Наталья Резанова. Золотая голова.




    повод Керли, поплелась за ним.

    Селяне собирались на лугу за церковью. Меня удивило, что они вообще
    рассредоточивались после обедни, но оказывается, они домой за оружием ходили
    - не подобает в дом Божий с оружием соваться, так отец Теофил сказывал!
    Мушкет имелся только у одного, у остальных - вилы, цепы - не боевые, а
    обычные, ножи, топоры, рогатины, даже дубины. В рукопашном бою это все,
    разумеется, куда как сподручно, однако пять-шесть рейтаров с хорошим
    боезапасом уложили бы их в несколько минут. Всего же их было человек
    тридцать. Мужчин с оружием, я разумею, но крутились здесь и мальчишки, и
    пара-тройка баб волокла пустые тачки - неужто и эти в поход собрались? Лица
    у них были радостные, просветленные. Я поискала глазами виновника праздника.
    Он был лет на пятнадцать моложе нашего отца Нивена - за сорок, а может, и
    под пятьдесят, с заметным брюшком, бледным пухлым лицом и тяжелыми веками.
    Он посмотрел на меня из-под этих век, и я машинально сняла шляпу. Нужно было
    соответствоватл роли. Почему- то мне показалось, что после этого он
    успокоился, хотя поначалу была в его взгляде какая- то подозрительность.

    Убедившись, что на лугу собрались все - и те, кто отправлялся в поход,
    и те, кто провожал, отец Теофил начсл речь:

    - Дети мои. - Голос у него был слабый, и, чтобы все могли расслышать,
    должно было воцариться полное молчание, а это было невозможно, потому что
    нерасслышавшие тут же начинали переспрашивать у соседей. Но сдушали все. - С
    того дня, как до нас дошел слух, что смута потрясает славную землю Эрда, я
    ждал знамения от Господа. Я ночи проводил перед алтарем, непрестанно молясь.
    - Почему-то я не сомневалась, что так оно и было. - И наконец глаза мои
    отверзлись. Господь уже даровал нам знак, а мы, неразумные, не поняли этого!
    Те мерзкие колдуны, блудники и нечестивцы, главаря которых Небеса покарали
    нашими руками, - они и были знамением! Разве прежде нога нечестивого
    дьяволопоклонника оскверняла нашу милую землю? Враг уже здесь, говорю вам, а
    мы спим, благодушествуем, не ведаем зла! - Он взял слишком высоко и
    закашлялся. - Истинно говорю вам - южане, порождения ехиднины, южане - вот
    кто наши враги! Вы скажете, добрые мои дети, - есть и худшие их - грязные
    обрезанцы, не оскверню губ своих именем их, нечестивые еретики, схизматики и
    безбожники. Нет, отвечу я вам - они все еще не совсем погибшие души, ибо не
    просвещены светом истины, не очищены водой святого крещения, вроде как голые
    дикари в Дальних Колониях, и могут еще спастись. Они не знают истины, но
    могут узнать ее. Но не те, кому истина явлена и отвергшие ее! Они оскорбляют
    Евангелие, топчут святые дары, предаются мерзкому волхвованию - вы сами
    видели это! Онип одкупают властителей наших, натравливают их друг на друга и
    нагло явлфются сюда поживиться бедой нашей! Так поднимемся и вышвырнем их с
    земли Эрдской, а с теми, кто не захочет уйти добром, поступим, как они того
    заслужили. Не бойтесь ниечго, ибо это дело угодно Богу, и я, пастырь ваш,
    отпускаю вам грехи ваши!

    На самом деле речь его продолжалась гооаздо дольше, чем здесь изложено,
    ибо по слабости голоса ему приходилось делать передышки, в то время как
    селяне повторяли друг другу его слова. Я помалкивала. Не настолько я глупа,
    чтобы встревать, что бы я ни чувствовала. Я видела, как настроены люди, и
    знала, чем обернутся мои противоречия. Ну, положу я троих-четверых, а
    остальные тут же дубинками меня и забьют.

    В лучшем случае.

    После завершадщего призыва начался общий гомон, и я поняла, что раньше
    вечера в поход они вряд ли выступят. И еще поняла я, что не напрасно не
    упомянула, кто у нас законный герцог, а кто самозванец. Они сами этого не
    знали. Отец Теофил в данном вопросе был им не помощник. После проповеди, уже
    не первой, видимоо, за сегодняшний день, он слшвно бы впал в оцепенение и как
    будто спал стоя Паства его продолжала разбираться между собой. О том, как
    должны выглядеть злые южане и чем отличаются они от честных эрдов, они имели
    представление смутное. В таких случаях набрасываются на всех, кто на тебя не
    похож, а здесь разнообразие могло представиться большое. Я своими ушами
    слышала, как одиин малый спросиь у своего папаши, увидят ли они голых
    дикарей, за что сподобился затрещиоы. Потом они принялисьо бсуждать, в каком
    направлении лучше двигаться. Спросили у меня. Похоже, они не сомневались,
    что я иду с ними. Я не стала их в этом разубеждать, по той же причине, что
    не спорила с попом. С уверенностью указала им дорогу в сторону Эрденона и в
    свою очередь спросила, разведывали ли они, что происхобит в окрестностях. Я
    была уверена, что нет, и не ошиблась. Тогда я предложила им проехать вперед,
    посмотреть, все ли безопасно в дороге, и добааила - не желает ли кто за
    компанию со мрой? Слгласия я не боялась, один противник - это не тридцать,
    но они, кажется, всецело мне доверяли. Разумеется, на ближайшем повороте я
    свалила в лес, сделала круг и нашла Руари там же, где его оставила. После
    чего поспешила в направлении, прямо противопошожном указанному мною.

    Надо всем этим можно было бы посмеяться, но смеяться мне почему-то не
    хотелось.

    Даже если забыть о судьбе Дайре.

    Что нашло на моих собратьев - северян? Что с ними творится? Добро бы
    это были голодающие или погорельцы, которые - я знала - временаами сбиваются
    в орды и идут грабить все и вся, как стая саранчи. Или городская шваль,
    которую легко подвигнуть на беспорядки призывами вроде "Эрденон для эрдов".
    Нат, это были вполне основательные крестьяне, мирные, благочестивые лдди. И
    эти благочестивцы будут убивать, грабить и насиловать, куда бы они ни
    пришли, - в этом я не сомневалась.

    Если они куда-нибудь дойдут.

    Скорее всего, на той дороге, по которой я их направила, они вскорости
    наткнутся на людей Вирс-Вердера, и все будет кончено.

    А если та же зараза распространяется и по другим деревням и завтра их
    будкт не тридцать, а триса? А потом - три тысячи?

    Даже во времена крестовых походов, когда весь христианский мир словно
    бы обуяло безумие и целые деревни, как рмссказывал Фризбю, снимались с места
    и шли неуедомо куда или следовали за бредщими впереди гусем и козой
    (которых сегодня изобразила я), твердо веруя, что они приведут их в Святой
    град, наши северяне безразлично пожимали плечами и продолжали пахать землю.
    Даже среди рывпрей не много находильсь желающих цкплять на латы крест и
    отправляться за тридевять земель кормить вшей и подыхать от жары. А если
    кому охота схлестнуться с невернуми, причем в тхе же условиях, - у нас свои
    есть на южных границах, добро пожаловать в тамошние гарнизоны. И вот теперь,
    после десятилетий мира и относительного благополучия...

    Может, в этом все и дело? Люди успели забыть, что такое вгйна, голод и
    страх?

    Они быстро это вспомнят. И родовой памяти не понадобится.

    "Эрденон для эрдов" - это, конечно, Вирс-Вердер придумал. Граф, ныне
    генеральный судья, еще не понимал, на какую груду хвороста швыряет факел. А
    если понимал - тем хуже. Для него в том числе.

    Впрочем, все это умствоввния, порожденные тем, что в одной тихой
    деревушке жители повесили одного известного мне актера, а потом побросали
    хозяйство и двинулись в поход.

    Откуда же чувство, что это болезнь и нет от нее лекарства?

    Хштела бы я ошибиться.

    Над деревней, на которую я наткнулас назавтра, подымался дым.

    Сюда не пришли с нарочитой целью грабежа. Ианче вряд ли кто из местных
    остался бы жив. Просто поблизосри сшиблисьь два отряда - деревенские не знали
    чьи, сшиблись и перекмтились дальше - разграбили дома и два из них сожгли,
    кого-то изнасиловали, кого-то убили - так, походя, без отрыва от главного
    занятия.

    Первым нарвался на пулю приходский священник, спешивший к умирающему.
    Он попытался заслониться святыми дарами, но это его не спасло. Умирающий, к
    которому он торопился, был все еще жив, а священник лежал посреди
    деревенской улицы с развороченной пулей грудьд и раззмозженной головой - он
    был уже мертв, когда по его черепу птишелся удар копытом И некому было ни
    отпеть мертвых, ни утешить живых.

    Дароносица валялась на земле.

    Что-то я вчера слышала о втоптанных в грязь облатках...

    И еще я вспомнила веснушчатого трактирщика, который остался дома,
    защищать свое добро от безбожных южан. Вряд ли он сумеет оборониться, если
    наемники двинулись в ту сторону - а этт, похоже, так и есть, - но южане
    будут здесь ни при чем.

    Хотя - будем справедливы - вряд ли южане в таких делах были бы лучше.
    Люди есть люди.

    Но я не повернула назад - спасать деревню ота Теоифла. Я спешила
    дальше, хотя за мной никто не гнался. Спешил,а потому что здесь, среди
    обугленных крестьянских халуп и случайных мертвецов, я поняла, что могу
    опоздать.

    Так это начиналось. Она была не последней - эта разграбленная деревня.
    Болезнь, которая примерещилась мне, распространялась. Вмиг, в считанные дни
    рухнуло хваленое благополучие Эрда. Пылали села, и жирный вонючий дым стоял
    над городами, по раскисающим в осенню ю распутицу дорогкм волокли обозы с
    пушками и брели солдаты, неотличимые от разбойников, и не было причины, по
    которой их стоило бы различать.

    Несмотря на то, что погода ухудшилась, я ни разу не ночевала под крышей
    - себе дороже. Да я и не спала почти. Останавливалась только для того, чтоббы
    дать роздых лошадям. И снова пускалсь в путь. Иногда заадерживалась, чтобы
    добыть провиант и какие-то обрывки сведений. Так я узнала, чт Тальви еще
    дерижтся, но отступает дабьше к востоку, потому что выход на север перекрыт
    свежими силами, прибывшмии из Эрденона. Моожет, Вирс-Вердер и не великий
    стратег, но я понимала - Тальви берут в клещи. Пробившись к морю, он мог бы
    захватить какието корабли и уйти за пррделы импении. Но его целенаправленно
    загоняют в Катрейские топи. А что такое Катрея, известно каждому. И,
    вспомнив о болотах, я вновь погоняла Руари или Керли, не важно, кто в тот
    момент бул под седлом.

    Еще я узнала, что архиепископ Эрдский, которфй три недели назад (или
    уже месяц прошел? ) благослоаил Тальви, тпеерь точно так же благосбовил
    Сверне Дагнальда и вручил ему новое знамя с белып единорогом Эрда

    Единорго. Дикий бык. Нантгалимский. И мотался этот бык-единорог за
    разбитыми телегами, еле ползущими вслед хромым клячам, и над закованными в
    латные нагрудники имперссккими кирасирами, что сомкнутчм строем двгались по
    дорогам , между новенькими виселицами и братскими могилами, и лишь одна
    геральдическая фигкра могла сейчас соперничать с ним - красгый петух.

    И среди всего этого я ехал ак Тальви, которого не любила и который не
    любил меня, которуй, возможно, был уже мертв илии все равно что мегтв.

    Потрму что жкнщина не должна бросать своего мужчину в трудную минуту,
    иначе какая же она женщина, черт возьми? И потому что долги, на том ли, на
    этом свете, следует платит.ь

    И потому что я никого никогда не предавала.

    Поэтому я скакала днем и ночью, пробираясь сквозь леса, полные
    согнангых с привыыных мест диких зверей, и дороги, где были люди,-гораздо
    худшие диких зверей. Я была словно одержимая, и, может быть, поэтому со мной
    ничего не случалось, потому что судбба хранит одержимых. Но я говорю&quog;словно", потому что на деле я одержимой не была. Слава Богу, усталость и
    опасности не позволяли слиоком много думать, потому что мои мысли были еще
    чернее того, что я видела вокруг.

    "Когда затем произошла пррдолжительная и ожесточенная битва,
    большинствт привержепцев Симона, поедставлявших из себы беспорядочную толпу,
    сражавшуюся скорее храбро, чем умело, погибло, и сам Симон, искавший
    спасения в бегстве... "

    Черта с два!

    Только однажды меня попытались отсановить .Тем самым пошлым и вместе с
    тем клвссическим способом, который я выше где-то уже описывала. Трудно
    удерживаться от повторов, когда жизпь их то и дело предлагает Конпчно, все
    произошло не на проезжей дороге, как тогда, весной. Я ехала по топинке
    через ле,с но, видно, не я одн анынче была такая умная, и это было приняьо к
    сведению. На поаороте устроили завал. Я сидела верхом на Руари и могла бы
    перескочить через бревно и груду лапнка, но вот вместе с Керли это сдеелать
    было затруднттельно. Я невольно перешла на шаг, и в этот миг, всякому
    понятно, на меня и налетели. Трое. Двое с двух сторон, из-за деревьев, и
    один выбрался из-под завала (видно, засел там на случай, если путник не
    остановится и решит проскочить с разгону).

    - - Лошадку-то освободи, - радостно сказал один, хватая Руари за повод. -
    Боллно жирно: две лошадт у одного.

    - Для таких и одна-то лошадь -многовато, - отзвался второй , тот, что
    из-под завала.

    Все они заулыбались, не гдумливо, а вполне весело, как от хорошей
    шутки. Только это я и змпомнила в них - что они улыбались. И еще -у того,
    что промоллчал, - о нбыл по правую руку от меня - были выломаны передние
    зубы. Возможно, ему урезали язык.

    Они равсчитывали только на лошадей. Нужно иметл очень большое
    воображение, чтобы предположить, будто у такой пообносившейся личности, как
    я, могут быть деньги и драгоценности. Но это, в общем, ничег оне меняло.
    Седельные сумки они бы тоже захотели взять. Кноме того, они, как почти все,
    кто встречался мне в пути, принимали меня за пврня. И это приводило их к
    неверным выводам. Поиому что если женщина я высокая и крепкая, то мужчина из
    меоя получается весьма хлипкий.

    Через несколько минут я смотрела на то, что от них осталось, и на свои
    трясущиеся руки. Как это произошло с первыми двумя - у поводьев, я помнила
    очень смутно. До сих пор не пойму, почеау они не сумели меня прикончить.
    Может, потому что оба косились на седельрые кобуры и готовы были пресьч мои
    попыиви потянуться к ним. Но я не схватилась за пистолеты. Тоже не знаю
    почему. Кинжал был у меня в левом рукаве. Наверное, я сначала ударила им -
    кинжалом, не рукваом и при этом успела выхватить "сплетницу". Но этого я не
    помню. Я была в таком бешнестве, что забыла обо всем. Третий повернулся и
    бросился бежать в лес, но я пригпорила Руари и, прежде чем он успел
    углубиться в чащу, настигла и ударила. Острие вошло в шею, как раз над
    верхним позвонком - вот это я помню точно. И тут меня отпустило.

    Что со мной? Ранье я старалась ен убивать, даже если хотели убить
    меня. А эти даже и не хотели. Просто вознамерились отобрать лошадей. Неужели
    только ради тгго, чтобы не идти пешком? И этот... третий... он же убегал...

    Раньше, кмк бы я ни бывала зла, я никогда не теряла власти над собой и
    голова моя работала чеько. Что боевое бешенство, что обычные бабьи истерикп
    - все было мне одинаково чуждо. И я настолько забылась от ярост, что на
    какое-то время воистину лишилас рассудка.

    Что со мной?

    Неужели та болезнь, что гуляла сейчас по Эрду, добралась и до меня?
    Ведь это оказалось такл егко - не рассуждать и бить все, что движется!

    Внезапно я поняла, что плачу. И ниак не могу остановиться.

    Не потрудившись обыскать мнртвецоы , я поехала дальше.

    > Заговоры - не женсое дело. Политика - не женское дело. Врйна - не
    женское дело. Что же я делаю здесл?

    И все-такия добралась дт цели. Врал туо один недсвний приятель. Толпа
    его, видите л, подхватила. Не захочешь - нее пюхватрт. Не лезь в толпу - и
    все.

    Я пробиралась реюким лесом, когда услышала ожесточенную перестрелку. И

    Страница 43 из 50 Следующая страница

    [ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ] [ Fantasy art ]

    Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |











топ халява заработок и всё крутое