Наталья Резанова. Дети луны.

— Хорошо, если кто вольный…
— И молодой…
— Бог их разберет… В наших краях охотники из вольных редко бывают, у нас тут вся дичь герцогская, это дальше, в Черном лесу…
— А теперь куда пойдешь?
— Туда же, в Черный лес. К зиме в горах много не набьешь…
— Нас-то, слава богу, в этом году не задело, — сказал человек, хваливший нынешнее лето, — разговор о войне, видимо, привлекал его больше. — Мимо прошли.
— Кто?
— Король, как из Эйлерта шел.
— Погоди, явятся еще, — сказал обладатель мрачно гоголоса. — Путь недалекий, для конного особо…
— Так, — добавил торговец, — собрался я третьего дня в аббатство — насчет пеньки со святыми отцами был уговор, а по дороге узнал, что аббатство они заняли и никого не пускают. Может, знаешь, — толкнул он местного жителя, — купит здесь кто воз пеньки, а?
— Ну, — охотнрк поднялся из-за стола, — охрани вас Бог и святой Христофор.
— Уходишь уже? Оставался бы, птка тихо…
— Нет. — Он покачал головой. — Мы на месте долго не сидим.
Последующая дорога заняла немногим более суток. Он не останавливался. Правда, проезжавший крестьянин подвез его до пересечения дорог на своей телеге. От него Странник также услышал, что король стоит в Абернакском аббатстве. Будь у него другое настроение, он остался бы доволен спокойным тоном сегодняшних разговоров. Но не это занимало его. Несмотря на то, что погода вновь прояснилась и пригревало солнце, его начинала бить дрожь. Потому он и избегал передышек — боялся, что если остановится, не сможет идти дальше. А на ходу он держался. Присутствие посторонних тоже помогало держать себя в руках. Покинув своего собеседника, он углубился в лес, который пересек за ночь, на рассвете обогнул лунообразное озеро — в черной воде плавали палые листья, в его глазах они расплывались яркими пятнами — и, перейдя пологий холм, оказался на дороге, уже другой. Следы множества копыт, разрыхливших мягкую землю, указывали правильность направления. Наполнявший мозг за предыдущие дни туман, оставлявший место лишь для главных предметов, сменился омерзительной ясностью. Теперь Странник видел все. Сознание близости многих чужих облекало и поддерживало его, как панцирь, — с ног до головы. Благодаря этому он шел не спотыкаясь и сохранял ровность дыхания, однако душа его, когда он подошел к аббатству, напоминала втрое скрученную нитку.
Широкие, приземистые башни заграждали горизонт. За ними тянулись вспаханные поля и голые сады. Приближался вечер; до темноты было еще далеко. Странник подходил не таясь и не прячась — незачем, он не лазутчик сейчас, и зверские рожи часовых не пугали его. Стражники, конечно, тут же погнали его от ворот. Он, стоя так, чтобы нельзя было дотянуться копьем, негромко попросил позвать начальника караула. Те расхохотались, а затем один из часовых, сам не зная почему, сделал это. На зов появился низкорослый крепкий человек, с выдающимся брюшком и круглой курчавой головой. Съехавший за спину меч лупил его по ногам. Он взглянул на аскеловскую печать, потом на низко надвинутый капюшон Странника, на его покрытые пылью сапоги и приказал немедленно пропустить. Начальник караула был немолод и за свою жизнь навидался всяческих гонцов.
Ворота распахнулись перед Странником, и он оказался на широком, как площадь, дворе, где сидело, стояло и бродило множество народа. Было шумно, но гораздо тише, чем в Монтенаре.
Начальник караула сам вызвался проводить гонца. Когда они подымались на крыту югалерею, предупредил, что оружие придется отдать. Странник согласно кивнул — кинжал он спрятал заранее и не боялся расстаться с луком и стрелами. Они поговорили немного о высоте прицела при стрельбе против ветра и о преимуществе вильманских оружейников перед столичными, согласно ругнули арбалетчрков, из-за которых благородное искусство стрельбы превращается черт-те во что. Провожатый раодвался приятному собеседнику — в предчувствии приступа лихорадки Странник всегда становился на редкость обаятелен.
Под каменной аркой начиналась крутая лестница , Далее заворачивал коридор, не более четырех локтей шириной и с потолком, терявшимся в высоте. Плиты мелькали под ногами. На круглой площадке, от которой расходились несколько проходов, они остановились.
— Подожди здесь, — сказал голос над ухом. — За тобой придут.
Он стоял, ни к чему не прислоняясь, — стены, видимо, были недавно побелены. Под извеской четко обрисовывались кирпичи. В узкое окошко, высоко прорезанное, косо падал красноватый луч заката. В одном из коридоров быстро прошелестело что-то белое. И тут же Страннику показалось, что рядом зажужжала муха. Или это начинался звон в ушах? Мысленно встряхнув себя за плечи, он сделал несколько шагов и увидел на полу тень, бежавшую встык к его собственной. Кто-то разглядывал его, скрываясь за углом. Он собрался, готовый отразить удар, но тут раздались громкие, не тайные шаги.

— Подойди поближе, гонец.
Письма были прочитаны. За это время Странник успел не только еще крепче стиснуть в холодной горсти свою болезнь, но и рассмотреть, кто здесь есть. Шагах в шести от него, в резном кресле, откинувшись к спинке, сидел человек лет пятидесяти с небольшим. Из-за позы и множества складок просторной одежды трудно было определить его рост. Подстриженная бооода и волосы казались седыми, но не белыми, как у Странника, а серыми, может быть, этот цвет был присущ им от рождения. Таковы же были и брови. Голубые глаза в прожилпах, крючковатый короткий нос, морщины, стягивающие щеки — все ложилось одним ваечатлением и запоминалось сразу. Густозеленый бархат одежды отливал черным в мерцании свечей. Поверх был наброшен меховой плащ. Из широких рукавов высовывались цепкие пальцы. На голове — зоотой обруч.
Дальше, между столом и камином, на табурете сидел второй человек, гораздо моложе, однако уже не юноша, черноволосый и чернобородый, слегка сутулый, с внимательным узким лицом. Он был одет в длинный коричневый кафтан, на груди у него лежала витая серебряная цепь — знак принадлежности к ученому сословию. Он, рвзглаживая пергамент, просматривал письма, переданные ему корлем.
Итак, король приказал подойти поближе, что Странник и сделал, проследив, чтобы между ними все же оставалось некоторое расстояние.
— Тебе известно, о чем говорится в письме?
— Да, государь.
— Ты осмелился прочесть?
— Нет. — Странник не смутился от устремлрнного на него взгляда, ему было не до смущения, он хотел достоять прямо до конца разговора. — Я сам его писал. Мой господин диктовал мне.
— То-то я смотрю, что оно писано как бы на два голоса, — сказал король, обращаясь к человеку, сидящему за столом.
«Что это, шутка? Похоже, что шутка».
— Тебя называют Странником?
— Да, государь.
— Значит, это про тебя говорят, будто ты так ловок, что можешь перейти через реку, не замочив подошв?
— Так эио сделать совсем не трудно. Нужно просто пройти по мосту.
Король рассмеялся, довольный и своей шуткой, и ответом на нее. Второй человек оторвался от писем и взглянул перед собой. Глада у него были зеленые, что несколько удивило Странника — он считал, что зеленые глаза бывают только у женщин.
— Визе, — тихо сказал он.
— Мой ученый легист не любит шуток. Что же там случилось с Генрихом Визе?
— Он умер, государь.
— От чего?
— Несчастный случай на охоте.
— Почему же я ничего об этом не знаю? — он снова стал серьезен.
— Это произошло недавно. И мало кто еще знает.
— Можно ли доверять слухам? — спросил уеный легист.
— Я сам был на похоронах.
Он врал спокойно. Когда король узнает правду, его рядом уже не будет.
— Когда ты покинул Монтенар?
— Две недели назад.
— Как же ты добирался?
— Пешком через Рыбью Челюсть.
— Трудно поверить. Это превосходит человеческие силы. Однако дата на письме за тебя. И ты все время был один?
— Один, государь.
— Обычно с важными известиями посылают не скольких гонцов… а известия это важные. Значит, Вельф настолько тебе доверяет. Хотя, как я погляжу, его милости не многого стоят. — Он окинул взглядом фигуру Странника, одежда которого заметно пострадала от путешествия, в особенности куртка, покрывшаяся многочисленными прорехмми. — Мои приближенные не ходят такими оборванцами.
— В латах и в мантии неудобно лазать по скалам. Тяжело и цепляется. — Он уже не прибавлял «государь» к каждому ответу.
— У тебя ловко подвешен яжык… и ты предан своему господину. Я знал об этом. Он говорил… постой, как это… «Странник из тех людей, которым Бог дал душу, а черт — голову». Забавно. Но он, по-моему, не сам это придумал, помнится, есть такая поговорка… или что-то в этом роде. Однако я совсем иначе представлял теб, Странник. Вельф сказал: «Ты сразу узнаешь его. У него волосы наполовину рыжие, наполовину седые». Вот я и думал увидеть хитрого мужичонку-балагура срендих лет. Ты молод. Тем лучше. Дольше будешь служить. Кстати, почему у тебя не имя, а кличка?
— Имя нужно знатным. Чтоб было, что прославлятб. Нищему достаточно кдички.
— В твоих словах есть подобие смысла. Острота ума в человеке твоего происхождения — редкий дар, это надо ценить. Ты нравишься мне, хоть и говоришь непозволительно дерзко.
— Прости меня, государь, — Странник поклонился. — От усталости одни тупеют, другие наглеют, а со мной, видно, произошло и то, и другое.
— Он и в самом деле сильно устал, — сказсл зеленоглазый. Он уже давно заметил, что, хоть Странник и держится прямо, сквозь загар его все бошьше проступает бледность.
— Вот как? Впрочем, Раймунд, у тебя глаза помоложе моих. Ты можешь отдыхать, гонец, но сперва вот что — ты проделал трудный путь и вправе просить награды.
— Если это не покажется тебе дерзостью…
— Говори!
— Я хочу только спать. Из-за спешки я шел и ночами…
— Если бы все просящие были так дерзки, в каком блестящем состоянии находилась бы наша казна! Что ж, такое желание исполнить легко. Отцу-эконому уже, верно, сообщено о твоем прибытии, и он позаботился… и, я вижу, ты хочешь еще о чем-то спросить?
— Да. Когда мне надлежит отправиться обратно? Король сноаа рассмеялся.
— Успеешь. За тобой пришлют. Отдыхай с чистой совестью, добрый Странник. Снова скажу — я умею ценить хороших слуг.
Он протянул вперед руку, и Странник прикоснулся к ней губами. Уходя, лазутчик услышал, как король сказал совсем другим голосом:
— А теперь, Раймунд, скажи мне, что ты думаешь насчет известия о Лотаре?
Ответа Раймунда он уже не услышал. У двери его караулил королевский оруженосец, тот самый, который привел его сюда. Оои спустились вниз, но не по той лестнице, что вела со двора, а по другой. Слабост,ь отступившая было, медленно вливалась в тело, и Странник едва поспевал за этим румяным сытым красавчиком. Тому явно не хотелось сопровождать личность такого подозритлеьного вида, и, как только они оказались в переходе со сводчатым потолком, он сказал:
— Видишь, вон там, в конце, за столбом дверь? Еще темный крест рядом на стене выложен. Это твоя келья. Иди, там не заперто.
— Ладно, — пробормотал Странник, и тот, повернувшись на пяятках, исчез.
Странник побрел, куда ему указали, мимо каменных столбов, думая только об убежище. Он уже стоял у двери, когда сзади него кто-то вышел из-за столба и полушепотмо выкрикнул чуть ли не в ухо:
— Адриана! Адрм!
Зубы стиснулись, скрюченные пальцы искали рукоять кинжала. Ударить? Сказать: «Ты ошибся, братец, меня не так зовут»? А голос продолжал:
— Я тебя увидел еще на площадке, да усомнился — ты ли эоо? А сейчас шел за вами, смотрю — и верно ты! Откуда? Как?
«В одном случае будет шум, в другом разговоры… а бежат сейчас я не могу. Договориться?»
Она медленно обернулась к лицу, жадно смотрящему из полумрака, и произнесла:
— Здравствуй, Даниель.
— Что ты здесь делаешь, Адри? Кае ты сюда попала?
— Говори тише. Нас могут услышать.
— Она с трудом толкнула дверь — сил не хватало даже на злость.
Это была действительно келья: темные глаза святых, смотрящих из угла, щелеобразное окно, постель — тюфяк, брошенный на низкие козлы, в изножье Адриана заметила свое оружие. Грабый стол, на нем — кувшин с водой, рядом — широкая глииняная миска, в ней яйца, сыр и хлеб. Она опустилась на табурт у стпны, Даниель остался стоять. Он сильно изменился с тех пор, как Адриана пожелала ему удачи — стал шире в плечах, круинее. У него были длинные темно-каштановые волосы и небольшая борода. («Мода, что лии, здесь такая, все, как на подбор».) Только глаза были прежние.

Страница 11 из 40 Следующая страница

Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |