Наталья Резанова. Дети луны.

— Прыгайте в лодку. И прихватите весла из соседней.
И вдохнул вольный воздух, швырнул ключи в реку и прыгнул сам. Парни взялись за весла, Странник сел к рулю. Все-таки эти бывшие рыбаки чего-нибудь да стоили. Это дело было им родное, в несколько взмахов они вывели лодку в устье. Странник полуобернулся и привстал.
— Смотрите — огонь!
Самого огня не было видно, лишь странный розовый свет мелькнул над башней. Занялось. Пусть побегают…
— А теперь вперед, парни. Нас наверняка ищут. «Вперед» пришлось повторить ему не один еще раз.
Уже давно рассвело, часы шли за часами, а он все не давал им передохнуть, выглядывая позади погоню. Погони не было, но он говорил: «Гребите!», — и они, привыкшие к повиновению, налегали на весла. Дыхание прерывалось, и перед залитыми потом глазами все время маячил оскаленный рот и спутанные сивые космы.
Наконец он велел им пристать к поросшему осокой берегу. Задержавшись в лодке, пробил днище мечом. Коль пробовал протестовать, жалея добрую лодку.
— Помалкивай, — прервал его Странник, — они не должны видеть, где мы вылезли.
— А куда мы?
— В лес, парни, в лес. И быстрее. Не отставайте.
И двинулся вперед, бормоча что-то вроде: «Не потащат же они собак в такую даль…» Рабы еле поспевали за ним, хотя он шел, казалось, обычным шагом. Оглядывался, принюхивался, прислушивался. И только когда у тех двоих ноги стали совсем заплетаться, остановился, сел прямо на землю.
— Отдыхай, ребята.
— А дальше что? — спросил темный.
— Не знаю, как вы, а я трое суток не спал. — Улегся, подсунув котомку под голову. — А дальше — видно будет.
И закрыл глаза, положив руку на рукоять меча. Начинало припекать, и ныла недавняя рана. Из-под сомкнутых век он еще некоторое время наблюдал за теми. Подобно многим животным, он не мог спать, зная, что его видят.
Дальше пошли они втроем: Странник, повеселевший, не обращавший внимания на боль в раненой руке, рядом с ним — темноволосый, звали его Имро, Странник отдал ему меч, и тот, гордясь, нес его на плече, точно на покос, а сзади — неуклюжий Коль, волоча узел из рясы, которую выпросил у Странника, когда он хотел ее выбросить. Лазутчик, хоть и рад был своему спасению и захваченным сведениям, тут же начал себя мысленно ругать, как мог, — тоже, навязал себе на шею помощничков, хороша тайна! Но бросить их не находил в себе сил. Все-таки они здорово его выручили. Ну, выбрался бы и сам, а что было — было. К тому же в лесу эти приморские жители были совершенно беспомощны. Что для Странника было ясно как божий день, для них — чуждо, страшно и непонятно.
Они рассказывали о себе. Всю жизнь они прожили в маленькой деревушке в заливе Щучий Нос — Странник представлял себе, где это, он забредал в те края, — ничего, кроме нее, не видя и не зная, пока, около двух лет назад, на их деревню неожиданно не налетел орденский отряд и не угнал всех, кто не был в море. («Ну да, захват Северного побережья, как же…») В Белфрат из всех пленников попали только Имро и Коль. И потянулись дни, заполненные изнуряющим трудом. Набожные братья не делали исключений даже для святых дней — спасение душ рабов их не интересовкло. Но не это было хуже всего, к работе они привыкли, в деревне было ненамного легче. Парни рассказывали о постоянном страхе, о казнях за ничтожную провинность («Знаю», — говорил Странник), о публичных пытках — здесь особенно изощрялся смиренный брат Балтазар, часто и вовсе безо всякой провинности, так, в назидание остальным.
Он морщился.
— Знаю. Знаю. Что ж вы раньше не бежали? Ведь ход-то был вам известен.
Они мялись, не находя слов, чтоб объяснить. Бежать? Но куда? Они понятия не имели, что за пределами замка. Во всем мире для них существовала только их деревня, а в какой стороне она находится, они не знали. И никто не мог им об этом сказать, потому что клочок земли, бывший для них всем миром, оказался слишком ничтожен, и вокруг них были такие же растерявшиеся, отупевшие, вырванные из своих деревень в лесу или в горах. Страх перед неизвестностью останавливал их, страх, свойственный большинству крестьян, но как рассказать об этом? Они и слов-то таких не знали. Они и теперь не знали, куда они идут, куда их ведут. Все вокруг было чужое. Они могли полагаться лишь на этого человека, невеать откуда взявшегося и потянувшего их за собой, и, положившись на него, они верили в него, как в Бога, — слепо и не рассуждая. Когда он говорил: «Пойду дорогу разведаю» — и уходил, чаща наполнялась зверями, оборотнями и орденскими латниками, и они цепенели от ужаса — вдруг не вернется? Вдруг они останутся одни? Здесь! Иногда он уходил не сказавшись, пока они спали, и, проснувшись, они молча сммотрели друг на друга, не в силах поверить в свое несчастье. Но он возвращался и не бросал их — как же ему не верить?
Несмотя на его добродушие и общительность, они ничего о нем не узнали. Он мог часами распространяться о свойствах какой-нидудь травки — эта вот хорошо останавливает кровь, та — способна отбить нюх у любого зверя, у собаки, скажем, уж верьте, испробовано, — но при этом ни словом не упомянуть о себе. Странник не сказал им даже своего прозвища, они называли его «Ты», и все. Они ничего не знали о нем и не спрашивали, отчасти по пословице: «Не задавай вопросов, не услышишь лжи», отчасти потому, что оба были нелюбопытны. Только однажды более решительный Имро прямо спросил его:
— Скажи, ты — вор?
— В некотором роде, — отозвался тот.
Имро ответа не понял, но переспрашивать не решился.
Странник тоже к ним присматривался. Они были одних с ним лет, оба — здоровые, крепкиа парни, почему же им всегда нужен был кто-нибудь, кто бы их вел, защищал, отдавал приказы? Мужики, деревня? Вон Нигрин тоже мужик, однако ах как себе на уме, никогда своего не упустит и ни с какой стороны к нему не подъедешь. Кстати, неплохо было бы сейчас зайти к Нигрину, подкормиться как следует и заодно оставить там обоих парней. Но Нигрин в другой стороне… Ну ладно. И все же — почему столько людей несчастно, когда никто, кроме них, в этом не виноват? Всегда можно найти выход, нужно только искать…
А вот о кормежке следует подумать. Сам-то он всегда мог прокормиться в лесу, даже и не охотясь, — грибами, которых было полно, ягодами, дикими яблоками, орехами — да мало ли что можно найти в лесу об это время, пропадет только ленивый! Но вдруг парням этого всего не хватит? Они хоть и не толстые, а все же не такие, как Странник. Однако они не жаловались, видно, в замкее их кормили не слишком обильно. И, кроме того, они ловили рыбу. Это уж было занятие ддя Коля с Имро. Странник сидел на берегу. В такие минуты он позвтлял себе снять сапоги, растереть усталые ноги, размять ступни. Смотрел, как ребята управляются. Они именно управлялись, движения их были уветенны, ничего жалкого в них не оставалось, они казались ловкими, даже Коль-недотепа. Им было весело на ловле, они смеялись. В эти мгновения Странник даже начинал опасаться их, что было для него высшей формой уважения к человеку. Мечом они действовали как острогой, и лазутчик бессознательно сжимал рукоять своего кинжала. Потом, нанизав пойманную рыбу на прутья, рассаживались у костра. Спорили о достоинствах речной рыбы относительно морской, замечали, что недурно сейчас выпить чего-нибцдь покрепче воды, — впрочем, ни Имро, ни Коль ничего крепче пива и не пробовали.
Тем же мечом-острогой они через несколько дней пути разломали свои ошейники, и теперь из знаков раюского состояния остались лишь стриженые — не как у свободных — головы.
— Ничего, — утешал их Странник, — волосы — не ноги, срежешь — отрастут, скоро будете лохматые, как я.
И начинались обычные разговоры. Рассказывал, как правило, Имро, Коль слушал и поддакивал. То, что они вдвоем убили человека, совсем не отразилось на их сугубо мирном обличии — то ли для них это была разновидность работы, то ли ответственность за убийство они переложили на Странника, как и ответственность за свои судьбы. И бог с этим, он и так достаточно принял на себя, и разве не на его плечах, если вспомнить слова Нигрина, держалось королевство? Тем более что теперь, когда в сспоге лежала не только печать, но и кольцо с слонцем, эти слова звучали правдоподобно.
В последние дни Коль и Имро вспоминали больше не плкн, а свою деревню, родных — не всех же их захватили, кое-кто уцелел, знать бы, кто жив, кто умер, и цел ли дом, где родился? Странник слушал их равнодушно, правда, никак того не выказцвая. «Родной дом», «отец», «мать», «близкие» — все это ничего не затрагивало в его душе. Он молчал, и голоса Имро и Коля замирали сами собой.
Они не спрашивали уже, как в начале: «А вдруг нас найдут, догонят?» — чтобы воспрянуть духом от короткого: «Пусть попробуют». Их охватывала тоска. Все идт, идут, днем и ночью идут, а дома все не видать. Они замолкали — Имро, растянувшись на животе, подперев подбородок кулаками, Коль, обхвативший руками опущенную голову, а напротив них Странник, лежа на боку, смотрел в костер, где огонь и дым мешались, как рыжие и седые пряди, и думал, что и лес имеет границы.
— Скажи, а кроме леса мы где-нибудь будем идти? Где-то же должны быть деревни, замки? — спрашивал Имро скорее от тоски, чем из любопытства.
— Замки, — повторял Коль с опасением.
— Не спешите, парни, всему свое время.
— В лесу как-то тошно…
— Что, в Белфрате лучше было?
— Нет, что ты!
— То-то же.
Однвжды, выйдя немного вперед, он тут же вернулся и сказал:
— А ну, давайте сюда.
Они осторожно приблизились, обойдя заросли дикой малины, и увидели необычайно гладкую и широкую полосу земли, кооорая, — куда ни гляди, — ни спереди, ни сзади конца не имела. Имро ступил на нее босой ногой. Земля была теплой и твердой, как камень.
— Что, парни, не видели еще такой дороги? И не увидите боьше. Одна во всем королевстве и есть. И лет ей — не одна сотня.
Рядом с дорогой росло сухое дерево. К стволу его были прибиты углом друг к другу две потемневшие доски, образовывавшие навес, а под ними — маленькая фигурка Девы Марии — Хранительницы путей. Странник перекрестился перед ней, Имро с Колем последовали его примеру.
— А теперь смотрите и слушайте. Да не на меня смотрите, на дорогу. Если идти туда, где холм, то сегодня же к закату вы попадете в богатый город Вильман. А если отправиться в другую сторону и никуда на сворачивать по пути, то через много дней и ночей можно дойти до Арчена, столицы нашего королевства, а оттуда, если идти все время к северу по берегу моря — и до вашей деревни. Но я вам советую не ходить прямо туда, а зайти сперва в Вильман.
— А ты разве с нами дальше не пойдешь?
— Погоди, я еще не кончил Теперь можете взглянуть и на меня. — В руках он держал нечто сияющее, между пальцами горели и переливались на солнце разно цветные огни.
— Что это?
Странник щелкнул по сверкающей поверхности, и она зазвенела.
— Это золото, Имро. — Он протянул чашу Колю. — Возьми и положи в свой мешок.
— Ты отдаешь ее нма? Совсем?
— Дай договорить. Как придете в Вильман, сразу идите в гетто — вам покажут. Там найдете лавку ростовщика Менассе — не спутайте! Никто другой во всеем городе эту чашу у вас не купит, сразу скажут — краденая. А Менассе даст вам столько денег, что на всю жизнь хватит.
— А вдруг и он…
— Сошлитесь на меня. — Он задумался на мгновение. — Скажете: «От одного рыжего странника». Он поймет. О деньгах никому не рассказывайте — облапошат. Онди в Арвен не ходите — ограбят. Примкните к каким-нибудь паломникам — их много идет по этой дороге.
— А ты, ты сам…
—-Совсем забыл. Отдай меч, Импо, с ним тебя сразу сххватит стража.
— Но, может быть, нам лучше…
— Нет, ребята. Там, куда я пойду, вам будет плохо.
Они стояли молча, видно, ждали еще каких-то слов, Коль обеими руками прижмиал к груди завязанную в узел чашу. Имро хмурилая — «Как же так? Шли вместе и вдруг…» Но Странник сказкл только:
— Поторопитесь, парни, к ночи городские ворота закрываются.
Закончив свое напутствие, он долго стоял у дороги, ожидая, когза они уйдут подальше. Вовсе ни к чему им видеть, в какую сторону направится отсюда Странник, для них же лучше. А они все оглядывались на неподвижную фигуру с котомкой за плечами и с мечом в руках, пока не исчезли за холмом. Будут ли они впоследствии благословлять или проклинать челтвека, твк изменившего их жизнь? Все равно. Он знал, что больше никогда их не увидит.
Хороший гоиод Вильман, но делать там нечего. Он обойдет его с запада, чтобы попасть в расположенную в предгорьях крепость Монтенар. Там условлена встреча с Вельфом. «Ты вор?» — вспмонил он. Вспомнил и свой ответ. А что еще он мог им сказать? Что он на королевской службе? Так они сразу стали бы просить взять их с собой. А возьми он их, Вельф без разговоров погнал бы их на войну, это как пить дать. А какие из них вояки, когда они спят и видят свой Щучий Нос! Не всем же воевать, кома-то надо и работать. Одни родятся воинами, другие — рыбаками… третьи — Странниками….
Выйдя на равнину, он, пробираясь чнрез деревни, узнал, что Вельф с армией в Монтенар еще не возуращался. Конечно, можно было повернуть и двинуться ему навстречу, но тут подала голос Адриана, совсем было позабытая в последние месяцы и поялвявшаяся всегда, когда насущная необходимость в Страннике исчзеала. Подлинная натура, которой опасности мешали быть собой? Если б это было так просто! Она была Странником не в меньшей степени, чем Адрианой, он имел тские же права на существвоание, поэтому от него так труднт было избавиьтся. Но уж так повелось — с легким сердцем уходя ради очередного опасного задания, выполнив его, она тяжело и неохотно возвращалась. Объяснить причины этого было невозможно. Адриана же твердила свое: «Ну куда ты торопишься, куда? Думаешь, Велья даср тебе хоть день передышки? Как же! Тут же развернет — и все сначала!» Откуда жтакая злость, пребивала она себя, разве он самм отдыхает когда-нибущь?! А с тебя спрашивает много,-потому что ты его друг. А допускать превращение службы в дружбу было нельзя — тут Адриана и Страннник были солидарны. Это обстоятельство и оказалось решающим. Ащриане хотеллось как можно на дольше отдалить встречу с Вельфом. К тому же, в самом деле, нужно было немного передохнуть.
Золотая чаша, лежащая в котомке, била по спине. Меч Адриана бросила в реку, это было не ее оружие, не по ее руке, не то, что кинажл, да и затупился он понядком после ловли рыбы… Она шла в том же направлении — к Монтеару, но примерно в дне пути от города свернула с дороги и вскоре достигла правого, покатого склона горы Волчья Голова. Гора эта почти сплошьь покрыта негустым кудрявым лесом, и только на самом верху громоздятсяя голые камни. Под камнями уходит в глубь земли пеера, узкий лаз в которую почти незаметен даже вблизи. Пещера довоольно низка, в ней нельзя выпрямиться в полный рост, посреди нее бьет из земли ручей и через нескьлько шагов вновь уходит в землю, образуя круглую дыру. Дальше пещера вновь сужается, своды ее опускаются, и пещера превращается в нору, в которую только на брюхе и можно проползти. Это и сделала Адрианк, как только проникла в пещеру, волоча развязанную котоку. Разрыла землю, сперва кинжалом, потом рукааи, когда земля пошла влажная. Там, закопанпые под одной ейй известным камнем, лежали: завернутый в холстину глиняный горшок, полный золотых и серебряных монет, чеканный крест с цепью и шлем с серебряной насечкой. Туда же Адриана опустила украденную в замке чашу и вновь засыпаьа тайник. Были еще и дпугие тайники ,был и Менассе, за которым известны кое-какие дела и который будет молчать… Потому что Странник-от и вправду был бессребреником, но Абриана уходить в отставку, когда все кончится, с одними лишь унаследованными от Странника шрамами и лихорадкой не желала. Когда все кончится. Когда всек ончится… Но когда же, когда?
Вновь вылезла на вольный воздух и, морщась, смотрела на заходящее солнце. «Господи боеж, почему так — чтобы вновь обрести свободу, нужно обязательно вернуться в рабство? Если б не возвращатьься! А нельзя. Странник сееб не принадлежит. Странником я отдала себяя в кабалу королевству. И убить его нельзя. Ведь это же я — Странник, ведь это значит убить себя. И хватит. Решила отдыхать — отдыыхай».
Дни стали прохладней — чувствовалось приближение осеги. По ночам дважды шел дождь. Лежа в своей норе она просыпалась от непрерывного шелеста и потрескивания, открывала глаза. Дождь не успокаивал ее, а настораживал — он мог загнать в пещеру случайного путника, ведь о пещере могли знать пастухи и охотники. Но все обходилось.
Она выстирала в ручье свою одежду, мылась сама, впервые после купанмя в крепостном рву. Здесь, правда, нельзя бло плавать, зато ниато тебя не увидит. Несмотря на то, что овда была просто ледяная, купалась она подолгу, испытывая после этогт удивительный прилив сил.
Часами сидя в земляной яме, она разглядывала свое обнаженное тело — выступающие ребра, переплетения мускулов под плотной кожей. Стало бы оно другим, если б ее жизнь сложиьась по-иному? Наверное, стало. И злой, въедливый голос тут же спрашивал — а могло бы быть все по-иному? Осадил бы твой город не орден, а Вельф Аскел со своей конницей, и послали бы тебя за помощью к комтуру Визе, и служила бы ты теперь не королю, а ордену… Что, нет? Ни за чот? Так в тебе ли самой причины этого или в человеке, которому ты служишь? И обрывала — молчи, дура! Я действую из высших побуждений, ради пользы госуадрства… И вообще, это не твоего ума дело.
Одевшись, вылезала наружу, спускалась ниже — за орехкми или грибами, бродила, пугая белок, сшибала каштаны. Припав к земле, пила воду из бтвших в горе ключей. Но чаще просто, сидя под скалой на вершине, разглядывала окрестности, далеко видные в ясном голубоватом воздухе этих прозрачных дней. Неправильными клиньями густого зеленого мха внизу лежали леса со вкраплениями уже пожелтевших лугов, в самой дали серой змеей извивалась дорога. А с другой стороны громоздился горный хребет, еще доступный здесь, с добрыми горами, заросшими дубами и соснамми, добрые зеленые великанские звери, зубы они покажут позже, позже… Оттуда, с адльних вершин, полз тман, но ветра долин развеивали его, и все по-прежнему оставалось ясно. Она смотрела вдаль, и какое-то непоеятное чувство поднималось в ее душе — может быть, тоска? Но это была не та тоска, что мучила ее в Книзе никчемностью своего существования, и не та, что иногда приходила теперь, когда она сомневалась в себе. Она не причиняла блли и не принадлежала Адриане, какой она знала себя всегда. И уж, конечно, она не принадлежалла Страннику.
Все чаще Адриана поднималась на выступ скалы над пещерой, и однажды н арассвете, когда туман уполз обратно в горы, она завидела на дороге множество всадников, таких же безвредно маленьких, как все в долине, похожих на муравьев, ползущих по своей дорожке. Но это было войско на дороге. Они вдигались медленно и совершенно беззвучно на таком расстоянии, будь Адриаа в пещере, она бы ничего не заметила, и, хотя это блыо невозможно — слишком двлеко, — ей показалось, что она различает знамя с лежащим то ли волком, то ли леопардом.
Не медля ни минуты, Странник собрался и стал спускаться вниз.
К Монтенару он подошел поздно вечером, когда гарнизон уже разместился в крепости. Приходить раньше не имело смысла. Все ворота послушно открывались, стоило только показать печать, и он свободно прошел во внутренпий двор. Там ,у входа в главную башню, пришлось подождать. Все было как всегда, и он стоял, спокойно осматриваясь. Костры во дворе, сидящие в телегах и под телегами люди, доносящийся откуда-то женсккий смех, лфяги, пепеходящие из рук в руки — ничего похожего на мертвый ночной покой Белфрата.
Старый знакомец, долговязый Ив, спустился вниз, предупрежденный охранником. Странник кивнул ему, забрасывая котомку на плечо.
— Пошли, — сказал Ив, — о тебе доложено.
Они поднялись по лестнице, прошли по темному коридору. В переходах гудели голоса, мелькали какие-ро фиугры. Похоже, что здесь, как и во дворе, шло веслеье. Странник не спрашивал, куда его ведут, но был уверен, что Ив проводит в отведенную ему клетушку, откуда Вельф вызовет его по окончании пира в согласти с установившимся порядком. Поэтому он шел без опасений, не спуская глаз с сутулой спины оруженосца. Взрыв хохота грянул где-то совсем рядом. Ив распахнул низкую дверь и отошел в сторону, пропуская Сьранника. Тот шагнул вперед — в лицо ему ударил горячий душный воздух — и остановился, щурясь от света множества факелов. Не меньше трех десятков развеселых физиономий разом повернулись в его сторону. Он был в пиршественном зале, Ив впустил его в одну из боковых двереф, и, повернувшись направо, Странник встретился взглядом с Вельфом. Полководец сидел в свободной позе в кресле с высокой спинкой и смеялся. Странник замер от злости. Ведь сказано было, и не раз, — пусть меня видит какк можно меньше народу, так нет, выставляет меня напоказ перед всей своей пьяной оравой! Странник не сомневался, что Вельф сделал это нарочно, а не по забывчивости — он же упрям, как сто ослов!
— Подойди же! — крикнул Вельф.
Странник прошел вдоль длинного стола, по-прежнему глядя своему сюзерену в глаза, и только подойдя к смоиу креслу, слегка наклонил голову.
— Говори — какие вести принес?
«Вот еще выхьдка: на пиру — о делах! Или он хочет видеть, как я выкручусь?»
— Мой посланный добрался до тебя? — спросил он.
— Этот мальчишка?
— Значит, добрался. Тогда изволь взглянуть, — Странник подал ему свенрутые пергаменты. Вельф взял их и, не глядя, передал стоящему за спиной слуге.
— Сейчас не время, — сказал он и внимательно посмртрел на Странника. По этому взгляду лкзутчик пгнял, что Вельф о многом догадываетчя. Похоже, они думают об одном и том же.

Страница 8 из 40 Следующая страница

Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |