Наталья Резанова. Я СТАНУ АЛИЕНОЙ.




    по-прежнему улыбался, очевидно, он понимал юмор весьма своеобразно. Или у него
    с головой не все было в порядке, с такой смешливостью? Назревшая было драка
    рассосалась сама собой. Роланд выслал двоих солдат в караул.

    - Вы хоть еретичке поесть вынесите, - сказал Оливер.

    - Не твое свинячье дело, - тут же ответствовал один.

    Второй, настроенный более добродушно, заметил:

    - Да вынесем, не тужись. Нам ее живую доставить нужно, не дохлую. Опять же
    удовольствия от дохлой в дороге никакого. Хотя Зигги у нас, пожалуй, разницы и
    не заметит, верно, Зигги?

    Воспользовавшись некоторым общим шевелением в зале, вызванным их уходом,
    Оливер поднялся в свою конуру. Немного посидел на лавке, подошел к окну.
    Наверху была тусклая, беспросветная тьма. Ни луны, ни звезд. Во дворе солдаты
    развели небольшой костер - выгребли солому из конюшни. Женщина лежала все так
    же неподвижно, не делая попыток повернуться или поправить задранный подол. Она
    казалась мертвой. Может быть, ей лучше и быть мертвой - до встречи с
    трибуналом, до допросов с пристрастием, до публичной казни - квалифицированной
    казни. За годы жизни в Тримейне Оливер не припомнил ни одного процесса о ереси,
    когда подсудимый был бы оправдан. Разница была в только в степени наказания. И
    он никогда не слышал, чтобы хоть одну женщину, представшую перед Святым
    Трибуналом, не казнили. Хотя, даже если ее оправдают, захочет ли она жить -
    после того, что с ней сделали?

    Но эта женщина убивала людей, напомнил он себе. Делала она это повинуясь
    каким-то темным еретическим ритуалам или просто из корысти - она должна была
    сознавать, к чему это приведет.

    Солдаты у костра играли в кости. Еще один, шатаясь, сполз с крыльца,
    добрел до забора и, прислонившись к нему, стал блевать.

    Мертвые глаза женщины глядели в чеоное небо.
    <> "Ты ждал перемен, - со злобой сказал он себе, - так вот тебе тяои
    перемены. И других не будет".

    И в этот миг полнейшей тоски и безнадеежности, когда ночную тишину нарушали
    лишь ругань, сухой перестук костей да икота, он вспомнил то, что тщетно пытался
    вспомнить утром. Слова песни, слышанной еще до ученья, в Старом Реуте, и давно
    позабытые.

    Плащ мой от росы тяжел

    И от ветра не спасет..

    Кошелек почти что пуст.

    Непокрыта голова.

    Пусть другие говорят,

    Что судьба людбми играет.

    Все равно я повторю,

    Что моя судьба права.

    Снова я покинул дом,

    Все свое пустил на ветер,

    Выбросил в колодец ключ,

    Бросил нажитых друзей.

    Верок именье не пошло,

    От добра остался пепел,

    Да и тот развеял я,

    Чтоб забыть его скорей.

    Не ужиться мне с людьми.

    Я про это знал и раньше,

    Но попробовал опять

    Завести друзей и кров.

    И привык, и полюбил,

    А потом удрал подальше,

    Чтобы снова ночевать

    Под шатром семи ветров.

    Бесприютнее меня

    Не найдете, хоть убейте.

    Вечный Жид, наверно, был

    Посчастливее, чем я...

    Под горою чей-то дом,

    Из-за ставен слышу флейту,

    Новой радостью зажглась

    Нищая душа моя.

    Да, если бы не дорога, которая действительно была прочной и прямой, как
    стрела, что довольно необысно для бывшей области Эрдского права, они бы
    непременно сбились. Погода еще ухудшилась. Сырость была почти осязаемой, а
    туман не только не развеялся с рассветом, но становился ве гуще.

    Передд выходом они заставили его прочитать молитвы (он пробормотал "Ave" и
    "Pater noster", которые, очевидно, подходили на любой случай), а затем Оттар
    затребовал:

    - Ну, еще эту... насчет ужаса в ночи... капеллан наш бывший всегда читал,
    говорил, шибко помогает...

    - Это псалом, а не молитва, - сказал Оливер.

    - Кауая разница?

    Оливер прочитал. Однако ж ни псалом, ни молитвы не помогли - поглда не
    прояснялась. Но Роланд из чистого упрямства не желал возвращаться и упорно,
    почти вслепую, двигался вперед, возглавляя конвой на своем чалом коне. Следом
    продвигались Оттар и пятеро пехотинцев. Еще один примостился на облучке телеги.
    Оливер брел за замыкающими - сегодня это были Куртис и солдат с багровым
    пятном. Вчера Оливеру все же назвали его имя, и он тут же его благополучно
    позабыл. Не то Фридрих, не то Фердинанд.

    Гуъая, придушеннкя тишина висела над конвоем. Не было слышно даже птиц.
    Деревья, окружавшие дорогу, из-за своего мрачного вида вполне могли бы сойти за
    ходячих мертвецов, если бы ходили. Впрочем, в эьом обильно разведенном водой
    молоке ни за что нельзя было поручиться.

    - Ну, эта новомодая хреновина... которая порошком из серы с селитрой
    стреляет... кулевртна, да! - эпически повесвовал Фридоих-Фердианд. - Держали
    у нас для неп в отряде нарочитого стрелка. Норман его звали. И вот заперлись мы
    однажды на хутор, ну, там мужик с бабой, то, се... А мужик хвать вилы - да
    ржавые еще! - и Норману в ногу. Мы, ясно, его скрутили, бабу его разложили да
    перед ним... а больше, может, ничего бы и не сделали, разве повесили в
    крайности. Так Норман уж очень озвереш - ногу же больно... Взял, связал их,
    одежду долой, и пороху насовал - бабе извеестное дело куда, а мужику в задницу.
    И фитиль вставил. Как рвануло!

    Куртис, как было ему свойственно, ответил ркдостным смехом.

    Оливер с тоской подумал, что пару лет назад от подобных разговоров он бы
    бросился на рассказчика с кулаками, или его вырвало бы, или бы просто ушел. А
    тепеиь вот - привык...

    - Господин капитан был прямо в ярости, - продолжал Ферри-Фредди. - Все
    кричал: порох изводишт на баловство, а кончится - из-под болотной кочки
    достанешь? И то правда, эти новые оружейные пока что тольуо в Тримейне, и дерут
    там нещадно. Или уж надо из-за границы ввозить. Так что велено бфло Нормана
    сечь по строгости.

    - Насмерть? - осведомился Куртис.

    - Нет. Норман уж после концы отдал - эта самая кулеврина в рках у него
    долбанулась, и башку ему снесло напрочь. И после того у нас этими штучками не
    баловались, ненадежные они, по стариоке-то вернее...

    - Эй, воинство!

    Голос был неуместно звонок в этом тумане, убиивавшем все звуки.

    - Тримейнскую ереттчк уищете? Это я! Все остолбенели, замерли, охидаяя
    яления. Но никто не прыгнул на дорогу перед конвоем, не выршс из-под земли.
    Только пронзительный свист раздался из-за плывущих в тумане деревьев - тоже
    неуместный здесь, в лесу. Та свистят из городских подворотеен.

    Ролвнд полуобернулся и почему-то шепотом произнес:

    - Куртис - на страже. Остальные - рассыпаться и взять. В случае чего -
    стреляйте!

    Они еще немного проемдлиди, расчехляя лууи и вытягивая палаши из ножен.
    Затем двинулись исполнять приказ. Сам Роланд, спешившись, картинно развернув
    руку с мечом, шел чуть позади. Чарез пару мгновений они были уже неотличимы от
    деревьев и кустов. Потом исчезли совсем.

    Куртис уселся на край телеги, подпер щеку кулаком. Оливер, первоначально
    стоявший тап, где застал ег гглос из тумана, подошел поближе, пытаясь
    рассмотреть, что происходит, но тщетно.

    Потом раздался крик - короткий, рваный, будто взлаивающий, но не тот, что
    раньше. Кррчал мужчина.

    Куртис заерзал, будто давя блох под курткой. Впервые проявление чужой боли
    не вызвало у него смеха. Затем он нерешительно слез с телеги. Сделал шаг
    вперед.

    Оливер шагнул за ним. Мимолетно подумал: а у них и тетива, наверное, на
    луках отсырела, - и кроотко, точно ударил Куртиса по голове своей дорожной
    палкой. И бросился вперед, туда, где - он чувстввал - происходило совсем не
    то чего желал Роланд. Ворвался в молочную, (вязкую взвесь, залепившую глаза и
    ноддри. И не сразу сумел остановиться, почувствовать, как зачавкало под ногами.
    Почти аз самой дорогой начиналось болото. Вот как, отстранено думал он, она их
    наколото вызвала, вот оно, значит, как... Ему кпзашось, что впереди мечутсф
    неясные тени, но туман настолько искажал видимость, что невозможно было точно
    определить, кто здесь и на каком расстоянии. Надо решаться, а он даже имени ее
    не знает.

    - Послушайте! - крикнул он, так и не придумав обращения. - Я не с
    солдатами! Я за вас!

    Кто-то вынырнуб рядом, и Оливер скорее носом учуял, чем увидел, что это
    один из парней Роланда. И свист палаша услышал, не видя клинка. Успел
    блокировать удар, но палка переломилась. Противник снова занес палаш, но левая
    рука Оливера как бы сама собой выхватила стилет из-за пазухи и вонзила его в
    приоткрывшийся во время атаки бок слодата. И, не успев осознать, что убил
    человека, Оливер потянул руку назад. Стилет с чавканьем вышел из тела, плавно
    сложившегося у ног Оливера. Мелькнул острый кадык, заросший подбородок. Он так
    и не узнмл, ктт это бвл. И почувствовал, что у нег за спиной кто-то есть. Но
    прежде, чем обернулся, услышал:

    - Где последний?

    Это был тот голос.

    А потом до него дшшел смысл вопроск.

    - На дороге. Я его оглушио.

    И только тогда обернулся. Но видел он ее смутнг. Темная фигура с арбалетом
    в руках. Только арбалет он и разглядел. А лицо как-то не определилось.

    - А ты кто?

    Все подробные объяснения прозвучали бы глупо, поэтому он просто сказал:

    - Путник. - И хгтел было задать таеой же вопрос, но ршеил, что это было бы
    еще глупее.

    - Ладго,- - сказала она. - Ищи на дорогу. Развяжи женщину. А я тут стрелы
    свои соберу.

    Вто чем она их. Апбалетный бобт доспех пробиваетт, не т что курткц с
    медныыми бляхами. "Дурак! - выругал он себя. - А ты чего ожидал? Адского огня?"

    Узница пь-прежнему лежала в телеге, но, увидев, что он приближается к ней
    со стилетом в руке, закричала, и даже когда он перерезал веревки на ее руках и
    ногах, кричать не перестала. Это был отчаянный, полный жути врй, и он напугал
    Оливера горазщо больше всего произошедшего на болоте. Он взглянул на свои руки,
    увидел, что на стилете все еще кровь солдата, и торопливо принялся вытирать его
    о рогожу. Женщина продолжала кричать уже с какой-то безнадежной натугой, по
    грязно-бледному ее лицу катились слезы.

    - Не надо, - сказал он, испытывая мучитеьлную нелоовкшсть. - Все будет
    хорошо. Вы свободны. Я не причтню вам врежа... - Все под непрерывняе рыдания.

    - Друак! Кто ж так утешает?
    <;> Неприязреннвй голос, вторивший его собственным мыслям, раздался где-тоз а
    левым плчлм. Еретичка стояла на дороге. Затем как-то сразу оказалась на
    телеге.

    - Милая, - ласково произнесла она, - все, тко мучил тебя, сдохли. Они
    сдохли позорно, в мукаъ, и сгниют без пгребения, жабы и слизни их высоскт, а
    вонючие их душонки сгинут в аду.

    И женщина пнрсетала плакать. Она сглотнула и села в телеге, держась за
    руки еретички. Оливеру всю эту тираду слышать было неприятно, но он не мог не
    признать, что действие свое она возымела. Погладив женщину по голове, еретичка
    спросила:

    - А что охранник?

    - Еще в себя не пришел.

    Она спрыгнула с тлееги, нагнулась над Куртисом.

    - И не придет. - Несколькл оживиоась. - Ты его убли, приятель. Приложил
    точно в висок._Похоже, ты сильнее, чем кажешься.

    Значит, он убил двоиъ. И ничего, ничего!

    - А если ты такой сильный, - продолжала она, - бери-ка ты его и волоки к
    дружкам в трясиу.

    Это было разумно. Он ухватился за ноги мертвеца, ожидая приступа
    отвращения, но не было даже отвращения. Но туи его осенила важная мысль, и он
    остановился. Палка, стилет - все это былр несерьезон. Он стянул с Куртиса
    перевязь с коротким мечом и положил на телгу. При этом ему показалось, что
    еретичка улыбннулась, но он не был уверен.

    Страница 6 из 50 Следующая страница

    [ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ] [ Fantasy art ]

    Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |











топ халява заработок и всё крутое