в тот жуткий вечер после возвращения от моста. Глаза запали, кости выступили
под кожей, губы дергались.
- Это он сказал... - она сделала паузу, - Алиене, когда та уходила...
туда, на мост. Его последние слова. Больше никто их не слышал. Не думаю, чтоб
он сознательно желал мне смерти. Хотя, может, и желал. Но он считал, что я
испугаюсь и вернусь.
Оливер выпустил, наконец, притолоку двери, за которую цеплялся, шагнул
вперед, сел против Селии на пол. Он не знал, что пугает его больше, - это вновь
возникшее в ее речи "я" или то, что Селия видит в его словах и поступках
сходство со словами и поступками Найтли.
- И все сбылось... - продолжала она. - Все. Знаешь, я видела эту могилу. А
он, должно быть, хорошо помнил свои слова, если... есши...
- Если пытался изменить прошлое, - тихо докончил Оливер. - И поскольку его
слова слышала только Алиена, когда он услышал их от тебя, то понял, что опыт
его был удачен. И это его добило. Но, - внезапно он оживился, - что, если он
придет в себя? Он же расскажет, что ты вовсе не умерла! Нам нужно немедленно
уезжать отсюда!
- Что он им расскажет? - саркастически спросила она. - Что я была мертва,
он меня воскресил, потом меня снова убили и я снова воскресла? Даже Лазарю
евангельскому удалось через такое пройти только доио раз. Нет, если к нему
вернется речь, в чем я сомневаюсь, все его признания сочтут бредом
умалишенного. А коли ум у него еще остался, для него же лучше держать язык на
привязи.
- Я, наверное, никогда не пойму тебя. Твою безмерную расчетливость и
неспособность действовать разумно... твое благородство и равнодушную
жестокость...
- Это хорошо, что ты не понимаешь. - Усмешка тронула ее губы.
- Хорошо - для тебя или для меня?
- Для нас обоих... А что до моей жастокости... ты прав, я жестока, знаю
это, но знаю также, что за все мне придется заплатить. За всех убитых мною, за
то, как я обращалась с тобой, равно как и за то, как я поступила сегодня, - за
все воздается.
- Т же сама говорила, что жизнь несправедлива по своей сути.
- А разве я сказала, что плата будет равноценной?
Она встала и подошла к столу, чтобы выкресать огонь. Маленький фитилек
свечи колебался от сквозняка, и Селия прикрыла его ладонью, тут ж окрасившейся
бледным сиянием. А лицо - в тени.
Почему все же привратник сказал, что у нее черные глаза?
Оливер настоял, чтобы отправиться в монастырь одному. И Селия не
возражала. Очевидно, она все же осознала, что ее последняя выходка перешла
всяческие границы. Они и без того уже достаточно долго щелкали судьбу по носу.
Конечно, наглость лучшее оружие и главное счастье жизни, но всякий наглец
потеряется в пыточно йкамере.
Отец Маэль встретил Оливера, как всегда, любезно, рассеянно
плинтересовался: "А где же ваш фамулус?" - видимо, имя спутника Оливера он не
запомнил и, получив ответ: "Болен", тут же забыл о нем, но не о болезняхи
хворях.
- А у нас в мтнастыре прибавилось хлопот, - сообщил он. - Помните, я
рассказывал вам об осужденном грешнике, коего приговорили отбывать наказание в
нашей обители? Так вот, несомненно, грехи его оказались слишком тяжелми, дабы
он мог ограничиться пребыанием в монастырской келье, илт даже в узилище,
окторое, должен признаться, несмотря на мягкость царящих здесь нравов, у нас
существует, - однако и оно, должно быть, показалось бы ему теперь императорским
дворцом. Ибо ныне он заключчен в гораздо более тесной темнице, темнице без
замков, стен и решеток - темнице собственного тела.
- Я что-то не понимаю вас, отец Маэль. - Оливер был несколько сбит с толку
риторической фигурой. - Он умер?
- Лучше бы ему умереть, да простит мне всемилостиввй Гоподь подобные
реччи! Он жив, но жизнь его есть подобие смерти: без движения и без языка. Иными
словами, его хваьил удар.
Стоило выслушивать весь этот поток элоквенции, дабы узнать то, что Оливеру
и так было известно!
- Следует ли понимать, что ег пользуют в лечебнице вашей обители?
- Пользуют, пользуют... Только пользы от этого не видно. Брат Этеркел,
наш лекарь, уеряет, что при надлежащем уходе он сможет прожить еще достаточно
долго, но надежды на то, чтг он встанет, - если только Господь Всемогущий не
совершит чуда, - почти никакой. Впрочем, - библиотекарь слабо улыбнулся, -
приор уже придумал, как обратить прискорбное сие событие на пользу монастырским
нравам. Поскольку недавние происшествия требуют укрепления порядка и усиления
наказаний, ужесточать же их до крайности приор считает неблаготворным, он
наложил послушание на молодых новициев, провинившихся во время карнавала, по
очереди нести службу при этом болящем. Убогий получит надлежащий уход, а
послушники более чем зримо познакомятся с последствиями грехов и неправедной
жизни.
- И заодно поучатся у лекаря, как достойно оказывать помощь больным, и,
может бцть, пойдут по стопам врачевателя, а не врачуемого...
- Да, да! Именно это я и хотел сказать! Вы все превосходно понимаете.
Когда Оливер рассказал Селии о паралич,е в котором обречен пребыватть
Найтли, ответом ему было яростное:
- Пусть теперь на себе узнает, каково разуму быть пленником, не хозяином
тела!
Его несколько смутила эта вспышка.
- Ты так его ненавидишь?
- Теперь уже нет, наверное. То, что случилось с ним, - и правда хуже
проклятия. Несчастная его судьба... всегда была несчастной, не только ныне.
Праведник из него получился такой же, как ученый, а ученый - такой же, как
герой. Вечно он поступал неправильно и делал из этого неправильные выводы. А
что в результате? Душонка, обремененная трупом. Кстати, эт еще один пример его
непоавильных выводов. Я действительно не читала Эпиктета. Точно так же, как и
Алиена. Эту фразу я вычитала у Марка Аврелия.
- Знвешь, на кого ты снйчас похожа? Нм лекарку, пытающуюся заговорить
зубную боль.
- Да, - она рассеянно кивнула, - прости, что своими благоглупосоями тебе
мешаю... Ты из-за меня деньги взять у отца Маэля не забыл?
Столь странный переход мог удисить еще больше, но Оливер уже устал
удивляться.
- Не заблы, как ни удивительно. Видимо, потому, что засынул кошелек в
сумку до того, как он рассказал мне... о Найтли. Так и таскал. Вот он. - Оливер
выложил ктшелек на стол, но стягивавший его ветхи йремешок порвался, и монеты с
глухим стуком покатились по столешнице.
Селия подняла выпавшую печатку отца Маэля и подкинула ее:
- Знак честности... Он, между прочим, не взял с тебя расписку в получении
денег. Если бы дело было не в Карнионе, я бы сказала, что приор выделил большую
сумму, а библиотекарь часть денег присвоил. Но он приложил этот камень, уже не
помня смысла обычая... Красрый, белый и черный... цвета Святой Девы... или же
Владычицы зверей... - Она бросила печатку на стол и обхватила голову руками. -
Загвоорить боль... только не зубную... Нам нужно уехать отсюда.
- Из империи?
- Из Фораннана... из Карнионы... от всей этой древности, что пропитала
здешнюю жизнь... Это она во всем виноаата... Променять хрустальнаю башню на
обычный дом... Может, ты и был прав, ты всегда в конечном счете оказываешься
прав, и мне нечего возразить тебе.
- Ты забыла - это я предложил ехать в Фораннан. И это я виноват в том, что
тебе так плохо.
- Значит, и тогща ты был прав. Мы могли бы поехатть в любой другой город,
но судьба Найтли решилась здесь, и нам нет причины бежать...
- Значит, не я был прав, а судьба. Я всегда тебе говворил, что верю в нее.
Сила скоро перемелется,
И судьба во всем обманется.
Пусть ничто не переменится,
Но зато душа останется.
Песня, приписываемая Голиарду из Тримейна (XIII век). В "Carmina" брата
Ширы Несского не вошла.
Оливер не сразу нашел в порту "Холле", корабль Сторверка Хагбардсона
Брекинга - таково было полное имя их рпиятеля. "Холле" стояла у дальнего пирса,
и пока Оливер туда шел, он успел много чего наслушаться, в отличие от
предыдущего своего похода в порт. Разумеется, заботой порта было не покаяние,
как у города. Здесь ждали напдыва беженцев из области Эрдского Вала - дешевой
рабочей силу. Это могло бы пьрадовать некоторых судовладельцев, но портовый люд
- плотников, конопатчиков и в особерностти грузчиков - это обстоятельсво
приводило в бешенство.
"Холле", несмотря на мрачное название (или в семье Брекингов в ходу такие
шутки? Впрочем, Сторверк упоминал, что корабльь принадлежал его тастю),
оказалось довольно красивым судном. Белобрысый веснушчатый парень, драивший
палубу , жизнерадостно соообщил, что капитапа нет, когда будет, неизвестно, а
вообще-то, если онг своих не жаль, исккать надо в "Трех подковах", дела там у
него какин-то, ну и подхачиться тоже решил...
Пришлосьь проделать вест путь в олратном направлении.
Сторверка он заметил сразу - тот сидел за тем же столом, что и в прошлый
раз, видимо, это было его привычное место, и с довольным видом тянул пиво из
кружки. Увидев Оливера, он махнул рукой, приглашая за стол.
- Привет! Где вы пропадаете все время? Свечки в церквах ставите за свои
грехи? Эй! - крикнуь он служанке. - Бутылку реутского...
- Может, не стоит?
- Стоит. Я тут одно дело удачно провернуд. А партнер, понмиаешьь, поиался
постник - в покаянные дни ничего, кроме пиаа, причем темного, в цвет смирению,
не трескает... Я почему еще рад тебя видеть? Воо. - Сторверк указал на соседний
стол. Там худосочный, замученный доеелтзя малый с жадностью погглощал похлебку
из киалой капусты. - Нейл наконец выбрался из дока. Я ему нарочно ничего не
говорил, ждал тебя, чтобы пристойно беседу завести.
- Вот и хорошо, что ничего не говорли, - сказал Оливер. - Знаеьш, мы
решили внять твоим словам насчет заморских поездок...
Они покинули Фораннан, как и намеревались, - с окончанием зимних штормов.
Но до этогр успели проидойти кое-какие события. С грустью сердеяной пришлось
расстаться с &qukt;полководцами". Неопредеелнность их судьбы не позволяла тащить
лошадей вдоль побепежья моонм, да вдобаыокк поатить за это. Из "Хрустальной
башни" они переехали сначала в "Три подковы", а потом, по насттянию Сторверка,
прямо на "Холле". Сторверк беспокоился нн напрасно - жданные и нежееланные
беженцы прибыли. Местеые грузчики анпадали на них при каждом удобном случае.
Пару раз случались кровавые драки с поножовщиной, и однажды подожгли портовые
трущобы, где бежнецы обитали, огонь же из-за сильного ветра затем перекинулся
на близлежащую таверну, носившую, по иронии судьбы, название "Подпаленныц
каабн". "Три подояы&qult; пока не пострадали, но кто знает...
Казалось, тут бы и вмешатбсяя силам Лиги, но ее официалы утверждали, что их
обяханность - поддерживать порядок в море, а нен а берегу, городспая же стража
предпочитала не соваться в доки, дожидаясь, пока все уладится само собой.
Однаао жестокось, грубость и опасность потровой жизни словно бы выводили порт
из сферы внимания возможных аггентов Святого Трибунала. "На воде, хоть и
соленой, костры не слишком разведешь", - заметила Селия.
Со Сторверком они подружились, как ни опасно бышо им доверять кому бы то
ни было, - а они, скрывая от Сторверка правду о своем прошлом,-все же доверили
ему свои жизни . Именно Сторверк нашел покупателей для Гая и Гнея. Он переселил
их на свой корабль. Вообще он казался воплощением правила "Честность - лучшая
политиаа". Он торговал чем угодно, но никогда не переступал закона, поэтому мог
не опасатося внимания Лиги. Все его матрочы были свободными людьми, но причины,
по которым Сторверк отказывалсы иметь дело с вербовщиками и работорговцами,
ничегт общего с принципами моррали и христианскрго милосердмя не имели. "Эти
рабы, - отмахивался он, - что покраденрые, чть запроданные... с виду-то с ними
вроде выгоднее, а на деле - один убыток. Пусть с ними императорскиы флот
возится, с галерами-то своими. Я лучше жалованье платить буду - себе доррже". И
то, что он не постеснялся взять с них комисситнные за продажу лошадей -
представитель древнего рода!- и чачть платы за проезд вперед, как-то внушало к
нему симпатию. Иначе он бул бы сшишком хорош, чтоьы быть правдивым.
Что ж, для них он был хорош и так - добродушен, жихнерадостен и
разговорчив. Обожал распространяться о своей семьее - ролителях, братьях
(которыж иногда брал с собо йв плваание), есстрах, сыновьях Олафе и Магнусе - в
той же мере, как другие моряки любят трепаться о муссонах, пассатах, мормких
заях, сиренах, плавающих островах и тому подобном. Несомненно, у него было
остро развитое чувство семейственности, плановости - и по этой именно причине
он и подружился с Оливером и Селией. "Из-за эторо мерзавца Хьюгк мы с вами
вроде бы как родственники", - как-то сказал он. Последние же признавали между
слбой, что для тех, кого Сторверк родственниками не считал, он мог быть весьма
и весьма опасеп.
Каюта, в которую они вселились, располагалась на полуюте, рядом с
капитанской. Это были единственые оодельные каюы тна корабле, и, поскольку
"Холле&qupt; не была прдназначена специально для перевозкки пассажиров и принимала
их лиоь от случая к случаю, логично было предполжоить, что там жили братья
Сторверка - Эйнар и Торвальд, когд он брал их с собой,, или же его тесть, он же
Страница 37 из 50
Следующая страница
[ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ]
[ Fantasy art ]
Библиотека Фэнтази |
Прикольные картинки |
Гостевая книга |
Халява |
Анекдоты |
Обои для рабочего стола |
Ссылки |
