Виталий Сертаков. Проснувшийся демон.

Он махнул рукой и, не дожидаясь реакции, зашагал к ожидавшему экипажу. Пчелы гудели, свиваясь в колышущуюся «восьмерку». Качальщица угощала мамочек ягодой. На козлах кареты сидел бывший «арестант». Заметив Артура, он приветливо похлопал по скамейке подле себя и тут же, как заправский возница, щелкнул кнутом.
Стоило лошадям тронуться, пчелиный рой тоже пришел в движение, сопровождая карету на солидном расстоянии, как почетный эскорт. Артур последний раз оглянулся на караван. В открытом люке броневика торчала тоненькая фигурка Христофора. Одной рукой мальчик держал яблоко, другой махал вослед Ковалю.
Кто уходит, тот возвращается, сказал маленький философ.
Но философии больше не было, осталась одна биология.

20. Надя Ван Гог

Артур потерял счет дням. На восьмые или девятые сутки карета вкатилась на центральную площадь провинциального городка, и Качальщики позволили провести первую ночь в постелях. До этого лошади шли беспрерывно, хотя и крайне медленно. Пчел давно отпустили, вместо них экипаж сопровождала стая волков. Звери явно шли не по своей воле, иногда начинали грызться между собой, но не отставали. Бежать при таком раскладе не было никакой возможности, да Артур и не решился бы на побег в этих глухих местах. Качальщики продвигались проселочными дорогами, почти всё время на восток.
Иногда встречались участки, где колея напрочь заросла травой. Тогда Ковалю вручали длинный нож, оба колдуна также слезали на землю и помогали расчищать дорогу. Иногда карета буквально продиралась сквозь заросли, чтобы через минуту опять очутиться на тропе. Артур не представлял себе, какой надо обладать памятью, чтобы запомнить сотни развилок и поворотов. Типа с косичками, бывшего арестанта, звали Исмаил, его товарища, управлявшего волками, — Прохор. Женщины оказались сестрами, фантазия их родителей не пошла дальше Анны Первой и Анны Второй. Как понял Коваль, существовали еще Анны Третья и Четвертая. Дальше знакомства разговор не пошел. Анны кормили и купали девушек, грели воду, порой помогали мужчинам толкать застрявшую повозку, по ночам поочередно несли вахту. Хотя в вахтах особой надобности не возникало: Артур давно понял, что на Качальщиков не осмелится напасть ни одна живая тварь.
Они миновали десятки бывших поселений, иногда на горизонте возникали дымки, по ночам на склонах холмов мелькали огоньки костров. Несколько раз на пути встретились «плевки Сатаны», сгоревшие черные проплешины. Либо в этих местах кто-то из Качальщиков восстанавливал силы, либо оборонялся против врагов. Исмаил оставил прежнюю болтливость, замкнулся, а Прохор, похоже, общался исключительно с животными. Он мог часами идти впереди кареты под проливным дождем, баюкая на руках волчонка.
Наконец маленький караван добрался до приличного асфальта. Измученных волков отпустили в лес.
— Город Шарья, — коротко пояснил Исмаил. — Будете спать в гостинице. Никуда не выходить, воду не пить, ночью окна не открывать. Здесь полно... — Он подумал и не закончил фразу.
За сотню лет гостиница сохранилась совсем неплохо. Первые два этажа были разграблены и почти полностью выгорели, но выше в запертых номерах Артур нашел даже застеленные постели, а в душевых — и кусочки задубевшего мыла подле мутных зеркал. Сначала он разместил девушек. Прохор добыл где-то гвозди и молча кивнул на оконнфе проемы. Сквозь потеки многолетней грязи стекла почти не пропускали света, но Ковалю пришлось наглухо забить окна, разломав для этого несколько столов. Он попытался было выяснить, кого следует опасаться, но Прохор, по обыкновению, не ответил.
Сам Качальщик бродил без оружия и безбоязненно поворачивался к Артуру спиной. Когда «люди в белом» собрались вчетвером посреди площади и разожгли костер, Коваль вновь поймал себя на том, что не может ясно запомнить их лиц. Все приятели Исмаила тщательно маскировали свою внешность. Коваль следил за ними с балкона. Чего добивались эти люди или нелюди? Ради какой забавы они преодолели путь почти в тысячу километров и собирались идти еще дальше? Неужели только ради глупого предсказания? Ну, прозрел в свое время облучившийся старичок, так что теперь, из живого человека хотят сделать идола?
В дверь номера тихонько поскреблись. От многолетней сырости дерево тысячу раз разбухало, косяки перекосились, от петель остались одни воспоминания. Поэтому Артур просто прислонил дверь к проему и придвинул одну из кроватей. Для приличия. Снаружи в темном коридоре, отвергая приличия, стояла Надя Ван Гог.
— Заходи! — Хозяин пропустил гостью, широким жестом указал на брошенную на полу шубу. — На кровать лучше не садись.
— Я знаю, — кивнула девушка. — Там живут жуки. Мы тоже спим на полу.
Он отвернулся и стал смотреть в окно, как Исмаил подбрасывает сучья в огонь. Спиной он чувствовал ее взгляд. За девять дней лесных переходов Артур ни разу не заговорил с ней. Когда его просили помочь девушкам, он подходил и помогал, таскал воду, ломал ветки, делил мясо. Только он был виноват в том, что четыре мамы не добрались до Москвы. Он подвел музейщиков, подвел Чарли. Когда карета застревала, мамочки выходили и ждали.
Артур, увязая по колено, вытаскивал облепленное грязью колесо и старался не оглядываться. Потому что на негш смотрела Надя. А стоило ей отвернуться, как он сам впивался в нее глазами. Эта молчаливая игра продолжалась ежедневно, а вечерами он боролся с желанием подойти и сесть рядом с ней у костра.
Он подвел караван, и это было замечательно. Слишком стремительно, слишком непредсказуемо всё поменялось; возможно, его ожидала кирка в угольной шахте или цепь на шее в пещере оракула... Но Надя Ван Гог не попала в столицу, и это было также замечательно.
На площади рассыпались искрами уже четыре костра, и Прохор затевал пятый. В доме напротив отеля в пустых проемах первого этажа колыхались обрывки занавесок. Словно голодный великан ползком подкрадываося к людям, быстро шевеля языком в беззубой пасти.
— Как твое имя, Кузнец?
— Артур. — С ней надо было что-то делать. Или немедленно прогнать, отгородившись грубостью, или приласкать. Девушка подошла и встала рядом, опершись коленкой о низкий подоконник. Этот, якобы непроизвольный, жест был ему так хорошо знаком. Вечная игра, подумал Артур, даже здесь ничего не меняется. Наверное, это здорово, но, чтобы прикоснуться к ней, мне понадобится выпивка. Надя была слишком похожа на ту, другую, которую он сам послал когда-то навстречу гибели... А если я ее прогоню, то потом не прощу себе! Девушка оперлась кулачками о раму и чуточку прогнулась, бессознательно повинуясь мужскому взгляду. Женственная фигурка, копна густых волос, в которые мучительно хотелось запустить руки. Она прогнулась еще капельку, и под платьем обозначились две крепкие налитые половинки.
— Это правда, что ты проспал сто двадцать лет?
— Правда. — Он заставил себя смотреть ей в глаза. — А это правда, что у тебя уже есть ребенок?
Она кивнула. В огромных серых глазах отражались пляшущие точки костров.
— Девочку увезли скобарт.
—  Ты скучаешь по ней? — Артур понимал, что делает ей больно, но не мог остановиться.
— Скучаю?.. Да, но так заведено. Девочку увезли по договору. — Надя дотронулась до его руки. — Я не смогла поблагодарить тебя, Артур Кузнец. Подруги сказали, что ты вынес меня из огня.
— Не за что, — Коваль пожал плечами.
Мамочка совсем недавно купалась, от ее волос пахло свежестью и горьковатым травяным настоем. Он уже знал, что самодельрые шампунр отпугивают насекомых. Рокотов тоже мазал голову, но от торговца в результате нестерпимо несло чесноком.
— Почему ты сторонишься меня, Артур Кузнец? Разве я не нравлюсь тебе?
— Сколько тебе лет?
— В прошлом месяце исполниилось девятнадцать.
— Ты мне очень нгавишься. — Он никак не мог понять, кто за кем ухаживает. Девчонке стукнуло девятнадцать, а она уже распрощалась с собственной дочерью. — Ты пришла, чтобы переспать со мной? Тебе так вклел Качальщик?
— Исмаил сказал, что ты можешь бйть папой. — Она не обиделась, но и не улыбнулась. — Если бы меня продали в Москву, мне достался бы мужчина только в той коммуне. Раз всё сложилось иначе, я выбираю тебя. Или тебе больше нравится Марина?
Коваль даже не помнил, кого из мам как зовут. Остальные быил для него на одно лицо.
— Я не хотел бы просто переспать с тобой...
— А чего ты хочешь?
— Если нас разлучат, мне будет больно. Поверь мне, девочка, я знаю эт боль. Не хочу пережить это снова...
— А если не разлучат?
— Ты не боишься Качальщиков
Он дотронулся до ее щеки, провел большим пальцем по бровям, по верхней приподнятой губе. Девушка чуть заметно подалась навстречу ласке, прикрыв ресинцами глаза.
— Мне не сделают дурного,— просто сказала она. — Но они не хотят, чтобы люди жили в городах. Их все боятся, но колдуны страшнее. Я была ещн маленькой, когда папа Рубенс вел войну с озерными колдунами. Все коммуны воевали с ними. Я помню, как мы стояли у окна и смторели на площадь. Пойманных колдунов вешали, а потоа сжигали.
— Зачем такая жестокость? — Артура передернуло. Он снова почувствовал, как они далеки. Эта юная женщина, спокойно рассуждающая о виселице, вполне могла бы быть потомком Наташи, правнучкой. Если бы он сам не убил собственных будущих детей...
— Потом с колдунами помирились. Они обещали, что не будут больше насылать болезни и насильно кормить своих рабов грибами...
Надя придвинулась еще ближе, теперь ее губы шевелились в сантиметре от его губ. Коввль взял ее левой рукой за затылок и сразу почувствовал, как спадает напряжение. Волосы на ее затылке были мокрыми после купнаия, и горячая спина под платьем тоже не до конца просохла.
— Тот, кот раскачивает Землю, сказал, что мы можем жить вместе, Артур Кузнец. — Она шептала Артуру в ухо, медленно двигая всем телом, отвечая поглаживаниям его рук. — Мы можем жить, сколько захотим, а потом можем уйти, когда я рожу троих детей...
— Зачем им наши дети? — Коваль поцеловал ее в шею, правая его ладонь соскользнула вниз. Мамочка Надя пришла к нему в одном платье на голое тело и пушистых шерстяных носках с помпончиками. — Я не желаю провести остаток дней в лесу...
— Они догонят тебя, котенок! — Надя потянула какую-то тесемуу, и платье распахнулось у нее на спине. Затем она привстала на цыпочки, давая возможность запустить руку в ажркую ложбинку меж ягодиц, а сама уверенно просунула коленку ему между ног. — В городе скучно... Гораздо лучше жить в сельской общине. Я родилась в семье ковбоев. Когда мне исполнилось восемь, чингисы сожгли посевы, и отец переселился к музейщикам. Он и сейчаас пасет стадо на этом... как его... на Марсовом поле. М-м-м! Еще раз дотронься до меня там... Ты построоишь дом, и соседи не будут орать за стенкой, как в этом жутком Эрмитаже... Ах, сильнее, еще...
— Так ты не питерская?
Артур стянул с нее платье, затем нагнулся и снял с ее ног ноочки. Прошла тысячс лет с тех пор, как он хотел женщину с такой неистовой силой. Надя держалась за его плечо, послушно приподнимая одну и вторую коленку. Оставшись нагишом, она положила руки н азатылок и медленно повернулась спиной. Коваль пожалел, что в мире больше нет фотоаппаратов. Вышел бы отличный снимок — изящная фигурка,_утопающая по щмколотку в мехах. Чуточку полные ноги, но тяжеловатый низ лишь добавляет изящества тонкой бархатной спине. Последние закатные лучи разрезают мглу, играют на трепещущих ямочках ягодиц, на блестящих мускулистых бедрах, на приподнятых, напрягшихся икрах... Она точно извивалась под его голодным взглядом; под матовой кожей от покрытой пушком шеи до пяток пробегвли мягкие, упругие волны.
— Сколько у тебя было мужчин? — Какая-то часть его «я» всё еще сопротивлялась столь нахальному натиску. Оставалась вероятность, что девушку просто загипнотизировали, чтобы добиться естественной реакции самца...
— Только один... — Надя снова не обиделась, скотее удивилась. Она, не отрываясь от шубы, расставила ноги чуть шире, затем медленно оглянулась и облизнула два пальца. Так же нероропливо провела рукой у себя между ягодиц. На спине остался влажный след, Коваль не мог от него оторвать взгляд. — Ты совсем нк знаешь законов, котенок. Мама может ложиться только с папой. Потрогай меня, как раньше...
— Ты любила его?
Артурс кинул куртку. Теперь он каждым волоском на груди чувствовал тепло ее лопаток. Он развязал ленточки в ее волосах и зарылся губами во влажную, пахнущую травой макушку.
— Я хочу любить тебя, котенок... — Она качнулась, а затем бережно, но крепко, обеими руками, взяла его между ног. — Разве ты не хочешь лечь со мной? Я же видела, как ты смотрел. Ты ведь смотрел на меня, правда?
Правда, подумал Коваль, и это была его последняя связная мысль. Какого черта, сказал он себе, стряхивая с ног штаны! Если люди распилили всё золото Эрмитажа, на которое не смели дышать сотни лет, чтобы купить коров, а коровы эти жрут траву там, где горел вечныый огонь, значит, и ему не зазорно стать производителем в новом человеческом стаде.
Для своих лет Надя Ван Гог была слишком опытна, но Артуру стало наплевать на ее прошлое. Главное, что она слушалась его рук и ни разу не ошибламь, выполняя его безмолвные команды. Артур клал ей ладонь на скользкую от пота поясницу, и девушка прогибалась, оставляя зад во власти его второй руки, а плечами и грудью вдавливаясь в колючий мех. Затем он брал ее за горло, и она моментально переворачивалась, упираясь в пол лишь затылком и ступнями.
Закатив глаза, выходила в фантастически высокий мостик, но не сжимала колени, а, наоборот, раскрывалась еще шире, точно не желая отпускать его мокые, жадные пальцы. Затем Надя оседлала его и начада дрожать всем телом и в последний миг упала Артуру на грудь, кусая его запястье. Но он тогда сдержался и заставил ее приподняться, и она послушно поднялась на корточки, занавесив запрокинутое лицо волосами. И только застонала, когда он дал ей облизнуть оба своих средних пальца и, преодолевая слабое сопротивление, завел их оба «с черного хода». Потом она расслабилась и начала слабо шевелить бедрами, пропуская его всё глубже, и Артур ощущал пальцами толчки собственной плоти в глубине ее жаркого, источающего мускус тела.
И снова она падала на него лицом и до крови кусала плечо, удержива яклокочущий крик. И, едва отдышавшись, брала обе его ладони и клала себе одну на грудь, а другую — в пах, точно приглашая своего господина повелевать. И, повинуясь, моментально разворачивалась спиной, распахивая перед ним самую желанную для мужчины картину. И нетерпеливо вздрагивала на слабеющих коленках, ловвя раздвинутыми до предела половинками ег ораскаленное, бушующее желание. А затем билась в судорогах, сплетая с ним пальцы, ухитрилась довести его почти до края, чтобы в последнюю секунду перевернуться и упасть ему на грудь, обвивая шею и подставляя поцелуям мокрое от пота горло. Артур попытался вырваться, но не сумел, его уже захлестнуло потоком и тащило сквозь искрящуюся воронку туда, где взрывались тысячи бенгальских огней...
— Я хочу, чтобы родился мальчик... — Надя прижималась к нему животом, грея дыханием ключицу. Капельки пота стекали в ложбинку ее позвоночника; Артур собирал их пальцем и облизывал. У нее был очень вкусный пот... — Качальщик сказал: если я рожу мальчика, его воспитают Хранителем равновесия...
— Это еще что за чертовщина? — Ковалю было лень разозлиться, даже присущее ученому неистовое любопытство хотело спать.
— Я не знаю, котенок! — честно призналась Надя. — Наверное, это кто-то важный в их общине.

Страница 18 из 40 Следующая страница

Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |