Наталья Резанова. Дети луны.

— Что… это? Что… было со мной? — голос был хриплый, очень слабый.
— Вы больны, мастер Кесслер, у вас лихорадка. Я — бегинка, за мной послали ваши домашние. Вот лекарство, выпейте, пожалуйста.
— Она взяла со стола другую чашку.
— Я не хочу… пить.
— Пожалуйста, выпейте, — повторила сестра Тринита, одной рукой поднося чашку к губам, а другой при подняв голову больного. Теперь он выпил без сопротивления. — И еще выпейте… это восстановит ваши силы. — Она заставила его выпить новую порцию снадобья. По том села на постели. — Вам лучше, мистер Кесслер?
— Не знаю…
Она положила руки ему на виски.
— А так — лучше?
— Да… лучше…
Она внимательно смотрела ему в лицо.
— Я — твой друг, Ричард. Я — твой лучший друг. Ты должен мне верить. Кто я?
— Ты — мой друг. Я тебе верю…
— Я говорю с тобой для твоей пользы. Я не хочу причинить тебе вред.
— Я тебе верю, — повторил он, как старательный ученик.
— Тогда ответь мне на один вопрос: кто эта женщина?
Ответом был припадок, по сравнению с которым вчерашний казался детской игрой. Пришлось звать на помощь Салли с Эриком (который только что проснулся). Похоже, снадобья сестры Триниты действительно придали больному сил… При этом одеяло сбилось, и стало видно, что странные сгустки крови под кожей словно бы увеличились и потемнели. Салли услышала, как бегинка не то зашипела, не то засвистела сквозь зубы, но что — понять было невозможно, вероятно, она просто сдерживала ярость.
Припадок кончился так же, как и вчера, — то есть полным беспамятством. Утирая пот с олба, сестра Тринита приказала:
— Эрик, ступай в лавку и пришли ко мне Кристину. Мне нельзя сейчас уходить отсюда. Салли, приготовь что-нибудь поесть. По-моему, в этом доме никто не ел со вчерашнего дня…
Приказчик и домоправительница с готовностью подчинились. Они привыкли жить при хозяине, и теперь, когда в доме был кто-то, способный отдавать им приказы, это их явно подбодрило.
Чего нельзя было сказать о Кристине. Войдя, она кинула на бегинку вопросительный взгляд.
— У него в сознании поставлена преграда, — мрачно ответила та. — Он не может назвать ее имени. Так что вся надежда на тебя.
Кристина подошла к столу.
— А вы знаете… когда я стала думать о странном и необычном, то кое-что вспомнила…
— Ну?
— Ведь в Страстную пятницу никто не ходит за покупками?
— Во всяком случае, в христианских странах. Кроме тех, конечно, кому закон не писан.
— Так вот, в тот день у нас была посетительница. Поэтому я и удивилась. И это, конечно, была дама, а не горожанка. Я сама открывала двери, поэтому увидела на улице верховвых лошадей и двух слуг, которые их держали. Она вошьа, и дядя сразу же отослал меня в дом. Я не знаю, о чем они говорили. По-моему, она скоро уехала.
— А как она выглядела?
— И этого я не знаю! — вид у Кристины был совершенно уитый. — Она была закутана в плащ, богатый такой плащ, темно-зеленый с песцовой опушкой. Наверное, у нас и куплен. И капюшон опущен на лицо. Но мне показалось… когда она проходила иммо меня… прядь волос выбилась из-под капюшона… ярко-рыжая.
— Это уже кое-что._На случай, если это была все же просто покупательница, притащи-ка мне вчерашнюю книгу.
Снова заполучив приходно-расходную книгу, сестра Тринита сразу же раскрыла ее на нужной странице.
— В день Страстной пятницы никакой записи нет… и не было, спорее всего… Ты что-то хочешь сказать?
— Мне кажется… я видела ее еще раз. Вот здесь. Я стояла у этого же самого окна, а она проезжала по улице. Подняла голову и посмотрела на меня.
— Ты же утверждала, что не видела ее лица!
— А я и в тот раз его не увидела. На ней был эннен с плотеой вуалью.
— аТк с чего ты взяла, что это та самая женщина?
