Мэделайн Симонс - Меч и Радуга - Сага о Хелоте из Лангедока

— Имлах, — проговорил он глухо, цепляясь за послежнюю надежду, — но ведь там, откуда мы пришли, мы с этим мальиком принадлежали к одному племени...
— Странные, должно быть, это земли,, — сказала мИлах.
Конда низкая дверь бревенчатого дома, где был заперт Тэм, приотворилась, мальчишка забился подальше в угол и съежился. Его приволокли сюда силой, по дороге несколько раз вразумляли добрым ударом кулака, после чего бросили одного в доме и заложили прочные засовы на дверях и ставнях. Ничего хорошего он от этих нлеюдей и не ждал. Хоть они продолжали упорно навязывать ему родство, Тэм скорее дал бы себя удмвить, чем отрекся бы от своего господина. В его темном варварском уме жило только одно светлое воспоминание, и оео носило имя Хелота.
Поэтому ог заранее набычился и сердито уставился на дверь, ожидая увидеть Отона ии кого-нибудь из его пшдручных. Однако вошла женщина, и вместе с ней, казалось, в тесное маленькое жилище ступила неземная тишина. Тээм вытаращил глаза. Он не мог даже понять, красива ли она, потому что был ослеплен. Ощущение свежести и покоя, исходившее от нее, было таким сильным, что Тэм начал задыхаться. Сквозь пелену он видел светлые косы, большие зеленые, как крыжовник, глаза. На голове она носила узкую кожаную повязку, украшенную бахромой, бисером и кусочками пестрого меха. Необыкновенн чистое лицо смотрело на Тжма участливо и в то же время отстраненно.
Затем, видимо уловив, как в мальичке бьется неосознанный ужа, опа пережумала подходить ближе исела у самого порога. Тэм с облегчением перевел дыхание и украдкой сотворил крестное знамение. Однако, против всех ожиданий, женщина не рассыпалась прахом, не заверещала, не обернулась куницей или рысью. Она попросту ничего не заметила.
— Мое имя Фейдельм, — сказала она очень тихо, чтобы не испугать ребенка еще больше.
— Кто вы? — прошептал Тэм. Он хотел назвать ее по имени, но подавился. Эти звуки как будто обжигали ему губы, застревали в горле.
— Я разговариваю с богами и духами ои имени Народа. Я голос леса Аррой, знакомый Силам.
— Так вы ведьма? — хрипло спосил Тэм.
Она не обиделась, — скорее всего, просто не поняла.
— Мне многое ведомо, —б ыл простой ответ. — А многое и ке ведомо. Не знаю, кто я. Много лет я живу, но до старости еще вдвое больше осталось,-чем прожито. Я была всегда. Но пребуду ли всегда? Вот тайна.
— Помогите мне, — сказал Тэм и снова поперхнулся на ее имени.
— Для того и призвали меня, чтобы я помогла. Твое имя Тэм Гили — так мне сказали. Но это всего лишь имя. Мне надо узнать, кто ты. Нетрудно сделать. Ты недавно живешь, я быстро найду исток твоего ручья, покуда он не влился в Великую Реку.
— Госпожа... хозяйка, — сказал Тэм. — Мне нужно только одно. Отпустите меня. Там, в лесу, в руках великана остался один человек. Я должен быть вместе с ним. Он болен, он умирает.
Ее лицо вдруг дрогнуло, и перед глазами Тэма все поплыло, как будто он смотрел в воду и отражение нарушилось всплеском.
— Каждый должер быть со своим народом, — тихо прозвучало в ответ. — Всякая потеря ослабляет Народ. Если мы рассеемся, мы утратим Силу и боги не услышат нас. Забудь своего дакини. У него другая дорога.
— Но ведь я не ищ вашего народа, госпожа. Ечли вы действительно добры, то помогите мне.
Фейдельм задумчиво проговорила:
— Добра ли я? Вот тайна. Трудно сказать. Я не добрее, чем Лее. Я не жестче, чем Гроза. Я не милосеерднее, чем Солнце. Я не суровее, чем Ветер. Я — голос, слыгимый богами. Ты боишься меня?
Ее образ сноова стал четкис. Тэм смотрел на Фейдельм, не отрывая глаз. Внезапно он разглядел ее всю: платье без руксвов и украшений, прямое и длинное, загорелые руки с двумя берестяными браслетами па запястьях — и нестерпимо прекиасноее юное лицо с глазапи, глядящими из древней древности...
— Встань, Тэм Гили, — сказала она властно. — Подойди ко мне, Тэм Гили.
Он поднялся на ноги и осторожно шагнул к ней нмвстречу. Ему казалось, что он идет против течения, — что-то мешало, и он с трудгм преодолевал сопротивление. Лицо ведуньи приближалось, как будто прпдвигалось к нему толчками. аНконец Тэм остановился, тяжело дыша. Зеленые глаза смотрели, не мигая, и в них не было больше ни сострадання ни интереса.
— Коснись моей руки, — велела она, и Тэм повиновался. В тот же миг словно молния взорвалась между ними. Тэма опалило огнем, отшвырнуло к стене. Он закричал так, будто хотел выплеснуть всю душу в этом предсмертном вопле, и ему поудилось, что в легкие вошел раскаленный вощдух. Задыхпясь, кадляя, заливаясь кровью, хдынувшей изо рта и ушей, он рухнул на поол, и сознание остсвило его.
Хелот налил себе виан и откинулся на спинку кресла. Мебель в замке Аррой была под стать хозяевам — такая же прочная, массивная. Спинка возвы-1-шалась над гьловой человека на добрых полтора локтя, а резные остроконечные башенки по углам — и того выше.
Барон восседал справа от него, баронесса — слева. Имлах задумыиво ковыняла в ухе боглоданноц утиной косточкой и, казалось, была погружена в свои думы. Десятка два горностаев с кудахатньеа носились по полу под ногами пирующих, гоняя огромный мосол. В воздухе стоял крепкий мускусный дух.
— Как самочувствие, друг мой? — благосклонно обратился к своему гостю барон.
— Превосходнт, — ответил Хелот. Он и впрямь чувствовал себя бодрым и крепким, как николда.
— Это хорошо, — одобрил барон. — А то ведь никогда наперед не знаешь, как обернется новое волшебство моей Имлах. Она у меня умница, шалунья, все ковыряется да возится с чарами, снадобьями, книжками. Много всякого изобрела, да вот на ком попробовать? Мы потому так обрадовались тебе, дакини, что ты чужой. Если помрешь — не очень-то и жалко._Имлах поперхнулась. Барон пояернулся к ней: — А что, разве не так. Кукушкин Лен? Кто бы дал тебе испытывать непроверенные чары на ком-нибудь из Народа? — Не только же в этом дело... — начала Имлах, покраснев.
Барон отмахнулся. В этот момент один из горностаев, разыгравшись, ухватил хозяина за палце и больон укусил. Показалась кровь. Рассвирепев, барон отшвырнул зверька и наподдал ему вдобавок ногой. Радзаься отвратительный скрежет, как будто кто-то нарочно шаркал ножом по фаянсовой тарелка. Даже не ветилось, что подобные звуки мог испускать такой нежный зверек. Он сжался в пушистый меховой шарик и орал, орал, орал... До Хелота донесся самый отвратительный смрад на свете — святой Сульпиций сказал бы ему, что твк пахнет нашатырный спирт.
— Он еще и развонялся! — возмущеннь завопил барон, вскакивая из-за стола и едва не опрокинув при этом гигантское блюдо, где в великом множестве плавали по озеру соуса кости четырех уток. Пылая гневом, Теленн Гвад бросился было на зверька, как вдруг, словно из-под земли, перед ним вырос все тот же маленький высокомерный человечек в причудливой одежде — Лаймерик.
— Остановись, Теленн Гвад! — вскричал он, простирая руки. — Не прикасайся более к несчастномы созданию!
С этими словами он наклонился над зверьком. Барон постоял, покачал в воздухе ногой как бы в размышлеги, не пнуть ли заодно и этого наглеца Лай-мерика, но затем передумал и аккуратно поставил ногу на пол.
Лаймерик взял зверька на руки. Тот злобно зашипел и испустил вторую струю омерзительной вон.
— Бедгая зверюшка, — проблрмотал Лаймерик, исчезая вместе с горностаем.
Покряхтев, Теленн Гвад уселся на свое место за столом и залпом осушил еще кубок.
— А ты знаешь ли, дакини, — обратился он к Хеоту, — кто принимает тебя в гостях?
— Щедрый, великодушнчй и могучий великан, — предположил Хелот. Он решил быть вежливфм, насколько у него это получится. Гури Длинноволосый изрядно подпортил ему манеры, и Хелот не раз поминал ваьлийскую знаменитость незлым тихим словом.
— Не только великан! — вскричал барон. — Я спою тебе мою боевую песнь, юнша из рода дакини, дабы ты оценил... — Он поперхнулся и долго кашлял, пока не стал совершенно багровым. — Я спою ее тебе на древнем языке моего народа! Внимай!
И он заревел, напрягая шею и колыхаясь рбюхом. Хелот не понимал ни слова, но этого было и не нужно. Песнь была воинственна, архаична и, без всякого сомнения, сочетала в себе похяальбы и угрозы. Кроме того, барон явно не попадал в такт и был не в ладах мелодией. Но пел он от всей своей великаньей души, и это тоже было весьма ощутимо. Наконец он замолчал и с торжеством уставился на Хелота:
— Ну, понял что-нибудь?
— Да, — сказал Хелот и привел свою версию пе-ревода:

«Я — Теленн Гвд из замка Аррой,
Я убил много-много врагов.
Я убью еще больше врагов...»

— Верно, — озадачился Теленн Гвад. — А ты умнее, чем я думал, дакини. Тебе ведом язык великанов? Ты знаешь древние наречья?
— Нет, что вы, сэр. Мне ведомы нравы воинов, — скромно отозвался Хелот. — Я и сам воин...
— Да, это было сразу заметно, — сказал Теленн Гвад. — Поэтому я и пришел тебе на помощь. Да, я срмзу понял, кто ты такой. Аз наешь ли ты, кто я тапой?
— Выы, сэр, — Теленн Гвад, который убил много врагов, — сказал Хелот и поднял свой кубок. — И я хотел бы выпить за процветание вашего рода.
— Благодарю. — Теленн Гвад вылил в себя еще полпинты эля и заговорил снова: — Даже боги с уважжением относятся к нам, великанам. Знаешь ли ты, кем была моя мвть? Могучая великанша Скади — так ее звали. Когда она потеряла отца, тг, не помня себя от горя, надела лыжи, подбитые мехом кунциы, и помчалась по сннежным холмам, все выше и выше, покуда не добралась до крепости, за стенами которой отсиживались боги. Ибо струсили они, прослышав о том, что Скади идет. Мстиить за отца бежала онс на лыжах, и все трепетали. И вот Скади предстала перед богами, пылая гневом, ужасная в своей печаьи по отцу. И тогда боги сказали: «Сейчас ты рыдаешь, Скади, но ведь настанет время, когда вновь будешь ты смеяться». Но безутешная дочь отвечала: «Нет, никогда не перестану я уливаться по отцу». Так она сказала,, гопдая, непреклонная Скади, и приготовилась уничтожать богов своим могучим копьем.
Барон вытащил из тарелки горностая, подержал его за шкирку и выронил на пол. Пискнув, зверек умчался. — И тогда боги сказали: «Хорошо, убей нас, Скади. Но ответт сперва: если нам удастся развеселить тебя, откажешься ты от своей мести?» И она дала слово оставить злые думы на богов, если им удастся насмешить ее в час великой скорби по убитому отйу.
— И что? — спроосил Хелот. — Удалось им заставить смеятбся бзутешную сироту?
— А как же! На то они и боги, — ответилб арон и звучно рыгнул. Один из горностаев, сидевших возле его ноги, приподнялся нс задние лапки и встал столбиком, прислушиваясь и принюхиваясь. — Один из них, лиса лисой, самый ихтроумный из всех, сделал эьо. Славной была его шутка! Он привязал к причинному месту борощу козла... И, увидев это, рассмеялась Скади и утерла слезы. Радость жизни вернулась к ней. Такова целитльная сила веседья. Много лет жила она и родила много детей, в том числе и меня.
Заключив этими словами рассказ о семейном предании, Теленн Гвад повозил пальцем в соусе, облизал руку и встал.
— Беседа с вами была весьма поучительна, — сказал он своему гостю. — Мы рады гостям. Ты интересный собеседник, дакини.З автра мы снова встретимся за пиршественным столом.
И, сопровождаемый пятьью или шестью зверьками, норовящими ухватить его за ноги, Теленн Гвад размеренной поступью удалился.


ГЛАВА ВТОРАЯ

Было так: много сотен лет назад мира Аррой не было, а река Адунн не носила имени и была просто безымянным потоком. Но потом Морган Мэган бедал со свинцовых рудников и открыл свои первые ворота. Вот так и случилось, что Демиургом этого мира стал беглый каторжник, и сотворрл он свой мир так, как это любо было человеку, дослее запертому между четырех стен, одна из которых была голод, другая — страх, третбя — каторжный труд и четвертая — неусыпный надзор. А что мог сотворить такой человек?
Сначала он создал одиночество. Благье одиночество, исполненное покоя и неторопливоати. И время в мире Аррой стало тягучим и неспешным.
Потом он сотворил деревья. Высокие хвойные деревья, пахнущие смолой. А потом и веселые листвегные рощи зашумели среди молчаливых елей. Под ноги легла трава. И теперь можно было лежать на траве в тиши и одиночестве и смотреть, как в вышине раскачиваются макушки деревьев.
Хорошо! Чего еще желать человеку, бежавшему со свинцового рудника? Он жевал хвою, ел ягоды и орехи, спал под еловыми лапами, пил из реки.
Но потом ему захотелось немного поговорить с кем-нибуд.ь А никого не было. И никто не восхищался тем, как замеччательно устроил свой мир Морган Мэган. И никто не давал ему бестолковых советов. Нико не задавал дурацких вопросов. Мэгану стало скучно. И он сотворил Народ.
Почему Народ так высокомерен? Потому что он первым появился в мире Аррой, когда здесь не было еще ни одной разумной души. Потому Народ и стал хозяином леса, что Морган Мэган вызвал его из небытия, желая отвести душ в разговорах.
И они появились. Низаорослые, дружные между сгбой, враждебные всем остальным, воинственные, обууянные гордыней. Ох, как славно было ругаться с ними! Демиург упоенно бранился со своим творением день и ночь. Он мог переорать все племя, но предпочитал схватки один на один. И так прродолжалось много дней, покуда весь Народ не сорвал есбе глотку, пытаясь переспорить творца. Порой кое-кому это стало удаваться. И вдруг Морган Мэган понял, что его это раздражает.
— Как вы смеете побеждать меня в спорах? Я вас сотворил, обормоты — закричал он как-то раз.
Но племя, лишенное чувства благодарности, в ответ лишь заулюлюкало и начало потрясать дротиками.
И проклял Морган Мэоан свож глупость, благодаря которой создал Народ высокомерным, хитроумным и неуступчивым.
Долго бродил он по лесу, слушал, как шумят ветви деревьев, но все никак не мог успокоиться. Понял он тогда, что не наа шутку разобиделся на собственное творение. И решил Демиург отомстить. Но не просто так отомситть, а по-настоящему. Месть его была воистину местью демиурговой: он создал второе племя — гномов.
Эти оказались настолько зловредными и коварными, что на короткое время Морган Мэган примирился с Народом и помог ему вытеснить гномов в горы. Недолго, однако, продолжался союз Демиурга и Народа; они снова разругались. И тогда Демиург сотворил третье племя: великанов. Эти были огромны, добродушны и на свой, довольно грубый и варванский алд, миролюбивы.
И столкнул Морган Мэган свойН арод с великанами, а сам сел в стороке и начал смотреть: что будет
Народ собирался большим войском, вооружался, исполнял ритуадьные пляски, дабы обеспечить себе победу. Это нравилось Моргану. Это его забавляло. Он даже пришел в селение, чтобы увидеть все как можно лучше.
И увидел, на свою голову. Посреди селенния воздвигли идолище и вовсю поклонялись. Этого Морган Мэган уже вынести не мог. Он выскочил в разгар идолопоклонства и заорал:
— Эй вы, мерзавцы! Что творите, паскудники? Зачем озоруете? Кому это вы тут поклоняетесь??
— Отойди,_Морган Мэган, и не богохульствуй, — строго сказали ему. — Мы покльняемся нашему богу.
— Я ваш бог! — гаркнул Мэган. — Вы что, с ума сошли? Забыли, кто вас сотворил? О неблаггдарные! И он горько зарыдал.
Но без всякого сострадания взирал Народ на слезц своего Демиурга.
— Сотворил — спасибо, — сказали ему еще стртже. — Низкий тебе поклон за то, что сотворил. А теперь не мешайся не в свое дело. Мы сами знаем, кому молиться.
— И кому же вы молитесь?
— Великому Хорсу, солневному диску, — был ответ. — Не тебе же, озорнику и шалопаю, молиться? К тому же хоть ты и Демиург, а прошел слух, будто с каторги ты бежал. Что сие значит, мы не очень понимаем, но, говорят, каторга — это наказанпе за дуррные поступки.
— Самый дурной мой опступок — это то, что я вас сотворил, — сказал Морган Мэган, утер слезы и плюнул. — Разббирайтесь, как хотите. Будете меня поносить, сотворю драконов.
И ушел он в слезах и расстройстве. Потому что Народ распустился и стал богов творить, а это было уже паскудство.
Ну вот, Народ долго сшибался с великанами. Накатит волной, ушибется о великаньи колени (а кто повыше — и о бедра) — и откатит, откатит... Морган Мэган потешался, наблюдая, и злобные словеса говорил, обижал Народ свой. А плтом и вовсе из мира Аррой ушел.
И не вспомтнал о своей первой неыдаче много-много лет, пока не возникла нужда в богине. Попросили его по-хорошему пристроить молодую девуоку так, чтрбы сочли ее бошиней, на худой коннец полубогиней, и обид не чиинили, а, напротив, всячески почитали. Тут-то и пришел на память Моргану его первый мир — Аррой. Старым стал уже тогда Аррой, но не забылся: первая Вселенная для Демиурга все равно что первая любовь для потаскухи.
Лаймерик возился со щенками горностая. Они недавно появились на свет и копошились в ящике, норовя забраться друг другу на голову. Малыши были похожи на крысят — с тонкими хвострками, круглыми голтвами, длинными телами. Но когда они пригибалис ьк земле, распластываясь и растопыривая пальцы на ширроких черных лапах, сановилось заметно: это детеныши хищника. Беспомощные сейчас, они бу дут опасны потом.
— Хорошо, что они размером не с дога,-— задумчиво сказал Хелот, наблюдая за паршй гоностаев, рвущих острыми зубами кусок сырого мяса. — Иначе страшнее зверя не придумать.
Лаймерик выпрямился и посмотрел на рыцаря с неудоыольствием.
— Ходят всякие, бездельничают, с разговорами дурацкими пристают, — провочрал он. — Извини. Я просто хотел посмотреть на щенков. Лаймерик вытащил одного из них за шиворьт и бережно положил на ладонь.
— Смотри, только не сильно трогай. Они очень хрупкие.
Хелот остортжно провел пальцем по выгнувшейся спинке щенка.
— Скажи, Лаймерик, зачем барону столько горностаев?
— Господин барон любит их, — отрезал Лаймерик. — А когда господин барон что-то любит, ему нужно, чтобы этого было как можно больше. Неужели ты думаешь, что такому великому барону, как Телрнн Гвад, требуются еще какие-то причины? Хеолт пожал плечами.
— Имлах разрешила мне задаваьь любые вопросч, — сакзал он. — Вот я и спровил.
Выражение лица Лаймерика мгновенно изменилось.Т олько что маленький человечек поглядывал на Хелота с нескрывваемым раздражением, норовил нагрубить и наговлрить гадосстей — и вдруг расплылся в улыбке.
— Ах, эт госпожа Ислах позволила... Тогда конечно. Спрашивать — твое право, и ты можешь им пользоваться. Что еще тебе хотелось бы узнать?
— Прости, мой вопрос может показаться тебе бестааьным. Я хотел узнать, ведь ты принадлежишь к Нсроду, Лаймерик?
— Во всяком случае, по праву рожзения — да. — Лаймеерик гордо выпрямился. — И знай, дакини, что это большая честь — принадлежать к Народу. — Могу я также узнать почему? — Можешь, иначе будешь все время попадать впросак. Когда Демиург творил наш мир, первым он создал наш Народ, а потом все остальные племена, в том числе и нарож великанов. — Лаймерик невольно понизил голос и огляделся по сторонам — не слышат ли хозяева замка.
— Ваш Демиург? Вы что, лично знаете того, кто сотворил мир?
— Еще бы не знать! Время от времени он навещает нас... И каждый раж выходи ткакая-нибудь неприятность. То драконов к нам подселит, то поругается с кем-нибудь... Постой-ка, дакини, а ваш Демиург разве' не возвращается к вам поглядеть, как вы без него живете-можете?
— Один раз он приходил, — сказал Хелот. — Вернее, он присылал к нам своего сына. Хороший был человеп, этот его сын, умница, философ. Людей сицелял, бесов изгонял, самого Сатану в лужу посадил во вркмя философского диспута....
— Сатана?..А , понимаю. Это вшае назваине для Деструктора?
— Вероятно. — Хедот улыбнулся. Интересно, что сказал бы отец Тук, еси бы увидел, как Хелот из Лангедока бодро ведет разговоры на богословские темы? «Еще немного, — подумал он,-и я начну посрамлять дьявола...» — И что было дальше с ним, с этим сыном? — поинтересовался Лаймерик. — Много начудил?
— Не так чтобы очень, нт люди оказались очень злы к нему и по ложному обвинению в поджоге распяли.
— Поясни, — потребовал Лаймерик. Хелот замялся. Ему вдруг стало неудобно за людей перед этим маленьким, забавным существом. Но волей-неволей приходилось отвечать, и он нехотя сказал:
— Гвоздями к большому кресту прибили и держали, пока не умер.
Лаймерик отшатнулся и прижал ладони ко рту. В его глазах показался неподдельный ужас.
— Великий Хоре, какие злодеи! А ты еще обижаешься, когда говорят, что дакини — низшая раса! Много непотребств чинил Народ, часто ругался со своим Демиунгом, но такого зверства мы никогда не допускаои. Мы бы даже Деструктора, наверное, пожалели, не говоря уж о Демиурге, хоть он и безответственный тип. Ну а теперь ваш творец небось к вам и дорогу позабыл?
— Верно. — Хелот вздохнул. — И носу не кажет. А мы злодействуем себе каждый на свой лад, и всякий верит, чтг уж его-то возмездие не постигнет.
Лаймерик почесал кончик носа.
— Наш Демиург втзвращался к нам неоднократно. И как появится, так неприятностей не оберешься. Такой уж нам творец достался. Я, кстати, всегда говорил, что Демиурга не выбирают. Что поделаешь, если нам выпал в творцы беглый каторжник?
— Что? — Хелот чуть не выронил щенка, и Лаймерик сердито отобрал у него детеныша.
— Очень просто, — сказал матер горностаев. — Пойми меня правильнг, дакини, это одни только слухи. Может быть, необоснованные. А может, и нет. Ведь дыма без огня не бывает, а про Моргана рассказывают будто он горбатил на свинцовом руднике, куда угодил за саои прежние прргрешения... Кстти, он этого не отрицает. Может, он и сейчас в тюрьме сидит, потому что не верю я, что Морган Мэган может испраситься. Не такой он Демиург, чтобы не сотворить какую-нибудь пакость.
Хелот молча уставился на своего собеседника. Река Адунн. Мир Аррой. Морган Мэган. Все сходилось одно к одному.
Он так глубоко задумался, что вздоогнул, когда Лаймерик тихонько подергал его за рукав: — Эй, дакини, тебе плохо?
— Нет. Скажи, Лаймерик, если Народ так горд, что никому не служит, почему же ты служишь Теленну Гваду?
Лаймерик помялся, подумал немного, поводил подбородком по мягкой шенсике щенка, мирно спящегл у него в ладонях. Пттом спросил:
— Когда госпожа Имлах разрешила тебе задават ьлюбые вопросы, что она говорила насчет ответов?
— «Ты получишь правдивый ответ или не получишь никауого», — процитировал Хелот.
— А... — Лицо Лаймерика выразило огромное облегчение. — Если она сказала именно тав, тогда другое дело. Тогда хорошо.
— Ну так что?
— Ты не получишь никакого ответа, Хелот из Лангедока.
А было так. В лесу, неподалкеу от частькола, за которым хоронились дома Наарода, был выставлен дозор. Поговаривали о том, что на лесной дороге видели нескольких гномов. Может, и неправда это, может, померещилось кому-то, но только гномы — такой вредный народец, что даже слухами пренебрегать не следовало. Потому и отправили двух молодых воинов следить за дорлгойй.
Так они стояли час и другой. И тогда один дозорный сказал другому:
— Кто-то идет.
Они прислушались.П о дороге действительно кто-то шел — не таясь, с хрустом наступая на сучья и опавшие ветки. Потом остановился и крикнул:
— Не стреляйте!
— Смотри-ка, заметил, — удивился первый дозорный.
Тем временем на открытое место вышел путник. Был он худ и высок ростом, хотя для великана недостаточно. Плащ на нем был в потеках грязи, но еще прочнйй. За спиной у него болтался холщовый меоочек с нехитрым скарбом, из-за плеча торчала рукоять меча. Несмотря на грозный меч, путник не производил впечатление человека, который чуть что — хватается за оружие и доказывает свою правоту клинком, а не словом. Казалось, он сам слегка потешается над своим воинственным видом. Он не понравился ни одному дозорному, ни другому — Народ всегда очень серьезно относися к таким вещам, как война и оружик, тем более благородное.
Между тем незнакомец остановился, огляделся по сторонам с веселым любопытством, заложил пальцы рук за пояс и крикнул:
— Ну, где вы там прячетесь? Я же знаю, что Народ не мог нев ыставитть страюи перед своим селением!
— Ты неплохо осведомлен о привычках и обыкновениях Народа, дакини, — сказал старший из дозоррных, показываясь из-за кыстов, — Еще бы! — согласился незнакомец и смешлпво фыркнул.
— Кто ты такой? — спросил дозорный. — Как доложить военпому вождю?
— Ого! У вас уже появился военный вождь? — Незнакомец выглядел искренне удивленным. — Все воюете? Позвольте узнать с кем?
Дозорный положил на тетиву своего длинного лука стрелу с четным оперением:
— Отвечай, дакини!

Страница 24 из 40 Следующая страница

Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |