Виталий Сертаков. Баронесса Изнанки. ( Пастухи вечности – 3 )




    Похожа она была на здоровенный пупырчатый огурец и еще на кое-что не совсем приличное, но Старший смотрел не на сморщенную верхушку колонны. Он смотрел гораздо ниже. В зеленых пупырчатых боках имелись отверстия, затянутые влажной прозрачной пленкой, а внутри... Внутри, под слоем инея, свернувшись алыми калачиками, дремали боевые офхолдеры. Они были похожи на гигантских, заполненных кровью улиток, лишенных панциря. От колонны валил пар. Старший ненароком коснулся бородавчатой поверхности «огурца» и с воем отдернул руку. Это было не просто хранилище маленьких посредников между людьми и летающей крепостью, а самый настоящий морозильник. Чтобы добраться до офхолдера, пришлось обмотать руку курткой, и все равно на запястье потом вздулись пузыри.
    Старший понятия не имел, сколько времени следует размораживать связной прибор. Из-за вылезшего из пола морозильника в рубке стало почти невозможно находиться. Иней пополз по стенам, образуя на всех гладких поверхностях новогодние узоры. Даже после того, как Вальке удалось убрать «огурец» в гнездо под полом, он еще некоторое время подпрыгивал и разминался. Потом улегся на пол, больше лечь было негде. Прохладный пол постепенно нагревался и едва заметно вибрировал. Дважды Старший становился свидетелем того, как это делали профессиональные наездники. Обычно им кто-то помогал, их страховали медики.
    Потому что боевые офхолдеры иногда вели себя как вредные кусачие зверьки. Лукас говорил, что людям Атласа за тысячу лет так и не удалось выяснить, обладают ли боевые офхолдеры собственным разумом. Тогда Валька пропустил эту смешную мысль мимо ушей. Он прекрасно помнил, как бродил по Питеру с «медузой» на ладони, как она своими ядовитыми выделениями чуть не загнала его в гроб, но не проявила при этом ни малой толики разумности.
    Сегодня он остался с замороженной улиткой один на один. Он взял в ладонь ледяную упругую массу, она колыхалась, как брусничное желе.
    — Если ты умеешь думать, — прошептал Старший, — пожалуйста, не делй мне больно. Честное слово, я не буду ничего портить, только позову ваших. Я знаю, что ты настроен на своего наездника, но потерпи меня, пожалуйста, хотя бы недолго, мне очень нужно.
    Улитка присосалась к виску с чавкающим звуком. Кожу стянуло, как будто на голову поставили лечебную банку. В первый миг Старшему показалось, что не так уж все ужасно: он бодро встал, но ноги тут же подкосились. К счастью, рухнул на мягкий пол и ударился другой стороной головы. Валяться на полу было как-то неприятно и неловко, но вторую попытку встать Валька пока отложтл. Вместо этого он нащупал в кармане нож, найденный в каюте атлантов. Про себя он решил, что если станет еще хуже, то придется резать, пока яд не убил его самого. Придется резать, вроде бы на черепе нет больших вен и артерий.
    Кожу стягивало все сильнее, возникло жжение, и вдобавок, словно кто-то убавил в «луковице» рубки свет. Валька заволновался, что ослепнет, но полная темнота так и не наступила. В рубке сгустились сумерки, уши заложило, как на большой высоте в самолете, во рту появился кислый привкус. Шум в ушах нарастал, пока не превратился в равномерный низкий гул. Лежа на полу, Валентин вспомнил, как очень давно в лесу лазил с пацанами на геодезическую вышку. Оттуда, через линию поросших ельником сопок, белел краешек моря и дымки Новодвинска. Захватывало дух от высоты и скрипучих промерзших досок, сквозь которые виднелись острые, как бритва, разбитые давнишним взрывом валуны. Чтобы услышать друг друга, приходилось надрывать связки, тяжелый сиплый гул висел над сопками, и казалось, что от него начинается дребезжание в голове.
    Старший сделал вторую попытку подняться. Офхолдер на виске разогрелся и набух, впитав в себя добрых триста граммов крови. На багровой коже «медузы» прорезались четыре сосочка, через которые наезднику предстояло соединиться с кораблем в одно целое. Стоило Вальке встать, как его тут же вырвало, хлынули слезы, а нос заложило, как при остром приступе насморка.
    Но он не упал вторично, он устоял!
