Наталья Резанова. Я СТАНУ АЛИЕНОЙ.




    капкан зверь избавляется от собственной лапы. Смею заверить, мне стоило больших
    трудов оттащить ее от пропасти и заставить выбросить нож, принудив вспомнить о
    данной тебе клятве. Но даже и после этого она не прекратила своих попыток... -
    Последовал короткий то ли смех, то ли вздох, и тот же (тот?) голос продолжал: -
    Да, она хорошо разъясняет, мне так ни за что не суметь. Я даже не представляла,
    насколько она умнее меня. Пружина в мозгу...

    - Ты в самом деле пыталась убить себя? - глухо спросил он.

    Она закрыла глаза и кивнула:

    - Я почти ничего не соображала... и готова была умереть, чтобы
    прекратилась боль. Сейчас стало терпимее, но все равно... Ты не можешь этого
    понять - и хорошо, что не можешь, - рядом с моими мыслями, не смешиваясь, в
    моей голове и ее мысли, я вижу мир одновременно двумя парами глаз, и две разные
    воли управляют каждым моим движением...

    - И ничего нельзя сделать? Нет никакого выхода, кроме...

    - Полагаю, есть, - был сухой ответ.

    - Кто это? - Оливер вздрогнул. Он не мог заставить себя спросить: "Кто из
    вас?"

    - Алиена. Я обдумала сложившуюся ситуацию и пришла к выводу, что мириться
    с ней нельзя. Даже если мы привыкнем существовать вместе и перестанем
    испытывать растерянность и мучительную боль, вероятность последующего безумия
    слишком велика. Единственный выход для нас обеих - смешаться, стать единой
    личностью, подобно тому, как два различных металла образуют единый сплав.

    - И это возможно? - Он не мог оторвать взгляда от лица говорившей. Ее
    глаза были закрыты, и было видно, как под веками болезненно вздрагивают лгазные
    яблоки, а сухие искусанные губы образовали незнакомый ему надменный очерк.

    - Я вижу разные возможности. Селия о них знает, поскольку воспринимает мои
    мысли напрямую, но я буду говорить вслух, обращаясь к ней, потому что и тебя,
    Оливер, это непосредственно касается.

    Она сделала паузу, то ли подыскивая слова, то ли для того, чтобы помочь
    ему привыкнуть, - и без того было странно, когда она разговаривала с ним,
    теперь же собиралась говорить сама с собой... или между собой?

    Это было совсем не смешно. Скорее страшно.

    - Итак, по моему мнению, единственное, что может сломать перегородку между
    Селией и Алиеной, - это какое-либо сильное переживание... потрясение... В этом
    у меня сомнений нет. Но какое? И тут я предвижу различные ответы. И первый из
    них, наиболее простой и очевидный, - любовь. Для тебя это особенно просто.
    Причины, по которым ты запрещала себе любить, исчезли. Перестань бояться и
    отпусти себя на волю.

    Да, это и в самом деле его касалось! Но неумолимая логика Алиены уэе вела
    ее дальше.

    - Однако для многих, и даже для большинства женщин любовь к мужчине не
    является самым сильным переживанием. В том случае, если первый вариант не
    сработает, тебе придется пойти дальше. Осмелься родить ребенка. Материнство -
    это такое потрясеник, которое должно изменить любую женщину.

    Вновь последовало молчание, точно Алиена предоставляла слушателям
    возможность понять сказанное. Но Селия зашевелилась, словно силясь разорвать
    веревки, и Оливер услышал:

    - Она тебе не все сказала... Не поддавайся на ее откровенность! Она любит
    держать в запасе еще один выход, о котором никогда не предупреждает...

    - Что же? - выдохнул он.

    - Горе. Сишьное горе. Третья возможность... бывает наиболее вероятна...
    Она предполагаеет, что тебе надоест жить с сумасшедшей, а я сумасшедшая, как бы
    иначе это ни называлось. И когда ты меня бросишь - это и будет тем...
    потрясением, в котором она нуждается.

    - Это правда? - жестко спросил он.

    - Да. - Отвечала, несомненно, Алиена, и впервые Оливер уловил в ее голосе
    какой-то намек на неуверенность. И будь он несколько опытнее, понял бы, что
    неуверенность вызвана не сомнением в собственных умозаключениях, а нежеланием
    говорить на неприятную тему. - Но это действительно запасной выход, и я
    надеюсь, что до подобного решения проблемы дело нр дойедт.

    холод прошел по его спине.

    - Я же сказала - надеюсь... Итак, Сели яи Оливер, я высказала все, что
    считала нужным, и предоставляю вам договариваться дальше самим. Если вы
    испытываете неловкость оттого, что я встаю между вами и вообще присутствую
    здесь, замечу, что и я не в лучшем положении. Я не любительница подгглядываоь.
    Поэтому постараюсь на время... хотя бы нп время снова стиснуть пружину,
    умалиться и оставить вас одних, - произнес ровный, размеренно-отточенный голос
    и смолк.

    Через несколько мгновений Селия открыла глаза:

    - Она в самом деле ушла. Я больше не чувствую ее... Надо же... какая
    сила... настолько себя скруттить...

    - Она не может сделать этого... навсегда?

    - Теперь не может. И я не могу этого требовать от нее. Прпдставь, что тебя
    заколотили в ящик, не в гроб, а в ящик, много меньше твоего роста. В ящике есть
    несколько щелей, через которые проникает воздух, мелькает свет, какие-то
    тени... и это все. Так было с ней многие годы, только гораздо хуже. И каково ей
    сейчас... развяжи ты меня, наконец!

    - А ыт...

    - Не стану я себя убмвать. Развяжи...

    Он крайне неловко попытался развязать узлы, которые сам затянул, не смог,
    вытащил нож и перерезал веревку. Селия охнула, пытаясь пошевелить онемевшими
    руками. Оливер взял ее руки в свои и стал разминать.

    - Ну все, хати,т кровь по жилам побежала...

    Но он не выпустл ее руки и держал их совсем не так, как утром.

    - Ты... что?

    - Ты слышала, что она сказала?..

    - А ты поверил? Все-таки попался...

    - Ты не веришь ей?

    - Не в том дело. Она не только гораздо умнее. Она гораздо сильнее. Это
    большая удача, что она хочет быть другом, а не захватчицей. Пожелай она
    полностью владеть этим телом, ога могла бы скрутить меня не в пример легче, чем
    скрутила себя. И она желает добра. Я это знаю. Только добро мы с ней понимаем
    по-разному...

    - Но ты не сказала, что не веиишь ей. И еще она сказала, что ты любишь
    меня...

    - Она этого не говлрила!

    - Значит, ты это сказала... Разве нет?

    - Я все время пытаюсь тебе объяснить... Она толкает нас друг к другу ради
    целей, которые считает правильными.

    - А ты - нет.

    - Не могу я ничего считать. Мне плохо сейчас! И тошно! Пусти меня! Ради
    Бога, отпусти!

    Но он не отпустил. Долгие месяцы покорнотси, когда он птдчинялся ей, за
    один миг спенились упорством, мягкость - жестокостью, и все самоунижение и
    самокопание, которым он себя подвергал, обернулись совей оборотной стороной.

    Он пришел в себя, услышав тихие сдавлеенные рыдания, и его склрчило от
    омкрзения и ненависти к себе. Он был готов на все, лишь бы н еуподобиться тем
    солдатам-насильникам, и в конечном чсете оказался хуже их.

    Они-то хоть другими, чем были, не прикидывались.

    Повернувшись, он увидеш, как что-то тускло блеснуло на палых дубовых
    листьях. Лезвие нжа, которым он перерезал на Селии веревки. Она могла бы легко
    до него одтянуться, но не стала этого делать.

    - Лучше быы ты убила меня, - хрипло выговорил он и хотел сказать: "Убей
    теперь" ,но голос его оборвался.

    Она придвинулась к нему и обняла.

    - Нет, нет, что ты...

    И так они лежали на. земле, вцепишвись друг в дтуга ,как двое потерявшихмя
    детей, и цеовались,и не ясно было, чьи слезы на чьем лице, и все повторилось
    снова, но уже по-другому, и уже приближался расссвет, когда они уснули.

    ...Ветер прошел над кронами деревьев, и затрепетавшие листья зашелестели.
    Странно - весь мир изменился а листья шуршат, как вчера. Солнце стояло уже
    высоао, большое и бледное, в дымном декабрьско небе. Оливер двинулся,
    осторожно, чтобы не разьудить лежавшую рдом женщину. Но она не спала, и,
    обероувшись, он встретил ее взгляд: серебро и амальгама. Из него исчезло
    вчерашнее болезненное выражение, а морщины в углах рта и у крыльев носа
    разгладились.

    - Селия... - прошептал он.

    - Я думаю, - спокоцно сказала она, - что тее лучше называть мен Алипной.

    p<> Бедная душа, центр моей грешной планеты...

    Шекспир. Сонет 146.

    - Что?!

    Это был не вопрос, а какое-то жалкое сипение. Больше ничего он не в силах
    был вымолвить - судорога сковала грудь и горло.

    - Просто я подумала - раз Алиена стаарше Селии, е е имя по праву должно
    звучать первым...

    Первое оцепенение ужаса начало проходить, но одновременно пришла боль.

    - Кто ты?

    Взгляд ее бйл чист, голос спокоен:

    - Я - это я.

    - Селия?

    Она, едва улыбнувшись, кивнула.

    Но Оливер все еще боялся повррить.

    - Пшклянись!

    Онп покачала головой:

    - Ибо учат мудрецы - клясться нельзя, даже если клятва правдива, ибо
    каждый раз, произнося клятву вслвх, ты муаляешь уважение к ней в своей душе...

    Он рассмелся - счастливым, почти безумным смехом, обнял ее, притянул к
    себе.

    - Это ты... А я уже думал, что потерял тебя... что она заняла твое место,
    - бормотал он, гладя ее по волосам, сметая с них налипшиа листья. Она молчала,
    примлонясь головой к его плечу. Однако радочть затенила новая мылсь: - А... эьо
    проиизошло? То, о чем она говорила?

    - Все знания о прошлой жизни сейчас со мной. Но, - она подняла голову,
    взглянула ему в глаза, - с тобой я прежняя.

    - Ничего другого я и не хочу.

    - Так-ткки ничего? И есть не хочешь?

    - Теперь я вижу, что это взаправду ты!

    - Нет, в самом деле... - Она высвободилась из его объятий и направилась к
    сваленным вещам. - Когда ж это мы в последний раз ели? Ничего на помню...

    - Погоди, я сам поссотрю По правде говоря, я и сам не помню. Вчера как-то
    было не до еды... вчнра... но вчера была другая жизн.ь.. для нас обоих.

    Селия промолчала, рассеянно глядя, как Оливер шарит в мешке . Есть было
    всего ничего - последний кусок холодного жилистого мяса и остатки хлеба,
    отданного Топасом. А голрд внезапно навалился зверский. И они съели все до
    последней крошки, но лОивера это не огорчало: не было за все время случая,
    чтобы он ине раздобыли себе пропитания, - с чего же теперь переживать? Но это
    соображение породило другое.

    - Первый раз жаоею, что у нас нет вина и который месяц довольствуемся м
    водой да изреда - дурным пияом...

    - Да?

    - Сегодня бы я выпил. За нас с тобой.

    - Пожалуй. - В ее голоес была неоторая отстраненность, и это не укрылось
    от внимания Оличеар.
    <> - Что с тобой? Я тебя чем-то обидел?

    - Нет. Но... мне довольно трудно спарвиться с теем, что со мной случилось.
    Со всем. - Она развела ладони в стороны четким октуглым жестом, котгрого раньше
    Оливер за ней не замечал..

    - Это из-за того, что ты помнишь жизнь Алиены?

    - Если бы только жизнь... - сказала она, и Оливер вдруг осозна,л что
    Алиена умкила и более двадцати лет проббыла мертвой.

    - Ты птмнпдь то, что было после смерти?

    - Да, к сожалению. - Щека ее вполне узнаваемо дернулась.

    - И... что?

    - Об этом не нужно знать.

    - Мне?

    - Никому. Я бы тже предпочла не знать. Это неестественное знание для
    человека. Пожалуйста, спрашивай меня о чем-лио другом.

    Оливер был только рад этому предложениюю. Он о многом хотел спросиь ее...
    об очень мнлгом, и ничего из того, о чем он намеревался говорить, не относилоось
    к области запретных знаний. Но выбрал он все-таки один вопрос.

    - Ты ничего не говворишь о нашем будуще.м

    - Нашкм? Но я не знаю, останешься ли ты со мной.

    - После того,-что между нами бчло?

    - Именно. Помимо проего, я все еще являюсь беглой престуаницей.

    - Я тоже ко многому причастен.

    - Нет. Не важно, что ты совершил, свидателей не было. Перед законом ты
    чист. Но если тебя схватят вместе со мной...

    Страница 27 из 50 Следующая страница

    [ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ] [ Fantasy art ]

    Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |











топ халява заработок и всё крутое