Казанский кремль почти не пострадал в годы катастрофы. Само собой, что не осталось целых окон, лопнули все коммуникации, провалился асфальт, и на развалинах сгоревших зданий буйной порослью зеленели кусты, но основные строения сохранились прекрасно.
Трон не был золотым, но близко соответствовал. За следующим ковром, в угловом помещении, помещалась обширная библиотека, куда тащили книги со всего города. Халитов справедливо гордился тем, что свободно изъясняется на четырех языках и разбирает арабскую письменность. Последнее обстоятельство придавало ему колоссальный вес в глазах соратников. В результате последнего дворцового переворота со стен кремля были сброшены в Волгу сотни полторы противников нового хана, и никто из них читать не умел.
Начитавшись первоисточников, нынешний хозяин Казани решил, что принимать подданных следует на возвышении, укрытом золотыми одеялами, и вообще, надо собрать во дворце как можно больше блестящих предметов. Как ни странно, слово «орда» ему не пришлось по вкусу, хотя особо ярые знатоки старины советовали вернуться к основам...
— Ну, еще раз салям, Эльсур, — сказал Коваль, когда руководители двух городов, наконец, остались одни.
— Мира тебе, — в тон отвечал хан. — Выпить нет. Барана уже жарят. Сыр и фрукты кушай, а?
— От сыра не откажусь. Надя мне говорила, что сыр у тебя знатный, — осторожно запустил первый крючок губернатор.
— Сыр превосходный, — степенно кивнул хозяин. — Кстати, как супруги здоровье? Самые теплые ей пожелания передавай. Мои женщины халат для нее сшили. Захватить не забудь, а? Зимы у вас холодные...
— Непременно! А Надя велела кланяться и передает твоим девочкам... — Артур продолжал произносить казенные любезности и с нарастающим раздражением думал о том, что ждет политиков лет через двадцать. Уже сейчас душные щупальца этикета начали привычно сжиматься вокруг горла, не позволяя сделать шаг в сторону, и совсем скоро руководители, как это было до Большой смерти, превратятся в говорящие придатки своего аппарата...
— О твоем горе мне сказали, — Халитов сделал серьезное лицо и погладил гостя по руке, что означало высшее проявление сочуствия.
— Благодарю, Эльсур, можешь ничего не говорить.
— Могу не говорить. Но скажу, а? Ведь ты же ждешь, чтобы я сказал.
— Ты мудрый человек, не зря тебя хвалят.
— Разве я мудрый, Артур? Я просто хитрый. Немножко хитрее других, немножко больше удачи. Честно тебе скажу, а? Я грустил, когда о твоей потере узнал. Это больно, я знаю... Две дочки маленькие у меня умерли. Но я не сильно грустил. Не успел им даже дать имена. Не знаю, если бы погиб взрослый сын...
— Спасибо, Эльсур, я верю тебе.
— Это тебе я благодарен, — краем губ улыбнулся хан.
— За что? — счел нужным удивиться Коваль. Внезапно он обнаружил, что возведенная с такой тщательностью изгородь между ним и угасающей стихнувшей болью снова готова проломиться и выпустито боль наружу. Он знал, что этот разговор состоится и что впереди будут еще разговоры и соболезнования, и притворные, печальные мины, и... Никуда от этого словоблудия не уйти: Николай был не просто ребенком, а частью политики, и даже посмертно его придется делить, или хранить, как тайную карту в рукаве...
Но Халитов не лил притворных слов. Он понимал ситуацию слишком хорошо.
— Спасибо, что выход гневу не дал, а? — хан смотрел прямо в глаза, что тоже являлось порядочной редкостью. — Памятью отца клянусь, Атур. Если бы я что-то узнал заранее, хоть один намек... Ты бы первый от меня услышал.
Этих слов было Ковалю достаточно. Пока достаточно, хотя карта с именем мальчика еще долго останется в рукаве. Пусть побаиваются, доверять нельзя никому...
Сегодня хан клянется, что не имел к преступлению никакого отношения, и счастлив, что не тронули питерскую диаспору татар, а завтра он может решить, что не обязан делиться информацией. Нельзя ему дать успокоиться, нельзя, чтобы он чувствовал себя в безопасности. Он не боится питерских гарнизонов, но хорошо представляет, как сильна может быть кровная месть...
А потому пусть боится. Тем более что так его легче разговорить...
Губернатор первого по значению и военной мощи русского города был для хана доогим гостем. И только слепой мог не заметить этого. За пятьдесят верст от города, при повороте на бывшую московскую трассу, губернаторский обоз встречал кавалерийский полк. От обилия украшений, серебряных попон, бантов и кистей, расшитых золотом штандартов рябило в глазах. Конница выстроилась в плотные шеренги и, сверкая саблями, сопррвождала экипажи до самого кремля. При вхезде в город несколько раз шарахнули из пушек, и к Артуру присоединились трое высших чиновников хана. За крепостными рвами Коваля встречали муфтий и генерал от кавалерии. В приятных беседах, ловко уклоняясь от скользких тем, гостей проводили до ворот крепости.
Коваль оценил масштабы строек и вполне искренне похвалил захватывающий вид с холма. Строил Халитов немного, по большей части разбирал завалы, но уже за это ему можно было поставить памятник. Потому что старая, депевянная часть города поджигалась мятежниками при каждом перевороте с завидной регулярностью. Хан, видимо, рассудил, что избавившись от горючих построек, можно надеяться на долгое, счастливое правление.
За последние годы он придумал еще несколько занятных трюков, принесших долгожданный покой. Предшественник Халитова совершенно упустил из виду такой первостепенный рычаг, как родственные связи. Он был тоже грамотным, начитался древних книжек и объявил себя президентом Татарстана. аНверное, из неактуальной, устаревшей периодики он почерпнул вредную мысль, что замов надо назначать из числа людей честных и независимых...
Граниыц республики, обозначенные в старых картах, ему не очень понравились, и президент принялся собирать войско, чтобы обеспечить постоянный прирост земель. В процессе киданья вверх шапок и флажков честные и независимые передрались и утянули с собой на дно самого правителя.
Халитов таких глупостей не допускал. Не было поста в новом правительстве, которое не занимал бы кто-нибудь из многочисленной родни. Народ быстро успокоился, и деревянные кварталы стало незачем поджигать.
Кроме того, Эльсур выяснил по словарю значение слова «оппозиция» и понял, что в татарском языке этому идиотскому понятию просто нет места.
И оказался прав. Оппозиция успокоилась, лишившиись голов в самом прямом смысле. Поборники Креста вообще не пытались прибиться к власти, и нерешенными оставались два вопроса. Размахиваться ли, как предыдущий президент, на подчинение всей Татарии, и как быть с муфтием? Халитову было хорошо и без войны, драться он не любил и предпочитал решать спорные вопросы тихонько. Например, у него совершенно не было уверенности, что Челны захотят признать Казань столицей и кинутся выплачивать налоги. Не проще ли спокойно сидеть на Золотом троне и обдумывать, как потихоньку отравить Челнинскую верхушку?..
А с муфтием — и того непонятнее. Наглый, как танк, всё ему давай, давай, давай... А с другой стороны, умный, ничего не попишешь. Миллион, говорит, милбион людей, за тобой пойдут, если смело под зеленым знаменем встанешь. Откуда он миллион насчитал, не совсем понятно, но звучит гордо...
Муфтий смелый стал после того, как от Карамаза люди приежжали. Немного об этом человеке наслышаны были, но то, что слышали, заставляло его уважать.
— Вы дождетесь, — говорили люди Карамаза муфтию. — Моргнуть не успеете, русские окрепнут и обложат своими границами. И будет как до Большой смерти, вон, сами в карты поглядите. Будете как пятно родимое, как нелюбимая бородавка на боку у России. Раньше они слабые были, а теперь, глядите, что творится! Раньше их в городе меньше трети оставалось, и не рожали совсем, а теперь? Вот погодите, еще немножко, и станет их больше! В Челнах уже дождались, там русский мэр, и с шайтанами лесными дружбу водит, с Качальщиками! Подомнут вас, крякнуть не успеете, и Халитов ваш — слабый, нерешительный какой-то!..
...Как раз в период столь глубоких раздумий и посетил хана губернатор Петербурга. Теперь они сидели друг напротив друга на пушистом ковре, пили чай из расписных пиал и закусывали теплым еще медовым чак-чаком. Халитов был похож на крепенького борца. Вроде бы пухлый, но нигде не висит, круглое, загорелое лицо, и волосы черные, жесткой щеточкой. На толстых пальцах — несколько колец с изречениями из священной книги.
— Базарную площадь чисто у тебя убирают, — похвалил Артур. — Только не шумно ли? Прямо перед покоями палатки разбили...
— Вай, всех зато вижу, а? — сверкнул белосежными зубами хозяин. — Утром сам все цены проверяю. Если дорого, скажу — сразу убавят!
— Тоже верно, — кивнул губернатор. — Оптовики под присмотром.
Оба одновременно подули на чай, оба сердечно улыбнулись, как старые, всё понимающие дрзья. Посудачили о Черных жеребцах, которых хан очень хотел бы приобрести. Обсудили стати обычных коней и решили, что кони железку не заменят, и что железную дорогу всё равно надо восстанавлвиать. Губернатор заявил, что составы, паровики ир емонт путей обеспечит Петербург, а хану предложил контроль над восточной частью дороги. Хан сказал, что его джигиты могут денно и нощно ходить в патруль хоть по всей длине дороги, и обещал разобрать на стройматериалы несколько внутренних веток.
«Сволочь мордастая, — думал Коваль. — Как строить, так он глухой, а как бабки за проезд собирать, так первый прибежит...»
«Хряк белобрысый, — улыбался гостю Эльсур. — Вас пусти в огород — через полгода от водки вонюяей весь город под заборами валяться будет...»
Губернатор, сия от счастья, принял в подарок трех отменных жеребцов и приглашение отпраздновать в Казани следующий Навруз. Хан, истекая медрм, получил ордер на скромную, восьмикомнатную квартирку в Меншиковском дворце и десять бочек копченой миноги.
Губернатор сказал, что если хан не приедет осенью в Карелию, вместе поохотиться на уток, то он сочтет это личным оскорблением. Хан ответил, что он уже оскорблен, потому что гость не горит желанием завтра утречком посетить скачки.
Нкконец с реверансами покончили, можно было переходить к делу.
«А ведь он психует, — думал Коваль, искоса разглядывая хана. — Надежда парва, точно веслом ударенный. И вся эта бравада напускная, пыль в глаза...
— Дорогой Эльсур, — начал губернатор, — хочу попросить тебя о малюсеньком одолжении.
— Всё для тебя, Артур, — оживленно воскликнул хозяип.
— Ты не возьмешь нм посрой сотни три моих людей? — наблюдая, как собеседник меняется в лице, елейным голосом произнес Коваль. — Ненадолго, на месяцок. Им только крыша нужна, а харчи и деньжата свои. Самых тихих подгоню, ни шума от них не будет, ни вреда. Дело закончат — и уйдут. А ежели что попортят, так возмещу...
— Какое дело, дорогой Артур? — вырваолсь у Халитова.
Он тут же замолчал, возвращая равнодушно-глубокомысленный вид, но нервозность его выдавала.
— Да дело-то ерундовое, — доверительно хихикнул Артур. — Изловить кое-кого на островах, выше по течению... Озерники, слыхал про таких? У тебя тут, правда, река, а не озеро, может, их иначе называют?
— Называют так же, — быстро сказал хан.
— Уж не расстроил ли я тебя, Эльсур, дорогой? — обеспокоено всплеснул руксми Коваль. — Может быть, эти люди под тоим особым покровительством?
У Хлаитова несколько раз дернулся желвак на щеке. Он пошарил глазами по узорам на подушее и снова встретлся с Артуром взглядом.
— Никакого особого покровительчтва, — сказал хан. — Но люди эти всегда жили н аанаших землях... — Он сделал ударение на слове «наших». — Неужели три сотни солдат надо, чтобы изловить беглого преступнка, а? Давай, я своим это поручу! Избавлю тебя от лишних забот?
— Не зибавишь, Эльсур.
Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, затем хан потянул за свисающий с ковра шелковый шнур. Ковер чуть шевельнулся, и перед Халмтовым возникла юркая фигура, с ног до головы закутанная в черное. Хан сказал несколько слов на татарском, прислужник почтительно склонился и исчез. Коваль следил, как снаружи бьются в оконную сетку жирные мухи, привлеченные запахом сладкого.
— У тебя немало важных дел, Эльсур, — негромко заметил Коваль. — И у меня тоже хватает. Нам так много предстоит еще сделать вместе, чтобы людям жилось хорошо... Или я не прав?
— Прав, прав, — хан хрустел костяшками пальцев, подставив луженую физиономию солнечным лучам.
— Так давай не будем вилять, сохраним время для важного?
— Хорошо, Артур. Не будем вилять. — Халитов подлил гостю чая. — Я за одним человеком послал... Он знает всё, что творится на Каме... Когда на острова прячутся беглые воры, он узнает об этом первым. Если тй считаешь, что там убийца Николая, я сделаю всё, чтобы его найти. Кто тебе нужен, а?
— Мне нужны все Озерники. Ты ведь слышал, Эльсур, как мы поступили с ними у себя?
— Вы уничтожили тех, кт оизвалял в грязи вашу веру. Я бы тоже так поступил, если бы подб оком завелись нечестивцы, порочащие Месяц.
— Я преследовал их не за это, хан.
— А за что? Ты вырезал несколько деревень за кражу гулящей девки, а? — Халитов повысил голос, показывая, как хорошо он осведомлен в делах Петербурга. — Разве ты не вырезал их по наущению своих попов? Развн Озерники не мазали дерьмом иконы?
— Это, конечно, нехорошо... — Артур чувствовал себя канатоходцем, который застрял в темноте, на незнакомой веревке. — Но твои люди, навернякп, донесли, что мы вырезали и Озерников на Финских озерах, и под Вяткой, Новгородом, и под Ярославлем?..
— Вай! Гнев попов столь велик, а? Они будут гнать врагов по всей земле? И ты дашь им столько солдат, сколько они потребуют?
— Нет, Эльсур. Мнение попов меня не заботит, но озерноп племя я выжгу. Однако не только из-за икон
Удушливая жара плыла над Казанскими минаретами, над плескущими изгибами реки, над тысячами шатров, дымящих на другом берегу. Казалось, что белые башенки крепости плавятся и растекаются, как сахарные головы. Сквозь стрельчатые окна сверкала пестрыми бликаии базкрная площадь, где люди и животные словно плавали в кашеобразном, знойном мареве. Запоолняя паузу, Коваль насыпал в рот щепотку чак-чака.
— Так ты бьешь их не за веру, а? — в голосе хана послышалось облегчение. — И не з асына?
— Ах, дорогой Эльсур, — улыбнулся губернатор, — разве для того, чтобы жить как порядочный человек, обязательно соблюдать посты? Вот я, например, уважаю тебя за то, что ты пресек драки между своими, что помогаешь бедным, а богатым даешь богатеть, чтш не обижаешь у србя русских купцов, а вовсе не за то, сколько раз в день ты помолился...
«Их вполне может быть и больше миллирна, — расссуждал Коваль. — Тцсяч восемьдесят в Казани, раз в десять больше по деревням. Плюс башкиры, плюс мелочь... И дело не в муфтии, который, по слухам, довольно твпрдолобый пацан. Дело в том, что они жили и будут жить куначеством. Никуда от этого не денешься. Халитова поддержали богатые кланы, но что будет завтра, если верх возьмут фанатики? Сколько он продержится, играя в просвещенного космополита?..»
— Хорошо ли нам будет, если между нашими городами затеется вражда? — продолжал скользкую тему Артур. — Смелый воин может захватить власть, нам с тобой это извеетно. Но удержать власть и добиться любви народа может лишь тот, кто смотрит вперед. Тот, кто видит не только сегодня, но и завтра.
— И что же ты видишь завтра? —Халитов поглаживал вышитые на золоченых подушках изречения.
— Я вижу, что есть правители, которые не могут спать спокойно, когда соседи живут сытно и дружно. Я вижу, что они готовы поднять знамена лжбого цвета, лишь бы захватить южные торговыа пути и присвоить себе чужое. Я вижу, что если их не остановить сегодня, то завтра они найдут себе приспешников в каждом городе. Всегда найдется тот, кто за кошель с золотом отравит колодец или бросит бомбу в базарную толпу. Эти правители всегда делают ставкуу на людей темных и забитых, на нищету и дикость... Но самые хитрые поступают иначе. Они давно поняли, что одним кошелем золота не достичь того, что можно достичь обманом. Они обманывадт детей с колыбели, и те вырастают не людьми, а волками... И эти волки верят, что бог призвал их лишь затем, чтобы истреблять иноверцев... Если мы позволим им и дальше растить волчат, то очень скоро запылают дрма, а добрые соседи превратятс в вечных врагов..
Халитов долго молчал, пербирая на блюе пселые виноградины, доставленные откуда-то с юга. Затем он вскочил и отошел к окну. Стараясь не поворачиваться к дорогому гостю спиной, распахнул втоую створку и стал боком, уставившись на сверкающую пойму реки. Артур не мешал хозяину размышлять сегодня он сделал всё, что мог...
— Пусть так будет! — Халитов потер ладонями щеки, пробежался из угла в угол, по щиколотку, утопая в пушистом ковре. — Приводи своих солдат, пусть ищут... Проводников дам. Но ты же захочешь, чтобы с солдатами пришли Качальщики, а?
— Без них нам не справиться.
— Качальщиков здесь не любят.
— Их нигде не любят, их невозможно любить.
— Почему невозможно? — рассеяно спросил Халитов.
— Разве можно любить собственрую совесть? — усмехнулся губернатор. — Ты сумеешь полюбить человека, который ходит за тобой по пятам и нашептывает тебе в ухо: «Эльсур, ты поступил дурно там и здесь, и ты это знаешь. А я не отстану от тебя и буду постоянно об этом нашептывать!»
Пришел черед рассмеяться хозяину.
— Вай, как жаль, Артур, что мы так редко встречаемся. Столько беготни! Так не хватает остроумного собеседника, а?
Страница 37 из 40
Следующая страница
[ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ]
[ Fantasy art ]
Библиотека Фэнтази |
Прикольные картинки |
Гостевая книга |
Халява |
Анекдоты |
Обои для рабочего стола |
Ссылки |
