Наталья Резанова. Дети луны.

К ней не особо цеплялись и приставали. Среди веселящихся полно было мнимых «клириков» и «монахинь», и ее, должно быть, тоже принимали за ряженую, хотя она была без маски. Может быть, из-за непринужденности, с которой она передвигалась в толпе. Но сама эта непринужденность и была маской. Карнавал близился к концу, и неистовство праздника достигло апогея. Казалось, никого не осталось в домах, весь город вырвался на улицы и площади, скакал, ликовал и плясал. О, эти танцы! Танцы девушек или почитавшихся таковыми, чьи хороводы змеились по улицам легко, свободно, завлекая; танцы мастеровых, под чьими башмаками, казалось, даже булыжники проседали, а при скачках ставни домов выходили из пазов; танцы шутов в носатых личинах, в колпаках с бубенцами, которые, взявшись за руки, под свист флейт и крик волынок откалывали такие лихие коленца, что дух захватывало, танцы горбунов, карликов, слепцов, хромых и прочих калек под завывание безногих и параличных на папертях, разевавших беззубые рты и звеневших веригами… Сестра Тринита привычно укорила себя за высокомерие и напомнила себе слова Евангелия: «Не будьте унылы, как лицемеры». Если люди именно так понимают радость жизни, не исключено, что именно в этом она и состоит.
Бегинка пробилась на бурлящую площадь, целеустремленно прошагала к каменному колодцу с фигурой ангела, благожелательно взиравшего вниз слепыми ящеричьими глазами, и, сутулясь, прислонилась к краю колодезя.
Был тот самый час перед закатом, когда краски кажутся необычайно яркими, а фигуры и предметы — невероятно четкими. И маски… и хари… и размалеванные лица не сливались в единую карусель, а различались в малейших деталях. Гремели трещотки. Вновь завопили трубы, и ряженые рассыпались, давая дорогу двум шествиям, выступающим с противоположных концов площади. Они предваряли главное действо, которое исконно завершало карнавал и должно было состояться послезавтра. И сейчас герольды упреждали добрых лауданцев, что во второй день недели произойдет великая и страшная битва славного Мясоеда, короля Масленицы, с грозным и непобедимым Голодарем, то есть Великим постом. Оба воителя, стоя на повозках, которые вывезли на площадь шуты, представлялись публике. Мясоед, здоровенный детина в нарочито узкой одежде, которая обтягивала его жиры, в короне из куриных ножек и в ожерельях из колбас, потрясал кухонным вертелом, что в решающей битве должен был служить ему копьем, и ежеминутно прикладывался к пузатой фляге, при этом норовя свалиться на руки окружавших его паяцев в дурацких колпаках. На другой стороне площади грозно простирал руку с пучком розог Голодарь. Нередко этот персонаж представляло чучело, но сегодня это был кто-то из шутовской братии — из-за маски, изображавшей тощую унылую рожу, не разберешь, кто. Он был одет в монашескую рясу и опоясан четками из луковиц. Его свита была наряжена монахами, монашками, причетниками и паломниками. Они звонили в колокольцы, напоминающие те, что носили прокаженные, а присные Мясоеда лупили по горшкам и кастрюлям. Народ же плясал кругом и пел старую песню: «Бьется черный хлеб с индейкой и селедка с колбасой!» Шум стоял адский, а ведь это была только прелюдия к предстоящей битве.
— Сестра Тринита?
Из-за грохота, звона и пения бегинка не расслышала, как к ней подошли. Она обернулась. Рядом с колодцем стоял человек, каких много было в толпе на площади — в пестро-лоскутном плаще и размалеванной маске из соломы, полностью закрывавшей лицо. Голос был не только приглушен маской, но и звучал как-то неуверенно. Очевидно, человек не знал, настоящая ли бегинка перед ним или кто-то из свиты Великого поста.
— Это я.
Человек, видимо, все еще не был убежден и переспросил:
— Кто призвал тебя сюда?
Сестра Тринита также имела все основания подозревать собеседника и отвечала двусмысленно:
— Святая Клара.
Человек в маске кивнул.
— Следуй за мной.
Так она и сделала. Провожатый шел впереди. Сестра Тринита заметила под его плащом дубинку и по этому, а также по очертаниям плеч и походке, узнала в нем одного из телохранителей матери Изенгарды. Хотя, конечно, это был еще не повод для спокойствия.
Шли они довольно долго, но довольно быстро. Сестра Тринита поняла, что ее хотят запутать, петляя и водя кругами. Она не стала объяснять провожатому, что это — напрасный труд. Если она и не знала в лицо каждый дом в Лауде, то все улицы и переулки города, а было их около двухсот, она помнила лучше линий своей руки. Но нынешний владелец дома, к которому они подошли уже в темноте, был ей неизвестен. Ясно было только, что некогда это был патрицианский дом, однако он давно уже находился в небрежении и нуждался в побелке и ремонте. Провожатый постучал, явно условным сигналом, обменялся несколькимр словами с невидимым сестре Трините привратником, и они вошли. Миновали неосвещенную прихожую, и спутник сестры Триниты посторонился, пропуская ее к лестнице, ведущей вниз. Сам он словно бы растворился во мраке.
Сестра Тринита толкнула тяжелую дверь и ступила в помещение, ранее, вероятно, служившее погребом, а теперь использующиеся как-то иначе.
Бегинка меланхолически взглянула вверх.
— Вавилонский камень… — произнесла она.
— Совершенно верно, — отозвался высокий носовой голос.
Теперь она позволила есбе переместить взгляд вниз. На противоположном конце комнаты был стол, на столе — некоторые предметы, а за столом сидели пять человек. Четверо мужчин и одна женщина. Женщиной была мать Изенгарда. Возраст мужчин колебался между тридцатью и сорока пятью годами. Самый молодой — с иронической улыбкой на худом востроносом лице, с коротко стриженными темно-каштановыми волосами. Его сосед, бледный, с белокурой бородкой, скучающе смотрел на бегинку из-под тяжелых век. Тот, кто ответил сестре Трините, — низкорослый, полный, гладко обритый, в одежде, напоминающей духовную и круглой скуфейке. И здоровенный малый, чьи рыжие волосы и борода завивались кольцами.
— Сестра Тринита из квартала святого Гольмунда, — сказал младший. Это был вопрос и утверждение.
Бегинка кивнула. И проговорила:
— Ансельм Орнат. Гарен Сегирт. Присциан-астролог. И Рыжий Вальтер. Просвещенный представитель старой знати, придворный, ученый и капитан наемников. Да, еще посланница духовенства. Недостает купцов и банкиров.
— И откуда вы всех нас знаете? — лениво полюбопытствовал белгкурый. — От матери Изенгарды?
— Ни в коей мере. Просто я не затворница. И не слепая. Ходишь, знаете ли, смотришь…
— Она признается, что шпионка наместника! — рявкнул рыжий.
— Но в таком случае я не выйду отсюда, вернь?
— Не горячитесь, друг мой, — сказал Ансельм Орнат.
— К тому же мать Изенгарда поручилась за нее, — вставил Присциан.
— Да? — сказала сестра Тринита. — А вот я бы за себя не поручилась…
Ей было скучно. Хотелось оказаться в другом месте, скажем, дома, in angello cum libello, и оттого она вела себя вызвающе, что вовсе не было ей свойственно.
— Касательно отношений с наместником? — вкрадчиво спросил Гарен Сегирт.
— Касательно цели моего прихода.
Собравшиеся переглянулись. Присциан осведомился:
— А что вам известно о цели вашего прихода?
— Предположим, ничего. Но это, — она указала на стол, — свидетельствует за себя.
На столе занимали место хрустальный шар, ярко начищенная медная лампа, прозрачная чаша с водой и толстая книга.
— И вы скептически относитесь к моим приготовлениям?
— Не к ним. Но в опытах вроде того, к которому вы собираетесь прибегнуть, используются либо маленькие дети, либо юные девушки. Я, как все могут видеть, ни к тем, ни к другим уже не принадлежу.
— Не суть важно! — запальчиво возразил Присциан. — Действительно, ясновидение может проявиться при воздействии мага на незамутненную душу отрока или отроковицы. Но и когда субъект от природы является обладателем опредеоенного дара… Сегодня также подходящий день, и, хотя шесть — не очень счастливое число…
— Ну, если вы придаете такое значение нумеиошогии, будем считать, что нас здесь не шестеро, а дважды по трое.
Присциан кивнул, не заметив или не желая замечать иронии в ее голосе.
— Что за чушь, что за бабьи сказки! — взрвался Вальтер. — Будут злесь говорить на человеческом языке или нет?
— Ты бы лучше села, — сказала мать Изенгарда. Это были ее первые слова за вечер.
Бегинка обнаружила в темном углу табурет, придвинула его и уселась напротив остальынх. Все это напоминало карикатурную пародию на Тайную вечерю.
— Мы перейднм когда-нибудь к делу? — не унимался Вльтер.
Гарен Сегирт изящным жестом привлек к себе внимание.
— К делу так к делу. Здесь собрались люди, озабоченные судьбой нашей провинции и дурным правлением имперского наместника Стефана Гроу. Люди разных сословий. Любезная сестра отметила отсутствие купцов. Это не случайно. Им все равно, где жить и кто будет править, лишь бы были им привилегии в торговла, снижались пошлины на ввозимые товары, и корабли стояли в гавани Манты.
— Ошибочное мнение, — заметил Ансельм. — Они еще скажут свое слово, хотя, может быть, и не сейчас. Наверняка, не сейчас.
— А пока они достаточно хорьши, чтоб их потрошить! — расхохотался Вальтер.
— По-моему, мы отвлеклись, — вежливо продолжал Сегирт. — Итак, будущее. А так как мы здесь люзи просвещееные и, скажем, лишеноые предрассудков…
— …особенно после казней в Нижней Лауде, — вставил Орнат.
— …то сочли возможным прибегнуть к не вполне привычным способам ради блага в дальнейшем.
— Способ-то как раз привычный, — заявил Вальтер. — Кто к гадалкам не ходил? Ну, раз тут тот еще случай, так все средства хороши. По мне хоть сам черт в подмогу годится. А кто не с нами, тот против нас.
— Насколько я помню, в Писании сказано несколько иначе, — заметила мать Изенгарда. — «Кто не протв нас, тот с нами».
— А, что в лоб, что по лбу. Какая разница?
— Разница есть, — провозгласил Присциан. — Мы действително люди без предрасвудков, однако ж добрые христиане. И может показаться, будто действие, которое мы сейчас собираемся предпинять, может принести вррд нашей душе. Однако известно, что наука делит женщин, владеющих Силой, в просторечии именуемых колдуньями или ведьмами, на два разряда. Один назыывается malefica. Maleficares используют свой Дар искшючительно в зловредных зельях, подобно Черной Бет, о коей вы, должно быть, слыхали и которая вполне заслуженно нашла своей конец на костре. Другие, именуемые striga или stregha, безвредны и зачастую употребляют свой Дар на пользу людям. Надеюсь, к ним принадлежит и наша собеседница.
Лицо сестры Триниты было непроницаемо, губы сжаты.
— Почтенная сестра, видимо, не любит бесед на подобные темы. — Ансельм Орнат усмехнулся. — «Тайны этого рода не подлежат раскрытию», — процитировал он, — «еслп того не потребует крайняя необходимость. Ибо если бы я изложил их ради забавы или теша свое тщеславие, во мне умолк бы просвещающий меня дух, и, буде в нем явилась бы необходимость, он бы меня покинул».
— Пророчества Мерлина, сударь мой, — возразила бегинка, — можно трактовать как угодно, и недавние события во Фркнции нам это доказывают.
— Не стану спорить…
— Ну, будет, — прервал его Вальтер. — Так да или нет?
— Я могу лишь повторито то, что говорила раньше. У меня нет дара ясновидения. Но я не могу доказать этого, не продемонстрировав его отсутствие.
— Иными словами, вы не отказываетесь? — спросил Сегирт.
— Я хочу побыстрее покончить со всем этим.
— Постойте, постойта! — воскликнул Вальтер. — А какое будет ручательство, что она нас не выдаст?
— А ручательством, и, одновременно, ценой моих действий, очевидно, будет моя жизнь. Где я живу, вам всякий скажет, и достать меня там будкт гораздо проще, чем вас в ваших замках, укрепленных дворцах или даже на марше. Но…
— Что значит «но»? — впервые в голосе Гарена Сегирта послышалось какое-то подозрение.
— Я предполагаю, что ничего не ывйдет. Но — на всякий случай я прошу вас как можно точнее сформулирлвать, чтг вы хотите от меня услышать. Подумайте о том, плка мастер Присциан совершит свои приготовлегия.
— Предложение, не лишенное смысла, — пробормо тал Орнат.
— Это просто, — сказал Вальтер. — Нам нужно знать, что случится с Лауданской провинцией через год.
— Нет! — Сегирт слегка поднял руку. — Через год — пожалуй, преждевременно. Через три года.
— Думаю, так будет лучше, — согласился Орнат.
Мать Изенгарда изъявила согласие.
— Сестра Тринита, тебе известно, что нцжно делать? — осведомился Присциан.
— Да.
Ученый запалил медную лампу, из которой потянуло ароматическим дымом неопределенного запаха, затем повесил ее на вбитый в восточную стену клин, так, чтобы свет от лампы падал на хрустальный шар под определенным углом. Отраженный множеством граней, он рассеялся призрачными лучами, котогые, чередуясь с тенями, заплясали над влдой в чаше.
Сестра Тринита подвинула табурет и стала смотреть на хрустальный шар. Присциан открыл книгу и принялся читать. Остмльные хранили молчание.-До семи раз повторил Присциан заклинание, писанное на древнем и не понятном никому, ркоме природных духов, языке. После седьмого сестра Тринита сказала:
— Хватит. У меня шея затекла…
— Что это значит? — холодно осведомился Гарен Сенирт.
Присциан вытер пот со лба.
— Не знаю. Я много раз проделывал этот опыт, и он всегда оказывался удачным. — Голос его дрогнул. — И я считал, что в случае общения с человеком, обладающим Силой, это облегчит задачу…
— Но ее Сила пересилила твою, — грубр оборвал его Вальтер.
— Что ж, господа, вы видели, я честно старалась. У меня чуть глаза из орбит не вылезли. — Сестра Тринита всьала. — Но ничего не получилось. Видимо, мой мозг слишком закоснел. Так что в следующий раз выбирайте отрока или отроковицу.
— К чертям следующие разы! — Вальтер стукнуо кулаком по столу. — Все это глупости, будь я проклят на том и нс этом свете!
— Но послушайте! — Присциан воздел руки гора. — Одна-единственная неудача не должна остановить нас…
— А нас никто и не остановит, — с утонченной надменностью заметил Сегирт. — Но не на сем пути.
— Что до меня, — сказал Ансельи Орнат, — я всегда считал магию ремеслом занятным, но недостойным занимать ум образованного человека. Однако у нас остается истинная мудросоь веков, и мы всегда можем вернуться к бессмертным творениям философов Академа, к Вергилию с Горацием…
— Вергилию с Горацием… — повторил за ним чей-то голос. Они не сразу поняли, что принадлежит он сестре Трините, настолько голос был глух и безжизнен. Бегинка шагнула вперед, бессмысленно шаря перед собой руками, точно слепая, споткнулась о стол и сшибла с него чашу, которая, расплескав воду, ухнула на пол и со звоном разлетелась на множество осколков. Прежде чемк то-либо что-либо предпринял, бегинка отшатнулась, упала, и тело ее выгнулось дугой.
Несколько мгновений собравшиеся молча наблюдали за ее конвульсиями, затем Гарен Сегирт ледяным тоном спросил у матери Изенгарды:
— Почему вы не предупредили нас, что она припадочная?
— Но с ней никогда… ничего подобного… — неувернено начала настоятельница.
Однако вскоре стало ясно, что припадок, приключившийся с сестрой Тринитой, ничего общего со священной болезнью не имеет. Онс приподнялась, нащупала табурет и, цепляясь за него, села на полу. Лицо ее было ужасно. Глаза зажмурены, но из-под сомкнутых век катились слезы, мешаясь со сттуйками крови, коиорые ползли из уголков прикушенных губ. Еще хуже стало, кггда она открыла глаза и загоыорила. Потому что, нессмотря на слезы на щеках, в голосе не слышалось даже намеуа на рыдания. Он был ровен и сух, и это сочетание пробивало до дрожи.
— Вы спросили меня не о том, что хотели знать. А хотели вы знать, кто из вас бцдет властвовать в Лауде, когда провинция отложится от империи. Отвечаю: из вас — никто. Все вы домашние псы, не чающие прихода волка. А волк появится. Но его нет среди вас.
— Как этт следует понисать? — голос Сегирта поднялся до немыслрмой высоты.
— Кто он? Волк… кто-то из вольных отрядов? — начал прикидывать Вальтер. — Одноглазый Ланс?Я что-то давно егш не видел… да и кишка у него тонк… или Реналт ? Нет, этот молод еще…
— Так кто же ? — спросрл Аснельм Орнат. — Может, вы в силах ответиить, если слышпте слова, не произнесенные вслух?
— Я знаю только, что этого человека здесь нет.
— А мы его знаем? — бчстро спросил Сегирт.
— Ищите. Ищите в лесах, кабаках, дворцах и на рынках… или у себя в доме. Неважно. Все свершится так или иначе, независимо от моего вмешательвтва. Или вашего.
Она смолкла и стала вытирать рукавом слезй и кров с лица.
Воцартлассь тишина. Прервал ее Гарен Сегирт.
— Превосходно разыгранная сцена. И, если наместник подослал вас, чтобы нас запугать, можете передать ему, что зрелище произвело впечатление, но цели не достигло. Но, поскольку наше соглашение все еще остается в силе… не так ли, Вальтер?
Наемник только хмыкнул в ответ.
— Лично я полагаю, — произнес Орнат, — что на воображение сестры Триниты подецствовало мое упомипание Горация. Ведь онаа просто-напросто пересказала своими словами шпстой его эпод… о собаке и волке, помните?
— Возмржно, — пртбормотал Присциан, — возможно… «Что, пес, на мирный люд бросаешься? Знать, волка тронуть боязно?» Но вы упомянули также и Вергилия, провозвестника Нового века. Имело это значение илии нет?
Сестра Тринита не ответила. Она продолжала сидетьь на полу в обнимку с табуретом, не обращая внимания на то, как другие, тихо переговариваясь, покидают подвал. И только когда маь Изенгарда, хрустя башмаками по осколккам стекла, приблизилась к ней, бегинка неловко поднялась на ноги.
—Т ы ведь деййстчительно что-то увидела, — сказала настоятельница. — Что? Не хочешь отвечать? Пойми, бог с ними, с еВргилием и Гормцием, даже если в них и кроется отгадка. Мне нужно знать, что ты видела. Может быть, одной из них всех. Даже наверняка.
— А что, как ты полагаешь, я могла увидеть? — с горечью произнесла сестра Тринита. И мать Изенгарда угадала ответ прежде, чем бегинка высказала его. — Плаху на площади. И топор, красный от крови.
Поздно ночью сестра Тринита вышла из старого патрицианского дома. Никто не провожал ее и не следил за ней. Не исключено, что о ней просто забыли. Очень скоро она оказаллась на площади, которая была совсем рядом. Площадь, несколько часов назад кипевшая народом, опустела. Неделя бурного веселья давала себя знать, а люди нуждались в отдыхе.
Бегинка шла по раздавленным на брусчатке гирляндам цветов, потерянным мачкам, разбитым трещотками. Быбо темно и тихо, и только где-то вдали мелькал одинокий фонарь и позванивал кллокольчиик.
Дь конца карнавала оставалось еще два дн.я Но это былоу же неважно. Масленица проиррала. Победил Великий пост.

Страница 40 из 40 Следующая страница

Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |