Виталий Сертаков. Братство Креста. (Проснувшийся демон – 2)

22. В ГОСТЯХ У САТАНЫ

В ту ночь, никем не замеченный, пролетел вверх по течению Невы громадный крылатый змей. Мужчина, управлявший змеем, удерживал его на предельно возможной для полета высоте и снизился лишь, когда небо впереди слилось с агатовой скатертью воды, а в глаза дохнул морской ветер.
Промелькнули внизу последние, редкие огоньки остров с древней крепостью, костры на маяках — и пропали. Дракон махал крыльями в глубине бездонного колодца, где не было ни верха, ни низа, лишь ударяла в лицо противная морось, и свист стоял нестерпимый.
Ладога распахнула свои неприветливые объятия.
Восточный берег, заросший камышом и пресноводной зеленью, не приманивал даже перелетных птах. Не дотянув и мили до границы невидимого камыша, змей занервничал, принялся рыскать по сторонам, выгибать шею, и погонщику стало всё труднее удерживать его на курсе. Наконец человек решил, что достиг нужного места,
Дракон, распахнув крылья, спланировал вдоль границы естественных запруд. Он пронесся, молотя когтистыми лапами, по цветущей воде, вдоль многолетних илистых отложений, запутавшихся в тине бревен, буйков, останков малого флота, и прочих обломков цивилизации. В кромешной тьме свистнули коротко, будто пташка малая беспокоилась. На свист ответило хриплое кряканье нырка, и к раскаленной чешуе ящера пристала плоская, длинная, как пирога, лодка. Крылатый тяжело дышал, отфыркивался, поднимая лапами и хвостом крутую волну. Из седельных штанов спустились несколько фигур. Лодка просела под их тяжестью. Со спины змея передали что-то, завернутое в мешковину, а последними спрыгнули, сверкнув клыками, уж совсем не человечьи, две гибкие тени...
Неумолчный шорох камышей заглушал все звуки, а когда, спустя минуту, погонщик змея дернул поводья и стал отгребать назад, низкая ладья уже исчезла, растворилась в лабиринте проток. За крылатым великаном из зарослей потянулись щупальца тумана, обхватили его влажную позолоту, но не удержались и отползли назад.
Люди, что лежали на дне лодки, укрывшись брезентом, ориентировались по едва заметным знакам, отыскивали узкие проходы в частоколе камыша. Они не гребли, а отталкивались руками от мокрых, колышущихся стен. Иногда лодка застревала, и тогда человек, сидящий на самом носу, расчищал путь ударами длинного ножа. Он ложился на живот, свешивался вперед и рубил так, как рубят капусту — наотмашь, со всхлипами. Кроме впередсмотрящего в лодке был еще один человек, который не лежал, а стоял, напряженно вглядываясь в полутемный, извилистый тонрель. Он был единственный, кто примерно представлял, как достичь берега в нужном месте, но всё равно несколько раз ошибался, указывая неверное направление. В таких случаях плоскодонка врезалась в завал из гниющих бревен или упиралась в непроходимую, шуршащую стену.
При каждой ошибке человек ощутимо нервничал, оглядывался назад, приседал, и, извиняясь, разводил руками. Но его никто не ругал.
Никто вообще не произносил ни слова.
Даже тогда, когда на них в первый раз напали.
На узком участке, разворачиваясь между килем перевернутого буксира и вросшим в дно прогнившим баллоном катамарана, лодка рывком остановилась, точно напоролась на мель. Но мели под ними не было, люди прекрасно чувствовали глубину. Оставалось еще воды больше человеческого роста, правда, под слоем взвихренного ила угадывался следующий провал, вроде как щель, уходящая под каркас затонувшего буксира...
Оттуда беззвучно поднялись две узкие, подвижные тени, извиваясь как угри, и ухватились с обеих сторон за борта суденышка. Люди, лежавшие на дне лодки, затаили дыхание, зато кормчий откинул капюшгн и что-то напевно произнес. Ответом ему был тонкий свист воздуха.
Кормчий, присев на корточки, запустил руку в мешок и кинул подводным сторожам по куску мяса. Клацнули челюсти, и снова стало тихо. Человек опять обратился к подводным тварям — сначала с мольбой, затем с угрозой, но, видимо, безрезультатно.
Один из затаившихся под брезентовой попоной мужчин, приоткрыл глаза и увидел рядом то, что когда-то было плавником, а теперь приобрело гибкость и распалось на три длинных, колючих пальца, сантиметров по пятнадцать каждый. Казалось, что на пальцах совсем не наросло кожи, но костяные пластины, связанные жесткой мембраной, вцепились в деревянный борт с такой силой, что старая доскаа начала крошиться.
Мужчина толкнул товарища, указав ему за корму, и продемонстрировал во мраке три пальца. Товарищ, не произнося ни звука, показал двмжением ресниц, что слышит и понимает. Третий мужчина, лежащий ногами в другую сторону, коснулся плеч своих товарищей и вложил себе в губы два тонких отполированных лезвия.
— Нет, не поможет, — покачал головой самый пожилой, и продеммонстрировал спутникам скромный деревянный пузырек с плотно притертой пробкой.
В ногах у четвертого мужчины, что лежал на носу и раньше рубил водоросли, кто-то тихо вздохнул и лизнул хозяина за пятку.
Кормчий продолжал нааевать. Наверное, он был очень раздосадован, он не понимал, почему щуки не слушаются, и подозревал, чего от них можно ожидать. Либо они повиновались сразу, либо немедленно убивали. Так их приучили, их хозяевам не нужны были пленные. Их хозяевам было важно, чтобы никто не пробрался к берегу. Видимо, провожатый допустил какую-то оплошность, он командовал рыбами первый раз, хотя вкус его крови стражам был знаком...
А может быть, они учуяли врагов, несмотря на все предосторожности, и смрад от вытяжки летуна не перешиб запах чужой крови...
Второй плавник ухватился за корму. Двое мужчин на дне лодки, резко подались в стороны, и мгновение спустя что-то ударило в дно со страшной силой. Кормчий не удержался и упал на одно колено, ухватившись рукой за обшитый металлом бортик.
Второй удар сотряс лодку. На сей раз толчок был такой силы, что одна из досок ощутимо хрустнула. Сквозь образовавшуюся щель, тонкой струйкой, начала просачиваться вода.
Упавший на колени человек хотел подняться, но его кисть, как капкан, бовили костяные пальцы. В следующий миг из воды показалась вытянутая морда, безгубая, с задранными плоскими ноздрями. В толстой корке чешуи вращались широко поставленные глазницы, без зрачков. Щука двигалась необычайно проворно, глубокая пасть открылась так широко, словно в челюсти не было костей, и упавший человек остался бы без руки, если бы не его товарищ, кшторый уже был на ногах.
Полог откинулся, из-под брезента разом выскочили четверо мужчин. Мужчина в белом свободном балахоне произвел несколько скупых, но очень быстрых движений. Со стороны это выглядело так, будто он косит траву. Лапа подводного монстра продолжала цепляться за запястье, вторая царапала кольцо уключины, и покрытая наростами, лоснящаяся голова плавала на поверхности. Но туловище, выталкивая кровь, уже опускалось в глубину.
Поджарый, юркий старичок, с подвязанными седыми косичками, выплеснул в воду два флакончика, туда же отправил пустую тару и рукавицы. Третий мужчина сгреб неудачливого парламентария в оъапку и уложил на доо. Тот скрипел зубами и зажимал раны на запястье. Четвертый мужик, самый крупный, без замаха ударил по плавнику другой рыбы и тут же, подкинув лезвие в воздух, небрежно перехватил вертящуюся саблю двумя руками и резким толчком, ввинтился в пасть противник.у
Щука сомкнула зубы, и сабля прееломилась. После этого кошмарное создание подтянулось на уцелевшем плавнике и запрыгнуло в лодку. Это спасло его от немедленной смерти. Три подружки уже покачивались брюхом кверху, втянув жабрами токсин. Помимо стражей, в радиусе двадцати метров на глазах погибало всё живое. Туман скрывал картину удушающей смерти, но старик с косичками обладал очень хорошим зрением. Он видел, как забились и издохли несколько щучьих детенышей, прятавшихся под рулем утонувшего буксира, как всплыло десятка три самых разных рыб, несчетное количество лягушек и насекомых, и даже птицы, которым не посчастливилось свить поблизости гнездо. Старик знал, что почернеют и скукожатся даже водоросли...
Плевки Сатаны не щадили никого, ни на суше, ни на море.
Сиганувшая в лодку рыба проявила невероятную живучесть, оказалось, что ее хвостовые плавники тоже имеют захваты, которыми она вырвала из борта изрядный кусок. Гигант в сером балахоне от толчка плюхнулся на задницу; лодка качнулась, зачерпнув стоялой воды. Люди в лодке повидали немало, и сами любили эксперименты, но здешние креатуры удивили всех.
Полутораметровая тварь, не обращая внимания на отрубленную конечность, сложилась кольцом и сделала молниеносный выпад, целясь в ногу обидчику. Ее веретенообразнон тело представляло собой сплошной комок мускулов, укрытый тремя рядами костяных наростов, как у маленького стегозавра. Далекий зубастый предок, обедавший пескарями и забивавшийся под корягу, засылшав моторную лодку, мог бы тооько мечтать о таком вооружении...
Гигант в сером балахоне явно растерялся, разглядывая недоеденный обломок своей сабли, но осьальные были начеку. Мужчина, убивший кинжалом другую рыбу, перехватил монстра в полете. Он уже понял, что бить ножом по спине бесполезно, поскольку челюсти всё равно сомкнутся, и прыгнул, всей массой тела толкнув рыбу вбок.
Хищница промахнулась и вместо ноги откусила шмат деревянного сиденья. Двухдюймовую доску она переломила, как спичку, и тут же выплюнула. Еще не закончив с лвкой, она ухитрилась развернуться в воздухе, словно была не рыбой, а бультрьером и, толкнувшись хвостом о дно, вторично ринулась в атаку. Мужчина в белом, столкнувшись плечом с телом врга, изодрал рубаху и отлетел к другому борту. В последний момент, не давая выпасть, его подхватил один из товарищей.
Судно снова качнулось, ударившись носом о ржавый затонувший понтон. На носу, под мешками, кто-то низко заворчал, затем брезент изнутри разорвали на части, и высунулись две белые тигриные морды на длинных шеях.
Но тигры не успели принять участия в драке. В этот раз гигант оказался проворнее щуки, он отшвырнул огрызок сабли и вытянул из-под лавки полуметровую секиру, на древке размером с оглоблю.
Когда великан взмахнул своим оружием, остальные подельники были вынуждены попадать под лавки. Зубы обитателя камышей с визгом проехались по закаленной стали, и это оказался первый громкий звук за время схватки.
И последний звук тоже. Потому что обладатель секиры попал рыбе в рот и разрубил ее вдоль, почти пополам. Теперь он мучился, не в силах выдернуть железный полумесяц обратно.
Некоторое время мужчины успокаивались, восстанавливая дыхание и обшаривая окрестносьи.
Живых вррагов поблизости не было, из затонов никто больше не приплыл. Красный диск луны равнодушно освещал шуршащие поля камыша. Потом люди собрались вокруг трупа врага. Кровь толчками билась в горле чудовища и, убрля, выплескивалась на дно лодки.
Конечно, это была не совсем рыба. Или совсем не рыба, и уж тем более, совсем не щука. Щуки вырастают д громаднух размеров, но при этом их хвостовой плавник не может совершать хватательные движения. Голова, с неправильным прикусом, была размером с голову теленка. А в пасти, раскрытой как у кобры, мог легко поместиться арбуз-рекордсмен. На грудных плавниках вовсю шло формирование кистей, но локти пока не отросли. Всё туловище хищника покрывали три ряда острых, как иглы, шипов, а погасшие глаза смотрели с ненавистью, совершенно не присущей снулому взгляду холоднокровных.
Кормчий, тот, что пытался разговаривать с рыбами, поднялся со дна, потирая колено, и кинулся помогаиь старику. Вместе они разрезали белый балахон на мужчине, толкнувшем рыбину в бок, остановили кровь и залепили ранки клеем.
Сквозь мутную сыворотку тумана, сквозь колтуны мокрых стеблей над гшловой, поднимался багровеющий зрачок ночного светила. Красная луна не вошла еще в полную силу, не набралась еще яростной, демонической мощи, которой пугалось всё живое, но в лодке заворочались и зарычали беззвучно укрытые попонами пассажиры...
...Пни на поляне давнш выкорчевали, а гобую землю, как видно, неоднократно выжигали, так что теперь здесь расстилалась ровная полукруглая площадка. Ни единого цветка, ни зеленой травинки.
Глаз самого внимательного горожанина не различил бы в буреломе несколько скрытых троп, уиело замаскированных колючим кустарником и воткнутыми в землю засохшими ветками.
Там, где на берег с тихим плеском накатывались серые холодные волны, был закопан ряд камней, а между ними вбиты жрлезые колья для швартовки лодок. Со сторгны озера прогалину смог бы заметить лишь очень опытный глаз, поскольку на сотню метров вдоль береговой линии вода заросла высоченной осокой. Ниже камыша и осоки, в три яруса, разбухали водоросли, превращая воду в густые зеленые щи, куда не рискнул бы опустить весло ни один рыбак. Помимо водорослей, широким полукругом, невидимым со стороны, поляну окружали залежи полузатопленных бревен.
Самые чуткие пассажиры в лодке волновались, прислушивались и принюхивались к древесной гнили, давая понять остальным, что не только мирные лягушки прячутся в ряске. Но люди не боялись.
Люди, ступившие на восточный берег, мало чего боялись в жизни. Одной угрозой больше, одной меньше, не играло серьезной роли, когда на карте стояло равновесие мира. Плоскодонка ткнулась носом в касень, и впередсмотрящий шустро накинул на колышек канатную петлю. Он тоже видел в темноте, не хуже кошки.
Кормчий вышел на берег первым. Он скинул плащ и остался почти голым, в одних коротких, засаленных штанах и меховой безрукавке. В свете луны блеснули четыре ряда бус и медный браслет на шее. Под ошейником болталось перевернутое распятие, на котором вместо погилшего бога извивалась и хохотала виртуозно вырезанная из дерева фигурка беса. Двумя хвостами бесенок обвивал поперечины крестов, а в крошечных глазницах поблескивали рубины. Отросшие рыжие патлы человека были густо смазаны жиром, расчесаны на две стороны, а в проборе оставила след полоса белой, светящейся краски. Такая же краска светилась у него вокруг рта и на кистях, создавая ощущение голых костяных фаланг.
— Это я, Христофор! — сказал кормчий, демонстрируя темноте пустые ладони. — Привез деду свежую женщину.
Из мрака выступили двое крепких мужчин. Один наставил Христофору в кадык длинную заточенную пику, второй вприпрыжку побежвл к лодке.
— Привез? — радостным шепотом спросил он, пиная объемистый мешок. Из мешка донеслось жалобное женское всхлипывание.
— А ну, дай взглянуть! — сторож убрал пику и побежал к товарищу. Вдвоем они вытаищли мешок на камни. В багровом свете луны сверкнул нож. — Слышь, малек, не вздумай деду брякнуть, что мы лазили. Мы только пощупаем — и всё.
— А вякнешь — к щукам отправим! — хохотнул другой, сражясь с синтетической веревкой. — Мы любой товар должны проверить, прежде чем дед оприходует, верно, малек? Слышь, а в том мешке у тебя что?!
— В том мешке — я! — ответил Карапуз, беря любознательного Озерника своей клешней за горло.
Второй колдун схватился за нож, сунул в рот свисток, но тут мешок, который его так интересовал, сам развязался, оттуда выскочило лезвиа и до основантя воткнулось ему в подбородок. Из мешка, кряхтя, выбрался Прохор Второй. Старый Качальщик забрал лезвие, шлепнул по морде любопытного тигра и, кряхтя, размял кости. Прохор не вылезал из урвльской деревни уже шесть лет и неважно чувствовал себя в Невском климате; он убеждал всех, что только желание опробовать в деле новые живые изобретения выгнало его из дома.
Но причина заключалась в другом, и Коваль это знал. Замшелый генетик был другом старших Семенов — отца и деда того, кто погиб в песках...
По сигналу чингиса за кормой, из воды, вылезли прочие непрошеные гости. Все они выглядели куда скромнее, чем раскрашенный сын Красной луны. Под промокшими серыми одеждами крепилась кожаная упряжь с притороченным оружием. Сойдя на сушу, люди моментально рассыпались по поляне, сливаясь с темнотой. Дуе огромные кошки, повинуясь беззвучному окрику, заспешили вслед за хозяином.
Но далеко они не ушли.
Окружая пришельцев, на поляну вышла волчья стая. Коваль насчитал пяетрых матерых волков в первой шеренге и троих малолеток в кустах. Руки непроизвольно потянулись к оружию, а мозг уже проваливался в колодец, нащупывая нити единения, когда Артур понял, что его опередиши. Опередил всех, естественно, Прохор, который разговаривал с волками лучше, чем с людьми.
Ближайший самец, огромный, как теленок, в подпалинах и лишаях, качнулся в сторону, точно пьяный, затем его лапы подкосились, и вожак мягко свалился в сырую золу. С остальными его соплеменниками было покончено за минуту. Артур думал, что можо идти дальше, но Прохор вдруг схватился за сердце. Когда старик очухался, на нем не было лица. Глаза вываливались из орбит, задыхающимся ртом он хватал прохладный воздух, руки тряслись, как в падучей. Прохор ничего не сказал, лишь подал мимолетный зрак Бердеру.
Хранитель силы выращил клинки. Сталь отскочила от шкуры. На помощь Бердеру пришел Карапуз, но убить волков они смогли, лишь протыкая их чеканмо в глаз...
— Обязательно их убивать? — Коваль был потрясен. Никогда еще он не видел, чтобы Прохор, самый брльшой любитель фауны, отдал приказ резать беззащитных созданий.
— Не удержу... — однимиг убами прошептал старик. — Их не растили в дружбе с человеком. Опомнятся, пойдут по следу...
И снова застыла потревожерная вода, и могильное безмолвие опустилось на поляну.
Христофор ступал первым уверенно пробираясь по тайной, извилистой троопе. Иногда он останавливался и дул в глиняный свисток, но человеческое ухо не воспринимало столь высокий звук. С ветки, навстречу светяящемуся пробору колдуна, свешивалась треугольная, зубастая мордоыка ос вздрагивающими мышиными ушами. Летун узнавал человека, получал кусочек сырого мяса и убирался наверх,-чтобы в следующую секунду свалиться замертво. Бердер, идущий по следу проводника, подхватывал парализованную тушку, н едавая коснуться земли, и коротким ударом всаарывал летуну гоорло.
Деревья кончились внезпано, на кромке обрыва.
Тропа оборвалась обширным прямогольным котлованом с остатками фундамента и лабиринтами подввального этажа. Из ледяной глубины пахнуло сыроы землей и густым, приторно-сладким арьматом. Словно мачты затонувших фрпгатов, из пропасти торчали пики бетонных свай. Над кьтлованом была натянута плотная сеть, по веревкам которой тянулись бесчисленные нити плюща, создавая плотный, непрогляднйы полог. На далеком бетонном днер укотворного оврага разноцветными огнями полыхали три костра. Один костер дымил черным, другой — белым, а от третьего поднимался красный дым.
Древние строители успели заложить обноску и загнать между опорных колонн секции двух подземных уровней. Возможно, здесь должен был находиться двухъярусный гараж. Теперь по сторонам от центральной голой площадки, словно соты, теснились темные кельи, заложенные сверху бревнами, и присыпанные землей. Получлися настоящий храмовый ансамбль, скопище квартир без окон, в которых копошились неяснце тени.
На самом дне, там, где почва рвала на части цемент и гравийную подушку, возвышалось угловатое сооружение, похожек на юрту. Из круглой дыры в ркыше поднимался столб прозрачных благовоний, а напротив застегнутого полога дремали два болотных кота. Хищники были сытые, рядом валялась недоеденный лосиный окорок. С высоты огибающей котлован тропы оба казались игрушечными котятами...
Спуститься в яму млжно было только по двум самодеььным каменным лесенкам. Наверху, напротив обепх лестниц, располагались мощные решетчатые клетки, где, звякая цепями, бродили волки. Любой, кто отваживался спуститься вниз, должен был вначале отворить калитку и войти в клеть.
Почуяв чужой запах, волки в ближайшем загоне поднялись и с сиплыым рычанием повернулись к лесу. Самый крупный самец, встав на задние лапы, был на голову выше взрослого мужчинф. Хищники были слишком умны, чтобы зря тявкать и грызть железные прутья, однако Христофор знал, что Белому Деду достаточно одного движения рукой, чтобы выдернуть штырь из кольца и выпустить стаю на волю. Белый Дед ждал невест этой ночью, и если бы летаны успели сообщить ему об опасности, волки были бы уже выпущены...
Пргбить ножом их шкуру невоможно. оСвсем маленьких волчат брили наголо и обрабатывали кожу специальным дубящим составом. Их обмазывали снова и снова, опускали в тлеющие угли и кидали в ледяную крошку. Т,е кто выживал, примерно каждый седьмой, принимались в стаю озерных волков. Так нпзывал их Красный Дед, занимавшийся воспитанием животных и птиц. Собственно, воспитание только начиналось; предстояло еще слишком мнооое, чтобы научиться вселять ужас.
Но сын Красной луны пробыл в скитах Озерников недостаточно долго, чтобы разведать все тайны. Когда губернатор увидел его, после месячной разлуки, то всерьез испугался за душевное здоровье своего безобидного советчика. Христофора никто не заставлял, он молча выслушал предложение Артура, провел ночь с молодой женой, а в шесть утра уже собрался в дорогу.
Озерники поверили, что Христофор бежал, избитый губернатором. В этих целяях в Зимнем был даже разынран настоящий спектакль на случай вражеского шпионажа, но проблема заключалась в другом.
Сыну луны прилось пройти несколько инициации и принять участие не в самых приятных ритуалах. Коваль мог только догадываться, что творили Черный и Красный Деды, если для ритуала Белого понсдобилось сразу три девственницы...
Христофору поручили раздобыть одну, с непременным условием украсть девушку не ближе, чем за пятьдесят километров. Белого Деда устраивал любой вощраст, можно было приволочь даже двенадцатилетнего подростка. Христя, с риском для жизни, вышел на лодке, добрался до фаутории, где всё это время, под видом скупщика дичи, отирался Карапуз. Христофор назвал ему даату очередной «свадьбы» Белого и передал несколько слов для губернатора.
Проссьба сводилась к тому, чтг если его не забберут из Озреных скитов в указанный день, то дальше он не выдержит...
Коваль сообщил Бердеру, что нужна девственница, желательно побойчее. Внешность — не главное, был бы чнловек хороший...
Сейчас к сгорбленному под тяжестью мешка Христофору подошли двое с факелами. Снизу из мешка торчали ноги, обутые в женские, дорогой кожи, сапожки. Один из встречавших, сутулчй, тоже раскрашеный светящимисся линиями, обогнул гостя и быстро осмотрел всё вокруг, втягивая ноздрями воздух.
— Мне не нравится, чем от тебя несет, Христофор, — проворчал он, возвращаясь.
— Это от нке, — тихо ответил папень, половчее перехватывая на плече мешок.

Страница 32 из 40 Следующая страница

Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |