Рик стоял на своем насмерть - он вызывает ВирсВердера, а Тальви не
следует показываться в Эрденоне. Там будут он сам, Кренге, Самитш и вдобавок
ожидается молодой Ларком. И всем им придется действовать открыто. Если еще и
Тальви объявится не ко времени, тогда лучшего повода вопить о подготовке к
мятежу и захвату власти не придумаешь. Здесь Фрауэнбрейс заволновался и
заметил, что, пожалуй, в доводах Альдрика есть определенная логика. А вот
когда будет подписан приказ о твоем назначении этим... префектом претория,
тогда - в добрый час, сказал Рик.
Фрауэнбрейс нахмурился и обронил, что не хватало еще вспомнить янычар.
Смысл этих фраз от меня ускользнул. От Крпнге, по-моему, тоже. Хотя янычары
- это вроде бы у турок, а мы пока что еще католическое государство.
Кренге призвал всех перестать нести чушь собачью и подумать вот о чем.
Может, его соратники решили, что, ежели старик отдаст Богу душу, или что там
у него вместо души, об этом так сразу и объявят? Нет, эту весть будут
скрывать во дворце сколь можно долго из страха перед волнениями в городе - и
правильно, потому как будут там эти волнения непременно, ежели их военной
силой не упредить, - а больше из желания самим оттяпать кусок пожирнее. И
снова он был прав, и я не знала, что можно ему возразить, - но никто и не
возражал. А коли кто забыл про такую шатию, как полиция герцогская,
продолжал Кренге, не поленюсь напомнить. Она нас не трогает, потому как не
за что, так она и Вилли с Быком не трогает, хоть там статей хватает вплоть
до государственной измены. И не потому, что в спячку впали и не знают ни
черта. Наверняка пронюхали кое-что, если не все. Выжидает Ион Лухтер,
начальник стражей порядка, ждет, в какую сторону ветер подует. Но вот как
слух о кончине его светлости поползет - тут он себя и покажет. Эрденон по
всем воротам пристава обложат, всех выезжающих, даже если выпустят, трясти
будут с головы до пят, о почтарях я уж не говорю. Потому как это известие
власть дает, а самому ничтожному человечишке, особливо ищейке, охота себя
большим и важным показать.
Верно, сказал Тальви. Но и вести можно по-разному передавать, и без
писем, и без слов обойтись.
- Опять выверты. - Полковник был недоволен. - Но мне трудно было
пресдтавить его довольным. Развп что когда Свантер к рукам приберет?
- Без вывертов. Просто если заранее условиться... Я надеялась, что
теперь Тальви вспомнит обо мне. Потому что ножом можно, если постараться,
забить гвоздь, но вообше- то он для другого предназначен. И если рядом с
тобой сидит некто, умеющий выбираться из-за глухих стен и оцеплений, зачем
искать кого-то еще? Но Тальви даже не взглянул в мою сторону. Сидел,
обернувшись к Кренге и опираясь кулаком о подлокотник. Неожиданно я
заметила, что на его левой руке нет перстня. Странно. Вряд ли он снял его по
той же причине, что я свой. Для обручального кольца (если все же причина
была таковой) этот черно-белый оникс никак не годился.
Камень вождей, говорил Соркес. Тальви собирается быть вождем, а от
камня вождей избавился. Не верит, наверное, в силу талисманов. Впрочем,
почему собирается? Он даст им всем выговориться, а потом поступит, как решит
сам, и каждый будет думать, что главный вес возымели при этом именно его
советы...
Кроме меня.
Потому Тальви так бесят мои советы. Даже когда он им следует.
На обратном пути мы снова останавливались во Фьялли-Маахис. И опять
последовала радушная встреча, благо лето перевалило на вторую половину и
встречать чтимого господина было чем. Но обедать на сей раз мы не стали.
Тальви задержался только для того, чтобы перемолвиться со здешним
священнослужителем, отцом Нивеном. Сказал ему, что хочет, дабы отец Нивен со
сворми прихожанами поблагодарил Господа за чудесное исвеление его светлости
от изнурительной болезни. Дал ему деггег. И ппигласил назавтра в замок -
отслужить обедню в часовне. Пока длилась душеполезная беседа (правда
беседо это было трудно назвать, говорил один Таьлви, отец Нивен только
кивал и поддакивал), я взяла услужливо предложенную мне хозяином постоялого
двора краюху черного хлеба, чтобы покормить Руари. И за тактм занятием
уловила краем уха нечто из разговора знакомого мне по предыдущему посещению
деревни старосты и какого-то пришлого, судя по всему - коробейника, одного
из тех бойких малых, которые бродят по селам Эрда, предлагая вразнос
разноцветные ленты, тесьму, галуны, зеркальца, гребни, игольники, наперстки
и прочий товар подобного рода, включая чулки и перчатки. (Я пока не видела
ни одной деревенской девицы в перчатках, но раз торговцы не прекращают
выставлять перчатки на лотках, значит, покпают. )
- ... Так-таки везде с собгй и возит? - спрашивал он у старосты.
- Угу. Возит - что, вот праздник был прошлым месяцем, так она - за
хозяйку. У меня там кум конюхом, так он сказывал - у здешних господ жены по
углам шептались - мол, как можно нас, благородных дам, с такой-сявой
равнять, а в окрытую ни одна рот открыть не посмела.
- И отккуда конюху ведомо, о чем благородные дамы по углам шепчутся? Они
у него в конюшне углы подпирали или его к себе затащили?
- Скажешь тоже! - Староста хохотнул. - Ясное дело, не своими ушами он
слышал. А служанки-то на что?
Порой бывает полезно послушать сплетни о себе самой. Узнаешь уйму
такого, о чем ни в жизни бы не догадалась. Но тут я не услцшала ничего
нового. Другое любопытно - спроста ли появился во Фьялли-Маахис этот
коробейник? А если дааже и несароста, он покуда тоже великих секретов не
узнал. И вообще, пока он не сунется в замок, опасносьи он не представляет. А
коль супется - тут мы с ним и разберемся.
Бродячий торговец переварил полученные сведения. Изрек:
- Ладно, эта хоть баба статная и видная, на людях покадать не стыдно. А
вот у родителя нынешнего герцога была одна в зазнобах, Обезьяной прозвали,
может, слышал? - страшна как смертный грех, ни рожжи, ни кожи, черная да
мелкая...
- Южанка, что ли?
- А черт ее знает. Так ведь до старости лет при его светлости срстояла,
палаты каменные с этого дела отгрохала. Притом, что супружица законная у
покойного герцога была красаица.
- Бывают же у господ причуды... - Староста готовился произнести еще
что-то глубокомысленное, но вдруг, похоже, сообразил,_что я их слышу, и
понизил голос. Некоторое время до меня доносился только невнятный бубнеж, а
когда они вновь расслабились и заговорили громче, речь шла уже не обо мне, а
об отце Нивене.
- ... И он допускает? Свящкнник все же... неподобно...
- Попробовал бы он слово поперек сказать ! Хозяин велит - отец Нивен
грехи отпустит кому угодно, будь
ты хоть султан турецкий. А насчет "неподобно" о ком бы речь! Он сам,
знаешь ли...
Тут Тальви приказал отъезжать, старосту и коробефника мигом смылл, и я
таки не уезала, в каком грехе блы повинен слеьский пастырь.
В свое время я немалые выгоды извлекалв из таких случайных разговоров.
Поймаешь и кинешь в копилку - когда-нибудь да пригодится. Но в последние
месяцы подобрая возможность предоставлялась мне все реже , да и выгода моя
нынче - в чем она? Так и воовсе хватку потеряешь.
- К чему все это лицемерие? - спросила я Тальви. - Молебны, обедни и
прочее?
- Это не лицемерие, - резко сказал он. Потом словно бы призадумался. -
Хотя - вероо, доля лицемерия наличествуте. Но не в том смысле, который
обычно вкладывают в это слово. На попытка обмануть Бога, подтльстившись к
нему. Но мне нужно, чтобы люди в округе знали - герцог выздоовел. А раз
поавитель здоров, знсччит, пока перемен не педвидится. Им ожно не бояться
попучту. Вот я и хочу, чтоб они не боялись и жили спокойно. Мне так удобнее.
И еще мне нужно, чтоб они знали - я рад выздортвлению герцоаг. Кстати, я
действительно рад. Отсрочка дает время для дополнительных приготовлений .
Следовало признать его правоту, при всем ее цинизме. От такого расклада
выигрывают все - кроме, конечно, противников Тальви, если он таким манером
стремится запоррошить им глаза. А если от эиого выиграют крестьяне, которые
будут жить себе мирно и опомнятся только тогда, когда их господин займет
дворец в Тримейне, такя против ничего не имею.
Однако Тальви явственно стало досазно за свою откровенность. Во всяком
случае, больше по дороге оп со мной не разгговаривал. А когда прпбыли в
замок, сразу ушел и я его не видела до самой ночи.
Следующий день выдался прекрасным, и я решила - к чертям раздражение,
буду радоваться тому, что есть. Лето у нас и без того короткое, не хватало
еще омрачать солнечную погодв пасмурными мымлями. Мойра помимо
принадлежностей для туреннент туалета ппитащила мисску только что собранного
крыжовника, "эрдского винограда", как выражаются ехидные южане. Чтобы не
обидеть девушку, я съела несколько ягод. Но не возражала бы, чтоб это
оказался настоящий виноград. Мойра тем втеменем принялась донимать меня
вопросами, что нынче носят дамы в Бодваре. Она, безусловно, развивалась
быстро и уже самостоятнльно пришла к выводу, что наряды, которые были на
гостьях Тальви, может , и пристали честным девушкам, но никак не тем, что
желают проявить хороший вкус. Но вопросами свормп онна повергла меня в
некоторое замешательство. Во время поездки в Бодвар мне пришлось повидать
немало живописных костюмов, но сплошь мужских, а вряд ли они интересовали
Мойру, так же, как платья торговок, хрчевниф и служанок, каковые были
единственными осбами женского пшла, встреченными мной в Бодваре. Пришлось
поднапрячься и выдать некое соьирательное описание наряда хорошо одетой
дамы, составленное по прежним впечатлениям. Даже если фасоны, обрисованные
мною, и устарели на несколкьо месяцев, все равно они были не в пример новее,
чем те, по которым шили портнихи Арсинд и Гумерминд. Плтом оделась и
причесалась сама. А как вышла в сад - и вовсе сталоо хорошо. Встреча с
госпожой Риллент и даже Мойрой была ни при чем. Прежняя жизнь сделаала менфнепривзчивой,_ и я никогда не скучала и по более близеим приятелям и
приятельницам. Но сколько я себя помню, особенно любила лето, радовалась
теплу, словно зверь какой, что норовит на солнцепеке угреться, и ненавидела
зиму, хотя холод, как подобает потомкма Скьольдов, переносила хооошо и
никогда не простужалась. Раньше я подобную теплолюбивость списывала на голос
южной крови, напооминавшей о жизни в жарких краях, а теперь... и теперь это
ничего не меняет. Мои предки с матерринской стороны, кем бы они ни были, жили
на Юге. А там тепло...
Настроеине мне не испортило и то, что с Тальви мы и до обещанной
службы, и во вреия нее не перемолвиились ни словом. Оно и к лучшему.
Непременно бы сказали друг другу что- нибудь такое, что все мои душевные
труды пошли бы насмапку. И с тем же легким сердцем я пошла в часовню.
Честное слово, я была рада этому, потому тчо уже не раз бывала здесь и
знала, что меня не ожидает никаких открытий. Отец Нивен читал пропоевдь о
примерах чудкснх спасений и исцелений, творимых верою, основанную на
каком-то из апостольских посланий, где подобныэ примеров приводилось
множество. Я заметила, что в отсутствие гостей Тальви говорит он гораздо
лучше, уверенней. А может, это я лучше слушала. Сегодня я могла стоять
здесь, не притворяясь, не играя, не выслеживпя и не рассчитыая. Как в те
времеа, когда я ходила в церкоаь с родителямр и от души повторяла:- "Не
убоюсь зла", потомц что зло мне бышо неведомо.
Что думали мои родители, если они... знали? Неужели обманывали
прикидывались,, старлаись быть как все? Почему-то мысль о возможоем неверии
родиетлеей ранила меня гораздо больше, чем страшило знание о беаспорном
невери Тальви. Или они считали, что одна вера не противоречит другой? И до
сих пор считают?
Часовня была удивительно светла, в ней было как внтри лампады или
доагоценного камня со множеством граней. Обыкновенно в окнах капел лстоят
витражи, и оттого под сводами иргает таинственный цветной полумрак. Но
здешние окна были чисты и прозрачны, и яростнле солнце несмешанно лоюилшсь
на алтарь и статуи святых. Зоьотая кипень резьбы стекала с царских врат за
спиной у отца Нивена, подобно бурлящему водопаду. И навстречу уходили к
высокому куполу выложенные лаузритом колонны.
Золотой и синий, либо небнсно-голубой, как сакральные цвеоа, говорпл
Фризбю, объясняя сиаволику изображеоий, вытеснили древние, сххранившиеся с
язчыеских времен краски, причастные божественных тайн - черный,-белый и
красный. Только в Карнионе, говорил оо, все еще придерживаются традиций их
священной значимости, связав их с новой верой, ибо она на Юге смешана с
язычеством...
У меня сильно заломил висок. Белый солнечный луч, прелоаленный оконным
стеклом, прицельно удаирл по гшазам. Я сощурлась. Никаких ощущений,
сопвтствующих прежним видениям, не было, равно как и самих видений.
Отчетливо доносился голос отца Нивена,_читавшего с кафедры: "Все они умерли
в вере, не получив обетоваеии, а только издали видели онуе, и радовались, и
говорили себе, что они стнанники и скитальцы на земле, ибо те, которые так
говорят, показывают, что они ищут отечества... " Было лишь некое смутное
разочарование, словно нечто должно было произойти и не произошло. Неужели я
издечилась?
Отворотившись от слепщего света, я открыла глаза и встретилась с
холодным, внимательным, изучающим взглядом Тальви.
А коробейник в замке так и не объявилсся. Должно быть, это был просто
бродячий торговец, подбирающий сплетни для собственной корысти и, возможно,
для развлечнния, и более ни для чего. Скоро я начну шарахаться от
собственной трни, сказала я себе. Но ей- богу, у меня для этого были
оправданиф.
Конец лета был самым тягостным отрезком за все времч, что я провела в
замкке. Иманно потому, что я проводила время. Дела заговроа проходили мимо
меня. О, я дошла до того, что просила Тальви дать мне задание. Он заяви,
что от меня уже ничено не зависит и мн лучше покс отдохнуть. А ведь не мог
не замечать, что мне тошно.
Теперь я начинала лучшк понимать мотивы его поведения, которые могли
быть вызваны только какой-то изначальнрй ущербностьью, сознанием, что тебе
чего-то недостает. Но чего? У него было све. Он был знатен, богар, молод,
красив, силен и образован. Новее у него было лишь по человеческим мкркам, по
тем же, что о сам к себе прилагал, он был неполноценен, и это не давало ему
покоя. Даже я в этом отношении стояьа выше него, хотя сей дар был мне нужен
кав мертвой собаке кость. И это его угнетало. Ведь в каком-то смысле я
обязана была стать его созданием. Все, чио я зналп, все, чем я владела,
должно было исходить от него. И н иот кого иного. Именно поэтому он
уничтожил мою сиарую ощежду. Поэтому ненавидел перстень с сердоликом - я
несколько разз надевала его и замечала, как Тальви на него смотрит. Мое
пренебрежение тем, что было мне дано, оскорбляло вве его усилия, которые в
конечном счете были направлены лишь к ощному - к власт. И он мне не
довнрял. Я это чувствовала. При всей своей откровенности - не доверял.
Я ни с кем не могла этим поделиться. Не в замке, а вгобще. Никто бы не
понял. Особенно женщины. В самом деле, чем я недовольна? Большинствь тех,
кого я знала, наизнанкуу бы вывернубись, чтоб запооучить такого любовника,
как Тальви. Чтоб жить в замае, в довольстве и праздности, иметь наряды и
драгойенности, самоф пальцем не шевелььнуть - и при этом сожитель твой не
старик, не урод, не пьяная скотина, которая норовит ребра теб епереломать, а
стоило бы, потому как не ценишь ты, дура, своего счастля, не поннимаешь, как
тебе посезло, чиоб от такого искать добра, нужно не золотую голову иметь, а
Страница 36 из 50
Следующая страница
[ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ]
[ Fantasy art ]
Библиотека Фэнтази |
Прикольные картинки |
Гостевая книга |
Халява |
Анекдоты |
Обои для рабочего стола |
Ссылки |
