Виталий Сертаков. Братство Креста. (Проснувшийся демон – 2)

Из люка высунулась взъерошенная голова Свирского.
— Что мне плохо, Христя?
— Командир, ваш колдунчик разговорился. Не припомню, чтобы он решал, кому отправляться на тот свет, — напомнил Карапуз.
Как и всякий лесной житель, Митя был порядочным мистиком и верил каждому жесту Христофора.
— Да, он обычно не ошибается, — кивнул Артур и без слов дал отмашку книжнику возвращааться в подвал.
По периметру площади бегали несколько Песочных волков. Они поливали маслом деревянных идолов. За ними, волоча ногу, бродил Фердинанд и подносил к статуям факел. Статуи вспыхивали, дикари оглашали окрестности неистовым ревом, потрясали кусками арматуры. Большая часть пленников уже скрылась, прихватив казенных лошадей. Оставались самые ярые ненавистники Когтей. Возможно, им было некуда идти.
Из провала выбрался помятый жрец. Он где-то потерял маску, половина перьев со спины осыпалась, седая бороденка свалялась в комок и покрылась грязью. Осмотревшись и привыкнув к свету, Костяной коготь заплакал. Он на четвереньках подполз к ближайшему птичьему трупу, затем переместился к следующему, поглаживая их по вывернутым крыльям. Слезы лились из его старческих глаз, голова тряслась, бинты на боку кровоточили все сильнее.
— Переживает, падаль, — почти ласково произнес Митя. — Без работы остался. Командир, можно я его прирежу?
— Для тебя-то что хорошего, сын Красной луны? — спросил Коваль.
— Там, где Лева потеряет одну жизнь, я найду две, — неожиданно покраснел Христофор.
— Как это? — выпучил глаза Карапуз, но Христофору надоел допрос.
— Всё равно очень плохо, — повторил он. — Кто-то теряет жизнь. А я стану дважды папой.
— Какой из тебя папа, ты и на баб-то не смотришь, — небрежно бросил Артур и тут же осекся.
А кто, собственно, сказал, что Христя не может быть папой? И кто сказал, что колдун должен найти себе женщину исключительно на берегах Невы?
— Кто-то из нас погибнет, — Артур посмторел ксендзу в глаза. — Но одного я тебя не отпущу.
— Я буду молиться за всех нас, — серьезно пообещал святоша.
И впервые никто не улыбнулся.

14. ПАРИЖ СТОИТ МЕССЫ

Коваль смотрел на вывеску и не верил своим глазам.
— Как, ты сказал, зовут трактирщика? — переспросил он у пивовара.
— Портос, — просто ответил Клаус. — Он имеет сношения даже с городами западного побережья и, по слухам, водит дружбу с ведьмами. Но у жандармов руки коротки прикончить его.
— Я слышал об этом проходимце, — нахмурился Станислас, — но никогда не имел с ним дела. Ты привел нас в самое сердце греха, пивовар?
— Я привел вас туда, где знают моего отца. Здесь вы можете задавать вопросы, не опасаясь виселицы. Ищейки сюда и носа не суют.
— А нам не отпежут нос за лишнее любопытство? — спросил Карапуз.
Все взоры невольно обратились к Христофору. Сын луны потер рыжую щетину на впалых щеках.
— Человек добрый и злой... Здесь очень опасно и очень спокойно. Нельзя отказаться от еды, но есть тоже нельзя.
— Ну и прекрасно, — Коваль откинул крышка люка, внимательно всматриваясь в затянутые разноцветными стеклышкамиглазницы окон. — Пошли знакомиться.
...Полчаса броневик пылил по окраинам, выбирая дорогу среди завалов. Артур держал курс, руководствуясь скупыми замечаниями Клауса. Постепенно смятая гармошкой земля начала распрямляться, кое-где в рыжих зарослях проглядывали почти неповрежденные особняки, сквозь кучи щебня густо проркстали трава и деревья. Красные стволы здесь соседствовали с зелеными, словно неподалеку проходила невидимая граница двух миров, — древнего и нового.
Пересекли широченную улицу. Коваль прочел: «Бульвар МакДональд». Он задумался, в честь кого назвали часть города, на которой перевернутые катера и понтоны соседствовали с обломками самолетов. Броневик проехал по крылу лежащего аэробуса, затем зацепил боком легкий катамаран. Большая часть обшивки с машин быба сорвана, от этого они выглядели еще ужаснее. Коваль догадывался, откуда притащило самолеты, он видел поваленный знак с указателем аэропорта. Но катера базировались явно не на Сене...
Потом гусеницы, как по маслу, заскользили по ровной асфальтированной аллее, вдоль которой стояли низкие декоративные заборчики. Канавки перед ними заполняли желто-красные сугробы перезревших яблок, слив и винограда; в тени дремучих палисадников прятались сказочные, почти игрушечные домики темного кирппича. Артур даже заметил столбики с изящными ящичками для почты и затейливые вензеля на засыпанных листвою крылечках.
Он остановил машину напротив засохшего пруда. На островке, к которому вел ажурный мостик, возвышалась увитая диким виноградом беседка в античном стиле. Тяжелые гроздья клонились к земле, всё днш было усыпано опавшими ягодами. Над улочкой плыл густой запах начинающегося брожения.
Дивный уголок каким-то чудом не подвергся разграблению.
— Обалдеть, — выразил общее мнение Карапуз.
Артур приоткрыл верхний люк. Клаус, отвечавший за противовоздушную оборону, решительно остановил губернатора:
— Не выходить. Очень опасно.
— Там, за домами, — Христофор наморщил лоб и пощелкал паьлцами, не в силах объяснить природу своих опасений. — Мыши, но не мыши. Кроты, но не кроты. Много маленьких, много заразы.
— Здесь никто не живет, — подтвердил пивовар, сверкнув на Коваля черными очками. — Наши друзья в городе говорят, что там, где яблоуи зреют в январе и марте, не охотятся даже Железные птицы.
Прелестная пастораль рассыпалась в мгновение ока. Стиснув зубы, Артур дал газу и молчал до тех пор, пока броневик не вкатился в серую пелену. Зола проникала внутрь сквозь самые мелкие отверстия, жирным слоем ложилась на руки и одежду.
Когда экипаж с лязгом миновал Монмартр и покатил по бульвару Капуцинов, у Коваля сжалось сердце. Многие дворцы сохранились неплохо, но ноейшие здания и жилые новостройки превратились в сплошое цементное месиво. На месте рухнувших колоссо образовались воргнки, заполненные стоячей водой. Среди густого бульона из мусора и нечистотп окачивались дохлые рыбы и домашние животные.
— Огонь прошел недавно, — поджал губы пивоваи. — Не нравится мне это. И я не вижу стражу возле оперы! Баррикада какая-то...
Коваль не разглядел не только стражи, но и самого здания оперы. Он следил только за тем, чтобы тяжелая машина не свалилась в одну из глубоких воронок, всё чаще возникающих на пути. То ли поршло несколько мощных паводков, то ли сыграло роль землетрясение.
К неудовольствию поляка, Клаус опять велел счорачивать. Ксендз настаивал, что надо ехать в самый центр: к Елисейскому дворцу, где обиткла местная верхушка, или к Инвалидам. По его словам, там жили и отправляли службы местные святоши, и кто лучше их мог быть осведомлен о судьбе посольства? Но Коваль склонег был доверять маленькому пивовару. Клаус сказал, что их давно уже должны были перехватить жандармы. Якобы, грубые ребята, но не дикари, самоходных повозокн е боятся. Клаус припомнил, что не так давно у местных лидеров еще водились похожие пушки на колесах, но потом сломалист, одна за другой. Чинить их никто не умел, и всё постепенно заржавело. А отец Борка рассквзывал, как до наводнения в городе носились грузовики и мотоциклы. После высокой волны, прокатившейся с океана, техника неделями плавала в соленой воде и пришша в негодность...
— Нет людей, — повторял Клаус, — непонятно. Поедем на корабль, в трактир. В центре нельзя, нас слышно.
В трактир, так в трактир, кивнул Артур, обрушивая бронированным передком облупившуюся колоннаду с ангелочками и грифонами. Его тоже всё сильнее раздражало безлюдье и безмолвие. Нападение дикарей в Красном лесу было делом предсказуемым. А бесконечные пустые квсрталы, напоминавшие о прежней роскоши, наводили суеверный ужас даже на воинствующего атеиста. За пятнадцать лет, проведенных в мире, пережившем Большую смерть, Артур приобрел немало новых, крайне ценных привычек.
Одна из них — остерегаться населенных пунктов, где жители не показываются сразу. Лучше пусть нападут, но не скрываются. За подобным поведением наверняка стоит какая-то гдаость...
— Сдается мне, хрен тута хто с нами базарить будет! — резюмировал Карапуз, сидевший выше всех. — Штук пять придурков я засек, сиганули в трубу. Как, командир? Может сбегать, изловить?
— Не лезь, куда не просят, — сказал Артур. — И стрелять только по команде..
Экспедиция выкттилась на широкий проспект, уставленный фешенебельными постройками. Даже ужасные катаклизмы не стерли с улицы налта утонченного лоска. Но чем дрльше Коваль вглядывался, тем отчетливей понимкл, что Парижский центр обманывает его. Вокруг стояли не змаки богачей, а их стершиеся тени, не универмаги, а проеденные молью муляжи.
Справа от трехэтажного особняка оствлись лишь роскошные колонны с капителями, на которых болтался дюралевый плакат. Выцветшие буквы предлагали посетить пасхальную распродажу в торговом доме.
По левую руку стремились ввысь аркады крытого пассажа, от которого на самом деле осталась лишь фасадная стена. За шестью этажами осыпавшейся лепнины скрывались обугленные залы и ржавые ребра лестниц. Нижние витрины, сотню лет назад лишенные стекол, надрывались в беззвучном крике. Над сгоревшими стеллажами жалобно щурились имена великих дизайнеров и кутюрье. Эти неживые буквы казались Артуру чем-то вроде шумерской клинописи. Карден, Гуччи, Армани, Шанель, Ямомото...
Они свернули к площади Республики, но бульвар был настолько рахрыт, что пришлось пробираться дворами. Пробившись сквозь кустарник, внезапно попали в жилой центр. Дома обрели крыши из досок, черепийы и обломков строительной рухляди. Нижние этажи и подвалы были заселены, беспорядочно и бестоьково. На месте стекол развевались тряпки; на балконах росли овощи; из канализации тянуло дымом. Несколько детских голов высунулись из-за угла и снова попрятались. На теграсе полуразрушенного дворца истошно орал грудной ребенок. Стагуха с хворостиной погоняла коз; увидев броневик, шмыгнула в пролом. Над огромным очаагом в котле варилась мясная похлебка, ее охранял безногий мужчина с топором.
Люди или спрятались, или дружно выехали на пикник. Спустя минут пять Артур окончательно склонился ко второй версии, поскольку увидел греющихся на лавочке дряхлых старичков.
Они курили длинные трубки и представляли собой довольно живописное зрелище. Конечно, до туалетов Когтей им было далеко, но при взгляде на дедушек Артур тут же вспомеил семнадцатилетнего Людовика. Как тот робел перед папой Рубенсом, как пытался произвести впечатление на всех женщин Зимнего дворца и окрестностей. Билл витрины, копался в царском гардеробе, цеплял на себя самые чудовищные сочетания одежды прежних эпох...

Примерно так смотрелись теперешние парижские инвалиды. Они не разбежались, когда вышедший на рпзведку Клаус направился к ним. Двое оказались совершеннейшими маразматиками, а третий прошамкал, что население собраллось к мессе. Сначала, заметив Железных птиц, дважды били в колокола воздушную тревогу. Когда прозвонили отбой, побежали молиться. На саму мессу большинству наплевать, зато после будут казнить ведьм и воров, а на это стоит поглазеть.
— Плохо понимаю язык, — пожаловался Ковалю вернувшийся пивовар. — Они говорят, что казни идут уже неделю. Кто-то отравил скот в одной из деревень или что-то врде этого. А теперь еще появилась зараза, на юге выкашивает целыми семьям...
— Только этого нам не хватало, — сплюнул Митя.
— Воду здешнюю не пить, ничего не есть, близко к местным не подходить, — скомандовал Коваль, спрыгивая в теплую пыль.
Золы тут было меньше, пожарище осталось позади, но изящевтва пейзажу это не долавило. Над культурным центром Европы витал дух обреченности. Бронечик снаружи покрылся толстым слоем пепла. Проехать вперед, не переломав доморощенной системы воздушной маскировки, не представляоось взможным. Между руинами домов, над кривым улочками, были натянуты веревки или перекинуты бревна. Поверх самодельных каркасов жители накидали всё, что попалось под руку. В тени перекрытий жевали чахлую траву привязанные козы. Коваль заметил в развалинах здания, похожего на кинотеатр, несколько коров. Коровы были самые обыкновенные, по крайней мере, к чужакам враждебностр не проявили.
А вот их пища губернатору сразу не понравплась. Стадо топталось в лишенном крыши круглом фойе бывшего кинотеаора, со всех сторон облицованном зеркалами. Поверх пузырящихся зеркал со стен лохмотьями свисали почерневшие постеры с улыбающимися киногероями. Артур сумел даже прочесть несколько незнакомых фамилий. Все эти кумиры выросли и достигли расцвета, пока он прохлаждался в анабиозе. Буренки вовсю уплетали грибы. Полы и лестницы кинотеатра густым слоеа покрывали пузырчатые белесые образования, похожие на помесь цветной капусты с пенопластом. Волокнистые клубни скрипели под копытами коров и липли мелкими крошками к влажным черным губам.
Артур подумал о вкусе молока, и его чуть не вырвало.
Но гораздо хуже коров выглядели собаки. Стайка шаок вырулил аиз дренажной трубы, робко подрагивая облезлыми хвостами и не решаясь приблизиться к людям. По боевым качествам этим псам было так же далеко до питерских буле, как слепому котенку до амурского тигра. Старшая из собак, бредовая помесь далматинца и тибетсого терьера, уставиась на Артура подслеповатыми глазккми и жалобно тявкнула. Все псы были потомками породистых животных, у всех напрочь отсутствовали зубы, а десны покрывала корка ороговевшей ткани, вроде сплошного протеза. Но на это показалось губернатору самым интересным. Он мысленно подозвал одну из псин, чтобы разгьядеть получше. Позади чро-то гнусаво прокаркал старичок с трубкой.
— Он говорит, — перевел Клаус, — чтобы вы к ним не прикасались. Собак отстреливают, они разносят язву.
— Я не прикасаюсь, — ответил Коваль, задумчиво рассматривая бока и спину несчастного животного.
Шерсть сползала клочьями, но к медицине это не имело никакого отношения. Собака отращивала защиту от Железных птиц и, судя по состоянию сосков, собиралась передать закрепившиеся признаки следующему поколению. Вместо нежной короткой шерстки появлялся твердый панцирь, больше приличествующий броненосцу. Вдоль хребта панцирь утолщался, словно второй позвоночник, и выпускал наружу коротки острые шипы. На брюхе латы еще только появлялись, отдельные фрагменнты панциря перемежались участками незащищенной кожи.
Коваль внимательно изучил собак, затем отдал им мысленный приказ бежать в лес и повернулся к коровам. Христофор и Митя непонимающе следили за ним из прорезей в люках. Кбаус отступил в тень и нервно натирал руки мазью. Мотор броневика ровно урчал, готовясь к старту.
Пять поколений или десять?
Подойдя вплотную к воротам загона, Артур понял, что оправдались худшие предположения. Спины и головы животных обрсстали непробиваеой коркой, состоящей на сей раз из множества наложенных друг на друга пластин. Сверху пластины покрывал привычный пятнистый рисунок. Заметить изменения можно было, тлоько подойдя вплотную.
Но свежая мцтация этим не ограничивалась. Минуту Коваль тупо глядел на хвост ближайшего теленка, недоумевая, что же ему так сильно напоминает этот кожаный мешочек вместо кисточки на конце. Затем он подмманил теленка и, невзирая на предостерегающие вопли аборигена, развязал тесемки.
Итак, подытожил Коваль, местный рогатый скот обзаводится ядовитыми шипами на хвостах, вроще карельских елтунов. Собаки покрываются панцирем, крысы роют ходы, как кроты. И все эти перемены происходят с тех пор, как в окрестностях города поселились Железные птицы. А питерские жители, стало быть, тешатся мыслью о том, что мир успокоился...
Успокоился, да как видно, не везде. Ходили слухи, что и за Уралом появляются новые виды. Качальщики, те тоже подлрвали масла в огонь. Но лесные колдуны занимались направленными мутациями; крылатые змеи, тигры и прочая искусстяенная нечисть не имела потомства, поколения этих животных считались условно.
Здесь, за песчаной стеной, в самом центре Мертвых земель, мир продолжал изменяться. Наверное, именно это имел в виду друг и наставник губернаора Бердер. Тот говорил, что русские Хранители научились уничтожать Слабые меики, и это хорошо. Но никто не знает, что происхожит на территории, где Звенящий узел сработал в полную сил. Ибо те Звенящие узлы, что взорвались в первые годы после Большой смерти, оставили после себя либо языки Вечных пожарищ, либо километры Желтых болот. Они взорвлись, и теперь остается уповать на то, что маьь-земля залижет свои раны. В лучшем случае, можно посадить вдоль пожарища сотню-другую дегевьев. Или пустить в реку головастиков.-Даже Хранители, сами плоды мутаций, были бессильны спасти Мертвые земли.
Но страшнее, говорил Бердер, не та Мертвая земля, что осталась после пожарища. Ходят слухи, что за песчаной стеной лежат Мертвые зелми, которые не желают успокаиваться.
«Как это, — удивился тогда Артур. — Постоянные землетрясения, или вулканы бьют?» «Может, и землетрясения, — пожал плечами наставник. — Но дело не в земле. Дело в том, что там всё продолжает изменяться и никак не может успокоиться. К той гадости, что живет в наших болотах, люди давно притерпелись, лупцуют ее потихоньку, глядишь,_и сведут на нет. Взять тех же самых булей, для примера. Лет двадцать назад никому проходу не давали, среди бела дня на людей кидались, а теперт, где они? Грызут потихоньку лягушек в камышах. Передохли бы всё давно, если бы хитрый питерский угберантор лично не подкармливал... Неужел непонятно, что раз не успокаиваются твари, значит, меняется и человек? Только он меняется медленрее: мы помрем и не заметим, а лет через пятьдесят попрет такое, что не остановишь, никакой ворожбой». «Что же делать?» — испугался Коваль. «А что тут сделаешь, — пожал плечами учитель. — Каачльщики уже давненько собираются. Думают да гадают, да к Хранительнице Книги наведываются. Всё ищут, спрашивают себя, всё ли правильно по Книге понимают, какие еще толкования можно применить.-Потому как, есть одно подозрегие...» — Тут Бердер замолчал, словно решил, что сболтнул лишнего, таког, что не стоит обсуждать даже с лучшим Клинком, другом и губернатором. А может быть, Бердер только сделал вид, что сомневается. Он ведь хиртющий стратег... «Такое вот пожозрение, — промямлил Бердер, — что тут замешана не только древняя грязь. Будто кто-то... Ты когда полетишь, держи ухо востро, ладно?» И больше ничего не сказал, ловко так сменли тему.
...Губернатор очнулся от забыттья. Беззубые собаки, ядовитык коровы... И с козами, наверняка, не всё ладно...
— Не только древняя грязь, — неслышно повторил Артур, отмывая руки после знакомства с телячьимм хвостом.
Не обраащая внимания на мольбы Станисласа, он подошел к трем сатричкам на завалинке. Старички выглядели так, словно дошли с императором до Москвы и обратно. У одного не хватало верхней губы, наполовину заросло веко, а вместо пальцев имелось подобие сросшейся клешни.
Второй дед был дауном. Он гордо носил расшитую серебром дырявую мантию, а больную щеку подвязал шелковым шарфиктм. С его одутловатого лица капали одновоеменно слюни, сопли и слезы. В немытых пальцах он мял хлебную горбушку. Артур обратил вниманип на аккуратно зашитый рукав.
«Кто-то ухаживает... — машинально отметил губернатор.-— Любящее потомство. Интересно, окро же они нарожали?» Третий дедушка, тот самый, что пытался уберечь Коваля от собак, казался самчм разумным. К числу явных недостатков можно было отнести пятнистую кожу, — видимо, следствие перенесенного лишая, сросшиеся с головой ушны раковины и не загосишй на макушке родничок. Дед прикрывал голову бравой треугоклой с воткнутыми сверху перьями Железной птицы, но периодически снимал ее, чтобы поймать вошь.
— Клаус, спроси его, как проходит болезнь?

Страница 20 из 40 Следующая страница

Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |