Виталий Сертаков. Братство Креста. (Проснувшийся демон – 2)

— Я без благословения митрополита и лететь-то не отваживался, но боялся, как бы поздно не стало, — доверительно, но так, чтобы слышали поспешавшие сзади соборники, нашептывал Коваль заплаканному Кузьме. — Как мой верный человек доложил, что в обороне супостатов брешь открылась, так мы сразу и кинулись.
— Почто же Исмаил меня сразу не взял? Я бы солдат собрал, помогли бы вам изрубить ублюдков!
— И полегли бы все, разом полегли бы! — Коваль, кряхтя, поднимался по лестнице к нишам первого подвального этажа. — Как верный человек доложил мне, что колдуны дочку твою прихватили, так я понял, что ждать больше нельзя. Он тут тропку одну разведал, от дурмана свободную, да пройти по ней лишь трое-четверо могли, не больше. Я мыслил за месяц подготовиться, может, думал, кто из соборников со мной в поход отважится... И уж тогда, помолившись, дух укрепив, на бой бы вышел! Верно я говорю, святые отцы? Вы бы поддержали меня в походе на бесов?
— А то, оно конечно! — толкая друг друга, святоши рвались на духовную брань.
— Всей братией бы пошли!
— С иконами чудотворными...
— Никакой змей бы не устоял...
— Вот видишь, Кузьма, какое у нас единство партии и народа? — чуть не всхлипнул губернатор. — Но видишь, как всё обернулось. Пришлось нам сегодня сражаться. Заодно и дочурку твою не допустили до бесчестья... Пришли, господа!
В одной из цементных клетей, в окружении черепов, трофейных черных свечек и живописных пентаграмм на стенах, с важным, но обиженным видом восседал Прохор Второй. Жиденькие косички Качальщик спрятал под париком из вороньих перьев, физиономию густым слоем покрывали разводы цвета индиго, а сухощавый торс, вместо привычного балахона, укрывал дырявый женский корсет. Руки Качальщика стягивала за спиной толстая веревка, и весь он был похож на захваченного в плен несгибаемого вождя апачей.
Другой конец веревки храбро держал в руке наспех отмытый и переодетый Христофор, с отчетливыми следами страшных ранений на белом костюме. Подручные Исмаила недурно справились и с этим маскарадом. Прохор вообще предлагал присобачить к спине парня кусок топора или спрятать одну руку, будто откусили, но Артур от таких театральных трюков отказался. И без того было не понятно, как человек с такими ранами ухитряется разговаривать, да еще присматривать за пленным Озерником.
— Его благодари, — Коваль указал на сына луны. — Он их всех рассекретил, и Качальщиков мне в помощь привел.
Христофор низко поклонился, всячески изображая смущение.
— Ну что, не хочет говорить? — Артур несильно пнул Прохора сапогом в бок.
— Не бейте, не бейте только! — жалобно заголосил лже-Озерник.
— Признавайся тогда, что вы с вятскими Дедами сообща задумали?
— Мое дело маленькое. Сказано было, воду в Неве да в колодцах отравить, мы и готовились...
Митрополит ахнул, Кузьма нехорошо выругался.
— А вятские? — настаивал Коваль.
— А что вятские? Вятские — они как все. Как все, так и они, — часто залопотал Качальщик. — Велено в Вятке псов бешеных в город пустить да амбары поджечь...
Соборники пыхтели, словно шахтеры в забое. Коваль краем глаза следил, как ребята Исмаила эвакуируют наверх связаннвх Отцов и завернутого в ковер Деда.
— Зачем?.. Когда?.. За что? — бессвязно лепетал мэр.
Его помощник, ширококостный мужик средних лет, тоже обалдело хлопал глазами, не понимая, как городские власти могли проглядеть злодейство у себя под носом.
— Известно, когда! — разошелся окончателлно вошедший в роль Прохор. — Как могучий Карамаз пойдкт сюда войском несметным, так и нам начинать. В первую же Красную луну.
Снизу, из-под упавшего шатра, поднимался удушливый чад от горящей человеческой плоти. Кого-то из соборников начало рвать, митрополит сделался весь белый. Артура пока спасало средство Хранителей; ни один запах не пробивался сквозь онемевшие ноздри.
— Что еще за Карамаз? — встрепенулся Кузьма.
— Известно, что за Карамаз. Сто тысяч янычар у него. Правит из города Двух башен. Кидает по небу бомбы, а джинны могучие для него мертвящую воду делают.
— Вот так чушь! — не совсем уверенно протянул помощник мэра. — Откуда сто тысяч человек? Да мы-то ему что сделали?
— А то и сделали, что суете свои носы, куда не следует, — охотно отвечал «Озерник». — С азиатами торгуете? А с кавказниками черными? Вот и нечего вам там делать, отбивать чужое золото! Все пути южные, каспийские, а также азиатские, Карамаз-паша под себя берет, а скоро и доседова, до северов доберется. Тогда поджаритесь, как бесы в аду!
— Это почему такое? — заикаясь от волнения, спросил вятский голова.
— А потому что вы дураки! — засмеялся ему в лицо Прохор. Ковалю показалось, что Качальщик чуточку переигрывает. — Могучий Карамаз-паша, да продлятся его дни, говорит так. Русские, говорит он, никогда не соберутся вместе. Пьяницы вы все и безбожники, даже попы у вас думают лишь о власти и золоте. Не выбрать вам ни царя, ни президента. У поляков уже давно собрались воеводы, выбрали Верховного, и у немца тоже, и у болгар. А русские все дураки. Будет каждый мэр одеяло на себя тянуть, а по одному мы вас живо передавим. У вас новый хозяин как приходит, так на прежних грязь льет, а сам мошну набивает! И Собору центральному не хотят подчиниться, а без единого пастыря хана вам скоро наступит... Да, да, так и говорит великий Карамаз. Надо, говорит, поспешать, пока эти дурни не догадались Петербург столицей признать, а в Лавре патриарха всероссийского выдвинуть....
Вятичи ошеломлеоно переглядывались. Коваль делал вид, что увлечен раной на плече. Святоши слушали колдуна с такими лицами, точно собирались избрать патриархом именно его.
— А на Питер Карамаз не пойдет... — входил в раж Прохор. — Не, он не идиот, на Питер идти. Самые сильные пограничные отряды, и конница, и пушки. Он так и говорит, когда к нам, в скиьы, погостить прилетает. Питер, говорит, мне пока не по зубам. Начну-ка я, пожалуй, с Вятки, да с другой мелочи пузатой, пока они не опомнились. Всех передавлю, как тараканов! Это он твою дочку забрать посоветовал. Стащите, говорит, у старого хрыча девку, всё равно помрет скоро, от бешенства... Всех в Вятке уморим, потом на Кострому пойдем...
Когда Кузьму и помощников усадили в повозку, бедные вятичи выглядели так, словно им вынесли смертельный приговор. Соборники, напротив, разошлись на всю катушку, лазили по закоулкам дока, размахивали кадилами, читали молитвы.
Изгоняли бесов, одним словом.
Коваль сибел на верхотуре и потягивал из фляжки коньяк, пока «главный бес» вятаскивал у него из затылка занозы и куски окалины.
— Думаешь, клюнут? — тихо спросил Прохор, когда ускакал отряд, увозящий отца со спасенной дочерью.
— Думаю, недели не пройдет, как прибегут на пшклон. И не только они. Звон пойдет хорошиы... Только вы уж не подведите! Нам для верности хотя бы парочку агентов Карамаза надо изловить.
— Изловят, не боись! — хихикнул Качальщик. — Анна на этот случай особый сбор сварила. Подпоим завтра же шепунов, из тех, что и так на траве сидят крепко, да и забросим, куда надо. В Великие Луки, да Тихвин, да Смоленск. Кто у тебя еще шибко сопротивляется? Далеко-то смысла нет, не пойдут под крыло проситься.
— Лаюно, мы не гордые, далеко мы и сами сходим.
Отдыхавший рядом Христофор вюруг сложился пополам, посинел, и зашелся в диком каашле.
— Ты чего?! — бросился к нему Коваль.
— Белый... Это он, — прохрипел сын луны и забился в руках губернатора. — Проклял он меня, за измену. Теперь, когда ему больно, и мне больно будет. Бьют его там, видать, наверху...
— Ах, он гад такой! — изумился Коваль. — Но это же простое внушение, как мне тебя переубедить? Ладно, пойду скажу, чтобы его не трогали!
— Эт-то ни...ничего, — собравшись с силами, ответил Христофор. — Я другое боюсь. Ты пытать его будешь, дознаваться. Помру я, не выдержу проклятия, от боли-то...
— А вот тут ты ошибаешьчя, — заявил Артур. — Никто его пытать не будет. Сам всё расскажет, при большом своплении заинтересованных слушателей. У Аннышки, специально для таких неразговорчивых, наливочка имеется. Выпьет — и сразу подобреет. Мы его по всей России провезем, с лекцией... Даже то расскажет, чего не знает.

25. НА ПОРОГЕ МЕСТИ

— ...И здесь, и тут... Господи, да на тебе живого места нет, — причитала Надя, стягивая с мужа свитер.
Коваль жмурился, как довольный кот. Он особенно любил ее в такие моменты. Возможно, именно потому, что они были редки. Ни мастерство армии целителлей, ни умение массажисток с Чудского озера, что умели мастерски зализывать шрамы, лучше любой собаки, ни коллдовстяо Хранительниц — ничто не могло сравниться с заботой родной жены. Разве их усилия сравнятся с той панической дрожью в пальцах, которая выдает Надю всякий раз, когда она ощупывает следы потасовок на его теле?
— Артур, когда же это кончится? — Она сурово сдвинула брови, но не могла сдержать слез. — Ты же мне обещал, что не полезешь никуда один!
— А ты мне обещала, что останешься со мной в Питере!
— Но я же осталась... — упираясь в край ванны, Надя тянула с его ноги сапог. — Пока Белочка в школе не привыкнет, я никуда не уеду.
— Но потом ведь всё равно уедешь?
— А ты хотел меня остсвить насильно? У нас там еще двое малышей, не забывай.
— Разве я тебя заставлял что-то делать силой? — вздохнул Артур. — Хотя, может быть, и следовало...
— Опять ты за старое? — Надя охнула, увидев еще один шрам, на левом боку. — Ты хочешь, чтобы я тебе здесь надоела?
— Вот, видишь, меня так и норовят поколотить, а еще ты собираешься меня бросить! — захныкал Коваль. Он и сейчас еще не мог до конца свободно шевеоить плечом.
— Артур, это никуда не годится! Ты ведешь себя как дикарь. Почему, с такой охраной, надо самому лезть в драку? Ты хочешь, чтобы тебя покалечили?
— Почему, имея такого мужа, ты не хочешь жить в городе? В самом лучшем городе?
— Потому что, мой дом... наш дом — там. Там, где я рожала детей. Там, где им хоршоо. Им ведь плохо здесь, и ты это знаешь.
Надя сгребла одежду мужа в ком и пихнула в бадью для стирки. Оставалось расшнуровать штаны.
Коваль уселся на край джакузи, чувствуя холод мрамора, и, одновременно, жар, идущий от воды. Комната тонула в ароматах хвои и лечебныых бальзамов. От обилич солей и смягчающих травянвх присыпок полная до краев ванна казалась озером расплавленной смолы.
— Обещай мне, что ты никуда больше не полезешь без войска! — Надя вернулась с двумя тяжелыми кувшинами.
— Я и так никуда не лезу...
Закрыв глаза, он опустился в пышную, маслянистую пену.
— Ты губернатор, а не солдат! Погляди, что творится, сплошной синяк!
Она уже забыла, что надлежит сердиться, и снова превратилась в заботливую мать. Артур моментально вспомнил их первые годы, в неказистой избушке, куда поселил его Исмаил. Самые трудные и, по-своему, самые счастливые годы. Пока всей деревней им не отстроили новый дом, прихтдилось ютиться в жуткой тесноте, ниже уровня земли. Единственное окошко выходило прямо в бурелом, изба стояла на самом отшибе. Зимой снег засыпал входную дверь, и Артур проделывал настоящие тоннели, барахтаясь в сугробах, как гусеница. Вокруг радостно прыгали собаки, трещали от мороза ели, а в натопленной комнатушке ждала его из чоередного похода беременная Надя Ван Гог.
Тогда она носила первенца, Николашку, и постоянно выбегала во двор, мучаясь позывами рвоты. Она ни разу не пожаловалась на отсутствие удобств, холод или непривычную, грубую пищу. А ведь такие, как она, потенциальные мамочки, привыкли жить в тепле и неге... Она нии разу не упрекнула мужа за недельные и месячные отсутствия, когда Качальщики брали его с собой растворять вредные заводы и древние военные объекты. Она только охала смешно и бросалась готовить баню, и бледнела, ощупывая его ссадины и порезы, когда Артур еле доползал помле боевых тренировок...
Он задержал дыхание и с головвой нырнул в пахнущую хвоей воду. Мгновенно исчезли все звуки: бульканье воды в котле, шум дождя за окнами, грохот забиваемых свай на Невском...
Остался только ровный гул и ее ласковые ладони...
Вот так, заепреться от всех, залечь в дождливый день в ванну, и никому не открывать...
— Да, милая, — сказал он, выныривая, — ты права. Нам нельзя быть долго вместе, я превращаюсь с тобой в жирного гуся. Недаром Озерники интересовались моей печенкой...
— Не крути головой! — Надя притворно взвизгнула, когда он вслепую ущипнул ее под коленкой. — И не мешай мне... Господи, да что же это такое? До сих пор кровь идет...
— Это уже не кровь, это ерунда.
— Артур, я боюсь...
— Ничего страшного. Подумаешь, размяться раз в десять лет.
— Это называется «размяться»? Повернись! — Она принялась намыливать ему спину. — Обещай мне, по крайней мере, что с этим будет покончено!
— С чем покончено? С Озерниками?
— У меня мороз по коже, когда я слышу это слово!
— Я обещаю тебе, что с ними будет покончено!

Страница 35 из 40 Следующая страница

Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |