Когда Коваль услышал о Человеке поезда, ему было все равно — шарлатан старик или нет. Показалось, что он сумеет помочь. Он не уговаривал слушателей внести пай на строительство райского шалаша, он помогал людям здесь и сейчас.
Но Человек поезда не показывался.
Артур стал думать, что его разыграли, озорник давно состарился и ушел на покой. А истории о внезапно прозревших пассажирах — всего лишь легенды, сочиняемые от скуки подвыпившими проводницами. Ведь когда лучшие годы превращаются в бесконечное биение колес о рельсы, когда тысячи раз провожаешь и встречаешь чужие озабоченные рожи, поневоле начнешь верить в дорожных волшебников. Артур отдавал себе отчет, что и сам живет не совсем верно, а как-то хаотично, несмотря на бурные научные перипетии, несмотря на явные успехи, которых они добились, несмотря на то, что работа ему безумно нравилась.
Тут дело не в религии и не в отсутствии высоких идеалов. Неясное томление, коварный бес овладевал им, стоило скинуть под полку вместе с чемоданчиком ворох институтских проблем, стоило подарить себя и время свое таежным расстояниям. Коваль проверял неоднократно — это щекочущее чувство усиливалось в поезде дальнего следования, улиткой ползущего по размашистым сибирским равнинам. Стоило перестать чертить в блокноте схемы, стоило забросить мысли о работе, как запускала лапки в сердце горькая тоска…
…Артур снова повис в жарком эластичном пузыре. Снова внутри поезда, но не в изысканном президентском вагоне, а в примитивном купе. Вокруг все тряслось, позвякивало и постукивало, слегка несло из туалета, переругивались и смеялись в соседнем купе, кто-то, извиняясь, протискивался с чемоданом по коридору. За мутным окном проплывали огни станции. Пугающая точность деталей, совсем непохоже на предыдущий морок или сон…
Он больше не висел в пузыре. Черт подери, он сидел на полке и чувствительно стукался затылком об откинутую лесенку. Он вдыхал запах курицы в фольге, развернутой и раскинувшейся на столике, он ощущал вязкий ледяной поток, струившийся по ногам из вентиляционной решетки…
Черт, черт! Он никого не замещал, он угодил в собственное тело!
Артур вскочил, болезненно приложившись плечом о раздвинутую металлическую лесенку. Тело слушалось совсем иначе, не так, как он привык. Из зеркала на двери на него смотрел взъерошенный худой юноша, с тонкой шеей и нервными губами. Испуганный, загнанный взгляд; джинсы, свитер невероятной расцветки — кофе с черными звездами.
Он поднес ладонь к зеркалу. Его кисть, широкая, но почти безвоолсая, с нелепым стальным колечком и совсем без шрамов. Он несколько секунд рассматривал внутренности купе у себя за спиной. Застеленные верхние полки, забытая влажность железнодорожных простыней, сложенных уголком, расплывчатые клейма по краям, две пузатые сумки с эмблемой Аэрофлота и многочисленными наклейками, следами авиарейсов. Коваль задрал свитер, задрал рубаху и майку. Незагорелая впалая грудь, перспективные, но дряблые плечи, безволосый пупок. Он повернулся к столику, взвесил на ладони раскрытый перочинный ножик. Подкинул, закрыв глаза, полагаясь на чутье лесного Клинка, и тут же пожалел о собственной глупости. Ладонь схватила воздух, а подброшенный к потолку нож вернулся и распорол кожу.
Черт возьми! Память в порядке, то есть память его опытной, взрослой личности, а все остальное — никуда не годно. Он в туловище бестолкового молодого тюфяка. Сексуальных сил — выше крыши, а в остальном — никчемная, неопытная и внешне несуразная личность. Артур отсосал кровь из ранки и попытался вернуться в лабиринт глиняных термитников тем же способом, что и раньше. Внутренне сжался, сконцентрировался, подался назад, но…
Ничего не вышло. За окном, преломляясь в ледяных узорах, проползли последние огни станции, и вплотную надвинулся сибирский морозный мрак.
Ничего не вышло и во второй раз. Он был заперт в своем тридцатилетнем организме и не находил путей к отступлению. Он ехал в командировку в рассеянных, хмурых чувствах, он втайне надеялся повстречаться с загадочным Человеком поезда. Организм запутался, абсолютно запутался в паутине будней, по причине отсутствия любви, целей и стимулов. Глупый аспирант собирался поужинать курицей где-то посреди сибирской равнины. Его изнеженные ноги мерзли в шерстяных носках и домашних шлепанцах, а зимние ботинки на меху хитрый командировочный прятал в ящике под полкой. А безмерно далеко, почти двести лет спувтя, в миллионе космических миль полета планеты, усыпленное колдовством, дремало его настоящее тело.
Что произойдет, если с телом Коваля-старшего что-то случится? А что произойдет, если вот этим самым ножиком сейчас резануть по венам?
Словно по наитию, словно схлынула пелена, Артур узнал эти сумки, этот дурацкий свитер и стальное колечко. Безумно давно, настолько давно, что странно даже, как он вспомнил… Артур попытался понюхать свитер, в нос шибанул отчетливый резкий запах дезодоранта. За койкой на вешалке висела кожаная куртка, ее не вспомнил. Но, судя по отсутствию другой верхней одежды, аспирант ехал в купе один. Вот только откуда и куда?
В динамиках, спрятанных в панели над окном, раздался треск, затем неожиданно громко запела Земфира. Хочешь, я убью соседей, вослед за ней повторил Коваль. Как странно, он сумел вытащить из тайников своей стариковской башки имя певицы…
Документы во внутреннем кармане. Паспорт, пропуска, кредитки, билет… Как он и подозревал, зимняя командировка, февраль две тысячи четвертого. До погпужения в капсулу анабиоза оставалось меньше двух лет.
Удар по нервной системе оказался столь силен, что он был вынужден снова присесть. И очень вовремя, потому что состав притормозил. По многотонной железной гусенице пробежала первая дрожь, лязгнули суставы, ржавые сочленения, потянулись резиновые жгуты сухожилий.
Итак, он не может вернуться назад, потому что… потому, что мечта пока не осущестуилась. Другого Оправдания затянувшемуся кошмару Коваль не находил. Он не может приказать джинну вернуть его в лампу, плтому что затаенная, полузабытая мечта требует реализации…
И ту задергалась ручка на запертой двери купе.
Пришел Человек поезда.
Вместе с ним из коридора ворвались дыхание двадцатиградусного мороза, сиреневые огни станционных построек и пьяный перестук стаканов в соседнем купе. Он бочком вошел и по-свойски огляделся, будто выбегал на минутку. Легко проскользнул к окошку и уютно устроился, обнимая ладонями возникший из ниоткуда, запотевший подстаканник.
Человек поезда улыбнулся. Коваль моментально вспомнил сбивчивые рассказы знакомого проводника. Улыбка попутчика обволакивала, располагала к Долгому дружескому трепу, но нарисовать целиком его внешность Коваль бы не взялся.
— Завьюжит сегодня, — подмигнул старичок.
— Ага… — Артур проглотил слюну и робко устроился напрорив.
В первые минуты в речи собеседника слышался легкий диалект,_какой встречается иногда в глухих сельских облавтях: чуть затянутфе последние гласные под ударением, и фразы вращаются, как тщательно протертые маслом подшипники. Позже Артур понял, что никакого акцента нет, этот человек нанизывал предложения удивительно легко и складно, словно угадывая, что именно хотят от него услышать.
— Оно и славно, что завьюжит, — ласково продолжал старичок. — И спать-то легче, и хлеба богаче поднимутся, а то средь зимы голые поля, непорядок…
Коваль промычал что-то бессвязное, но тут выручила проводница. Внесла плднос с вафлями, разогретой самсой и двумя стаканами душистого чая. Разнесся такой аромат, что сразу стало понятно — чай не пакетированный, а истинный целебный сбор, где и шиповник, и мята, и бергамот…
Ну неоткуда такому чаю было тут появиться!
— Угощайтесь, милые, — елейно расплылась проводница, и лучики улыбки побежали вокруг ее глаз. — От бригдаы поезда вам угощение, в подарок, счастливо и быстро чтоб добраться…
— Вот спасибо-то, Людочка! — всплеснул руками загадочный пассажир.
Коваль только теперь увидел, что чай в его стакане тоже был не казенным пятирублевым, а густым, заварным, из того же, видать, самовара.
Откуда он знал имя проводницы? Людочка, тетя лет под пятьдесят, совсем недавно в тамбуре свирепо разгонявшая заснеженных пьяненьких мужиков, расклеилась вдруг, застеснялась, неловко прикрыла рукой улыбку.
— А садись, садись с нами, Людочка! — приветливо сказал Человек поезда, двигаясь к самому окну. Небось, натопила, покормила всех, уложила, хлопотунья? Можно и отдохнуть слегка, так ведь?
Та помялась, порозовела, как тепличная помидорка, осторожно угнездилась с краю, оправляя форменную юбку.
— Так если вы не против, посидю маленько…
— Не против мы, отчего же прротив? — широко улыбнулся за двоих старичок. — Ты как, Артур?
— Совсем не против, — выдавил Коваль, соображая, когда же ловкий гость успел заглянуть в его документы.
Артур бестолково пялился на соседа у окна и никак не мог толком запомнить его внешность. А когда отвел взгляд, вцепился зубами в теплую самсу, хотя совсем не был голоден. Оказалось, что в вагоне установилась восхитительная сонная тишина, перемежаемая заливистым храпом из соседних купе. Проводница Людочка потянулась за чаем, закутала ноги одеялом, как будто так и было полшжено. Коваль взял свой стакан, уже понимая, что все решено заранее. С этого момента предстояло бодрствовать втроем. Главное, что в прошлом, в его реальном институтском прошлом, такой встречи не было!
Джинп подстроил встречу. Джинн никогда, не ошибается, исполняя желания. Главное — ничего не просить…
— Кто не хочет, тот не спио, — успокоил сомнения Артура Человек поезда.
Его чеширская улыбка повисла в косых лучах, падмющих от станционных фонарей. Поезд пролетел богом забытую платформу. Статушка махала фонариком, беззвуыно лаяла собака.
— Каждый спит до тех пор, пока не захочет проснуться, — Человек поезда отхлебнул чая, аппетитно крякнул, разломил ванильную вафлю.
— Я вас давно мечтал увидеть, — признался Коваль. Во сне ведь можно говорить что угодно, и никто тебя за это не накажет.
— Я тоже об этом мечтал, — искренне посетовал старик, — но ты спал, а будить нехорошо.
— Я не спал, — зачем-то уперся Артур. — Я у всех про вас спрашивал, каждый раз, когда садился в попзд. Я вовсе не спал!
— В том-то и закавыка, — не рассердился и не обиелся старичок. — Спрашивал, теребил попусту, воздух тряс. А для чего? Для потехи. Потешиться хотел,_посмеяться над глупостями, над суевериями. Сам ведь знаешь, земля суевериями полнится. Шестой шкафчик не забыл еще, в подвале-то?
Поезд слегка замедлил ход на подъеме, промелькнул очередной припорошенный полустанок. Плоские лучики света от фонарей забегали по потолку купе. Поскольку беседа протекала во сне, Артур отметил про себя, что должен был испугатьяс проницательности дедушки, но не испугался.
О том, что случилось в подвале, не мог знать никто…
Ведь Человек поезда не работал в институте и, уж тем более, не мог ничего знать о нескольких минутах, проведенных Артуром в беспамятстве, наедине с распахнутой дверью. О минутах, обернувшихся сутками безвременья.
— Ты меня искал, а стоило бы кое-что другое поискать. — Человек поезда вкусно втянул в себя чаи, довольно крякнул. — Разве не так? Последний год чего ищешь? Ну-ка, только честно!
— Глупо как-то, — сказал Коваль. — Последний год я мечусь, как дурак, и думаю, на кой хрен вламываю за копейки, не могу забыть любимую девушку, диссертация прошла на «ура», но никому наши разработки на фиг не нужны… И вообще, тревожно. Ничего я не ищу.
— Это называется «искать себя», — кротко пояснил дедушка.
Проводница Людочка только вздохнула.
К великому удивлению, Человек поезда не разрадился долгой нравоучительной тирадой, как поступило бы большинство самоуверенных дедов, а продолжал грызть вафли, прихлебывать чай и поглядывать в окно. Кажется, он даже что-то начал напевать. Артуру вдруг пьдумалос,ь что они с проводницей ошиблись, и джинн ошибся. Их сосед вовсе не тот, за кого себя выдает, точнее — не тот, за кого они его принимают…
— Весь вопрос в смерти, — заговорил старик. Заговорид совсем другим голосом, не расслабленным и добродушным, как раньше. — Весь вопрос в смерти, как ты сичтаешь, Людочка?
— Это, уж и не знаю… — опешила женщина. — Как говорится, костлявая никого не минует…
— А ежели так, почто же ты, красавица, дядьке своему родимому в прописке отказала?
Артур никогда до того не видел, чтобы человек с такой скоростью побелел. У Людочкп лицо стало одного цвета с простыней.
— Дядя родимый, старенький, — будто не замечая ее ужаса, продолжал дед. — Из тюрьмы вышел, дом жена прежняя продала, обманула его. Сам больной, и пяти лет нн протянет, и все вы об этом знаете… — Он звонко опустил стакан на столик, Артур с Людочкой едва не подпрыгнули от удара. — Стало быть, дядьку твоего костлявая стороной обойдет? Или нет? Молчишь? Видимо, заговоренный он, вечно жить в твоей хате собирается, коли ты не пустила его на четыре года и два месяца…
Женщина в железнодорожном кителе закрыла лицо пухлыми ладошками и заплакала.
— А ты, Артур, как считаешь? — повернулся к Ковалю Человек поезда, и Коваль его снова не узнал. В чертах его сквозила неизменность, но поверх этой неизменности словно бы витал ветер и поминутно сдувал рельеф иссеченной годами планетты, так похожей на человеческое лицо. — Можно так сказать, что весь вопрос в смерти?
— В конечном счете — да, — осторожно ответил будущий президент. — Поскольку по ней сверяют жизнь…
Человек поезда его напугал. Коваль не ожидал, что он затеет разговор о самом больном.
Смерть.
Когда Человек поезда произнес это слово, у Артура слегка занылоп од ложечкой. В мечтах он представлял вчтнечу несколько иначе. Будущему президенту Кузнецу почему-то казалось, что загадочый пассажир светлыми и очень конкретными советами наставит на путь истинный, вероятно, снимет стресс, подкинет пару формул из серии «как стать нужным и великим»…
А он заговорил о самом страшном, о том, что нешуточно пугало той зимой. Внешне никто бы не сказал, что здоровенная дылда, косая сажень, улыбка до ушей, что эдакий недоросль от науки способен впадать в черную депрессиж при мысли о смерти. А депрессия накатывала регулярно; видимо, научный сотрудник эмоционально застрял в подростковом возрасте.
— Ты вот ищешь, как от нее убежать, — рассулительно заметил Человек поезжа. — Стало быть, по крайней мере, знаешь, для чего ищешь.
— Чтобы в старости не остаться у разбитого корыта, — немножко высокопарно заявил Коваль и почувствовал, что краснеет. К счастью, в купе было дьстаточно темно. — Чтобы не было мучительно больно за бесцельные годы, ну и так далее…
Он был вполне уверен, что родил нечто умное. Почему-то фразы из книг нам кажутся гениальными. Это называется «силой печатного слова».
— Враки все… — бесцеремонно отрезал дед, и в свете редкого станционного прожектора физиономия его вдруг показалась оскаленной африканской маской. — Зачем нам нужны ваши замороженные люди?
Он так и спросил. «Зачем нам?»
— Чтобы в будущем преодолрть неизлечимые боьезни,-— бодро солгал Артур.
— Враки. Болезни и без ваших мертвяков победят. Чего птолковей ппидумай.
— Чтобы человек мог летать к далеким планетам.
— А что, уже ракету такую построили? — без интереса осведомилсяс осед.
—Н у ладно, согласен, — сдался Коваль. И как-то незаметно осмелел. — Ракету пока не построили. Но все причины, которые я назову, будут частными. Существует одна общая причина — любопытство, и никуда от нее не спрятаться. Любопытство движет прогрессом, и все значимые открытия…
Страница 21 из 40
Следующая страница
[ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ]
[ Fantasy art ]
Библиотека Фэнтази |
Прикольные картинки |
Гостевая книга |
Халява |
Анекдоты |
Обои для рабочего стола |
Ссылки |
