Наталья Резанова. Дети луны.

— Мы встретились в Нижней Лауде… на прошлую Пасху… Клянусь, я не завлекала и не звала его! Он пришел сюда… это было в прошлую Ночь Правды… просто влез в окно. Сказал, что не может больше сдерживать себя… И я тоже… не могла.
— А наутро ты возненавидела его. Еще бы! Ты — и какой-то бюргер, даже не богатый… И ты прогнала его. И он ушел. Тогда ты стала ненавидеть его еще сильнее — не за то, что приходил, а за то, что ушел…
— Я не знаю… не знаю… Мне было очень плохо. Но меня утешало, что и он тоже страдает… А он посмел завести любовницу, сопливую девчонку, которая ему в дочери годится!
— Глупая ты женщина, — устало сказала сестра Тринита. — Девчонка — крестница и племянница Кесслера, вот и все. Итак, ты решила отомстить. Время для этого решающего значения не имело, но ты выбрала Ночь Правды — годовщину своего унижения. Кстати, ответь мне — почему ты решила извести его, а не ее?
— Я подумала, что виноват он. Она такая молоденькая и глупая, что…
— И опять ты ошиблась. Такая уж твоя судьба — во всем ошибаться. Девочка вовсе не глупа — она вполне самостоятельно разобралась в этой истории. И безо всякого вмешательства магии. Но дело не в ней. Дело в тебе. Я много раз сталкивалась с подобными вещами. Люди — мужчины и женщины, — не разобравшись в своих чувствах, запутавшись в страстях, ослепленные страхами и желаниями, творили то же, что и ты, И почти всегда это кончалось костром. Но не в твоем случае. Ты — там, куда правосудие уже не достигает. Они-то хоть творили зло в страхе перед наказанием. А ты уверена в безнаказанности. Вот что особенно противно. Хуже даже, чем колдовство.
Она вынула из-за пазухи флягу и начала кропить из нее символы на полу и стенах. Они начали постепенно исчезать, точно поеденные кислотой, а по комнате пополз непонятный то ли туман, то ли дым, точно от горящего торфа.
— А это я возьму с собой. — Бегинка через плащ, как будто опасалась обжечься, подхватила ковчежец с алтаря и тщательно завернула.
Женщина не ответила. Она плакала.
В тот день Кристина так и не дождалась сестры Триниты. Та явилась на следующее утро. Вид у нее был порядочно измученный, даже постаревший, хотя тяготы и заботы всех предыдущих дней не оставляли на ее облике никакого следа.
— Ну, как он? — с порога спросила она.
— Спит. По-моему, ему лучше.
— Так и должно быть.
— Значит, удалось?
— Да.
— И она больше не сможет ему навредить?
— Нет. Я уничтожила ее колдовские орудия. Да она, я думаю, и не захочет.
Кристина ожидала пояснений, но бегинка, угадав ее намерения, сухо сказала:
— Могу только заметить, что во всей этой истории есть один человек, которому крупно повезло. Ты. — Она покачала головой. — Я еще побуду здесь, пока не уверюсь, что больной выздорвливает. Потом уйду.

Прошло больше месяца, прежде чем Кристина вновь постучалась в дверь сестры Триниты.
— Я пришла попрощаться… Ой, какие куколки забавные!
— Это не куколки. Шахматы. Игра такая…
— Ну, знвчит, все равно куколки… За мной приехал отец. Завтра мы уезжаем домой, в Бранку.
— Выходит, твое желание, высказанное в Ночь Правды, исполнилось?
Кристина кивнула и улыбнулась.
— А твой крестный?
— Он поправился. Совсем. И совсем не помнит того, что было во время болезни. А насчет всего остального — молчит. Но он ведь и раншье молчал… Знаете, я рада, что уезжаю. Я люблю дядю, но хорошо, что все уже кончилось.
— Для тебя. Не забывай, что главные участники этой истории живы и — на своих местах.
— Так что же будет?
— Не знаю. — Сестра Тринита передвинула фигуры на доске. — Честно, не знаю. Выйти за него она не может, это против всех наших обычаев. Возможно, переступит через свою гордость и продолжит с ним тайную связь. Это, конечно, наилучший выход, хотя я, принадлежа к духовному сословию, одобрить его не могу. Или они будут мучиться дальше.
— А нельзя ли сделать так, чтобы они все забыли? Не помнили друг о друге, что когда-то вооьще встречались?
— Сделать-то можно. — Сестра Тринита смотрела на шахматную доску. Она знала, каким будет следующий вопрос, и ответила на него. — Но я за это не возьмусь. Кто угадает последствия? Как это скажется на их душах? Подавленные страсти, загоняемые внутрь, имеют склонность выползать наружу в самом уродливом виде. Если бы святой Антоний жил не в пустыне, а на рыночной площади, ручаюсь, бесы не терзали бы его столь рьяно. А ведь он был святым… Кстати, только ли проклятие виновато в безумии твоего крестного? Отчасти он сам себя до этого довел. И хорошо нам судить о страстях с позиции бесстрастия: тебе — по причине юности, мне — из-за принадлежности к общине и знаний — они ведь сушат душу. Нет, — она подняла голову, — здеаь я уже достаточно сделала. Дальше я не пойду.
— Зато я пойду. — Кристина встала. — Не в этом, конечно, смысле. К отцу пойду. Он уже ждет.
— Тогда — счастливого пути.
У двери Кристина обернулась.
— Я очень мпло поняла из того, что вы сейчас сказали. Но я буду над этим думать. Всю дорогу.
— Как хоыешь, — сказала сестра Тринита. — Но лучше не надо.

Дети луны

У этой женщины постоянно мепялся голос. То он был мягок и нежен, то — настолько резок и груб, что одно его звучание с успехом заменяло самые злобные ругательства (хотя она никогда не ругалась), то вдруг звенел на высоких нотах, как у смешливого подростка (хотя она никогда не смеялась). А больше, пожалуй, в нец не было ничего примечательного. Из тех, о ком говорят: «типично плебейская внешность». Лицо, которое запоминалось лишь усилием воли, и немалым, и тело, скрытое, впрочем, широким грубым одеянием, отлично приспособленное к длинным пешим переходам.
Именно такой переход завел ее однажды вечером в Тремиссу. Она шлепала по скользким доскам, переброшенным через грязную улицу на окраине городка, когда ее заметила компания, вывалившаяся из двери под веткой букса.
— Глянь, монашка!
— Это не монашка. Это бегинка.
— Какая разница?
— А такая. Все занют, что бегинки — похабницы хуже портовых шлюх.
— Так что же мы стоим?
Бегинка, не оглядываясь, шла вперед. Но и не ускоряла шага. Что принято было за поощрение, и гуляки с гиканьем и свистом повалили за ней.
— Эй ты! Куда торопишься? Пошли с нами! Верняк! Нас четверо, а бабы у нас только три. Одной не хватает.
— А кому она пойдет?
— Мы ее в кости разыграем.
— Мет тебе глаза выцарапает.
— Ничего, перебьется. Эй, ты, пошли! От Бога не убудет…
Тут-то они ее и настигли. Они могли не опасаться ночной стражи — та, как известно, не любит соваться на неосвещенные улицы. А здесь тьма ыбла полной — луна постоянно пряталась за рваными частыми облаками._Трое окружили женщину, хватая за одежду, и теснили к стенке ближайшего дома. Она молча отбивалась, и ее молчание лишь подзадоривало нападавших. Четвертый, оставшийся в стороне, издевательски затянуь всем известную уоичную песню:

Мать моя была монашка,
Но однажды впала в грах…

— А сама я побродяжка и плюю на вас на всех, — спокойеый голос не пропел — проговорил следующие строки. — Ты что, Гонтар, совсем сдурел?
— Матерь Божия! Парни, оставьте лапы. Это сестра Тринита. Если бы не она, мне бы ногу оттяпали.
— Так что же? Нам теперь и позабавиться нельзя?
— Полегче, господа комедианты! — Бегинка выступила вперед. — Придет час, не дай бог, заболеете, к кому лечиться потащитесь? Ко мне же и потащитесь.
— И ты тоже хогоша, — недовольно пробурчал Гонтар, который быд здесь старшим и лгавным. — Шляешься ввечеру, вводдишь людей в искущение… А если бы не мы на тебя напали, а какре-нибудь мерзавцы?
Она махнула рукой.
— А, мало ли мерзавцев я лечила!
Комедианты заржали. Неловкость, возникшая было за мгновепием узнавания, исчезла. Они говорили на одном языке.
— А если без дураков, зачем ты здесь?
— Иду в монастырь Святой Клары. У меня таа дело.
— А ночушеь где?
— Пока не знаю. Только пришла в город.
— Тогда и вправду пошли с нами на постоялый двор! Да не глупи, мы свои же люди! И бабы наши там, и дети.
— Анна там?
— Ясное дело. Пошли. Со всемми перезнакомишься. Это Никлас. Это Сеппи. Герта ты вроде знаешь.
Таким образом, сестра Триеита оказалась на постоялом дворе «У святого Христофора» (по ближайшей часоуне) в неподобной компании комедиантов. Все они были явно чем-то похожи (хотя что общего бцло у маленького чернявого Герта с белобррысым корясым Сеппи и длинным рыжим Никласом?) — загорелыми обветренными рожами, то и дело готовыми рмсплыться в ухмылках, обнажавших дурные зубы, наглостью, расхлябанной походкой. Женщины разнились больше. Анну, сожительницу Гонтара, сестра Тринита хорошо помнила с тех пор, какк ей пришлось пользовать старшину комедиантов в лечебнице для неимущих. Это была статная женщина средних лат, с приятным круглым лицом и каштановыми волосами. Она встретила сестру Триниту чрезвычайно сердечно. Мет, высокая костлявая брюнетка с ребенком на руках, больше помалкивала, чего нельзя было сказать об Изе, вертлявйо блондинке, которая все время хихикала, жеманилась и надувала губки, как шестнадцаитлетняя, хоя при ближайшем рассмотреннии окажывалась лет на десять постарше этго благословенного возраста.
Мет была подружкой Никласа, а Иза, как поняла сестра Тринита из постоянных шуточке, не отказывала никому.
Решеено было отмстить счастливую встречу. Вообще-то хозяин постоялого двора не разрешсл актерам напивпться в его заведении, опаасясь различных непотребств (возможно не без оснований), но здесь его уломали, и он прислал компании вместе с Ином, сынишкой Анну — не от Гонтара, а от предыдущего сожжителя, — кувшин пива, поставив условие, чтобы сидели не в зале, среди приличной публики, а во дворе.
кАтеры и бегинка расположились под сенью повозки. Сестра Тринита не пила, просто сидела рядом с Анной. Сеппи, уже успевший позабыть об обстоятельствах их знааомства, попытался смутить бегинку, затягивая похабные песни, но его попросили призаткнуться, тем бошее что успеха он все равно не достиг. Гонтар бесежовал с бегинкой.
— Значит, к Святйо Кларе.
— Угу. А вы куда?
— В Бартлет, на ярмарку. А там — по деревням и замкпм. Может, в Орнат поедем. Там владетнль… как это… просвещенный.
— А что, вам в Лауде места мало? Намесоник, говорят, любит комедиантов.

Страница 35 из 40 Следующая страница

Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |