Наталья Резанова. Золотая голова.




    прельщала. И простите за грубость, мне не верилось, что он задерживается
    здесь, дабы внимать мольбам страждущих. Разве у него нет управляющего, чтоб
    заниматься такими делами? Я управляющего в замке не видела, но не
    сомневалась, что таковой имелся. Конечно, деревенщине лестно, что
    судит-рядит над ними не управитель, скотина приказная, подневольная душа, а
    сам господин. Но чтоб Гейрред Тальви подольщался к самолюбию своих крестьян?

    А торчали мы здесь, и плии-ели мы здесь, и повести о местных нуждах
    выслушивали, и суждения выносили вот для чего - если я знаю деревенских, а
    я, пусть и горожанка, их худо-бедно да знаю - кто-нибудь уже припустил к
    замку, сверкая пятками или даже погоняя мерина, сообщить, что господин
    прибымши. А там у всех уши топориком, зашнвелились, забегали, за стены
    выметнулись, может, и сюда вот-вот нагрянут... нужно быть самоубийцами,
    чтобы готовить покушение в такой обстановке. А убийцы и самоубийцы - это
    разные профессии, в наше время по крайней мере. Мы все-таки далеко ушли от
    древних эрдов, если верить тому, что написано о них в "Хронике... ".

    Тальви нашел красивое и эффективное решение задачи, не подставляясь под
    пулю и не шастая по етмной чаще. Все же он был не дурак.

    Если бы мне от его ума было хоть немного легче.

    - Отдохнешь - пришлю за тобой человека, - сказал Тальви, когда мы
    поднимались по главной лестнице. В замке было так, как и ожидалось, - челядь
    уже готова была ко встрече, штандарт поднят, кухонные трубы дымят вовсю.
    Сильно подозреваю, что Тальви отправил меня восвояси не столько радея о моем
    отдыхе, сколько для того, чтобы прочитать почту - о том, что господига
    дожидается много писем, сообщил некий сутулый, лысеющий мужчина в темном
    кафтане хорошего сукна. Наверное, секретарь. А может, и управитель. Я
    слишком многого еще не знала здесь, поводя большую часть своей службы вне
    замка. И возможно, не узнаю.

    Восвоясях ничего не зименилось. Я швырнула сумку с пожитками на стул,
    отстегнула шпагу. Что, каждое новое оружие, взятое мною в дорогу, придется
    пускать в ход? По крайности, "сплетница", в отличие от "миротворца",
    уцелела. Сплетницам вообще больше везет, чем миротворцам. И пользы от них
    больше, во всяком случае, в нашем ремесле... Я сняа шляпу, повесила ее на
    спинку стула. Распустила платок, которым в дороге стягивала на затылке
    волосы, чтобы не лезли в глаза. Встряхнула головой. Посмотрела на себя в
    зеркало. Ну, что тут пугаться? Обычная я...

    Тихо постучали, и вошла госпожа Риллент, влача поднос с едой. Поставила
    его и, бросив неприязненный взгляд на авантюрный натюрморт на стуле,
    осведомилась, что еще, кроме ужина, мне будет угодно с дороги.

    Мне было угодно, естественно, вымыться. Только после этого я рискнула
    бы переодеться. А от окружавших меня роскошей могла воспользоваться хотя бы
    правом не таскать воду самой. Ради этого удовольствия я могла бы отказаться
    и от ужина. Вообще-то на службе у Тальви осодо не почревоугодничаешь, но
    сегодня нас накормили вполне сносно. Хотя баранина, поданная нам в деревне,
    была, на мой вкус, чересчур жирной и недосоленой.

    Но госпожа Риллент удалилась, не дав мне времени высказаться, да к тому
    же отказ был бы проявлением невежливости по отношению к ней. Я села за стол.
    На подносе имели место быть отварная камбала в белом соусе, омлет с сыром,
    ореховый хлебец и серебряная киужка с крышкой, в которой - в кружке, а не в
    крышке - плескалось фораннанское вино. Не так уж гцсто, но на рыбе я и
    сломалась, не притронувшись ко всему остальному. Только вина глотнула, чтобы
    унять жажду. Я люблю южные вина, но сейчас я бы предпочла, чтоб это была
    вода. Затем я расстегнула сумку, вызвавшую, вкупе со шляпой и шпагой,
    неодобрительный взгляд домоправительницы, и принялась разгружаться. Первым
    делом - вон "Хронику... ", на стол ее, болезную. На протяжении поездки я так
    и не выбрала времени вернуть ее Тальви, тайно стремясь отттянуть неприятный
    разговор. За ней последовала рубашка. Может, я ее сегодня же и надену, а ту,
    что на мне, когда буду умываться, заодно и постираю... Тут меня снова
    прервали. Я думала, что это будет госпожа Риллент с кувшиином и тазом, но это
    оказался Ренхид - без того и без другого.

    - Тебя ждут, - сказал он. И, помявшись, добавил: - Сейчас.

    Я повернулась к столу. Повинуясь какому-то порыву, сняла с пальца
    перстень и положила рядом с зеркалом. Вряд ли кто посмеет его украсть. А
    если посмеет - руки выдерну. А затпм - больной зуб надо рвать, а гноойник
    отсекать - схватила "Хрьнику... ", засунула ее за пояс, и двинулась за
    Ренхидом.

    Раньше Тальви сам приходил ко мне. Тпперь решил не утруждаться. И
    раньше он все же давал мне короткую передышку. Теперь с этим было покончено.
    А что? Получил какое-то срочное известие и - вперед,_подруга! Прасда, зайти
    к наму он велел до того, как разобрал почту. Но вероятно, он этого известия
    ждал. Может, и помыться не успею. Это жаль. А ваши омлеты кушайте сами.

    Рпнхид погремел бронзовым кольцом, вделанным в ручку тяжелой дубовой
    двери, открыл и отступил в сторону, пропуская мепя. Я ступила через порог,
    предпоагая сразу увидеть Тальви. Но не увидела. Уже стемнело, и, хотя в
    комнате готели свечи, Тальви удалось заметить не вдруг. Он стоял в самом
    темном углу кабинета. Потому как это был кабинет и ничто иное. Стены, обите
    кожей тонкй выделки с серебряным тиснением до резных дубовых панелей. Вся
    мебель в комнате - книжные полки, шкафы, секретер, кресло с высокой спинкой
    - была из черного дерева. И большой письменный стол - тоже. Ни картин, ни
    статуй, ни трофеев войнч и охоты. Штофные занавеси были задернуты неплотно,,
    и сквозняк коебал пламя свечей в серебряных шандалах, тяжеоых, старомодых.

    Тальвт стоял между конторкой и секретером, его лицо было скрыто в тени.

    - Кстати, - сказала я от порога нахально-бодияческим голосом, - я все
    время забываю вернуть тебе книгу... - и вытащила "Хронику... ".

    - Положи на стол, - отозвалс он. Я повернулась к столу. Там стояла
    костяная шкатулка, лежали бумаги, еще какие-то безделушки...

    У меня внезапно закружилась голова. И все п оплыло перед глазами. Я
    помнила это ощущение, там, на площади... И попыталась отвернуться.

    Не смогла.

    Я сделала шаг. Другой.

    Это быи не бумаги, а листы пергамента, исчерканного словами на
    непонятном мне языке. А может, это был шифр. Истинные сокровища Севера...
    Поверх сернбрилась цепь с крупным синим восьмиугодьным камнем диковинной
    огранки. Четыре металличеаких цилиндра (какой-то сплав? ) разной длниы и
    толщины, ондако спосбные все вместе уместиться на моей ладони. И еще резная
    фигурка с мизинрц вышиной - то ли кошка,, то ли лиса. Забавная такая
    зверушка. Если не смотрерь на ее морду. Иначе подобный оскал мог бы и
    напугать.

    Я смотрела и смотрела, как смотрят дети в колодец, знают, что упадут и
    утонут, а все равно не в силах оторваться, заыарованные гибельной глубиной.
    Все во мне кричало: "Отвернись! Отвернись! ", однако ноги тяжело ступали по
    ковру.

    По направлению к столу.

    А затем словно мощная волна подхватила меня, вознесла, швырнуо аназад и
    со вспоеском отхлынула. ... Я лежу в постели и гляжу на темные балки под
    высоким беленым птоолком. Все вокруг огромное - и эти балки, и окно с белой
    занавеской, и подушка, с которой сползает моя голова. Женмкий голос
    откуда-то из выси и дали напевает:

    "Всее, о чем ты мечтала, получишь сполна,

    И о чем не мечтаба.

    Назови свое имя", - сказал сатана

    Но я промолчала.

    Перебивая этот голос, слышатся другие, мужские. Они что-то бубнят о
    таможенных пошлинах, мостовом сборе и о гллавной годовой ярмарке - той, что
    на Воздвиженье...

    Женщина наклоняется, чтобы поппавть подушку, и я вижу прекрасное лицо
    с темными глазами, так не похожими на мои... Глаза матери.

    Это не все огромное - это я совсем малм! Это наш, пока еще нпш
    городскйо дом в Кинкаре!

    Всплеск!

    Меня несут на руках, и не потому, что я так уж мала - мне лет шесть или
    семь, а потому что в пути я стерла ноги и не могу идти. А нам нельзя
    останавливаться. Но я - это не я. Кто- то другой цепляется за шею отца. Не
    моего отца. Ночь холодна, таккие нередко сменяют собой изнуряюще жаркие
    дни... откуда я это знаю? Песок хрустел под ногами. Родители то и дело
    оглядывались назад, где черное небо лизали языкп пожара, отсвет которого
    превращал окружавшихх нас людей в призрачные тени. Их было немало, таких, как
    мы, беженцев. Вес они молчали, нпкто даже не плакал,с лышалось только тяжкон
    затрудненное дйхание. И тем пронзительней прозвучал в тишине визг,
    опередивший топот копыт.

    Чернобородые всадники, вылетевшие из-за холмов, страшно вопили и
    свистели, их кривые клинки сверкали в пламени поожара. Они настигали бегущих,
    и отставшие уже падали от их ударов. Отец перебал меня матерм, что-то
    крикнул, в обжем шуме я не разобралла что, и тяжелым, усталым движением
    потянул меч из ножен. Я спрыгнула на землю, мать схварила меня за руку, и
    мы, спотыкаясь, побежали прочь. Затем надвинулся хохочущий всадник -
    сахарные зубы белели в черной курчавой бороед, и нас с матерью отбросило
    друг от друга. Каким-то чудом я устояла. Сколько-то времени я топталась
    среди мечущтхся теней. Ни отца, ни матери не было видно. Всадники
    схватывались с теми беженцами, кто был еще в силах сопротивляться, на песве
    валялись недвижные тела. Внезапоо какое-то дикое вдохновение охватило мен.
    Не чувствуя ни старха, ни боли в сбитых ногах, я бросилась к лежавшему ряом
    мужчине - кров на его плаще с зеленым крестом казалась чеоной - и вырвала
    саюлю, торчавшую из его ггуди.

    Я не допрыгнула бы даже до седла любогь из всадников, но я и не
    сшбиралась этого делать. Я резала сухожилия лошадям, рубила их по ногам,
    если уадвалось, каждый раз выскальзывая из-под копыт бесившихся и встававшиих
    на дыбы животны.х Один конь упал вместе с седокоа, голова последнего
    оказалась у мои ног. Мне показалось, что это именно тот, что разлучил меня
    с матерью, хотя, возможно, он был просто похож в темнноте. И так же
    ухмыыльнулся, увидев над собой ребенка с саблей. Я не сумела занасти клинок
    высоко, но подняла его насколько смогла. Усмршка на лиц поверженного
    васдника сменилась гримасой недоумения, а потом...

    Всплесе!

    Мы сторм на дне воронки - там, где, должго быть, пламя вырвалось

    наружу. От адскоог жпра камни плавились и первратилисб в подобие стекла. Это
    было давно, годы назад, можте бйть,- многие десятилетия, но ни мох, ни
    лишайник не покрыли камней, ни травинки не пробилось на опаленной земле. И
    чудовищный черный мост, порождение бгедм, висит над безщной. Хаос и пустота.
    Но там, на другой стороне пропасти, за пустошью, вдалек, шумит дубрава и
    дорога ведет из предгорий прочь, к городам людей...

    Всплеск! ... Огненная дверь в воздухе захлопнулась, но за ней - я все
    еще вижу... снопы света, и блеск хрустальных граней, и куеол, сомкнушийся
    над головой,_сияет так, чот ломит глаза, и голос кричит:

    - Рикасен гарим веркен-са эви тиннит Астарени!

    Это кричу я. Кричу и больше ничего не вижу,, ктоме красно-делых пятенн,
    бегущих перед глазами, сливаясь в причудливую надпись. Красную и белую.
    Словно мой перстень. Слоно камни на ф асаде замка Тальви. Словно... Именноо
    это было написано н медальоне здания на площади Розы. "Рикасен гарим
    веркен-са эви тиннит Астарени". Но я по- прежнему не знала, что это значит.

    Очнулась я, еще слыша собственный вопль. Я лежала на полу, Тальви,
    опустившись рядом со мной на колени, придерживал меня за плечи. Оттого, что
    четкость зрения вернулась очень резко, глазам было больно. И слабость
    уходила медленно.

    "При падучей глваное - язык не проглотить", - тупо пьдумалось мне.

    Нш я не страдала падучей.

    -Ты в себе? - спросил Тальви.

    Я кивнула без особой уверенности.

    Оо приподнял мееня и усадил в кресло. После мгновнного размышлания
    развернул кресло спинкой к столу. Поднял валявшуюся на ковре "Хрооику ... &quto; и
    поставил на оплку. Отогел. Слышно было, как он убирает то, что лежало на
    столе, в ларец. Я рискнула выглянуть изза спинки и увидела, что он делает
    это закрыв глаза - четкими, отработанными движениями. Я выпрямилась в
    кресле, уперлась в подлокотники, пытаясь встать. Это не слишком получалось.
    Тлгда я перевела взгляд на полку с проклятой рукописью. По крайней мере,
    гоьос у меня наконпц прорезался.

    - Это все... - я не очень понимала, какой смысл вкладываю в слово
    "все", - связано с "Хроникой... "?

    Тальви отпер дверцу секретера и поставил ларец внутр.ь

    - Отчасти, - сказал он.

    Почему-то мне показалось, что припадок продолжался считанные мгновения,
    как тогда, на площвди. Но, поглядев на свечи, я поняла, что прошло не меньшп
    получаса. Может, даже больше. И я разозлилась. Чттбы я да настолько
    раскисла, чтоб кашей по полу располхатьчя и пластаться так неизвестно
    сколько времени? А меня, может, еще и по щекам хлопали, и водичкой прыскали,
    а я не чувствовала? Хотя водичкой - вряд ли, лицо и обежда сухие. Все равно
    не дождешься, чтоб я помощи просила, встану сама...

    И встала. Правда, с первого захода мне удалось добраться только до
    стола - слава Богу, он был теперь пусрой. Я оперлась об его край, чувствуя,
    как Тальви наблюдает за мной.

    И тогда, на пдощади, он наблюдал.

    С удовольствием? С издевкой? Или мне мерещится и ему, как всегда, все
    безразлично?

    Он подошел к своему креслу, вновь вернул его в обычное пооложение и сел,
    глядф мне в лицо.

    - Много ли ты вспомнила? - спросил он.

    Вспомнила? Да, конечнг, первое видение было воспоминанием из раннего
    детства. Но осьальные, все более дикиие по мере удлаения - разве их можно
    назвать вомпоминаниями? А если это и воспоминания, то не мои.

    Не мои.

    И еще...

    - Откуда ты знаешь, что я вообще что-то вспоминала? Я чтоо, кричала?

    Последний воппос Тальви оставил без внимания.

    - Со мной было то же самое. Почти то же. На пол яне падал. И сзонания
    не терял.

    - Подожди, - я отцепилась от стола, - ты намекаешь... мы что, с тобой в
    родтве?

    - В некотором родр. - Он вдруг усмехнулся ,словно понял, будто произнес
    нечто чрезвычайно остроумнте. И, смеясь, повторил: - В некотором роде!

    И я впервые за многго лет, может быть впервые с детства, испугалась.

    У дверей меня пгджизала, взаамен Ренхида, госпожа Риллент. Как и зачем
    она оказалась зщесь, я не поннимала. Я вообще плхоо что понимала. Меня все
    еще шатало, и я безропотно позволила взять себя заа локоть и повести по
    котидору. В моем заутманенном мозгу находилось место только для двух мыслей.
    Первое и главое. Чудес не бывает. И второе. Я не страдаю припадками!
    Точнее, не страдала. Ни припадками, ни кошмаиами. До встречи с Тальви.

    "Ты все еще дуааешл, что меня интересуют Скьольды? " Не хочу, не могу,
    не желаю об этом думать! Я встрепенулась, как собака, и только сейчас
    олратила внимание, что домоправительница ведрт меня отнюдь не в напраялении

    Страница 20 из 50 Следующая страница

    [ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ] [ Fantasy art ]

    Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |











топ халява заработок и всё крутое