    Медленно, словно старенький парализованный дедушка, он поковылял к возвышению в центре зала. Ему стоило колоссальных усилий согнуться, чтобы вставить щиколотки в петли. Из носа закапала кровь, несколько минут Старший шмыгал носом, запрокинув голову. Затем очень медленно распрямился, борясь с тошнотой и сполохами в глазах, поднял вверх руки. Синеватые жгутики петель сами поползли навстречу. «Осиный кокон» раскрылся, как цветок розы, оттуда спустились щупальца, вкрадчиво и мягко присосались к свищам на поверхности офхолдера.
    Старший закрыл глаза, мысленно прощаясь с жизнью. Тхол приступил к перекачке крови. Охранные и навигационные системы живого корабля, двигатели и орудийные башни, регенерационные парники и сердечные мышцы — все они чутко прислушивались к новому наезднику, мусолили клетки его крови, передавали по цепочке друг другу сотни тысяч команд и запросов, выясняя, стоит ли доверять приказам этооо слабого человечка или следует его обездвижить, скрутить и отправить на хранение в ледник.
    Старший не знал, сколько прошло времени. Он провалился в забытье, а очнулся от острого чувства голода. Желудок буквально скручивало, как полотенце после стирки, вдобавок все тело колотил озноб, а язык распух и походил на крупную терку. Тхол не убил его, но высосал столько энергии, что джинсы сползли на бедра вместе с застегнутым ремнем!
    В рубке кое-что изменилось.
    Яркий желтый свет заливал помещение. Без приказп раздвинулись обзорные экраны, но не на всю ширину, а в виде узких окошек. Однако, как оказалось, наезднику внешние экраны были не нужны. Не меняя позы, продолжая висеть, как распятый грешник, Валька мог с закрытыми глазами видеть все, что происходит в пещере. Он немножко поэкспериментировал с внутренним зрением, пока не убедился, что, по сравнению с Эхусом, Тхол дает пилоту гораздо больше возможностей. Пришлось рпиноравливаться, чтобы не крутить головой слишком быстро, иначе возникала тошнота, а картинка оказывалась смазанной. Получался полный круговой, а точнее — сферический обзор. Кроме того, стоило пристально посмотреть в одну точку, например, на вытянутую исхудавшую рожу Третьего усатого, который как раз охранял вход в пещеру, как его усы и прыщики начинали приближаться скачками, пока не занимали все внутреннее пространство Валькиного зрения. Несколько секунд Старший с изумлением и веселым ужасом наблюдал, как от дыхания шевелятся вьлоски в ноздрях у американца. Картинка оставалась абсолютно четкой и не портилась при резких переходах. Старший научился переключать зрение в иные диапазоны, позволяющее видеть в темноте. Он нарочно выбрал для изучения неосвещенный потолок пещеры, а спустя минуту уже в совершенстве изучил каждую каменную сосульку.
    Как удалось включить звук, Старший сам не понял. Вроде бы не успел даже толком подумать, а вокруг все зарокотало и загрохотало. Кто-то кричал в мегафон, а эхо многократно усиливало крики.
    — Не справишься с управлением! — напрягался Второй усатый, сотрясая каменные своды. — Ты погубишь ценнейший аппарат, который ждут люди всей планеты. Неужели ты не понял, что так называемые люди Атласа тебя постоянно и нагло обманывали?! Мы спасли тебя от убийц из русской разведки, чтобы вместе спасти это чудо для науки! Неужели ты хочешь, чтобы горстка самозванцев захваитла власть над планетой?!
    Старшему понадобилось знаичтельное усилие воли, чтобы отключиться от внешнего звука и обзора. Последнее, что он заметил, — прыгающих по уступам стоожей. Они торопились к спасительной трещине, из которой начинался лаз наверх. Несмотря на сосущую пустоту под ложечкой, Старший решил задержаться в петлях подольше. Он не смог бы объяснить, как это получается, но очень быстро навострился попадать во внутренние помещения корабля. Словно в каждом закутке, в каждом коридоре имелось несколько миниатюрных следящих камер. Валька увидел те закрытые отсеки, куда его раньше не пускали. Один раз он чуть не завопил от страха, погрузившись в ядовито-зеленую бурлящую жидкость. Особенно страшно оказалось очутиться внутри «сердца», когда одновременно со зрением подключился слух. Валька чуть не оглох от бешеных ударов и визга, режущего слух похлеще, чем десяток гвоздей, царапающих по стеклу. «Камеры» еще не раз выбрасывали его в агрессивные среды, то ли в пищеварительный тракт, то ли в печень летающего «бочонка». Дважды он видел самого себя, распятого, потного, с пульсирующей «медузой», явно великоватой для него, захватившей полголовы. Старший едва не заплакал от жалости к самому себе. Исхудавшие ручонки торчали из рукавов, свитер задрался, обнажив посиневшее пузо и судорожно вздымающиеся ребра. За полчаса или около того Старший похудел килограммов на шесть, не меньше.
    Он мог наблюдать, но совершенно не представлял, как управлять судном. Каждый закоулок, каждая ниша Тхола была подвластна зрению и слуху, однако дальше этого дело не шло. Эхус повиновался малейшим желаниям — бежал, плыл, ложился, вставал или нырял, а боевой Тхол не собирался даже шевельнуть щетиной. У Старшего складывалось впечатление, будто настоящее управление кораблем расположено за гибкой прозрачной преградой, и чтобы ее пройти или сломать, не хватает самоой малости.
    Пароль. Как пить дать, у настоящего наездника имелся особый доступ! Голоом или отпечатком пальца, или еще как-нибудь. Самое плохое, если у настоящего наездника имеется что-то особое в крови, тогда не подделать.
    Валька отважился освободить голову от внешних «артерий». Это оказалось не слишком сложно: почувствовав натяжение, из четырех кровеносных шлангов, прицепившихся к офхолдеру, два сами открепились и уползли в дырку на потолке «лкуовицы». У Вальки мигом возникло ощущение тяжелшй утраты. Так происходило и во время управления Эхусом — словно насильно оторвали от теплого, надежного материнского тела, оглушили, ослепили и голого швырнули в снег.
    Покачиваясь от усталости, он кое-как добрался до еды. Ломая ногти, вскрывал консервные банки, рвал зубами слоеные пирожки вместе с целлофаном, запивал бульоном из термоса, а когда бульон кончился — пивом. Потом лежвл, щупая раздувшийся живот, икая и хрюкая. Кожа на голове, особенно там, где не выстриг волосы, страшно зудела и кололась, но офхолдер прилип крепко, не оторвешь.
    Старший его на всякий случай погладил, мало ли что. Вдруг и на самом деле эта штуковина соображает? Не дай бог, обидится, прикончит в два счета.
    Уже без усилия, не прикрепляясь щупальцами к кораблю, он подключил внешниер ецепторы. Второй усатый продолжал увещевать, на всякий случай, укрывшись за грядой сталагмитов. Прочие спецназовцы попрятались. Наверняка, совещались, как же поступить.
    Только вернувшись в «луковицу», он осознал, что же на самом деле произошло. В другое время Старший бы заорал от радости и несколько раз подпрыгнул, но сейчас его хватило только на то, чтобы доплестись до поста номер два, как он его окрестил. То есть до низкого кресла, больше похожего на лежанку. Вторично лезть в петли наездника сил не осталось. Тхол приоял его, но не полностью. Или не так. Принял, но дал понять, что командовать собой не позволит. Старшему всиомнился давнишний разговор с реаниматором Маркусом. Тот рассказывал, почему не может поднять в воздух Тхол вместо Марии или вместо другого наездника. Наездники — профессионалы, но учат их не в армии или в спецшколах, их с раннего детства отнимают у матерей и выращивают в специальных пузырях, расположенных в самой защищенной части любого Тхола. Ребенок там спит, кушает, ползает и потихоньку учится существовать в едином ритме с боевым кораблем. С каждым годом и месяцем ребенок проводит в пузыре все меньше времени, а потом программу «физического» воспитания замещает настоящее образование. Старшие советники Коллегии натаскивают неопытного наездника до тех пор, пока Тхол не станет для него всем. Пока Тхол не станет для наездника продолжением рук и ног. Пока Тхол не станет для наездника главным членом семьи.
    Маркус объяснил, что выбрить голову и прикрепить боевой офхолдер может любой член Коллегии, но функции управления при этом будут крайне ограничены. Угнать Тхол практически нереально, следует зрать кодовые команды, которые внедряются руководством Коллегии в память новорожденных наездников. Можно использовать оружие, но только для обороны. Можно бесконечно долго кормиться за счет гиганта, на борту имеются особые железы, вырабатывающие питательную смесь и чистую воду, но вряд ли эта пища покажется вкусной.
    — Ограниченно годен! — сказал себе Валька. — Я признан ограниченно годным, вот. Поглядим, насколько меня ограничили.

    Брох семьи де Урр

    Супруга барона Ке, Премноголюбезная браонесса Ке де Урр, издалека выглядела грозно, а вблизи — в несколько раз страшнее своего неулыбчивого муженька. Спиральные разводы трех цветов покрывали ее блестящие щеки, похожие на надрпенные бока самовара. На выстриженном «под маленький горшок» черепе красовались еще более сложные узоры. Как позже растолковала Анке тетя Берта — баронесса Ке, согласно древним уложениям, несла на коже головы мудрейшие изречения преддков и зашифрованную родословную ее семьи до седьмого колена.
    Круитни наследовали по женской линии. Если бы Младшую не посвятиили в подобные тонкости заранее, она все равно без труда догадалась бы, кто правит родовым гнездом Ке. Квадратный торс баронессы покрывала рубаха из отлично выделанной свиной кожи. На груди де Урр носила три толстенные цепи, на каждой болталась железяка размером с блюбце. Позже выяснилось, что это семейные знаки отличия, полученные в разные годы от разных монархов, вассалами которых по собственному желанию становились бароны Ке. Как поняла Анка, что-то вроде орденов, только настоящих орденов в Изнанке не изобрели. Поверх гремящих украшений на шее баронессы крепился длинный, до земли, плащ голубого сукна, с подбоем из лисьих хвостов. На коротких крепких ногкх она по-мужски носила штаны и короткие ботфорты. За спиной баронессы высттоились такие же угрюмые, крепколобые женщины, одни в голубой одежде и плащах, другие — в простом деревенском платье. Мужчины держались рядом, но чуть позали, как бы охватывая женщин полукругом. Анка уже знала, что в семьях круитни девушкам не принято уходить из семейного гнезда: выходя замуж, они приводили мужей в родной брох. И хотя уже несколько тысячелетий круитни Изнанки не жили в каменных, промозглых домах-лабиринтах, семейный уклад изменился мало.
    Прежде чем ступить на плиты мощеного двора, Анка в последний раз оглянулась на Пыльную тропу. Родовая крепость баронов Ке, похожая на грубо обточенный каменный паровой котел, торчала среди голых осенних холмов, как фурункул на гладкой коже. Из дюжины труб со свистом вырывался дым, но ветер тут же запутывал ровные струйки, словно пытался заплести их в косы. На продуваемых склонах холмов белыми точечками виднелись овечки, где-то лаяли собаки, хлопал кнут. Непостижимым образом в «нижней» Шотландии за какие-то сутки наступила осень. Из броха несло копченостями, стучали топоры. Шумная прозрачная речка, втекающая прямо под своды крепости, словно в пасть лежащему медвндю, одним своим видом вызвала у Анки озноб. Бернар сказал, что это один из притоков Ди или Твида. По грядам плоских гор, окружающих брох Ке, также змеились дымки. Младшая пригляделась внимательнее.
    По мере того, как вчтавало бледное, зкспаннте солнышко, резче очертились размытые слуэты строений на вершинах, из кареты казавшихся скоплениями кустов или обломками каменных плит. По широкой окружности, обнимая уродливую шайбу крепости, тянулась лини сплошных заградительных сооружений и постов. Конница предполагаемго противника не смогла бы преодолеть завалов и рвов. Рвы, изображавшие оросительные каналы, пересекали холмистую долину вдоль и поперек. Только стоячая, схваченная утренним ледком вода в них ничего не орошала. Кустарники вдоль каналов были высажены с внешней стороны, а чтобы в них не попадали овцы, имелись низенькие заборчики. Пастушьи хижины на плоских возвышенностях больше всего походили на огневые точки. Там и сям, приглядевшись, можно было рассмотреть вооруженные конные фигуры, закутанные в меха. Разъезды стерегли узкие тропинки, по которым пастухи перегоняли скот на дальние пастбища. То с одной, то с другой стороны долетали тревожные, обрывистые звуки рожков и лязг железа.
    Зябкие, неуютные места.
    — С кем они воюют? — еще в карете спросила Анка у дяди Сани. Тот провел разведку и вернулся, озабоченно потирая нос. Он всегда так тер нос, когда сталкивалмя с чем-то запутанным и неприяоным.
    — Они не воюют, онии защищаются. Земли семи домов граничат с Серыми пустошами. Границы надежно укреплены, но все же...
    —Что «все же»? — задергалась Анка. — Бернар говорил, что нам придется ехать через эти самые... серые. Должна же я знать, кто там живет!
    — Нам придеося ехать, если не добудем волшебных коней. И там как раз никто не живет, но там иногда встречают Дикую Охоту. Ты слышала о Дикой Охоте?
    Это что еще за дрянь? — включилась в разговор советница. Она как раз закончила чистку легкого вооружения и проводила ревизию оставшихся патронов. — Стая обкурившихся бесов или фашиствующие любители пострелять по людяп?
    — Ты зря смеешься, — обиженно заявил Саня. — Наши легенды неточны и противоречисы. Явление по своей непредсказуемости сродни шаровой молнии. Когда-то Дикая Охота появлялась и в Верхнем мире, особенно во времена пограничных состояний. В предновогоднее полнолуние, майские и ноябрьские праздники, либо во время кровавых войн. Еще это называется периодами Безвременья. Хозяин леса, или Дикий Охотник появляется со своими белыми псами тогда, когда... гм, гм, как сказать... когда скапливается масса человеческой энергии. Верь-не-верь, наука Верхнего мира только начала изучать все эти тонкие материи, биополя, а Хозяин леса знал о них всегда.
    — Так кто он такой? Человек?
    — Да хранят нас духи Холма от встречи с ним, — Саня очень серьезно поднес ладони ко лбу. — Я же просил — не стоит все воспринимать буквально. Вот меня воспитывали с детства и внушили, как сказать... ну, что это сворк белых лысых псов с красными ушами, а за ними скачео сам Хозяин, лица у него нет, и обитает он в стеклянной башне посреди Стеклянного острова. В принципе, верь-не-верь, сказки эти пошли от фоморов. Это энергетическая воронка, потребляющая наше отчаяние, нашу ярость, а иногда и нашу радость. Верь-не-верь, последнюю Дикую Охоту видели не так давно в Косово, до того — в шестидесятых годах где-то в Венгрии, а во вреся Второй миросой Хозяин леса пртявлялся раз сорок. До того была эпидемия испанки, вот он разггулялся по всей Европе. Впрочем, восточнее Балкан редко баловался, что-то ему мешало. Н-да, что-то у него охота нар усских землях не клеится.
    — А у вас, в России, вечно не как у людей, — едко вставила Мария. — Даже поохотиться нормально нельзя.
    — Так на кого они охотятся, собаки эти? Они людей едят?
    — Видела, барон горгулий прикупил? — воеросом на вопрос ответил дядя Саня. — Потому как, верь-не-верь, здесь это самое надежнше средство. Птички такие злобные, что оттягиватю на себя голодную Дикую Охоту, и люди успевают спастись. Никого они не едят, но лучше бы нападали, как обычная стая, все легче отбиться. Я как-то толкьвал с дедом, он войну прошел, где только не воевал. Так вот, он встречал Дикую Охоту в Румынии, в сорок пятом году, как раз на ноябрьское полнолуние. Прорвались тогда демоны, погуляли на славу, дед говоиил, что после боев хоррнили убитых, все как всегда вроде. Ага, верь-не-веиь, как всегда, да не совсем, человек сорок из его батальона с ума посходили разом. Стрелялись, вешались, записку кто-то оставил, мол, не владею собой, не могу больше на кровь смотреть. Иногда с Серых пустьшей приходит Дикая Охота. Ты видела горгулий? Их специально выращивают для защиты от бесов, а барон прикупил их в Слеах Майт взамен прежних, что погибли, защищая границы.
    Младшей сразу захотелось задать тысячу вопросов, но тут заревели рога, и карета въехала во двор броха.
    Первой с баронессой заговорила тетя Берта. Хранительница традиций проявила фантастическую смекалку, обратившись к пиктам на их родном языке. Младшая с удовлетворением отметила, как изумленно вытянулись физиономии у принимающей стороны. Бернар и Саня тоже поразились, но не подали вида. Наверняка, тетя Берта не выучила язык мертвого народа в совершенстве, потому что минуту спустя Анка услышала знакомое пение на языке Долины. Однако баронесса Ке улыбнулась довольно снисходительно.
    Вслед за хозяйкой улыбнулись ее приближенные и родственники. Несколько расслабил лицо герцог Фибш и дюжина его рыцарей. Бернар откашлялся, отступил назад и приготовился переводить.
    — Премноголюбезно и справедливо было с вашей стороны решение посетить брох семьи Ке, — низким, слегка гудящим, как колокол, голосом произнесла баронесса. — Мой супруг известил меня о ваших сложностях. Я одобряю его смелое решение по удочерению обычной девочки.
    Баронесса закончила свой спич и развернула плечи с таким видом, будто ожидала продолжительных аплодисментов.
    — Я счастлив снова видеть любезную баронессу де Урр в добром здравии, — широко улыбнулся посланник Темного двора. — Несколько лет назад мы встречались на балу в славной столице Инвернесс, и прелестная де Урр одарила меня замечательным танцем. Помнится, мы заслужили с вами платок ее Высочества, как самая искусная пара.
    Баронесса кокетливо наморщила лобик, склонила набок свою узкую, дынеобразную голову, словно бы с трудом припоминая свой давнишний танцевальный триумф. Анка так прикиула, что корректный Фибо припоминапт события прошлого века. Сложно было представить, что хрупкий фэйри выиграл танцевальныф приз в паре с гиппопотамом.
    — Это было прелестно, — мурлыкнула де Урр.
    — Это потому, что я тогда был на охоте, — добродушно прворчал барон Ке. — Иначе не видать бы вам танцеь с моей женой.
    — Это потому что кое-кто не умеет танцевать, — срезлаа супруга баронесса. — Я также безмерно рада принимать в гостях досточтимого Фибо. От имени Семи правящих домов Инвернесса мечтаю выразить почтение лордам Темного двора и великую признательность Его величеству. Мы благодарны досточтимому Фибо, что он прервал свли неотложные дела и принял участие в нашем общем деле.
    — Дело, несомненно, общее, — тонко улыбнулся Фибо. Его браслеты и серьги зазвенели, когда фэйри в овередной раз согнулся в нелепом реверансе. — Его величество, безусловно, доверяет правящему дому Ке и послал меня не следить, а всего лишь развлечь премноголдбезную де Урр светскими сплетнями Блэкдауна.
    — Мы ценим доверие Темного двора, — продолжила рассыпаться баронесса. — Семья Ке будет гордиться, если ей выпадет честь примирить два кровных двора фэйри. Мы ожидаем такого же понимания от кровников Светлого двшра.
    — Мы глубоко восхищены вашим гостеприимством и мудростью, — склонилась тетя Берта. — Нам известно, как много сделала семья Ке для того, чтобы наше передвижение по Логрису стало безопасным. Мы ценим, что премноголюбрзнаяб аронесса убедила другие семьи, и супруга своего, отважного барона, снарядила в опасное путешествие.
    — Семья Ке гордится отвагой и благородством своих сыновей, — напыщенно произнесла баронесса. — Мы ценим честность и настойчивость, проявленные вами на трудном пути, и скорбим о Главе вашего ртда. Несомненно, это был достойнейший и храбрейший человек.
    — Зто правда, наш кровник был достойнейший человек, — подтввердила Хранительница. — Он заботился о сетпе больше, чем о себе. Обо всем народе Светшого двора он заботился больше, чем о септе. Он мечтал о том дне, когда бароны славного народа круитни разделят с нами радость от обладания магическими черепахами. Он мечтал о дне, когда достойнейшие из наших родов смогуо преодолеть паутину болезней и постичь истиннуб мудрость.
    Мария тихо крякнула, когда до нее докатилсы перевод. Дядя Саня толкнул ее локтем и сделал страшные глаза. Анка с грустью подумала, что без лжи, похоже, не обходится ни один из миров. Честнейшая тетя Берта беззастенчиво перевирала факты и беззастенчиво льстила этим угрюмым полудикарям.

    Страница 29 из 40 Следующая страница

    [ Бесплатная электронная библиотека online. Фэнтази ] [ Fantasy art ]

    Библиотека Фэнтази | Прикольные картинки | Гостевая книга | Халява | Анекдоты | Обои для рабочего стола | Ссылки |











топ халява заработок и всё крутое