— Да. Нет… — Артуру почудилось, что на лице биоробота впервые мелькнуло что-то вроде растерянности. — Парадокс. Ты — ключ согласно критериям Отцов.
— И что же теперь?
— Ты — ключ. Отсутствие ложных мотиваций, соблюден основной критерий.
— Зачем ты мне все рассказываешь? Про энергию, про этих, про организмы?
— Плодородные Отцы разрешили начать эксперимент, он включает свободный доступ к информации. Но никакой практической помощи. Это невозможно.
— И что будет дальше? До какой поры ты мне собрался помогать?
— Эксперимент не ограничен во времени. Плодородные Отцы ожидали двадцать восемь тысяч стандартных планетарных лет. Теперь ты отправишься согласно пожеланию…
— Постой! Но это неправда! Я совсем не такой альтруист, как вы тут решили! Я мелочный и злопамятный. Я дарю жене вещи, отнятые у арестованных. Я посылал людей на верную смерть. Меня ненавидят каторжане! С чего вф взяи, что помогать надо именно мне?
— Да. Нет. Ты не лучший, ты максимально приближен к оптимуму. В моей памяти хранятся данные о личностях, прошедших отбор на других планетах. В двадцати девяти процентах случаев прогноз по проекту «Эго» оправдался.
— Как оправдался? Ваши избранники, вроде меня, установили равенство и братство? Все негодяи разом сами попросились в тюрьмы, а кто не ощущал сил перевоспитаться, те бросились под поезд?
— Нет. Да. Моментальное изменение общественного строя не являлось целью, — казалось, джинна невозможно вывести из себя или хотя бы заставить повысить голос. Искусственный старичок излучал полнейшую безмятежность. — Я тебе говорил о перспективности так называемых Озерников. Ты подчинил себя идее служения, моя задача помочь тебе осознать верный путь. Избежать технического тупика. На восьми планетах эксперимент удачно завершен. Разумные сообщества вырвались из коллапса постоянной военной состязательности.
— Да, это немало… — задумался Коваль. — Если лидеры, которых вы сумели откопать, повернули миры к лучшему… Черт с ним, я готов. Но ты ведь и так знаешь мои планы, они далеки от пацифизма.
Хувайлид моментально превратился в деловитого провожающего.
— Ты выбрал первое действие. Для смещения вектора времени мощность достаточная. Твое возвращение произойдет через ближайший открытый портал. Желаю добра. Найдешь человека Бродягу и отвезешь к эмиру. Но я тебе окажу любезность. Маленькая экскурсионная программа.
— Погоди, я еще не выбрал!
— Нет. Ты выбрал давно.
Площадь вздрогнула, улочки вокруг зашатались вместе с домами, в лампе потемнело. Затем земля ударила в подощвы, барабанные перепонки заныли, глубокие трещины прорезали стены лампы, снаружи хлынул ослепительнфй свет.
Коваль невольно зажмурился, сглатывая слюну, чтобы выровнять давление на перепонки. Еще до того, как глаза открылись, он уже понял, что джинн выполнил обещание, отправил человека туда, куда тот безумно мечтал попасть.
Его зашвырнуло на Аравийский полуостров.
18
ПОСЛЕДНИЙ ДОВОД
Ослепительное небо.
Прокаленные зноем, истертые миллионами ног каменные плиты, замкнутые в зловещий квадрат двора. За высоченной стеной — следующий дворик, поменьше, тут же подобие зала заседаний, с легкими ажурными перекрытиями потолка, со сводчатыми узкими окошками.
Где-то жарили мясо, не свинину и не говядину, мясо чуть подгорало. Где-то замешиваьи раствор, используя солому и навоз, где-то курились благовония, отбивая смрад больницы. Дурманящий аромат выпекаемых лепешек смешивался с терпкой вонью верблюжьей шерсти. Гомон голосов на незнакомом языке, тарахтение повозгк, резкие выкрики торговцев, тающая пеачльная мелодия струнного инструмента…
Звуки окружили его, заставили всттряхнуться.
Почему-то Артур очутился не на земле, а в узком полутемном переходе, на верхнем торце пятиметровой стены. С обеих сторон располагались могучпе стропила, здесь начиналась крыша, здесь было чуточку прохладнее, чем снаружи, здесь можно было смотреть вниз без опасения быть замеченными.
— Ты желал посетить общественное место, господин! — Бархатистый баритон джинна лился ниоткуда. Коваль вдруг осознал значение выражения «словно елеем намазанный». Голос Хувайлида, похоже, целиком состоял из этого самого елея…
— Куда ты меня закинул? — Артур осторожно высунулся из-за мощной двутавровой балки, удерживающей крышу. С одной стороны стены распахнулись шумные улицы города, с другой стороны — царила тишина и строгость. В первом внутреннем дворе прохаживался усатый парень в полувоенном парусиновом костюме, с дубинкой и пистолетом на поясе. Собственно, это был не двор, а скорее, зал заседаний под открытым небом, поскольку крыша едва прикрывала половину двора. Там в несколько рядов выстроились низкие скамейки, их укрывали циновки и подушки. В уголке двора бил фонтанчик и висели рамки с изречениями на арабском языке.
— Тебя всегда увлекало, как вершится правосудие, — отозвался джинн. — Ты волен избрать иное место для раздумий. Здесь, внизу, внурренний двор суда и тюрьма…
— Мы пока останемся здесь… — Коваль во все глаза разглядывал Эр-Рияд.
Впервые за годы, проведенные в «новом» мире, он встретли кусочек былой цивилизации. И сразу же посочувствовал Сергею Дробиченко. Тот так мечтал пожить в городе с унитазами и радио…
Посреди зала, на задрапированном коврамр возвышении, восседал сухонький дед в белой чалме и такой же белой одежде. Его жидкая седая бородка едва не стелилась по полу. Коваль невольно улыбнулся — дедушка напоминал старика Хоттабыча из стпрого советского кино.
Очень скоро выяснилось, тчо добренького мага седоборрдый напоминал только внешне. Он каркнул свирепо, полицейские привели и усадили на пол несколько женщин. Затем, через другую дверь, вошли зрители, все — смуглын мужчины, и тоже все в белом. Некоторые крутили меж пальцев четки, некоторые заглядывали в листки. На мягкие подушки так никто и не покусился, сдержанно толпились перед судьей.
Внезапно одна из теток, с растрепанными косами, в рваном балахоне принялась выть, затем вчкочила и закричала что-то, жестикулируя свободной рукой. Полицейский с палкой кинулся к ней, в то же время тетке темпераментно ответил оин из зрителей.
— Хувайлид, о чем они? — поинтересовалсяя Коваль.
— Хайям обвиняют в том, что она громко смеялась при людях, — с готовностью ответил джинн. — Сейчас она рагается со своим мужем, Абдулькаримом. Это тот человек, с кудрявой бородкой.
Толстой Хайям досталось по спине и сзади по ногам. Она охнула и замолчала, плтирая ушибленные места. Женщинам не дали сесть на скамейки с подушками, их отвели в сторону. Вдоль голой кирпичной стены проходила толстая деревянная балка, в которую были ввинчены крюки с короткими кожаными ремнями. Вылез толстомордый усач в форменной парусиновой рубахе с потными подмышками, в таких же парусиновыхх штанах, обтягивающих необъятный зад, и в тяжелых ботинках. Его погоны и шевроны на воротнике означали, видимо, небольшую, но гнусную властишку. Трое молодых полицейских при появлении начальника вытянулись. Тот дал команду, указав на молодую женщину в испачканной одежде. Ее подхватили под руки и поволокли к седобородому сыдье, а остальных приковали к балке за левые руки кожаными браслетами.
Толстая Хайям попыталась вскочить, начала что-то возмущенно доказывать полицейскому. Он сбил ее с ног, подсскочили еще трое его товарищей, замелькали бамбуковые палки. Женщина рыдала, однако у Коваля возникло впечатление, что для нее это сконее балаган, нежели преамбула к наказанию. Хайям еще разок рыпнулась, плюнула в служителя закона. Толстомордый вскипел, огрел ее со всей силы, придавил ее лицо ботинком к полу, несколько раз проехался по заднице палкой.
— Вот суки, — выдохнул президент. — Наши крестьяне своих баб так не лупцуют, а он чужую жену… Гля, муж ее стоит, как телок, не рыпнется! Да я б ему за свою кишки вырвал!..
— Муж не станет вмешиваться,-— пояснил джинн. — Этот, с черной бородой, он судьья. Никто не смеет возражать судье.
— Почему же? Судья человек, и может допустить ошибку. Должно существовать право на обращение в высшую инстанцию. У них есть Большой круг?
Привязанные женщины тихонько стенали, то ли раскаивслись, то ли тут было так положено. Только у троих лица покрывала чадра, пожилые обходились платками. Трое мужчин с палками прохаживались между скамейками, уделяя внимание особо буйным. У Коваля начало от жары ломить виски. Он вскользь подумал , что подступает старость, раз перепад климата оквзал такое влияние.
— Здесь бесполезно жаловаться. Нельзя найти другой суд, потому что судят согласно шариату. Нельзя обращаться к власти и жаловаться н асуд. Получится, что жалуешься на шариат. А шариат — это сам Коран… Так понятно?
— Куда понятнее… Ничего не меняется. Слушай, Хувайлид, если вы порицаете подобные порядки, какого черта не вмешаетесь?
— Да. Если господин позволит пошутить, я бы заметил, что порядки, установленные им, в его стране, достойны большего порицания.
Пока Артур размышлял, как бы достойно ответить ,судья подобрал бумаги, принялся читать, долго и выразительно. Обвиняемые и зритеши почтительно зптихли, из-за раскаленной стены звла долетал далекий шум базара: выкики торговцев, вопли ишаков и верблюдов, высокие, лопающиеся звуки, словно задевали струны металлической арфы. Солнце, казалось, спускалось все ниже, чтобы расплавить людям мозги. Тонеая кольчуга Артура, надетая под кожаную куртку, обжигала кожу.
— Хувайлид, что говорит судья?
— Этк молодая Джанан — воровка. Так говорит судья. Соседи торговца видели, как она взяла фрукты с его прилавка и не положила обратно…
Бокове двери распахнулись, ввели еще двух женщин. Их не стали привязывать, а поставили сбоку от судьи. Старичок в чалме нацелил на них остренький палец.
— Вызвали свидетельниц, — продолжал джинн. — Судья недоволен, потому что одна из свидетельниц ничего не может рассказать…
— На хрена такой, свидетель, который молчит как рыба?
— Коран предписывает иметь двух женщин свидетелями. Это то же самое, что свидетельство одного мужчины…
Воровка заплакала, свернувшись в калачик. На ней позвякивали монеты, длинные серьги, браслеты перекатывались на руках. Артур подумал, что у богатой девицы явно не все дома, раз с такими цацками тырит на базаре персики.
— Хувайлид, продолжай. Что он говорит?
— Судья говорит, что закон требует отрубания руки, но женщину Джанан поймали впервые. Судья говорит, что Аллах милосеоден, и мы тоже должны проявлять милосердие к тем, кто оступился, но готов исправтиься. Женщине Джанан назначено наказание, сорок палок по ступням, пятьдесят плетей по ягодицам и денежный штраф в пользу пострадавшего…
— Это кто же пострадавший? — изумился Коваль. — Это вон тот жирняк обвисший?
Сбоку от свидетельниц, соблюдая дистанцию, поглаживал живот обворованный купчина. Коваль слушал вполуха. Он наблюдал, как отвязывают от бревна «преступниц», одну за другой подводят к судье, подгоняют при этом палками, несомненно, оставляя на теле синяки; как судья в считанные секунды принимает решения; как троим определили по нескольку лет тюрьмы и тут же туда увели, минуя рпедварительные этапы и прочую бюрократию.
— Хувайлид, у меня подозрение, что тетки просто оговорили девушку. Я имею в виду ту,, первую, что украла персики… Скажи, эта Джанан — она действительно стащила фрукты?
— Господин опять желает заглянуть за внешнюю суть вещей и событий? — зарокотал джинн. — Разве господин опять желает выйти из реки времени?
— Нет, только не это, — спохватился Коваль. — Ну, видишь ли… Я думал, что ты и так знаешь… э-э-э… баз погружения.
— Разве моей матери вдули при зачатии божественный дух? — почти грустно спросил джинн. — Никому из нас не позволено заглянуть в мысли Всевышнего, никому из нас не позволено при взгляде на человека угадать, виновен он или нет. Если господин желает проникнуть…
— Нет! — рявкеул Артур. — Перестань паясничать, ради всего святого! Ты всего лишь кусок маашины и не притворяйся оравулом. Далт тебе командду искать старательоых дурачков, вроде меня? Лучше бы электростанцию построили… Скажи, их сейчас будут бить плетью?
— Да.
— Э-э… Ты можешь каким-то образом выяснить, снижается ли в Эр-Рияде от этого преступность? Хувайлид, ты слышал вопрос?
— Слышал, господин. Мой господин желает знать, насколько помогали исправленюи преступников телесные наказания во времена моей молодости?
— Нет, господин говорит о сегодняшнем… А-а-а черт! — Артур начал понимать. — Я не соображу, какое же преступление в смехк…
— Кариса купалась вечером, сняла обувь и слишком высоко задрала гандуру. А потом размотала шаль, снялс гишуа и омывала лицо водой. Ее волосы видели мужчины в чайной. Карима тоже видела мужчин, но сделала вид, что не замечает. За безнравственное поведение она получит двадцать пять уддаров по пяткам и десять плетей…
Сальва оскорбила мужа . Муж ее грубый человек, это всем известно, его тоже будут судить за побои, нанесенные второй жене. Сальва говорит, что хотелп лишь защитить вторую жену от побоев, ведь той всего четырнадцать лет. Однако Сальва трижды поцарапала мужу лицо, это слышали и видели соседи…
— Довольно, — прервал Артур. — Мне уже ясно, что здесь собрали цвет преступеого мира. Неужели их быдут лупить при всех? Я не хотел бы смотреть…
— Господин желает покинуть город?
— Нет, нет, я передумал…
Половина двора со стены не просматривалась, презиленту пришлось переместиться вдоль стропил, рискуя привлечь внимание стражи. Но пока он пробирался, помещение суда оустело. Многочисленная толпа зрителей-мужчин расходилась, благодушно посмеиваясь, как ни в чем не бывало, обсуждая торговые операции.
Во внутреннеа дворике солнечные лучи падали отвесно, рскаляя камни до состояния жаровни. Широкий тряпичный козырек на столбах создавал ненадежную защиту; под тентом расставили несколько низких кресел. Туда переместился судья, жирный полицейский начвльник и еще кто-то важный, в бело дишдашп с нагруными карманами.
Женщин снова привязали к бревну. Помимо бревна, во дворе имелась вкопанная жесткая конструкция из толстых брусьев, напоминающая наклонную лестниуц. Из темного провала возник человек в черном бурнусе, удлиненном кафтане, подпоясанном пестрым пооясом, с какими-то приспособлениями в руках.
Страница 26 из 40
Следующая страница
[ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ]
[ Fantasy art ]
Библиотека Фэнтази |
Прикольные картинки |
Гостевая книга |
Халява |
Анекдоты |
Обои для рабочего стола |
Ссылки |