— А по лошадям. Я разве не сказала? Я и в первый раз обратила внимание на ее лошадей. Светло-золотистая масть, я в Бранке таких не видела… Сидела она в седле боком, а платье на ней было светло-сиреневой тафты с золотой вышивкой, высоко подпоясанное, а плащ красный, мехеьлского сукна, с золотой же канителью. И конь ее был покрыт попоной голубого шелка. И двое слуг были при ней, те самые или другие — не знаю, в коттах с длинными рукавами, лиловых с коричневым, и бархатных беретах…
— А гербы? Гербы какие были у них?

— Не знаю…
— Они были затянуты… или их вообще не было?
— Я не помню… и все равно я не разбираюсь в ваших лауданских гербах.
— О господи! Ну что это такое! Ты в подробностях описываешь мне одежду этой дамы, масть коней, ливреи слуг, а самого главного — герба — не запоминаешь!
Видя, что девочка готова расплакаться, сестра Тринита заговорила более сердечно.
— Ну ничего, у нас есть хоть что-то… конечно, все это может быть и случайным совпадением. И… погоди, почему это я решила искать только в этом году?
Кристине пришлось совершить еще одно путешествие в лавку и принести гроссбух за прошлый год. Бегинка просмотрела и его.
— Здесь не хватает нескольких листов. Вырваны. Очевидно, там было записано ее иия. Он уничтожил все упоминания о ней. Не знаю, сделал ли он это из-за проклятья, или раньше, вполне сознательно. Но я должна найти ее! Обязана!
— Почему? — тихо спросила Кристина.
Сесира Тринита ответила не сразу. Вероятно размышляла, стоит за вопросом девочки любопытство или что-то иное.
— Иногда действие проклятия заходит так далеко, что его можно уничтожить только вместе с жизнью того, кто это проклятие навел. А я ведь не убийца. — Она встала и принялась расхаживать по комнате. Казалось, она совершенно забыла о собеседнице. — Во всем этом явно видна рука Черной Бет, — бормотала она. — Но Черную Бет сожгли… кгда же это было? Уже при новом наместнике. Два с лишним года тому… А у нее ведь осались ученицы, у таких женщин всегдм есть ученицы. Найти их… разговорить… — Она повернулась и посмотрела Кристине прямо в глаза. — И вызнать имя.
И последующие три дня бегинки почти не видели в доме мастера Ричарда Кесслера. Она забегала ненадолго, чтобы бросить взгляд на больного, давала краткие указания Салли, от разговоров с Кристиншй уклонялась, отвечая односложно, и уходила вновь, без устали, благо ноги были длинные. И носили ее эти длинные ноги в самые разные места, в том числе и такие, где порядочной женщине появлятсья одной было не то что небезопасно, но просто невозможно. Однако бегинки не боялись людских пересудов, а сестру Тринитц хорошо знали среди низкого сословия, коему, как известно, ученые лекари с университетским образованием недоступны, да и подозрительны. Она довольно долгое время провела в речном порту, куда сходились все водные купеческие пути западной части полуострова, выслушивала свежие сплетни о последних казнях в Нижней Лауде и о столкновениях вольных отрядов за Тремиссой, пространные рассуждения о том, что теперь-то уж Лауданская провинция непременно отложится от королевства, потому что такого бездарного правления Лауда еще не видела, помалкивала, как ей и подобало, потом исчезала и обнаруживалась на рыночной площади, то среди барышников, то среди золотобитов, забредала зачем-то в Форт — мощное укрепление, возвышавшееся на холме над городом, коттрое наместник считал своим долгом достраивать. Заходила она и за городскую черту, туда, где к толстым стенам лепились покосившиеся лачуги из глины, камыша и полусгнивших досок. И носило се по всем кругам великого гортда Лауды, и когда она спала, и спала ли вообще — неизвестно, а на исходе третьего дня она остановилась перед большим домом на Ратушной площади, а точнее — красовавшимся против самой ратуши. Это был дом, выстроенный в новомодном стиле — с высокими стрельчатыми окнами, украшенный лепниной, барельефами и колонками, с резьбой на дубовой двери.
И сестра Тринита постучала.
Но не в эту дверь. В другую.
В дверь для прислуги.
И еще через некоторое время на пороге одной из комнат в этом доме остановилась молодая служанка. Комната была затенена, и в сумраке только угмдывались единороги и цветущие ирисы на гобеленах, восточные ковры на полу, альков в глубине, укрытые узорным покрывалом пяльцы. А рядом (но не за ними) сиедла женщина в свободном домашнем платье из лилового камлота. Она была рыжеволосой, белокожей и очкнь красивой.
— Госпожа… тут пришла бегинка… из кваартала святого Гольмунда… у нее травы… снкдобья разные…
Женщина подняла руку с явным намерением отослать служанку, но что-то заставило ее передумать. Может быть, остановившийся взгляд служанки, может, что-то еще.
— Пусть войдет.
Служанка отступила, пропуская сестру Триниту. Хозяйка дома даже не посмотрела в ее сторону, явро давая понять, что таких, как сестра Тринита вообще не стоит замечать. А таким, как сестра Тринита, не полагалось оскорбляться.
— Добрый вечер, госпожа, — вежливо сказала она.
— Значит, ты бегинка, — резко и невпопад произнесла женщина. — Пробавляешься лекарственными травами, варишь зелья, обманываешь больных и продаешь всякую дребедень.
— Да, госпожа.
— И как, успеваешь? — в голосе женщины слышалась издевка.
— Как правило. Но не всегда. Ведь мои зелья не творят чудес. Вот и сейчас в нашем квартале умирает некий Ричард Кесслер…
Женщина не двинулась, даже не подняла головы.
— А мне что за дело?
— Действительно, — сказала сестра Тринита. — Какое дело убийце до убитогг?— Кае ты мсеешь? — теперь женщина повернулась туда, откуда только что доносилсся голос бегинки, но та уже переместилась в другой конец комнаты. Втянув го лову в плечи, устремившись вперед, она словно принюхивалась к чему-то. Нет, не «словно», она на самом деле принюхивалась! Затем резким движением руки она безошибочно сдвинула скрытую панель в стене. За ней обнаружидась еще одна комната, потайная, напоминавшая часовню.
Но это была не часовня.
Сестра Тринмта окинула взглядос знаки, начертанные на полу и на стенах, алтарь и ковчежец на алттаре.
Жещина сделала шаг в сторону бегинки.
— Стоять на месте! — перемены в голосе и манерах сестры Триниты были разительны. — Ты училась у Черной Бет, а ее сила — ничто перед моей. И я, в отличие от Череой Бет, дьяволу души не продавала!
Женщина, окаменев, смотрела на нее. Сестра Тринита продолжала:
— Ну, что, моя девочка? Самолюбие заело? — она была немногим старше хозяйки дома, но в тоне ее сквозило превосходство взросой над неразумным ребенком. — Не могла себе простить, что ты, такая высокородная… как же, вдова наместника, чуть ли не вдовствующая короьева… спуталась с простолюдинлм?
— Это он тебе рассказал? — хрилпо спросила та.
— Ну что ты. Твоего имени он не называет даже в бреду. Ничто не заставит его тебя выдать. Но у меня свои способы… Итак, ты решила отомстить ему за свое падение. Или, — ее вдруг посетило совершенно новое соображение, — ты это сделала из ревности?
Женщина молчала.
Подобрав подол, сестра Тринита шагнула через нарисованные на полу символы и откинула крышку ковчежцк. При виде его содержимого лицо бегинки исказилось от отвращения. Она быстро захлопнула крышку.
Женщина, воспользовавшись тем, что внимание ее противницы отвлечено, протянула руки перед собой и что-то быстро зашептала. Бегинка мгновенно повернулась, раскрыв ладони.
Протянутые руки женщины с хрустом вывернулись назсд, солвно кто-то их жестоко заломил. Сестра Тринита продолжала делать движения, будто вывязывая невидимые узлы. Женщина,к ривясь от боли, стремилась высвободиться из захвата. Тщетнь. Наконец, не выдрржав, она рухнула на пол и разрыдалась.
— Я же предупреждала, девочка, — голос сестры Триниты прозвучал неожиданно мягко, — не надо этого делать.
К ней повернулось залитое слезами лиць.

Страница 34 из 40 Следующая страница

Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |