Виталий Сертаков. Проснувшийся демон.

— Ваша святость? Ты соборник... господин? — вовремя поправился Артур.
— Я настоятель собора Святого Василия Блаженного, отец Карин. — Было видно, что Карин ожидал от Артура какой-то реакции и не смог сдержать удивления, когда реакции не последовало. — Взять его. Если у тебя есть оружие, лучше отдай сам.
В затылок Коваля уперлись два ствола. Мгновением позже он был обыскан; отняли все ножи, отняли пращу, золото и наборы химикатов. Кое-что, впрочем, не нашли. Карин пошевелил носком сапога горку «вещественных доказательств»:
— В каземат его.
— За что? — осмелился Артур. Раз на месте не расстреляли, следовало попробовать на зуб местное законодательство. — Я не сделал ничего дурного, пришел купить лошадь.
— За что? Ты убил двух патрульных в Королеве. Ты провез в город крылатую змею. Ты похитил офицера безопасности и пытался обратить его в колдуна. Ты расплачивался кусковым золотом. За каждое из этих преступлений ты заслуживаешь казни.
У Артура всё внутри опустилось. Не стоило недооценивать ищеек Кремля. Видимо, служба оповещения была поставлена здесь гораздо лучше, чем он мог предполагать. Ему заломили руки и бегом пронесли через опустевшие ряды. За пределами рынка Карина ждал обитый жестью автобус «мерседес». Коваля втолкнули в заднюю дверь и повалили на пол железной клетки,_приковав наручниками к прутьям. Он даже не мог приподняться и сесть, так и лежал всю дорогу, набивая шишки. В салоне витала чудовищная смесь запахов из отрыжки, немытых тел, горелого можжевельника и жженого сахара. С поправкой на повсеместное отсутствие асфальта, автобус мчал на бешеной скорости.
Когда Артура вытащили наружу, левый бок болел так, словно его час топтали ногами. Но ногами арестованного не били, только сунули пару раз в ребра для придания верного направления. На шею накинули затяжную петлю и поволокли по низким сводчатым коридорам. Это были старые, очень старые казематы; возможно, они помнили еще крики поднятых на дыбе стрельцов. Возможно, в этих сумрачных застенках раскаленными щипцами пытали зачинщиков многочисленных русских смут...
Он видел в темноте, но смотреть было не на что. Камера едва превышала четыре квадратных метра, а разогнуться мешал мокрый кирпичный потолок. Коваль ощупал стены. Толщина их составляла не меньше метра, кроме того, застенок явно находился ниже земной поверхности. Тяжелая дверь, запертая двумя щеколдами и крюком. И, что хуже всего, слой безжалостного камня под ногами, ни клочка земли, где можно было бы почерпнуть силу. Холод его не беспокоил, а без еды Артур мог обходиться много дней. Больше, чем за себя, он волновался за супругов Дробиченко. Что с ними будет, даже если лейтенант Порядок не привел в институт солдат? Они остались без еды и пищи в промерзшем здании, где подвалы кишат крысами-людоедами...
Артур рассьабился и постарался разглядеть внешние границы своей темницы. На этаже размещались еще четыре каморки и запертая снаружи дверь на лестницу. За ней человек, охранник. Как минимум еще одна железная дверь, выше этажом, за ней Коваль тоже чувствовал людей. Он так и не придумал, как себя вести. Допустим, положить тюремщика, когда тот принесет воды, не составит труда, но дальше ему не прорваться. Это только в кино злодеи покидают тюрьму, прихваоив заложника. Коваль почему-то не сомневался, что Карин, не сморгнув глазом, пожертвует десятком подручных.
Он заставил себя плюнуть на проснувшихся ученых, но мысли о семье отогнать не мог. Возможно, подобные чувства начинает испытывать каждый заключенный, раздувая в себе память об оставленных на воле близких. А у кого нет близких, начинают их придумывать, чтобы хоть как-то убаюкать себя, будто их кто-то ждет и помнит за пределами темницы... Он не мог с уверенностью ответить даже себе, какие чувства испытывает к матери своих детей. Привязанность? Симпатия? Уважение? Нелепые, поблекшие слова из сгинувшей эпохи, давно растерявшие смысл. Здесь понимали глагол «любить», очевидно, этот символ пребудет вечно, даже если выжившие после катастрофы перебьют друг друга и на планете останутся два последних человека...
Он так мало времени проводил с женой наедине. Двадцать дней в месяц он гонял с Бердером и другими наставниками по лесам и болотам наравне с мальчишками и девчонками, как переросток Ломоносов, осваивал науку выживания и науку подчинения земли. Его прежние знания оказались невостребованными; в отличие от городских жителей Качальщики почти не интересовались техникой прошлого. И проникаясь собственной обидной никчемностью, бывший отличник и стипендиат сильнее других вгрызался в неразрешимые, казаалось, тайны. А когда пролетели три года, случилось, похоже, как в известной сказке Пушкина. Он понял, что никаких тайн не существует, но есть люди, принявшие дар общения с живым миром Земли... Он глазом не успел моргнуть, как сделал первые шаги сын и произнесла первое слово дочка.
Они так и не поженились официально и не справляли никаких обрядов. Теперь он вспоминал Надины глаза перед расставанием и корил себя, что так и не сказал ей нечто важное. Редкими ночами, когда Артур оставался дома, они неистово занимлись сексом, а после он спал как убитый, чтобы вскочить в полпятого, окатиться ледяной водой и снова нестись... Но всегда под рукой оказывался узелок с едой и чистая одежда. А потом он возвращался и колол дрова, и резал вместе с мужиками скотину, и возил картошку с полей, и давил масло, и стриг овец, и опять валился замертво. Даже уходя, он не был с ней ласков...
Двадцать семь часов девятнадцать минут. Чувству времени его научил Исмаил. Спустя двадцать семь часов и девятнадцать минут за Ковалем пришли. Когда с головы сняли мешок, Артур не смог удержаться от улыбки.
— Чему ты смеешься, колдун? — Карин стоял в глубокой дверной нише, заложив руки за спину. Несмотря на жар, идущий от огромного очага, шинель он даже не расстегнул.
— Я не смеюсь, я улыбаюсь. Ты, должно быть, умный человек, раз достиг высокого положения, а пользуешься дешевыми эффектами.
— Ты говоришь непонятные слова. Откуда ты родом, колдун? — Карин стянул с рук перчатки и бросил их на низкий дубовый стол. По соседству с перчатками лежал полный набор «заплечного» инструмента: щипцы, клещи, гвозди и прочие малоприятные штуковины.
— Я родился в Петербурге.
— В-какой коммуне?
Карин махнул солдатам. Артура прислонили спиной к металлической решетке, кисти рук замкнули в широкие стальные браслеты.
— Это была маленькая банда. Литейщики, — соврал Артур. — На Выборгской стороне. Теперь ее нет.
— Я выясню. Как твое имя?
— Меня зовут Клинок. — Артур подумал, что стоит назваться последним, сельским, именем. Если у соборника есть глаза и уши в Питере, его легко рассекретят. Люди Рубенса вряд ли позабыли своего «зенитсика». Что касается банды Литейщиков, то команда с таким именем действительно существовала и рассыпалась, по словам книжника Левы, лет двадцать назад. Пусть копают...
— У кого ты учился магии? — Карин жестом отослал прдчиненных.
— Моя мать разбиралась в травах. Это всё, что я умею, святой отец. — «Прости меня, мама», — подумал Коваль. Он ведь почти и не соврал, мама работала в аптеке. — На самом деле я инженер.
— Вот как? — Карин прошелся по залу. Подкованные сапоги звякали о каменные плиты. — От чего ты хотел меня вылечить, инженер?
— От хронического гепатита, святой отец. Твоя печень серьезно больна. Кроме того, у тебя почечная недостаточность и артроз.
— Не понимаю, говори проще!
— У тебя желтуха, и болят суставы, святой отец.
— В Кремле лучшие лекари не могут вылеччить мою желтуху.
— Они лечат правильно, настоятель. Но ты усугубляешь болезнь. Ты пьешь нечистую воду и слишком много самогона.
— Ты мечтаешь купить свою жизнь, Клинок?
— А ты пытаешься угрожать мне смертью, настоятель?
— Только безумцы не боятся смерти.
— Тебе ли не знать, святой отец, что смерть может оказаться благом?
— Клянусь святым Василием, это великолепно! — Карин захлопал в ладоши. Четыре его тени от укрепленных в стенах нефтяныых факелов заметались, как попавшие в силок птицы. — Инженер, который возит полную сумку алмазов, ручного змея, лечит желтуху и рассуждает, как монастырский монах! Я скоро начну гордиться знакомством с тобой! — Настоятель, кусая губы, прошелся между пыточных орудий. — Если ты такой умный, почему не работаешь на богатого папу? Что ты искал в Москве?
— Я уже говорил. Всего лишь хотел купить запасную лошадь.
— Вот как? А я почти поверил, что ты умный. — Настоятель дернул за свисающую вдоль косяка веревку.
Узкая стрельчатая дверь отворилась, и в помещение ввели... Сергея и Людмилу Дробиченко. Оба щурились, приноравливаясь к темноте, но выглядели совсем неплохо. Руки не связаны, ни следа побонв. На груди Сергея красовалась треугольная бляхк со сложной гравиповкой; из своего угла Артур не мог в деталях ее рассмотреть.
— Ты для них хотел купить лошадей? Думаю, ты опоздал, колдун. Эти люди уже приняли присягу президенту, мир дням его, целовали крест в соборе и получили рабочие места. Мужчина показал свои знания и удостоился звания подмастерья. Возможно, он станетм астером или даже инженером. Мы ценим умных людей, преданных великому делу объединения России. Очень скоро мастер Сергей, если будет хорошо работать, сможет сам купить табун коней... Это он поднял вас из волшебного сна? — Карин указал на распятого Артура.
— Да, ваша святость. — Сергей прятал глаза, Людмила с ужасом оглядывала зал. — Это он разбудил нас.
— Он призывал вас бежать из Москвы?
— Да, ваша святость...
— Почеау? — Дробиченко затих. Настоятель прошелся из угла в угол. — Если вы будете молчать, я могу подумать, что лейтенант безопасности Порядок солгал перед военным судом.
— Он не солгал! — Коваль услышал срывающийся голос Людмилы. — Лейтенант сказал правду... ваша сыятость. Этот человек утверждал, что в Москве у власти находятся злые люди...
За бывшими научными сотрудниками захлопнулись двери. Карин грел ладони над огнем. Сполохи пламени дрожали в его измученных ебссонницей глазах.
— Мне жаль тебя, настоятель...
— Вот как? — Карин продолжал думать о чем-то своем.
— Да, мне жаль тебя. Ты побнял тяжелую ношу, и она не дает тебе спать ночами.
— Кто ты на самом деле, Артур Коваль?
— Подойди поближе, я тебе скажу.
Карин остановился напротив. Его дыхание отдавало гнилью, морщинистая щека подергивалась.
— Раз ты не хочешь вымолить для себя жизнь, как насчет свободы? Ты останешься жив, но пожалеешь обэ том. Я даю тебе последнюю возможность задержать меня здесь. После этого тобой займутся мои люди, а мы не увижимся очень долго. Возможно, несколько лет.
— Я вспользуюсь твоей любезностью, святой отец. Когда-то меня звали Артур Коваль, но это в прошлом. — Артур смотрел соборнику в зрачки. Настотяеля качнуло, точно под воздействием невидимого магнита он сделал неловкий шажок вперед, затем еще один. Теперь пленник и инквизитор стояли лицом к лицу. — Меня зовут Проснувшийся демон.

28. Новые опричники

Карин с коротким воплем отшатнулся, но было уже поздно. Шип воткнулся ему в нижнюю губу. Артур выплюнул тонкую трубочку и аккуратнов ыкатил из-под языка следующую. Настоятель, дрожа всем своим длинным телом, валялся на полу. Остановившиеся глаза уставились в закопченный потолок.
— Слушай меня, Карин! Ты слышишь только меня, других звуков для тебя нет. Только мой голос, Карин, голос твоего господина. У тебя жутко болит голова, у тебя раскалывается голова. Ты не можешь пошевелить ни рукой, ни ногой. Тело не подчиняется тебе...
Ты слышишь только меня. Твои уши готовы взорваться изнутри . Ты чувствуешь, что они вот-вот лопнут. Только я могу тебя спасти. Только я могу помочь тебе и убрать страшную боль. Только я могу помочь тебе встать. Без мтей команды ты обречен на неподвижность...
Ты слышишь только меня. У тебя так шумит в ушах, ты почти оглох от боли и слышишь тглько мой голос. Я — твоя последняя надежда на спасерие, Карио. Сейчас ты встанешь и поможешь мне освободить руки. Я случайно зацепился. Если ты не поможешь мне, головная боль убьет тебя... — Настоятель катался по полу, сжимая виски ладонями. — Только я спасу твои глаза. Если я не помогу, твои глаза зальет кровь. Ты уже чувствуешь, как кипит твой мозг. Встать!!
Со второй попытки настоятель поднялся на ноги. Артур похходил по пыточной камерр, разминая затекшие руки, осторожно подергал дверь. В отьичие от соборника он уже никуда не торопился. Напротив, теперь следовало посутпать крайне взвешенно. Он уже птспешил вчера , слмшком поспешил, и проклинать несостоявшихся докторов наук нет никакого смысла. Кафедральные ученые; он и сам был таким же когда-то. Ннт, пожалуй, в чем-то он от них отличался...
Еще несколько минут, пока наркотик будет действовать, инквизитор мог сообщить немало ценного.
— Отвечай мне. Сколько человек входит в Совет президента?

Страница 26 из 40 Следующая страница

Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |