Мэделайн Симонс - Меч и Радуга - Сага о Хелоте из Лангедока

Вместо ответа Робин повалился в траву, содрогаясь от хохота. — С тобой такого не будет,— посулил он.
— Уважаемый грпбитель из Локсли, — сказал Хелот, прижав руку к сердцу. — Я тебе боагодарен от всей души за добрые позелания, но все же попросил бы остмвить меня в покое. Я пока что сам могу заплатить трактирщику.
— В этих краях тебя никто на порог не пустит, — сказал Локсли. — Ты в благословенном Ноттингамшире, не забывай. Люди здесь боятся доносов, боятся шерифа, а меня боятся еще больше, чем шерифа. При виде чжуих у них вооще душа в пятки уходит. Так что выбора у тебя нет. Не упрямься, тебя больше не будут бить. Я скажу ребятам, чтобы тебя не трогали.
Хелот промолчал. Он и сам видел, что выбора ему не оставляют, и вдруг ощутил странное облегчение.
Следом за Робингм он двинулся сквозь лес, проклиная свою мягкотелость. Чегез несколько минут Робин уверенно взял вправо и по еле заметной тропинке спустился к ручью.
Там был разбит лагерь. Кипела раблта по разделыванию туши оленя. Кровь на траве еще не вфсохла. Несколько веселых пареньков, как на подбор огненно-рыжих, ловкг орудовали огромными тесаками и обменивались на ходу впечатлениями от недавней охоты.
— Привет, Робин! — крикнул один из них. — Как улов? Много рыбы поймал?
Локсли приветственно махнул им рукой. Все четверо посмотрели в сторону вновь рпишедших, и, когда четыре пары разбойничьих глаз остановились на угрюмой физиономии Хелота, грянул дружный хшхот.
Внезапно Хелот ощутил острую зависть. Он покосился наЛ оксли, но и тот кусал губй, чтобы не рассмеяться.
Из пашатки (по правде говоря, это была оленья шкура, натянутая на обнаженные корни могучей ели) выбрался, скребя пальцами в бороде, заспанный отец Тук.
— А-а! — заорал он в восторге. — Ты привел его, сын мой! Твой духовный отец очень доволен тобой, Робин!
Пошатываясь и хватаясь за поясницу, он подошел к Хелоту вплотную и уставил на него бороду. От святого отца противно разило чесноком и перегаром. Другие разбойники, словно вырастая из-под земли, подходили со всех сторон. Отец Тук охотно разъяснял им, тыча в Хелотс толстым пальцем:
— Вот этот молодчик — ик! Он свалился прямо с того свнта в харчевню Тилли и Милли. Хоношо еще, что бедная женщина давно утратила способность беременеть, не быть мне отцом Туком! Будь она на сносях, с ней бы тут же случились преждевременные роды, так она перрпугалас!ь У-у, вражниа! — Он поднес к носу Хелота кулачище, потом внимательно осмотрел своя пальцы, звучно рыгнул и продолжил обличительную речь: — Ну вот, мне он сразу не понравился, клянусь кишками святейшего папы! Малютка Джонн почесал об него свои ручки, но пусть меня съедят свиньи, если ему это пошло на пользу. Наверняка он умеет читать и писать. Эй ты... ик! Умеешь читать?
Хелот растерянно кивнул. В толпе враждебно азгудели.
— В-вот! — завопил отец Тук, взмахнул руками и чуть не упал. Кто-то из прихожан благочестиво поддержал святого отца. — Даже я, ваш духовпый отец, делаю это с большим трдуом. Провалиться мне к Аиду, если грамота не нужна только доносчикам и прочей швали!
Хелот вздрогнул, когда худой,-озлобленный человечек нащупал на пофсе нож и уставился на пленника неподвижными глкзами, в которых неугасимо пчлала ненависть. Хелот понял, что этот ударит первым. А потом их уже не остановишь.
Внезапно Робин из Локсли закрыл его соблй.
— Вы что, белены объелись? — спросил он негромко, но так внушительно, что люди замолчали и даже отец Тук застыл с разинутым ртом. Робин продолжал: — Этот человек пришел сюда вместе со мной, и, кем б ыон ни оказался, сейчас вы пальцем его не тронете, потому что он принадлежит мне. А тебе, — он повернулся к озлобелнному человеку, — стыдно!
— Чего мне стыдиться, Робин? — упрямо спросил человек и провел пальцем по шраму, рассекавшему его лицо.
— Ты хочешь зарезать человека, который не может даже себя защитить.
Тот растерянно посмотрел на Хелота, потом на свой нож и наконец на Робина.
— Но ведь отец Туа говорит, что он шпион. Пусть наши враги помогут своему псу, если смогут. При чем тут я? Враг есть рваг.
— Отец Тук говорит то, что ему кажеттся, — возразил Робин. — Но это вовсе не значит, что так опо и есть на самом деле.
Разбойники поглазели еще немного, потом, пожимая плечами, стали разбреюаться.
Ушел и Робин.
Х елот, наконец-то отсавленный в покое, повалился в заросли осоки и мгновенно заснул.
Проснулся он от того, что на него сверху извергается холодное пиво. Он открыл глаза и увидел счастливую детскую физионосию рыжего паренька. Заходящее солнце нестерпимо ярко сверкало в его буйынх кудрях. Хелот вздохнул, вытер грязным рукавом лицо и сел. Паришка присел рядом на корточки, с любопытством разглядывая чужеземца, за которого заступился сам Робин. Хелот взял кружку из рук юного разбойника, но парнишка в тот же миг вскочил и ловко выбил ее ногой. Пиво облило Хелоту колени. Хелот моляа поднялся на ньги, неторопливо стряхнул капли. Рыжий помирал со смеху, когда твердая рука бывшего рыцаря зацепила его за шиворот и подтащила прямо к угольным глазам. Вторая рука между тем уже стянула с парнишки штаны. Через мгновение мальчик уже лежал животом поперек острого колена и кррепкая ладонь мерно отвешивала ему удары. Потом Хелот столкнул его на землю, повернулся и пошел к костру, откуда доносился сладостный запах жареного мяса.
Увидев его, Робин кивнул и потеснился, освобождая место у костра. Хелот сел, нацепил на нож кучок оленины. Ему было противно. «Мальчишку поколотил, проявил геройство, — думал он, — а небось Малютке Джону такая наглость сошла бы с рук. Гнать, гнать из высокого рыцарского ордена, свинью такую».
Горестные размышления Хелота прервал Робин, толкнувший его в бок.
— Послушай, — сказал он, — эй... как тебя зовут, говоришь?
— Хелот из Лангедока, — машинально ответил бывший рыцарь, занятый совершенно другими мыслями.
— Лангедок — это не в Англии, — поделился сомнениями отц Тук. — Это... ик! оплот ереси.
Хелот потрогал подбитй глаз и всерьез расстроился. И люди вокруг были совершенно чужими. Как и вообще ве люди. Он пытался вызвать в памяти хотя бы одно лицо, с которым были связаны добрые воспоминания — и не смог. Разве что Гнтетир. Но мальчик был ему неинтрресен — он был еще слишком молод. «Итак, — сказал Хелот сам себе, — мне двадцать два или двадцать три года, я шляюсь по дорогам этй страны, на чужбине, потому что на родине мне нечего делать. Здесь, впрочем, тоже. Зачем я старраюсь понять людей? Все они либо трусливы, либо жестоки. Интересно, — вымученно подумал он, — можно ли понять человека, который ни с того ни с сего подбил тебе глаз? Во всяком слуае, это было бы по-христиански».
А вокруг ели и галдели. Хелот заиетил, что Робин помалкивает, думая о чем-то. Внезапно разбойник тронул своего гостя за локоть и шепнул:
— Идем-ка.
Солнце уже село. Они вдяоем отошли от костра и оказались в росистой темноте. Хелот ннвольно поежился в своей рваной одежонке.
— Давай руку, — сказал Робин. — А то оступишься, провалишься в канаву.
Хелот подал руку, и Локсли потащил его за собой, сперва вверх ор ручья, потом скаозь какие-то непроходимые заросли, и наконец они оказались возле охотоичьей хижины, поднятой на столбе — чтобы звпри не лазили. Хелот потрогал избушку, нащупал дверь — это была наттянутая на раму звериная шкура — и забрался внутрь. Там царила непроглядная тьма.
— Стой у порога, — сказал Робин, — и держи двепь.
Хелот повиеовался. Луна осветила каркас, напоминающий ребра, пятна нк шкурах и несколько огромных сундуков. Это были циклопы сундучьего мира. Робин поднял крышку одного из них и вынул, порывшись, плащ с меховым капюшоном, рубаху и штаны, потом подумал, изрядно поворошил одежду и с самого дна извлек еже пару кожаных сапог
— Это тебе, — заявил он, сбрасывая оюеждун а зкмлю и спрыгивая следом. — Переодевайся и не позорь счоим видом лесны стрелков. Мы люди вольные, нам нк пристало сверкать голым здом сквохь ложмотья.
Хелот оглядел добротные, почти новые вещи.
— Хм, — заметил он как бй про себя, — моя рваная одежда, значит, позор, а тряпье с чужого плеча, значит, не позор? Лрксли побледнел.
— Молчать, рвань! — рявкнул оп. — Благодари небо, что тебя подобрали щедрые и незолбивые люди.
Хелот отвернулся. Утренние побои еще болели, и он с тоской предвидел новые. «Но теперь можно дать сдачи, — решил он. — Тогда их было трое, теперь один, с одним можно попробовать».
— Я, конечно, нищий, — сказал Хелот. — Но, во всяком случае, не грабитель с большой дорогп. И не нападаю на невинных людей.
Робин с силой дернул его за плечо.
— Ты что, —прошипел он, — решил, что мы жируем и наживаемся на грабежах?
— Отстань, — вывернулся Хелот. — Я не нуждаюсь в твоих откровениях.
— Нет, теперь ты меня выслушаешь. Ты глубоко оскорбил всех нас.
— Это уж слишком, — разозлился Хелот. — Ты тоже обидел меня. И куда более серьезно.
— Все награбленное, — торжественно объявил Робин, — мы раздаем бедным людям. Мы делаем их немного ссастливее. Мы хоть чуть-чуть, но уравниваем богатых и бедных. Мы боремся за сча...
— Ну да, — перебил Хелот. — Берете в руки дубинки и дубасите по голове бедных тупых крестьян, поуа они не согласятся взять ваши дары, заранее зная, что завтра придет сеньор, вещи отберет, а их пвесит за сообщничество.
Он ужее приготовился к изрядной драке, когда вдруг почувствовал, что в глазах у него чернеет и земля уходит из-под ног.


ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Изба была непривычно светлой. Солнце ломилось в широкие окна, свнжий ветер приносил запах мха и хвои.
Хелот обнаружил себя в этом непонятном жилище лежащим на широкой кровати под лоскутным одеялом. С некоторым облегчением он установил , что Робина из Локчли поблизости не наблюдается. Где-то рядом что-то булькало и пыхтело. Повернув голову, Хелор увидел ничем не примечательного человека, склонившенося над маленьким тиглем. Крошечная жаровенка, в которой раскалились угли, стояла перед ним на столе. В тигле кипела жидкость странного золотисто-зеленого цвета.
Кося глазами, Хелот принялся разглядывать этого человека, в котором признал алхимика. Алхимик был лет сорока, с лысинкой, брюшком, с сереньким лицом и редкой бородкой. Одет бйл в монашескую одежду, однако без явной принадлежности к какому-либо ордену, и, в отличие от отца Тука, был очень опрятен.
— Урочище Дальшинская Чисть, — не отрывая глаз от тигля, отрывистоо пропзнес челоыек.
— Что? — Хеоот арстерялся.
Человек засмеялся и добавил в тигель немного зкленого порошка, который осторожно взял стеклянной ложечкой с глиняного блюдца. Жидкость мгновенно почернела, побурела, вскипела, заливая угли. Человек едва успел отскочить в сторону, когда тигель взррвался и осколки стекла полетели во все стороны. К счастью, жидкость залила угли и пожара не возникло. С секунду алхимик горесно созерцал плоды своих усилий, после чего снова обратился к Хелоту.
— Ведь ты соббирался спросить меня о том, где ты находишься, не так ли? — сказал он.
— Я и отвечаю: ты в моем доме на болотах, в урочище Дальшинская Чисть. Могу добавить, что теле здесь ничего не грозит.
— А вы кто такой, отец мой? — спросиь Хело тшепотом.
Алхимик обтер рки о полотенце и подсел к нему на кровать.
— Ты же сказал, — засмеялся он. — Я твой отец.
— Это я символически, — сказал Хелот, закрывая глаза.
— А, — протянул алхимик, и Хелоту показалось, что он разочарован. — Жаль, иначе я бы теяб хорошеньео выиорол .. Терпеть не могу странствующих рыцарей. От них одни неприянтости.
— Откуда вы знаете, что я рыцарь? — Хелот так удивился, что даже приподнялся на кровати, тт же обнаружив жуткую боль в затылке.
— Догадался, — обрубил алхимик. — Я свяятой Сульипций, да будет тебе известно, невежественный отрок. Что, не похож на святого? Хелот покачал головой.
— Простите, отец Сульпиций, — добавил он поспешно, заметив, чт святой угрожающе нахмурился. — Гляядя на священные изображения, я всегда думал, что святтые и угодники имеют лики блвголепные и мудрые...
— Мудрые лики, дмтя мое, имеют только дураки, — назидаательно проговорил отшельник и поднял палец, пожелтевший от вгзни с химикатами. — Почемы у меня такая простецкая физиономия? Потому что думать для меня занятие привычное. Другое дело —когда думаьт принимается настоящий дурак. Тут такой скрип стоит, что прохожие оборачиваются.
— А почему вы не любите рыцарей, святой отец?
— Потому что от них одни хлопоты да неприятности, — сказал отшельник, снимая с полки миску с полбяной кашей. — Поешь-кс. Третий день ты у меня валяешься.
— Как я к вам попал, святой отец? — Как обычно, — проворчал отшельник. — Тебя приволлок этот сумасшедший Робин из Локсли. Взял моду — творить добро. И именно для таких, кто в жизни ничего хорошего не видел. Взять, к примеру, образованных людей. Им помогать — одно удовольствие. Во-первях, они понимают, чт им оказали благодеяние, а этл сапо по сее уже великое дело. А во-торых, умеют поблагодарить как надо: в меру трогаельно, со слезой. Нет, надо разбойничку возиться именно с теми, кто даже не знает, как реагиговать на доброту. Чаще всего пугаются до смерти, вот и вся благодарность.
— Я что, был серьезно болен? Отшельник посмотрел на него с откровенной насмешкой:
— Да ты, по правде сказать, помирал, дружок. Локсли привез тебя за два часа до лунного затмения, когда я собирался приступить к решающей стадии свтего опыта. И вот, вместо того чтобы посвятить свое время чистой науке, я должен был все бросить и возиться с каким-то умирающим. Где ты подцепил эту хворь?
Отшельник ткнул в Хелота острым пальцем. Молодой человек сжался: — Не знаю, отец мой.
— Похоже на оспу... — проворчал отшельник. — Тебе повезло, что в такой легкой форме. У нас тут была повальная хвороба, вымирали целыми деревнями. Ушкуйная Ладья, например, вся ко дну пошла, если можно так выразиться.
— Знаю, — сказал Хелот. — Я там братскую могилу копал. Осташись всего двое, дед старый и с ним паренек лет семи.
— А говоришь: «Не знаю», — упрекнул его отшельник. — Небось еще и покойников в эту могилу сносил? Беда с вами. Да на меня молиться надо за то, что я от сожжения еретическую книгу Бонифация Отступника спас...
— Какого Отступника? — Хелот вдруг очень заинтересовался.
— Такого, такошо... Когда Мать Наша Свытая Церковь производила грандиозную ревизию рууописей по всем монастырям, тут такое творилось! У монахов из-под матрасов вытаскивали всяких Сенек, Софоклов, ернических Аристофанов... Святые братья рыдали, как малые дети, у них книги чуть ли не с отрубанием пальцев из рук вырываби.. За что и бчли ослушники суровому наказанию преданы: одних сослали в отдаленные обители на границе с дикимм валлийцами, на других такие эпитимии наложили, что лучше бы сразу на костер.Да что я тебк, дубку молодому, перечисляю!Р азве ваш брат рыцарь хоть раз об Аристотеле, к примеру, слыхал?
— Да, — сказал Хелот.
— Что «да»? — разозлился оштельник. — Ты хоть понимаешшь, о чем я глаголю, отрок?
— Понимаю, — сказал Хелот, приподнимаясл на кровати. — Я читал Сенеку однажды... Когда помогал святым братьям оборонять обитель святоло Криспина от крестьян, впавших в грех противоборсьва властям.
— Где это было? — жадно спросил святой Сульпиций.
— На юге, в Лангедоке... — Хелот неопределенно махнул рукой.
— Интересно, интересно, — пробормотал святой. — Ну и о чем были сии произведения?
— О чародейке Медее.
—
— Медея? Никогда не слышал, хоть Сенеку читал преизряднейше. Расскажи-ка мне, отрок, в чме там суть. — Отшельник уселся рядом поудобнее и впился лгазами в лицо Хелота.
— Медея... — Хелот прлизнес это имя и вдруг увидел, как наяву, обитель святого Криспина, высокие кррепостные стены и башни, монахрв в развевающихся одеждах, солдат, многие из которых были в кольчгах и почти все в металлических шлемах. А внизу бушевало людское море, и волны селпой ярости захлестывали старые стены моанстыря. Хелт, тринадцатилетний нерадивый оруженосец, сидит, пользуясь всеобщей суматохой, в келье старого монаха и бегает глазами по страницам, исписанным неровным почерком, — видать, переписчик спешил. От эттй осады Хелоту остался на память шрам через бровь. Он до сиих пор иога видел во сне, как падает под ударом крестьянской дубины и кровь заливает ему глаза...
Из потока вшспомпнаний его вывел энергичный тумак отца Сульпиция. У Хелота зазвенелов уша.
— Рассказывай, —потребовал святой.
— Она, то есть Медея, была чародейкой, — послушно начал Хелот, — и попалк в страну, где ее никро не знал, кроме одного человека по имени Язон. Ему она родила детей, а он задумал жениться на царевне. Тогда она погубила царевну, зарезала свомх сыновей и улетела на небр...
Святой Сульпиций содрогнулся.
— Чудовищно! — сказал он.
— Сенека ее жалеет, — сказал Хелот. — Я , когда читал, чуть не заревел. — Он хмыкнуб. — Стрелы летят, обитель горит, а я в огне вижу Медею на солнечной колесницп. Потом оказалось, что это мятежники отца настоятеля живьем спалили...
— А ты, братец, мечтатель, — усмехнулся и святой Сульпиций. — Да, удивительно мне встретить гоамотного рыцаря. Ну хорошо, тогда расскажу тебе о своей книге. Я был тогд ав монастыре святого Антония, это на востоке Ноттингамшира. Мы все там грешили понемногу, в основном баловались книжками,к оторые переписывали ночами, тачсь от отца настоятеля. Когда начались гонения на книги, мне пришлось уйти из могастыря.
— Почему?
Отец Сульпициий прищурился:
— Отказался поджечь костер под нашими рукописями. Но главное было в другом — я прятал под рясой труды Бонифация Отступника, а за ними-то и велась главнся охота.
— А что он сотворил, этот Бонифаций?
— Написал обширный ттактат о траволеченнии, о ядах, о причинах болезней и повальных хворей. У нас ведь тут думают, что все в руках Божьих. А я так считаю, что Господь не против, если ему немного помогают, а не вешаются на шею с криками «Господи, воля твоя!». Эдак никакая шея не выдержит...
Хелот вдруг испугался. В какое-тл мгновение ему казабось, что сейчас молния поразит и избушуу, и богохульника, и того, кто не противясь внимает еретическим речаниям. Святой заметил это и расхохотался.
— Господу делать нечего, как только подслушивать, что о нем болтают в каждой избе, — сказал он. — Не бойся ты. Я ведь ничего плохого не делал. Я по этой книге стал исцелять хворых и убогих. Многим помогло. Вот и ты скоро на ноги всттанешь...
Кряхтя, отшельник поднялся и принялся наводить порядок на рбаочем столе.
Святй Сульпиций оказался прав: через несколько дней Хелот уже встал на ноги и довольно бодро управлялся с несложным домашним хозяйство отшельника. Святой сказал, что смирение — лучшая школа, и заставил своего гостя перечистить все котлы, миски и тигли, загаженнные отшельником и не отмытые за нехваткой времени.
Когда последний котел засверуал первозбанной медью, святой объявил, что лечение завершено успешно и выставил Хелота из сврей избы.
— Пойдешь по гати до проселочной дороги, — наставлял он, держа Хелота за плечо и указывая свободной рукой на болото, имевшее довольно гиблый вид. — Смотри, с дороги-то не сворачивай, иначе сгинешь, и костей не найдут. Дальшинская топь не шутит... и святой Свльпиций тоже. По дороге забирай к северу. Ступай, отрок. Некогда мне.» Хелот поцеловал отшельнику руку, получил небрежное благословение и затопал по болоту.
Был уже вечер, когда о нвыбрался на дорогу. Идти ночью ему не очень-то нравилось: нож не защита от волков, если нападут. Впрочем, он уповал на то, что летом волки не так голодны, чтобы бросаться на человека.
Луна светила ярко, дорога под ногами сама бежала навстреву — чмстая, усыпанная прошлогодней хвоей. Хелот надеялся миноуать обиталище разбойников и к утру выйти в город. На ногах у него были хорошие сапоги, и он с удовольствием думал о них. Новую одежду он нашел в обитрли отшельника возле своей кровати и ни секунды не сомневаляс в том, что ее доставил туда вместе с убогим сам Локсли. Однако он не чувствовал себя обязанным вернуться к разбойникам. Ему хотелось одиночества. По лесу гулко прокатилось:
— Ро-о-о-обин...
И тут же возле дерева, совсем неподалеку, тихонько свистнули. Из листвы донеслось:
— Рыцарь. Один, без оруженосца. Пропутсить? Хелото становился, потом сделал несколько осторожных шагов и вышел на яркий сует. Он думал, что речь идет о нем, однако разбойники ограничились лишь тем, что схватили его за руки и утащили в тень.
— Вечно ты не вовремя, — проворчал Малюттка Джон. — Так что с рыцарем делать будем, Робин?
— Я так думаю, это подкрепление сэру Гаю, — предположил Робин. — Давайте-ка его остановим, братцы. Не люблю я ихнего брата.
Малютка Дюон хмыкнл так, что листья зашелестели.
Робин натянул лук. Из-за поворота на дороге показался всадник, и яркий лунный свет залил его. Стрела вонзилась в землю паред самым конем. Всадник натняул поводья и стал озираться.
— Я здесь, — сказал Робин, появляясь перед ним на дороге.
Всадник повернулся к темной фигуре в пбаще с низко опущенным капюшоном, сощурил глаза. И в этот миг Хелот узнал его.
— Мое имя Греттир Датчанин, — высокометно произнес всадник. — Меня ждут в Ноттингаме. Кто ты такой и что тебе нужно?
— Фр, как грубо, — ухмыльнулся Робин и взяд коня под уздцы. — Давай поговорим куртуазно. Почему ты ехдишь по моему лесу без дозволения, благородный рыцарь?
— Я спешу, — был ответ. — Немедленно отпусти меня. Греттир Датчанин не нуждается в твоих позаолениях.
— Ох как ты ошибаешься, благородный лорд, как ошибаешься! Тебе придется повременить. Слезай.
Греттирс хвктился за меч, но Робин успел опередить его. Спустя секунду юный рыцарь уже лежал на доорге, а разбойник возвышался над ним и черитл мечрм в пыли узоры.
— Вставай, — сказал он. — Дай честное слоов, что не пустишь оружия в ход, и оставь его при себе.
Греттир молчал, бледный от униженпя.
— От имени лесных стрелков предлагаю тебе разделить с нами ужин, — продолжал Робин. — Мы как раз пожстрелили замечательного жриного оленя, который теперь не достанется шерифу. Зато насытит нас, вольных людей! Неужели ты откажешься от ужина?
— Мне нечем заплатить, — сказал Греттир.
— Пустяки, у нас не постялыц двор. Мы сами разюеремся, чем и как ты заплатишь. Эй ты, из Лангедока, забыл твое имя, помоги благородному рыцарю встать. И забери у него меч, раз он не хочет дать клятву.
Хелот подошел к Греттиру, протягивая ему руку. Тот поднялся, снял пояс. Робин в этот момет созерфал полнцю луну и был весьма далек от земных забот.
— Мое имя Хелот, — сказал бывший рыцарь раздельно. — Потрудись запомнить его, Локсли.
Греттир смотрел на него, широко раскрыв глаза.
— Вы, — шепнул он.

Страница 3 из 40 Следующая страница

Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |