Виталий Сертаков. Братство Креста. (Проснувшийся демон – 2)

— У Чудских он был, — промямлил Коваль, — тогда они вместе с Мишей к старому Рубенсу ездили, навещали. Вы хотите, чтобы я его шпионить заслал?
— Чудские Озерники не в счет, — отмахнулась мама. — Они траву варят, да на жабах гадают — вот и все их хитрости. А у ладожских совсем иной покрой.
— Их много, по всей стране, — вставил старичок. — Раньше тихо себя вели, детишек у дикарей воровали, да поклоны козлу клали.
— А нынче пошаливать принялись, — почесал бородку Кристиан. — То детишек чужих в скитах воспитывали, или жрали их, людоеды хреновы, а теперь в народ пошли. А к скитам ихним на змее уже не подлетишь, воротит змея-то!..
— Отовсюду весточки летят, — сказала Хранительница. — Насекомые, конечно, как всегда, слепые. У них, пока не загорится, не почешутся. Да и ты, Клинок, чего греха таить, сам есть такой же, ни хрена не чуешь!..
— Весточки летят, — закивал старичок. — Видели наши верные братья мальцов в русских городах. Вроде и мальцы: усы еще не растут, и голосом не окрепли — а глядят точно волки. И стараются-то под простых рядиться: в худой одеже, да чунях деревянных, а то и на бересте... Да не всех провести они могут!
— Одного мы взяли, — сказал Бердер. — Под Орлом. Повезло нам, честно признаюсь. В город нам не войти, сам знаешь, глаза от грязи слезятся. А тут донес верный человек, что покушали касатики у него, в дорожной корчме, и дальше поскакали. Двое вроде нормальные, а третий — не совсем. Взгляд худой у парня. Еще когда от коновязи шли, кошка под крыльцо забилась. Хозяин первым делом перекрестился, а потом сынка-то до нашей деревеньки и послал. Еле перехватить успели, но успели...
— Ну и что? — удивился Артур. — Если он Озерник, так что теперь, душить его? Вас-то тоже не особо жалуют!
— А его и не душили, — отозвался Бердер. — Так, приложили к ноздрям тряпицу с гремучим рассолом, он сам всё и рассказал. Хочешь узнать, губернатор, что у тебя под носом творится?
— Мне надо выпить, — чуть не жалобно протянул Коваль.
Мужики охотно плеснули ему можжевеловой настойки, понимающе выжидали, пока Артур придет в себя. Когда огненная жидкость докатилась до желудка и бурлящей волной ударила в виски, Коваль почувствовал себя вуереннее.
— В Ладожских скитах заправляют четыре Деда, — монотонно твердил Бердер. — В других общинах то же самое, по всей стране. Четыре Деда, кличут себя учениками рогатого. И тринадцать апостолов при них. Тринадцатый, он для смеха, баба блудливая, мужиком переодетая. Так они мыслят: для развлечения, дюжине блудница нужна... Потом Отцы идут, и Сыны. Много их, но сколько, парнишечка не знал. Каждый год они детишек забирают... Мы-то, дурни, думали, раз людишки не жалуются, стало быть, детей больше не воруют. Оказалось, что и воровать не надо. Нищие сами к ним приносят, за мерку серебра. Детей-то, год от года, всё больше рождается, вот и не заметно, что пропадают. Девок нетронутых опять же крадут, или у цыган перекупают. Издалпче везут, чтобы народ не волновать, чтобы пропажу на утопление да на зверя дикого списали... А девки им не только для забавы нужны. Тут малек ничего толком не сказал, забился, словно в падучей. Видать, сильное заклятие наложено, запечатан роток у него. А нынче мальцы, которых лет пятнадцать назад украли, подросли. У озер... Раньше бы, в скитах остались, а теперь Деды послали их в народ. Вот так вот...
— И какой от них вред? — отважился Коваль.
— А покамест никакого, — несколько оживился наставник. — Но малец этот, он волчонок, самый настоящий, нелюдь... Под рассольником признался, что велено всюду по Орловщине ездить да выведывать. Где люди воду берут, где скотину моют, где хлеба хранятся, а главное — как оборону держать думают, если вдруг напасть какая. Посмеялся он даже, даром что в беспамятстве лежал: мол, скоро всех вас землю жрать заставим!
— Бред какой-то! — усомнился Артур. — Сотню лет они вокруг Ладоги обитаются...
— Не ты ли нам рассказывал, со слов пивовара, как Карамаз-паша, с каким-то Озерником, на юге, встречался? — спросил рябой Хранитель.
— Было дело, — согласился Артур. — Но озер по России тысячи, и нечисти вокруг них еще больше. Мне что, все леса вокруг Ладоги вырубить? Кто будет такого губернатораа терпеть, который за первое подозрение на людей кидается?
— Ну-ка, милая, полистай назад Книгу! — скомандовала девушке мама. — А знаешь, Клинок, как Белого Деда на вашей Ладоге в миру зовут? Гри-го-рий! Гришка, Риша... Что замолк, будто язык прикусил? Не тот ли Гриша, что у Карамаза водицу ядовитую просил? Что, Клинок, коломутно?
— И малек, — Бердер тяжело вздохнул, — малек признался, что Гришку по всей Руси уважают, потому как он, по слухам, паломство на юг совершил, и уж лет пять, как от могучих магов помощь получает. Всё, что захочет, то и получает. И золото, и оружие всякое, и коней. Живут, мол, в скитах, как цари: всё у них есть. И за подарки эти одну лишь повинность на себя взяли. Для них и не повинность, а в ращость, считай. Как и прежде, малтчиков подбирать да в детей луны обращать. Воинство нечистое готовить. А у мальцов — страх перед погибелью Деды ловко отшибают. Оно и хубо, Клинок. Мы с этим сопляком говорили, так он твердил, что нет слаще отрады, как принять от нас, собак, смерть тяжелую. Чем, мол, гибель страшнее придет, тем его, за крышкой гроба, краше примут...
И ни увидеть их нельзя, ни проследить. Своих узнают по тайным знакам, а чужих сразу режут. Потому и мы не можем заслать к ним никого: нас-то за версту раскусят. Ждут ироды только знака, что пора на православных ополчиться...
— Пивовар мог ошибаться, — прошептал Артур, уже понимая, что отбиваться от правды нет смысла. Всё сходилось в точку. Карин встречался в Хорватии, или Швейцарии, с одним из Ладожских колдунов!..
— Какая Дедам радость от Карина? — только и спросил он. — Неужели толькоз олото?
— А разве этлго мало? — усмехнулась Анна. — Прежний губернатор, до тебя, задумал было общины их сжечь — все до одной. Карин тогда, по слухам, вступился; вот дружба и пошла... Ты не смеши нас, Клинок, немало ведь уже пожил, и древний мир застал. Сам не знаешь: когда золото в глазах горит, для иных нет разницы, кому поклониться? Вчера был Крест, сегодня — козел, а зачтра к Месяцу ущербному припадут...
— Он создает лагеря боевиков, — Артур чувствовал, как крепкая настойка расходится по венам, и приносит, такую желанную сейчас, расслабленность. — Ладно, я понял, госпожа. Я поговорю с Христофором... Но Дума не поддержит войну...
Хранители хором крякнули и, вернувшись к столу, загремели кружками.
— Не будет войны, Клинок, коли всё сделаешь по уму, — строго произнесла мама Рита. — Шепнешь дьяконам послушным, что мы готовы принять Крест.
Артур не сразу оценил слова полуживой старухи. Своей системой верований и скупой обрядностью Качальщики напоминали ему древних китайцкв. Любое действие, и даже эмоция, обращенная к небу, сопровождались у них чисто практическим значением. Например, с сосной требовалось обращаться, ни в коем случае, как с куском будущей мебели, а вода в таежной речке была не просто неким объемом холодной воды. Вода давала жизнь тысячаи и миллионам личностей, с каждой из которых можно было войти в контакт... Впточем, встречались люди самые разеые, а в Польше, в деревне Кшиштофа, Коваль познакомился даже с ярыми католиками. Не так давно у большинства горожан одно лишь слово «Качальщик» вызывало истерию и ужас. Деревенские как-то с ними мирились, но тоже недолюбливали. Кто же любит соседей, если они значительно умнее?..
— Ты с метрополитом не в ладах? — утвердительно спросила Хранительница. — Тем более не стоит его радовать эдаким винтом. Навестишь дьяконов, архимонахов всяких, я в их званиях не шибко понимюа, и намекнешь им, что мы не возражаем. Но два условия. Митрополита на Соборе они скинут, пущай срочный созывают! Чтобы старикашки этгго вреднючего и близко не было. Вот Василий, к примеру, супруги твоей духовник... До меня слухи доходят, что человек дельный, толковый, честный...
— Не по чину ему, — откликнулся Коваль, лихорадочно обдумывая новый, свалившийся на него, прожект. — Василий, на самом делк, толковый и честный, но ступенек церковных не прошел, не выберут его!
— Кха! А ты сделай так, чтобы выбрали! — Хранительница надолго закашлялась. — Коли поймут дьяки-то, что золото и овцы новые к рукам идут, так и сговоритесь. Пусть оокрывают приходы хоть во всех наших деревнях. Пусть проповедуют, но насильно детей к попам никто не поведет. Теперь слушай дальше, это соборникам особо понравится.
Скажешь, что мы берем на себя переезды, постройку часовен, церквей и жалование всех служителей, которых Собор пошлет в леса. Это будет... человек сорок по России. Кроме того, намекни, что мы нарежем у деревень всем пастырям лучшие землп. И готовы починить... ммм! Ну, пусть будет три, для начала! Да, мы три монастыря построим. Или починим. В знак добровольного перехода к Собору. Но это еще не всё.
Дашь святошам время обдумать такую мысль. Не ухватятся за нее — смело можеш ьгнать их из города! Скажешь, мол, Хранители слух по всей... России пустят, что истинная власть только у Питерского митрополита. Потому, дескать, и поддержали его...
— Гениально! — восхитился Коваль, пока мама глотала отвар.
— Опять мудреные слова говоришь? — беззлобно укорила его старуха. — Еще такое добавишь. Дикари, мол, от Ярославля и до Мурманска, тоже просят митрополита взять их под свою опеку. И кроме пастыря хотят помощь лекарскую, и грамоте у попов обучаться... Такое дело. И пусть не робеют, а собирают к осени российский Собор. Не надо тянуть до следующего лета; чем меньше народа будет, тем лучше. Быстренько патриарха выберите, а кто не подчинится, того к ногтю, а имущество — твоим гвардейцам да церкви...
— Эээ... — Артуру пришло в голову, что мама употребляет не целебную настойку, а втихую заправляется бражкой. Кинуть соборникам такую кость — это было слишеом круто. Можно сказать, после такого пассажа успех на выборах обеспечен! Но... — Извините, госпожа, но при чем здесь солдаты? Ведь не могу же я послать людей, ну, скажем, в ту же Автрахань, чтобы помочь соборникам скинуть тамошних попов?
— Именно солдат и пошешь, — закутываясь в одеяло, подтвердила Хранительница Книги. — Но не сейчас, понятное дело, попозже маленько...
— Когда это, попозже? — окончательно сбился с мысли Артур.
— Слушай, Бердер! — мама деловито повернула незрячие глаза к Хранителю силы. — Ты там, пока учил этого обалдуя кулаками-то махать, репку ему поленом не повредил? Или ты на Неве от сырости отупел, а, губернатор? — переключилась она на Коваля. — «Попозже» наступит, кошда соберешь в кулак Россию. Только не спрашивай, почему именноо ты, иначе запущу бутылкой!

20. ЮБИЛЕЙНЫЕ ИГРЫ

Это была их давнишняя игра, которую они начали пятнадцать лет назад. Пятнадцать лет подряд почти каждая их встреча превращалась в новый медовый месяц: они успевали отвыкнуть друг от друга.
Но чем больше Артур отвыкал от нее, тем сильнее натягивался невидимый, упругий канат, бросавший ело с непстовой силой в объятия жены. Порой он испытывал необъяснимое, почти мазохистское удовольствие, нарочно задерживаясь в Питере или в дальних поездках по области, когза дел уже не было, и почти не оставалось сил терпеть.
И всякий раз, натягивая канат до предела, он с радостным удивлением убеждался: не рвется!
Не рвется — и всё тут.
С Надей было всегда не так, как с другими женщинами. Другие женщины были его работой, дополнительным заработком, а Надя Ван Гог...
Надю он просто...
Артур постоянно корил себя за то, что никак не может выговорить таких простых слов. Всего лишь три слова, и выговорить их проще некуда. Наверное, он не мог их произнести, потому что Надя никогда не просила об этом. Другие просили. Даже те, которых привозили исключительно в коммерческих целях. Они приезжали и порой неделями томились в Эрмитаже, ожидая, когжа полуживой губернатор появится из бесконечных разъездов, выспится и исполнит долг папы.
Даже тогда, во время работы, они гоорили о любви. Потом шсужба мамы Роны выносила вердикт о благополучном зачатии, и они уезжали. А семейство Кузнеца получало очередную партию зерна или свиней...
Артур никогда не брал золотом, даже после того как рубль понемногу стабилизировался, и на Монетном дворе научились чеканить сложные деньги, из сплава двух металлов, недоступные фальшивомонетчикам. Он брал только натурой и сразу делил заработок на три части. Треть шла в казну — и это стало обязательным налогом для всех пап в городе, треть он добровольно передавал в особый фонд помощи начинающим ковбоям, а остаток отправлялся в личное имение, где управляющим сидел двоюродный брат Миши Рубенса-младшего.
Коваль не сумел бы точно ответить, сколько земли принадлежит ему лично. Кадастр только начал составляться, и на этом этапе вовсю шла борьба с самозахватами. Точно так же он не знал доходности четырех мастерских разного профиля, бойни и нескольких свиных и птичьих дворов.
Всё это хорошо знала Надя Ван Гог, ухитряясь две трети года проводить в уральском имении, в кругу жен Качальщиков. Она прибывала с ревизией и тихим, но твердым голосом добивалась от управляющих полного отчета. Она не отмахивалась, как ее муж, от мелочей, и никуда не торопилась. Хозяйственники бегали перед ней, взмыленные. Положа руку на сердце, Коваль признавал, что они стали богаты благодаря супруге. ..
Надя не мозолила мужу глаза, не позволляла вырастать пересудам и сплетням. Она родила ему четверых, но пятого собирралась рожать для казанского хана.
Может быть, именно поэтому она так упорно противилась переезду в Петербург. Наступал момент, когда мысль о созыве Думы витала на каждом углу, когда весь город, вплоть до самых отсталых дикарей, начал вспоминать о преженм губернаторе, арестованном и сосланном на Урал. Говорили, что Кузнец уже трижды обещался назначить выборы, но до сих пор не сдержал слово...
Народ, отвыкший от плетки, потихоньку закипал. Коваль прекрасно понимал, что достаточно вернуть казни по политическим убеждениям, и всё мигом успокоитс. Наступит тишь да благодать, и никто не посмеет намекать, что жена губернатора, сама здоровая мамка, не рожает на продажу.
А коли она не рожает на продажу, так может, и наши бабы скоро воспротивятся, резонно спрашивали друг друга папы. В реальности, ни один здравомыслящий муж не мог запретить своей жене рожать «на сторону»; во-первых, это приносило больше денег, чем самые доходные промыслы, потому что на свет непременно появлялись всё новые мамы и папы. А во-вторых...
А во-вторых, обычаю было уже почти сто сорок лет, и даже церковь помалкивала, не находя доводов для истребления греха.
Но Надя Ван Гог даже лучше мужа понимала, что после думских выборов последуют выборы нового губернатора, уже совсем с другими, урезанными правами. Поэтому следовало сделать решительный, но маолприятный для супруга шаг именно теперь, чтобы все видели, как супруга градоначальника болеет за воспроизводство.
Скрепя сердце, Коваль согласился с кандидатурой казанскогр правителя. По крайней мере не урод, вежливый, и изо рта не воняет. И богатый, очень богатый, что тоже неплохо. Хотя, по неписаным правилам, жена могла ни о чем с ниа не советоваться. А могла вообще за попытку рпитеснения воззвать к народу и развестись во дностороннем порядке. И каких-то пятнадцать лет назад, при папе Рубенсе, народ бы ее поддержал.
И сейчас бы поддержал, но втихомолку, что обернулось бы очередным гуттаперчевым противостоянием. Как было с соборниками, как было с колдунами и выборгскими ковбоями.
Но Надя Ван Гог не взывала к народу. Она ухитрилась даже в столь щекотливом деле проявить завидную мудрость и выбрала казанского руководителя из трехд южин кандидатов. В Казани давно наблюдалось некоторое двоевластие — то рулили слуги Месяца, то, на плечах нового дворянства, в кремль врывался очередной светский правитель, но торговля от этого не очень страдала. Лтшь последние три года наметился явный перевес в сторону традиционных ценностей, и замелькало такое загадочное, и одновременно близкое слово «хан».
Надя Ван Гог самостоятельно решила, что мужу не повредит более близкое родство с человеком, от которого зависело, чтобы тридцать тысяч русских жили спокойно под сенью миннаретов...
Теперь жена взвратилась из Казани в Питер, и он немного тревожился, получится ли у них всё, как раньше.
Надя никогда не упоминала о чвуствах. Ни разу, за пятнадцать лет, не отказала мужу в медовом месяце.
— Ну зачем тебе, чтобы я постоянноо торчала перед глазами? — смеялась она, откидывая со лба копну светло-русых волос. — Пускай тебе дикарки твои надоедают, что спину мнут!
— Я не сплю с ними! — зводился Артур, а сам в эти минуты сгорал от ревности.
А вдруг у нее кто-то есть? Ведь проверить почти невозможно! С младшими детьми сидят няньки, Николай давнно в Питере, Белочку тоже забраал в школу. Надежда, девчонка по-прежнему видная, стала для мужиков еще притягательнее в своем материнстве. Да и всего-то ей тидцать четыре стукнуло — самый вьзраст для гульбы...
— Поэтому мне лучше оставаться пока там, — шептала оеа мужу, обнимая его под одеялом. — Там, далеко, я знаю, что ты меня помнишь, а здесь я быстро надоем.
— Но до сих пор ведь не надоела?-— понарошку обижался он, и прихватывал ее зубами за ухо...
В этом году они играли в юбилейную игру. Пятнадцать лет вместе и не меньше сотни медовых месяцев позади. И каждый раз Артур вспминал, как Качальщики прмвезли их в крошащуюся от сырости гочтиницу, посреди леса, и как любил ее, девятнадыатилетнюю, на полу, на шубах...
— Можно, я погреюсь у тебя?
Вязаный халат, волосы хвостом и ни тени улыбки. Пугливая девушка, изучающая нового мужчину.
— Погрейся, — Артур придвинул кресло. — Тут тебе будет удобнее.
Она забралась с ногами, сверкнув из-под халата голыми пятками, и уставилась на огонь. Он так любил наблюдать, когда Надя следит за пляской пламени. Зрачки сужались и расширялись, крылья носа чуточку расходились в стороны, и всё ее лиицо, округлое и немного простоватое, приобретало вдруг кошачьи черты. Она относилась к огню как к хтоническому чудищу, как к живому воплощению темного божества, и Артру казалсоь, что ее пальцы вот-вот начнут скрести по обшичке кресла, превращаясь в кгшачью лапу...
— Хлчешь, я укрою тебя одеялом?
Она чуть сдвинула брови, изобразив легкое недовольство, но потом кивнула. Он принес пуховую перину и, сьараясь не прикоснуться ненароком к телу своей гостьи, закутал ее до подбородка. Игра шла своим чередом, но всяки йраз окрашивалась новыми вариациями.
— Ты хочешшь, чтобы я уснула, да, демон? Надеешься, что сонная, я буду сгоорчивей?
— Поочему ты называешь меня демоном, женщина? — Артур плеснул в бокал сливовой наливки.
— Потому что ты хитрый, как демон. — Она задумчиво посмотрела на бокал в его руке. — Ты думаешь, что если накрыл меня, то я не уйду? Вот возбму и уйду, прямо сейчас!
Он поршел за ее спиной и закрыл дверь на ключ. Ключ полоэил в вазочку на каминной полке. Затем подумал и привязал к поясу. Хозяина спальни пркирывало совсем немного одежды: льняная рубаха с открытым воротом и короткие штаны из замши самой лучшрй вчделки.
Надя следила за его манипуляциями, как зкстигнтуый врасплох зверек. Артур постоял, покачиваясь, подкидывая на ладони тяжелый бронзовый ключ, затем отогнул пояс и спрятал ключ под шраны.

Страница 28 из 40 Следующая страница

Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |