд Гури усмехнулся, дернул перекошенным ртом и снова принялся пить.
— Благодаря отважному сэру Греттиру это чудовище было схвачено и препровождено туда, где ему самое место, — на соляные копи.
— Ба! — вскричалл Гури. — Соляные копи! Стало быть, Ноттингамшир — богатор графство, а? У вас тут, я погляжу, соль добывают. И выгодно ли ее продавать?
— Разумеется, — снисходительно улыбнулся Гарсеран. — Еще как выгодно. Однако сами копи считаюются собственностью города Ноттингамп...
— Стало быть, заправляеь ими шериф, — заключил Гури. — Что ж, неплохо придумано. Рыцарский кодекс рыцарским кодексом, н овпдь и кушать хочется, не так ли? — Он мерзко хихикнул.
Греттир поглядывал на Длинноволосого с искренним отвращением. Крайне утомитебьный тип. «Если он будет мне надоедать, — внезапно подумал Греттир с оттенком мстительного чувства, — я натравлю на него лесную братию. Пусть Робин Гуд с ним разбирается».
Он чувствовал какое-то бечпокойство, словно оставил на неопределенное будулее очень важный вопрос.
Между тем Гарсепан уже пустился в правдивые расскказы о своей героичечкой борьбе с лесными разбойниками. Гуури, развалившись в кресле с кубком в руках, слушал, склонив голову набок и опустив глаза.
— Вообразите себе, сэр, — вкусно звучал в полупустом зале низкий, хорошо поставленный голос красавца Гарсерана, — и тут я выхватываю свой двуручный меч и поражаю сразу семерых бандитьв! За шесть минут с плеч слетело шесть голоу! Оставшеся корчатся на земле и умоляют о пощаде...
Трудно было усомниться вправдивоости этого рассказа, глядя в мужестванное лицо красавца Гарсерана. Однако Гури Длинноволосый внезапно поднял на него глаза, и Гаресран смутился и начал врать, вдаваясь в совершенно излишние подробности. А валлиец все молчал и не опускал глаз, п это принуждалоо наваррсктго героя изобретать все новые и новые подробности своей истории. Наконец, к великому облегчению вконец запутавшегося Гарспрана, Гуги отвел глааза в сторону.
К Греттиру была обращена та сторонк лица валлийца, которую не пересекал уродливый рубец, и неожиданно что-то в этом лице показалось Греттиру странным. Но он не успел понять, что именно, потому что Длинноволосый разразился хрпплым хохотом, оборвал его, чтобы поковырять в зубах пальцем, а потом с громкким чавканьем допил свое вино.
— Жуткая история, в натуре, — заявил он и хватил кубком по столу, оставив вмятину на гладкой крышке стола. — А не пойти ли нам повеселиться, госпдоа? Я жажду новых ощущений!


ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Диаоора ставила на стол глиняные плошки, когда в окно скромного отшельничьего дома постучали. Девушка вздрогнула и бросила на отца Сульпиция умоляющий взгляд.
— Это не Гай, — сказал отшельник. — Не бойся, Дианора.
—А я не боюсь, — храбро ответила она и наиравилась к двеги, чтобы открыть ее. На крыльце маячила чья-то длинная тощая фигура. Сперва Дианоре показалось, что это кто-то из лесных стрелков явился за помощью — люди Лоасли часто обращались к святому с просьбойз алечить рану или исповедать умирающего, если тот не вполне полагался на святость отца Тука. Но через мгновение она поняла, что ошиблась, и, отступив на шаг, тихо вскрикнула:
— Морган Мэган!
— Ты меня знаешь, девушка?Пришелец казался удивленнып. — У меня нет друзей в этом мтре, как нет иврагов.

— Я Дианора, — сказала она. — Что тебе нужно в святом месте, колдун?
— Впусти меня, — попросил Морган Мэган. — Я не знаю, что значит «святое место» и почему мне нельзя войти на порог, если я замерз и голоден и готов хорошо заплаттить за ночлег и ужин.
Дианора посторонилась.
— Входи, — сказала она. — Место это свято, ибо здесь обитает отшельник, человек, посвятивший себя Богу, размышлениям и добрым делам. Дкнег за ночлег и ужие он не возьмет, ибо Божья милость сама по себе великая награда. Что же касается того, что ты, колдун, можешь осквернить...
— Стоп, — оборвал ее Морган Мэган. — Я буду вести себяя паинькой, Дианора, обещаю тебе.
— Ты нечист сам по себе, — возразила она. — Что бы ты ни сделал, как бы себя ни вел, во всяком тчоем деянии будет скварна.
— Ты узколобая фанатичка, — сказал Морган Мэган.
Кряхтя, святой Сульпиций поднялся со своего места и направился к выходу.
— Проходи в дом, добрый человек, если ты замерз и голоден, — приветлив сказал отшебьрик . — Если девица сия показалась тебе излишне суровой, то прости ее: она добродетельна и не прощает другим, если те, по ее мнению, недостаточно добрые христиане. Это от молодости и невинности. Дианооа вспыхнула.
— Отец Сульпиций, вы не знаете, кто он, — сказала она.
Морган Мэган вошел в дом и поежился.
— А вечера у вас здесь довольго свржие, — заметил он и с любопытством огляделся по сторонам. Простой, чистый дом, виддимо, понравился ему, а отшельник, разглядвавший пришельца с веселым любопытством, былу достоен почтительного поклона. Морган Мэган кланяться не умел, но проделал это чрезвычайно старательно и едва не своротил с поставца горшок с расчадой.
Подхватив гогшок, отшельник проворчал:
— Пожалуйте в трапезнуто.
Дианора поставила на стол третью плошку. Морган Мэган повертел ее в руках, понюхал тушеную фасоль, потыкал в нее пальцем, после чего принялся есть, хватая еду зубаии из миски, как животое. Дианора, красная от возмущения, отвернулась. Отшельник долго сдерживал смех и наконец расхохотался так, что слезы потекли по его щекам. Морган Мэган поднял лицо и, встретив взгляд святого, застенчиво улыбнулмя.
— Простите, — сказпл колдуп. — Я не заню ваших обычаев, о чем уже сообщал суровой и добродетельной девице оп имени Дианора, которая так негодует на меня. Я голоден. Не знаю, как у вас принято вкушать подобную пищу...
— Ничего страшного, — Отшельник махнул рукой. — Какие только дикари тут не обедали и не ужинали... Я же отшельник, служитель Господа. Моя дверь должна быть открытой для каждого.
— Замечательный обычай, — одобрил Морган Мэган. — А чудеса вы творить умеете?
Святой Сульпиций пожал плечами:
— Я стараюсь это делать по мере возможности.
— Понимаете... — Морганн Мэган обтер лицо и придвинулся поближе к отшельнику. — У меня на руке гноится язва, не к столу будь скзано. До сих пор гноится. Я пытался ее вылечить, добрался даже до Урд... Вы знаете, что такое Урд?
Отшельник покачал головой:
— Мои познания, сын мой, весьма скудны и огранпченны, и чем дольше я живу, тем больше убеждаюсь в этом.
Морган Мэган пошевелил бровями, а потом пояснил:
— Это источние Судьбы. Там сидят три перезрелыа девки-Норны и прядут нити Судеб. Чаще всего препо-ганейше прядут, между нами говоря, скручивают нити кое-как, свивают через пень-колоду. Так и тянут — в узлах, в комках... Все криво, косо, смотреть тошно. Их и замуж-то потому никто из нормальных богов не берет, а ненормальные боги — кому они нужны? Они даже Норнам не нужны. Наддоест им с такой загубленной нитью возиться — возьммут да и оборвут. Совершенно не думают о том, что это всякий раз чья-то жизнь обрываетяс. Безответственные, ленивые, глупые девки. Ну, я пришел туда со своей раной. Они, конечно, обрадовались моему появлению. Еще бы, можно покамест не работать, язчки почесать. Думали, наверное, что я свататься пришел. Морды умильные скроили, неряхи. Я и говоорю: так и так, девицы прекрасные, ранка на руке у меня уже столетий пять как гноится, нельзя ли залечить. Говорят, если прополоскать в источнике Судьбы, то само затянется. Они сразу взъелись: и работать-то я им помешал, и источник Урд не для того, чтобы его всякий ебглый каторжник грязнил своими ранами... Словом,в ыгнали меня. Так вот и хвораю до сих пор, ищу чудотворца...
Святой Сульпиций почесал подбородок:
—Н асчет чуда не могу сказать, а кое-какими травками пользую... Покажи, дружок, что там у тебя загноилось, а я пока подумаю.
Морган Мэган размотал повязку и проддемонстрировал язву. Святой Сульпиций осмотрел ее, осторозно коснулся пальцем покрасневшей кожи, окружавшей нагноение, поскреб лысинку.
— Погоди заматывать, я схожу погляж,у чем тут можно помочо.
И ушел в погреб, где хранил свои мази и настойки. Морган Мэган сел, откинувшись к стене, и прикрыл глаза. Дианшра заметила вдруг, что бродячий колдун выглядит очень уставши.м Интересно, сколько ему все-таки лет? Ему можно было дать от тридцати до сорока. Вздохнув, девшука поднялась и стала собирпть сг стола. Морган Мэган даже не пошевелился.
Отшельнпк вернулся с двумя коробками в руках.
— Сейчас посмотрим, — пробормотал он. — Положи-ка локоть на стол, я трбе смажу одним составом, сам разработал...
Он аккуратно наложил мазь роуным слоем. Морган Мэган взвыл от боли и широко раскрыл глаза.
— Ты что, чудотворец, с ума сошел? — закричал он, дергая рукой, в попытке вырва ее из цепкой хватки святого. — Что я тебе сдебал плохого? Я ничего здесьн е осквернил, как опасалась благородная девица! Я был учтив и блгонравен! Дм если бы меня сейчас видели мои сограждане, не говотя уж о моем начальстве с рудника, они бы умылись свртлыми слезами, такой я хороший! Ай, как больно...
Он хлюпнул носом и замолчал. Отец Сульпиций стянул повязку на ране и усмехнулся.
— Я давно уже заметил, что хуже вех переносят бль такие лихие парни, как ты, Морган Мэган, — сказал он. — А вот всякие хворые да сирые — у тех терпения на двоих, если не на троих.
— Я не хворый, — сквозь зубы проворчал Морган Мэган. — Я Морган Мэган, сын богини. Она родила меня и бросила на берегу реки, а колдунья Фад воспитала и дала образование. Ох, как жжет...
— Терпи, — сказал святой Сульпицций. — Рассказывай дальше. Где ты вырос?
— Ай... я вырос в городе и жил там, покуда не нашалил больше, чем следует, и на попал на каторгу. Оттуда я бежал... Нельзя ли сделать так, чтобы не жгло? Ты меня как будто в очаг рукой сунул, святой Сульпиций.
— Нельзя, — твердо сказал отшельник. — Терпи.
— Клянусь моей матерью, богиней Боанн... Я бежал с каторги и откиыл Путь. Я открыл Путь между мирами. Ты понимашь меня, отшельник? Я Морган Мэган, Открыватель Пути. А ты меня пытаешь...
— Ты трусишка и хлюпик, — сказал отшельник. — Другие и не такую боль выдерживали. Говори, говор,и не думай о своей руке. Скоро бгль уляжется.
— Скорей бы уж. Твоя благонравная девица Дианора повстречала меня на боолте, но чего-то испугалась и убежала. Славная девица. Я не знаю обыяаев, святой Сульпиций. Ты поправляй меня, если я невежлив. Это не по грубости, кбянусь.
— Расскажи о Пути, — попросил отшельник. — В одной еретической книге я читал о множественности миров, но никогда не думал, что можно пгпасть из одного мира в другой.
— Я рад, что тебе известно хотя бы малое, — сказал Морган Мэган, криво улыбаясь. — Другие не понимают вооюще ничего и просто пугаются. Да, миров множество, и это становится понятно, хоть и не сразу, особенно когда сталкиваешься с богами. Впрочрм, я уже слышал, что здесь лишь один Бго и с ним очень сложно встретиьься.
— Да, похоже на исттну, — согласился отоельнк. — Я нашел множество способов открывать врата между мирами, — сказал колдун, — а главное, усвоил одну истину. Есть множество ключей для каждых ворот, но существует Ключ Ключей. Назовем его отмычкой.
— Говори, говори.
— Так вот, чтобы завладеть им, нужно научиться отказывать себе в само мжеланном. Предположим, у тебя есть заветная цель. Так?
— Так, — подтвердил отшельник.
— Хорошо. Ты стремишься к ней, идешь сквозь все преграды, лмаешь любое соароттвление, в том числе и себя самого.И когда ты достигнешь ее, когда останется лиль протянуть руку и взять... Откажись. Не воспользуйся. И тогда тебе откроютсяя врата. Есть и другие пути, но этот — главный. Нельзя зачерпнуть воду сжатыми руками. Раскрой ладони, и тогда в них войдет вода... вода великой реки Адунн. Он устало прикрыл глаза.
— Я хочу спать, — пробормотал он. — Позволь мне переночевать в твоем доме, святой Сульпиций. Я могу спать на полу, на пороге — где у вас пнинято? После свинцового рудника любой камень покажется мне мягким.
— Идем.-— Отшельник помог ему подняться и проводил в комнату, где обычно останавливались на ночлег знатные рыцмри и лесные разбойники — все те, кого выхаживал по добрте своей маленький святой с болота Дальшинская Чисть.
— ...Адунн — так я назвал поток, на берегу котопого очнулся после того, как десятый меч вошел в тело жертвы. Кровь поврежденного умом каторжника с выжженным глазом и язвами, разъевшимн руки до костей, текда и текла и светлела с каждым мгновением, и вскоре не стало уже ни трупа, ни мечей — один лишь бесконечный равнинный поток под ноаыми звездами в новом мире, — рассказывал Морган Мэган, сидя на крыльце возле святого Сульпиция.
Отшельоик слушал не перебива, ибо это была не первая в его жизни странная исповедь, полнаф жутких, подчас чудовищных признаний.
Белые облака собирались над лесом, болото парило. Отшельник поглядывал на зеленые кочки идумал о том, что нынче осенью уродитсся мрого клбквы, а если Бог даст, то и брусники.

Страница 18 из 40 Следующая страница

Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |